Мой лунный свет

      Проснулась Селин с легкой головной болью и диким желанием снова провалиться в сон. Однако, хоть плотные бежевые занавески и не пропускали солнечный свет, она догадалась, что время давно перевалило за полдень. На это ей намекнул разрывающийся от сообщений телефон, на котором отчетливо виднелись пропущенные от матери и отца. А ведь она обещала набрать кого-то из них около одинадцати утра, если останется ночевать у Стейси.       Если ее не обманывала память, то ночь она провела совершенно в другом месте, поэтому фактически обещание не было нарушено… Фолл тут же прервала этот странный поток мыслей, который был ей свойствен ещё в нежном подростковом возрасте, и потянулась за телефоном.       Хотелось позвонить, сообщив, что вечер прошел отлично, но разумно решив, что врать в таком состоянии у нее нормально не получится, она быстро написала сообщение с извинениями.       Им лучше не знать, что вместо веселой дискотеки и задушевной ночевки со Стейси... они встретили голодного вампира, и если бы не Виктор… Виктор!       От одного упоминания его имени у нее еще больше разболелась голова. Селин пыталась вспомнить, что произошло вчера, но, видимо, после того, как он, успокаивая, уложил ее спать, ничего и не было. На это указывали нетронутые простыни на второй половине кровати. Видимо, он не остался с ней, как обещал. Почему-то именно эта догадка принесла ей высшую степень досады.       Натянув на себя вежливо предоставленный халат (и откуда у Ван Арта дома был женский размер?), она уже думала спустится вниз, чтобы справиться о здоровье подруги. Но помедлила, заметив на столике записку, написанную размашистым почерком. «Лини! Я бы хотела пошутить о том, что ты не бросила меня пьяную под клубом, но что-то у меня совсем мало сил. Никогда раньше у меня не было такого жуткого похмелья! Виктор, он, кстати, красавчик — неудивительно, что он тебе так понравился – мне все объяснил. Мне так неловко, что тебе пришлось к нему обращаться, но должно же мое пьянство быть где-то полезным? Знаю, глупая шутка. Когда я только успела? Ничего не помню. Но это не важно, не в первый раз ведь. Не хотела тебя будить: ты так мило выглядишь, когда спишь. Виктор любезно вызвал мне такси, так что в доме будете только вы вдвоем. Я надеюсь, ты поняла намек? Должна же моя любовь к вину, хоть как-то нам помочь? Ох, ну вот опять... Короче, дерзай, Лин!»       Селин разрывалась от желания широко улыбнуться, закатить глаза и громко выругаться. Но, кажется, первая эмоция преобладала немного больше.       Собственно, она ощутила невероятное облегчение, что Стейси, несмотря на всеобщее недомогание, чувствовала себя, как обычно. Ее подруга не стала вампиром, не умерла, или, что еще хуже, не сошла с ума от всего этого. Ей пришлась по вкусу ложная информация, и Фолл была этим несказанно довольна: значит Стейси повезло жить дальше без сверхъестественной головной боли. А в том, что подобное - это очередная головная боль, Селин была уверена на все сто процентов.       Однако от осознания, что остались с Виктором вдвоем, кидало в дрожь. Трудно было судить о том, что его поступок значил вчера вечером. На ее длинную тираду, это мгновенное признание в любви, он ничего не ответил. Лишь обнял и сказал пару ободряющих слов. Как ей на это реагировать – было все еще большой загадкой. И разгадывать ее, в определенном смысле, было однозначно страшно.       Выйдя из комнаты и надеясь придать самой себе уверенный вид, она направилась на поиски Ван Арта. Хотя, возможно, он спал, как и полагает вампиру, в это время суток. Подобное развитие событий вызывало надежду на побег, но совесть не позволяла ей на это решиться. Да и, честно говоря, Селин уже много лет мечтала расставить все точки над «і». Именно так поступила бы ее мама, в этом Фолл не сомневалась. Мия бы никогда не стала заниматься медленным самоуничтожением, а осталась бы честной и перед собой, и перед окружающими. Именно это больше всего восхищало Селин в отношениях ее родителей: искренность и уверенность в друг друге.       Но, видимо, ее сердце с нескрываемым мазохизмом выбирало загадочность и неуловимую романтику. И, да поможет ей Луна, Селин это нравилось.       Пройдясь по дому и не найдя ничего нужного, кроме спелых яблок на кухне, она двинулась вглубь дома. С конца длинного темного коридора слышалась музыка, и она вдруг вспомнила, что по рассказам родителей, Виктор уже много лет был кем-то вроде тайного музыкального агента. И этот небольшой факт моментально вознес его еще выше в глазах Селин. Да, кажется, свой личный запрет о безразличии она нарушила который раз подряд.       Приоткрыв деревянную дверь, девушка юркнула внутрь, стараясь остаться незамеченной, пока не сможет собраться с мыслями. Но все разумные доводы вылетели из ее головы моментально и окончательно, когда она увидела перед собой его, сосредоточено играющего что-то на синтезаторе.       