Я не прошу помощи, так почему ты помогаешь?

Я устал… Старые двери подъезда скрипнули, впуская внутрь человека и свежий воздух, которого не хватало в теплом пыльном и душном подъезде. Воздух был сперт, и Антон тоже попытался запереть свои чувства внутри, как он это делал постоянно последние пару месяцев. Вставая с кровати, снова хотелось лечь, не потому что она теплая или мягкая - кто обращает внимание на такие мелочи? Просыпаясь, снова хотелось спать. Антон сидел на бетонных ступеньках между вторым и третьим этажом, сегодня уже суббота, и он даже встал к первому уроку, но спускаясь, парень понял: сейчас не время идти на учебу. Какая учеба, когда ты можешь умереть. Я могу умереть… Осознание вместе со слезами накрыли парня. Он не рыдал, не захлебывался в истерике и не всхлипывал, Антон прижал кулаки к глазам, словно слезы могут прожечь его кожу, если скатятся горячими дорожками по щекам. Время — мой главный враг, а я иду в школу… Драматичность момента заставила Шастуна засмеяться в полный голос, который отраженным совсем не понравился парню своим безумием. Антон покрутил кольца на руках, он давно перестал обращать внимание на то, что именно надевает на свои руки. Холод ступенек в марте чувствуется особенно сильно, а ведь мама всегда говорит не сидеть на бетоне! Шастун улыбнулся мыслям, кажется, он готов пойти к третьему уроку, но не пойдет — на последние два смысла нет. Суббота была единственным днем, когда в девятом классе нет математики. Раньше это бы обрадовало Антона, но сейчас ему хотелось зайти в светлый серый класс, сесть за парту и слушать Попова, удивительно, учитывая, что у Шастуна всего два дня вел Арсений Сергеевич, в один из которых парень вылетел из класса в первые десять минут. Конечно, покинул кабинет он по собственной воле, но потом пожалел. Еще одно странное событие: в круговороте произошедшего Антон успевал думать об учебе, которую не просто прогуливал а… — Игнорирует безобразным образом! Девятый класс! — директор выплюнул эти слова в лица учителей, что собрались в маленьком кабинете на педсовете. Даже не будучи учителем русского, Арсений поморщился от такого грубого каламбура в словах директора. — Классный руководитель девятого класса! Еще совсем молодая девушка, лет двадцати семи, подняла свои карие глаза на рассерженного директора: — Вовремя мы подняли вопрос, я сегодня собиралась сказать, что беру декретный отпуск, — она улыбнулась и погладила внушительный живот. Арсений мысленно прикинул на каком она месяце, не меньше восьмого, тогда почему она работает до сих пор, если должна была уйти еще до нового года? — Можете прямо сейчас подписать бумаги, и я пойду, у меня уже закончился последний урок. — Конечно, Анна Павловна, — тон директора совсем изменился, он вытер слюну с губ, поправил прическу из тонких редких волос и, подписав все необходимое, отпустил будущую молодую маму. У Арсения запершило в горле, и он покашлял. Лицо директора вновь покраснело от гнева: — Вот сколько прогуливает Антон Шастун? — то, к кому он обращался было понятно по его выпученным красным глазам, заглядывающим в душу Попову. — Я веду у него ровно неделю, но по журналу где-то два с половиной месяца он периодически пропускает, — пожал плечами математик. — Периодически он посещает школу, а прогуливает систематически! — взвизгнул директор. — У нас полная школа таких, почему мы говорим так об ученике, который, даже пропуская, может писать контрольные на отлично? — учительница биологии, Марина Федоровна, вовсе не защищала Антона, просто ей не нравилась несправедливость - из нее вышел бы хороший адвокат, прокурор или, в крайнем случае, коммунист, но сейчас она легла грудью на амбразуру по имени Шастун. Это позабавило Арсения, и он ухмыльнулся: додумался же сделать это перед директором. Тот взвыл раненой гиеной и затыкал пальцем в сторону Попова: — Арсений Сергеевич, — не сказал — выплюнул! рассерженный мужчина, - весело Вам? Вот мы и решили, кого назначить классным руководителем девятого А! Такой мальчик пропадает! Печется за собственную задницу, кто же будет школу представлять там и здесь. Попов думал одно, а говорил: — Не уверен, что сейчас могу себе позволить взять класс… — начал учитель, но договорить ему не дали. — Ни слова больше, теперь он Ваш, — директор, наверно, впервые за все собрание сел на свое место во главе стола, его ноги дрожали от напряжения, а сердце покалывало от волнения. Горячие ладони закрыли глаза, которые чудом не вылетели на стол от того, как сильно он их выпучивал. — Собрание окончено, по домам. Сегодня суббота, а мы и так задержались. *** Выходные Антон провел с книгой, даже не представляя, что мог стать проблемой для Попова, который в это же время думал о том, как помочь единственному школьнику. В воскресенье вечером в инстаграм Шастуна прилетает сообщения от Арсения, он даже не верит впервые мгновения кого, Попова. Поначалу парню кажется, что учитель сошел с ума и теперь хочет сделать из Антона второго Перельмана, а что? Великих математиков не много, а не решенных задач еще целых шесть. Но, открыв сообщение, юноша удивился еще больше: 20:32 «Антон! Завтра я жду тебя ОБЯЗАТЕЛЬНО в школе! Отменяй все свои супер важные дела. А.П.» — Куда тебе до моих дел, — под нос себе пробурчал парень несколько обижено. Вытерев вспотевшие ладошки о домашние штаны, Антон застрочил ответ. 20:47 «Я собирался завтра идти, не кричите на меня» — И чего он так разволновался моей посещаемостью? — глядя в диалог, сказал парень. 20:48 «Я не кричу. Просто прошу. С некоторых пор это и моя забота А.П.» — Его забота? Дел своих не хватает? — Шастун раздраженно откинул телефон и незаметно для себя уснул. Утро понедельника выдалось суетливым, Антон почти неделю не вставал так рано и теперь чувствовал себя разбитым на миллион осколков. В попытках собрать самого себя, он почистил зубы, позавтракал и даже оделся. Несмотря на то, что собирался парень быстро, как ему самому казалось, он опоздал больше чем пятнадцать минут. — И почему по понедельникам нужно ставить математику первым уроком? — с сожалением выдохнул Шастун, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Перед кабинетом 26 ученик выдохнул и привел дыхание в норму: — Можно? — Можно не опаздывать, Шастун, — едко, не глядя на вошедшего, ответил учитель, — я тут уже пол урока распинаюсь перед твоими одноклассниками, что я ваш новый классный руководитель, а ты мне тут здрасте, хотя о чем это я? Ты даже не поздоровался. Попов был не в духе, он вообще думал, что Антон не придет, несмотря на все свои обещания. Однако после сказанного Арсений пожалел о резкости тона, которым ошпарил ученика. — Садись на место, зайдешь сегодня после уроков, и никакие отмазки не принимаются. Учителя скоро забудут, как ты выглядишь. Плюхнувшись за свою третью парту, Шастун очень выразительно посмотрел на Димку. — Не поверишь, но за те десять минут, что тебя не было, произошло очень много. Арсений Сергеевич наш классный и он собирается взяться за дисциплину, типа школьной формы, опозданий и прогулов, — Позов хмыкнул на последних словах, Антон в рваных джинсах и черной толстовке, вечно опаздывающий или вообще не приходящий на занятия, был воплощением худшего ученика в глазах математика в мыслях Димы. — Бесполезно объяснять вам новую тему, когда дело касается геометрии, поэтому проверим домашнюю и начнем учить формулы к экзамену, которые вы уже должны бы знать, — Антон отвернулся от друга и внимательно посмотрел на учителя, он впервые сидел на геометрии у Попова. Сегодня, между прочим, очень молодой учитель, которому было всего около двадцати пяти, выглядел особенно уставшим и парень не хотел его злить, наоборот мужчину было жаль. — Кто хочет спасти одноклассников, выйти и объяснить домашние задачи? Смелее, их было всего две. Шастун тяжко вздохнул: он в глаза не видел эти задачи и даже не представлял, в какой куче хлама в его комнате лежит учебник