Его точечный профиль, подобно греческой статуе, темные волосы, спадающие на глаза, неотрывно следящие за блестящими клавишами, — все в нем было для нее чем-то неописуемым. Таким, что ни один автор в самых диких фантазиях не опишет подобного.       — Лини? — донеслось почти не слышно за стеклом комнаты звукозаписи. — Все нормально?       Вначале она не поняла смысл вопроса, но осознала, что видимо какое-то время стояла, не моргая, наполовину не донесся яблоко до рта.       — Да! — быстро спохватилась девушка. — Просто недавно проснулась...       Он слегка кивнул, отставив инструмент, и вышел к ней. Только тогда она, сумев взять себя в руки, рассмотрела все вокруг. На полках стояли слегка покрытые пылью Грэмми и прочие награды, а стены украшали фотографии Виктора вместе со знаменитостями разных времен. От подобной невероятности у нее перехватило дыхание.       — Просто невозможно… — начала она, стараясь сдержать восторг, но, когда взгляд зацепился за определенный снимок, потеряла всякий контроль. — Элвис! Это же Элвис!       Виктор удивленно покосился на нее, но через мгновение его губы тронула одобрительная улыбка.       — Любишь слушать винтаж?       — Элвис — это не винтаж. Это вечная классика! — возмутилась она, вспоминая, что ей не раз указывали на ее «старомодные» вкусы. — Ты должен был рассказать мне раньше, что знал всех этих людей. Я бы просто засыпала тебя вопросами!       — Но зато теперь у нас появилась еще одна причина, чтобы больше разговаривать, ведь так? — неуловимый огонек мелькнул в его глазах, угасая с той же скоростью, с которой вспыхнул.       — Причина… — единственное, что вымолвила Селин, глубоко задумавшись.       На самом деле, у них были куда более важные темы для разговора. Например, что он думал о ее чувствах и что собирался со всем этим делать.       Но Виктор молчал, попутно возвращаясь к своим инструментам. Он, правда вежливо поинтересовался, не голодна ли она, как ее самочувствие, и что, возможно, ей еще хотелось бы. Селин знала, что ей нужно было только одно: чтобы он выключил свой привычный режим ментора-учителя-наседки и наконец-то заговорил о более существенных вещах.       — Виктор, — все же она прервала его речь о безобразном поведении новообращенных вампиров. — Нам нужно поговорить.       Девушка понимала, что прозвучало это, как в самой дешевой мелодраме, но уж такой намек размером со столетний дуб он точно не мог проигнорировать.       — То, что я сказала вчера…       — Лини…       — Нет, послушай меня. Все сказанное, что бы ты не думал, было правдой. Я не была пьяна, разве что самую малость напугана после случившегося, но точно в своем уме. Я просто хочу знать, — она слегка зажмурилась, чувствуя нарастающий пульс в висках. — Могу ли я на что-либо рассчитывать? Ты так туманно мне отвечал, что я не знаю, что и думать обо всем этом.       Она заглянула в его глаза, надеясь найти ответы на свои вопросы, но он резко отвернулся, сжав губы в тонкую полоску.       — Точнее, нет... так... — из ее горло вырвался хриплый смешок. — Ты ясно дал понять, что мне ничего не светит, ведь мне не стоит, как ты выразился, тратить жизнь на вечно обязанного вампира. Верно?       — Верно, — только и ответил он, отчего она крепко вцепилась ногтями в яблоко. — Я тоже говорил с тобой вчера честно и откровенно. Пусть мне бы и хотелось, чтобы те слова были блефом, однако это не так. Я действительно так думаю.       Она ожидала, что после такого ей ничего не останется, как расплакаться, а потом навсегда разочароваться в любви. Только вот, вместо режущей боли на нее вдруг навалило необъяснимое разочарование, полное удушающей пустоты.       — Все ясно, — голос звучал неестественно тихо и резко. — Тогда я лишь прошу дать мне время, чтобы разобраться с моей безответной любовью…       — Но это не значит, что я не люблю тебя в ответ, Лини, — он резко развернулся, аккуратно дотрагиваясь до ее опущенных плеч. — Ты учишь меня радоваться даже самым глупым вещам, чего я не делал уже очень много лет. Рядом с тобой я вновь чувствую себя живым, и это самое ужасное и одновременно прекрасное, что могло со мной случится.       — Тогда… — внутри нее зародилось липкое ощущение, что ей сильно не хватает воздуха. — Тогда какого черта, ты ломаешь всю эту драму?       Она хотела, чтобы ее обвинения прозвучали грозно и оскорбленно, ведь ее действительно порядком все это достало, но вышло как-то слишком мягко и лениво. Должно быть, Фолл даже в самых диких мечтах не представляла себе такого признания, отчего по телу разливалось тепло.       — Потому что нам будет очень непросто, — он продолжал смотреть в ее широко распахнутые серые глаза, а она повиновалась, обмякая в его объятьях. — И дело не только в том, что я вампир, и у меня много врагов, которые могут причинить тебе вред, чего я до дрожи боюсь. Ты дочь Мии и Макса Фоллов, Лини. Твои родные никогда не смогут нас принять.       Она уже собралась открыть рот, чтобы возразить, но он ее перебил:       — Только давай обойдемся без аллюзий на Ромео и Джульетту. Я, конечно, восхищаюсь Шекспиром, но не настолько спятил, чтобы подражать ему. Мои опасения не беспочвенны и совсем не романтичны.       