геометрии, но желание помочь Арсению Сергеевичу взяло верх. И когда я стал таким сентиментальным…? — Я могу, только у меня учебника нет, — ученик поднял руку, что несколько озадачило математика, только недавно парень вылетает из класса из-за нежелания что-либо делать около доски, а сейчас руку поднимает, весело тут, однако. — Возьми у меня учебник, задача 231 и 239, — учитель словно намекал, что знает о невыполненном домашнем, хотя Антону было все равно на это. Он протянул руку, чтобы взять учебник у Арсения Сергеевича. Теплые пальцы учителя на краткий миг были накрыты ледяными Шастуна, тот от неожиданности слишком резко дернул на себя книжку, отчего она упала на пол с гулким стуком. В классе стало тихо, все следили за этим маленьким действом. — Извините? — почему это не звучит как извинение, Антон так и не смог понять. — За что? — так же тихо спросил Попов. — Так отлично, задача 231 — пример самого легкого задания, любой дурак решил бы это по щелчку пальцев, — как и всегда, выход Антона к доске обещал стать маленьким спектаклем одного актера, — но раз вам нужно все объяснять, так уж и быть. Через две минуты порхания пальцев с зажатым мелом по доске задача была решена и по ходу решения объяснена. — Как я говорил — нет ничего проще задач на окружности! — еще через три минуты экспрессивно закончил ученик. Сегодня он не тянул время, поэтому до конца урока было чуть меньше двадцати минут. Арсению нравилось смотреть, как Антон юморит в легкой форме рассказывая не самую понятную тему. Парень шутил, смеялся, улыбался, но при этом делал все правильно и быстро. — Отлично, может, ты поможешь своим одноклассникам вспомнить теорему Пифагора? — О, ну это точно они знают, начните повторять с чего-нибудь более пугающего, вроде теоремы косинусов, — легко ответил ученик, проходя к своей парте и облегченно усаживаясь за нее. Он устал за те жалкие пять минут около доски, очень устал. — Ее просто нужно выучить, там даже понимать не надо, — нахмурился учитель, что-то обдумывая. — Поверьте, если в задаче есть тригонометрия, то она решается хуже, — подмигнул классу Антон, иногда он помогал ребятам со сложными темами, поэтому хорошо знал их слабые места. Остаток урока прошел в ленивом повторении, Антон не спал, но его скучающий вид и закрытая тетрадь говорили о многом. На перемене друзья пошли курить, хотя курил только Шастун, но за компанию ходили и Серый с Позовым. — Что у вас с Поповым? — недовольно спросил Матвиенко. Антон свел брови к переносице пытаясь понять, что имеет в виду его армянский друг. — Вы с ним так переглядывались, а потом шептались. Вы хорошо знакомы? — Вообще не представляю о чем ты. Я у него шепотом прощения попросил, — слегка пожимая плечами, отозвался парень. — За что прощение? — теперь уже очередь Димы не понимать происходящее. Антон задумался, и правда, он всего лишь случайно дотронулся до руки Арсения, зачем извиняться? Но предательский румянец мазнул по щекам, выдавая смущение. Это заметил только Позов, который решил никак не комментировать реакцию друга. — Можно мне спокойно покурить? — Шастун сделал, наверно, самую глубокую затяжку в своей жизни, которая, несмотря на стаж, обожгла легкие. Идти после тяжелого дня и седьмого урока к Арсению Сергеевичу не хотелось. Целый день в школе, ведь Антон пришел не к третьему и не к четвертому, утомил парня. Прекрасная прохлада скользнула за шиворот толстовки, когда юноша зашел в кабинет математике, это расслабило его и он со стоном сел на стул, голова с прикрытыми глазами тут же опустилась на парту: — Откуда в Питере такое яркое солнце? — лениво пробубнил Шастун, так и не открывая глаз. Арсений за учительским столом, до этого не обращавший внимание на парня, услышав слова, приподнял голову от стопки тетрадок: — О чем ты? — Что вы слишком ярко светите, — Антон хрипло рассмеялся, смотря на озадаченного Попова, парень быстро встрепенулся увидев ступор Арсения, — О боги, меня же директор убьет: я сломал учителя математики… — Кстати, почему ты пропускаешь постоянно? Директор не доволен тобой, раз ты его вспомнил, — Антон сел ровно, поза выдавала бурю внутренних чувств. — Мне в принципе насра… все равно, — Шастун прищурился, — директор преследует эгоистичные мысли, я для него лишь фон. — Хорошо, в таком случае поверь мне, я преследую неэгоистичные мысли. Скоро каникулы, а тебя могут не аттестовать из-за пропуска пятидесяти процентов занятий. Некоторые учителя прикрывают тебя, не ставят энки каждый раз, но скоро за тобой будут следить строже, — Арсений сделал паузу, надеясь, что ее хватит юноше для осмысления его вдохновенной речи, — я просто хочу, чтобы ты закончил и был счастлив. Я хочу этого для всех детей, но ты умный, веселый и воспитанный, ты заслуживаешь больше многих, черт возьми! Задумайся! К несчастью, казалось бы, Арсения Антон действительно задумался. Шастун глубоко вздохнул, потом еще раз, но более поверхностно, он и сам не понимал, что с ним — такое было впервые. Парень начал дышать отрывистыми вдохами и выдохами. Ему казалось, что он задыхается. В глазах потемнело, и он накрыл покрывшееся испариной лицо руками, на которых выступили бьющиеся венки. Непонимание только еще усиливало реакцию организма на сильный стресс. Он пытался контролировать себя, но получалось плохо. Отсутствие контроля наращивало панику - замкнутый круг, из которого мучительно сложно найти выход. — Антон? Антон, — мягко позвал учитель, вставая со своего места. Он сразу узнал начавшуюся паническую атаку и теперь сильно ругал себя за такой ужасный разговор: по сути, он обвинил парня, даже не зная его, — дыши медленнее и глубже, так станет лучше. Но юноша не слышал его, он беспорядочно цеплялся руками за стол, пытался встать или наоборот сесть. — Тише, дыши глубже, у тебя гипервенциляция: ты думаешь, что воздуха нет, но его наоборот в легких слишком много, - Арсению стало страшно, он сел на соседний с парнем стул и обнял парня за плечи, — слышишь, как я дышу? Антон схватился за футболку мужчины и глубоко вздохнул его приятный запах. Тревога не отступала, но паника немного утихла. Они посидели так еще пару минут, учитель все это время говорил что-то спокойным голосом, не давая Шастуну скатиться обратно в то ужасное состояние. Наконец, Антон отстранился от мужчины, его настигла истерика, которая, как помнил Попов, может случаться после панической атаки. Шастун не мог сказать, почему плачет, скорее всего, это долго копившееся напряжение сломало его маску спокойствия. И с этим Арсений уже ничего не мог сделать, только дождаться, пока все слезы вытекут из этих глаз цвета мокрого леса. Еще пару раз всхлипнув, ученик взял себя в руки, рукавом толстовки он вытер раскрасневшиеся глаза, на ресницах которых подрагивали капельки. — Извините, вы опять стали свидетелем моей паршивой жизни, — Шастун криво усмехнулся, но, увидев серьезного учителя, добавил, — шутка. Это просто стресс, знаете, экзамены, личная жизнь, — сердце болезненно ныло, хотя обычно он спокойно говорил чушь учителям, глядя в глаза. — Ты всегда так делаешь? — Делаю как? — быть умным — это иногда прикинуться тупым. — Лжешь о том, что происходит, о своих чувствах, обо всем, даже своим друзьям. Шастун на секунду погрузился в разговор с самим собой, что-то напряженно обговаривая. — Арсений Сергеевич, если есть выбор сдаться или бороться до конца, что бы вы выбрали? — Бороться, всегда, — ответил учитель, задумавшись, Антон хоть и иносказательно, но советовался с ним, значит что-то действительно мучало его душу. — Спасибо, — Шастун улыбнулся, хотя даже искренняя улыбка на этом обескровленном лице выглядела не очень естественно. — Я бы хотел подвезти тебя до дома, - обеспокоенно предложил учитель. — Нет, не стоит, мне уже лучше. — Тогда до завтра, Антон, сегодня мы с тобой каши не сварим. — Я завтра только к третьему постараюсь прийти, — виновато ответил ученик. — Ты подставляешь меня. Я подставляю себя…