Селин задумалась. Во многих аспектах он, конечно, был прав. Но в глубине души она была уверена, что родители ее поймут (разумеется, после того, как папа вместе со стаей попытается его кастрировать, а реакцию мамы вообще предугадать было нельзя, но спокойствия ждать тоже не стоило, ведь Ван Арт, как-никак, ее бывший).       Но без шуток — ее родители самые понимающие и добрые люди, которых она только знала. В какой-то момент, когда они поймут глубину и искренность их чувств, они примут их. По крайней мере, Фолл в это верила.       — Я знаю, Виктор. Но мы должны попытаться. Потому что иначе я не смогу. Не смогу дальше жить, зная, что испугалась быть с тобой. Просто не смогу.       — Я тоже, — почти шепотом вымолвил он, наклоняясь к ее лицу, настолько близко, что она чувствовала его холодное дыхание на своих пылающих щеках. — Я хочу, чтобы у нас тобой было все серьезно. Ты должна понять, что я не пойду на мимолетную интрижку. Поэтому, если ты действительно готова…       — О Луна, перестань! — она едва удержалась, чтобы не закатить глаза. — Я влюблена в тебя практически все свое осознанное существование. Я не сбегу от тебя сразу же, как только увижу твои грязные носки. Или какие там у тебя еще дурацкие привычки?       Он недоверчиво сузил глаза, но как только увидел, что Селин едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, непривычно широко улыбнулся в ответ.       — Когда я впервые понял, что не равнодушен к тебе, — наклоняясь, проговорил Виктор. — Я не знал, что делать с собой. Кажется, это был твой восемнадцатый день рождения. На тебе было то серебристое платье, и я вдруг понял, что много лет не встречал столь очаровательное создание. А может и никогда вовсе. Я действительно никогда не встречал такую, как ты. И знаю, что больше не встречу.       Она рассмеялась, чувствуя как ее поглощает смущение, неотрывно смотря на него. В тот день он казался ей не просто очаровательным, а самым прекрасным мужчиной, что она когда-либо видела. Но и за эти годы абсолютно ничего не изменилось.       А дальше она уже не помнила себя. Стены замков, которые они так тщательно выстраивали, были разрушены, и вот они предстали друг перед другом оголенные в своих мыслях, не желающие расстаться ни на одно мгновение. Когда он коснулся ее губ, Селин наконец-то обрела себя настоящую, такую открытую и готовую на любые поступки. Готовую на жизнь без оглядок назад, без запретов и грусти. Готовую на настоящую, неподдельную любовь.       Селин было абсолютно все равно, сколько времени они провели, смеясь, лаская друг друга и предаваясь моменту. Но когда часы настойчиво пробили восемь вечера, она поняла, что, хочет она этого или нет, ей пора было собираться домой.       Виктор с понимающим видом провел ее к выходу, заказав такси, пусть его глаза так и не переставали гореть красными отблесками огня. Селин не знала, куда себя деть от этого взгляда. Точнее, она прекрасно понимала, чего они оба хотят, но подобное заставит задержаться у него еще на одну ночь.       Застыв на крыльце, не желая заканчивать это дурманящий миг, Виктор притянул ее к себе на прощальный поцелуй, отпечатывая на губах Селин горьковатый винный привкус. Она откровенно пропахла его одеколоном и запахом дорогого чая, что сразу заметит папа с его нюхом оборотня, но ей было плевать. Селин хотела ощущать его каждой клеткой своего тела, отпечатывая на себе признаки его близости.       Она не чувствовала прохладного вечернего ветра, не слышала шума проезжающих на соседней улице машин. Лишь громкий и крайне возмущенный мужской голос, доносящийся неподалеку, заставил ее оглядеться.       Под кожу залезло липкое присутствие паники, а глаза расширились от удивления, когда Фолл увидела приближающегося отца и маму, что пыталась удержать его резкое наступление, схватив за руку.       Среди потока лихорадочных мыслей она вспомнила, что, погруженная в переживания о Викторе, забыла отправить напечатанное днём сообщение Мие. Она никогда раньше так идиотски не проваливалась. Потому, что родители узнали о существовании ее отношений буквально в первый день! И в этот же день, судя по виду Макса, он собирался прикончить Виктора на крыльце его собственного дома.       От подобной иронии судьбы ей захотелось рассмеяться, но показаться Виктору настолько легкомысленной в столь непростой момент совершенно не хотелось. Но, взглянув на него, она увидела, что он улыбается. Причем, так открыто и беззаботно, совсем по-юношески.       И Селин Фолл вдруг поняла, что не может противиться такому задорному настроению. И не важно, что буквально через мгновение ее ждет семейный скандал, и, возможно, выбитые окна. С Виктором Ван Артом за спиной ей было не страшно заходить в логово к огнедышащему дракону, идти на ежегодный пикник оборотней или объяснять родителям, как ее угораздило влюбиться в вампира.       Кажется, рядом с ним она тоже наконец-то почувствовала себя живой.