До больного любимое

      Луч настольной лампы боязливо окинул мутным бликом комнату и разлился лунным сиянием повсюду.       Голова болит. В неё будто всё вбивают и вбивают гвозди. Без остановки.       Осаму, с трудом разлепив веки, тут же зажмурился от резкого удара света и отвернулся. Стоп. Свет? Где он?       Пощупал руками то, на чём лежит. Мягкая ткань струилась вниз, помогая понять, где он оказался. Это точно не асфальт? Резко дёрнул ткань на себя, прощупывая под ней. Нет, не асфальт, - мягкий матрас. Чуть приоткрыв глаза, давая им привыкнуть к лёгкому полумраку, он стал рассматривать окружение, иногда убирая помятую чёлку с глаз.       Высокая деревянная тумба со множеством разнообразных ящичков игриво поблёскивала в слабом свете лампы. Повсюду скакали солнечные зайчики стеклянных склянок с самым необычным содержимым: космически-голубым, алым, как кровь, золотистым, как осенние листья… На столе лежит знакомый зелёный блокнот, который можно было разглядеть, только если очень хорошо присмотреться. Тёплое одеяло приятно обволакивало тело, отменно согревая.       Осторожно погладил голову. Потёртая марлевая повязка окольцовывала её, придерживая «заплатку». Понятно.       Напрягшись, он начал восстанавливать цепочку событий, прокручивая произошедшее в голове. Выходит, что он упал, чуть не разбил голову, потерял сознание, а всё это было лишь…       Он сглотнул, отгоняя горячие слёзы. Он вновь оказался обманут. Его опять обвели вокруг пальца. Он всё-таки остался один. А один в поле не воин…       Весь мир – серая стена,       Меркнет лучшее во мне,       Я словно тень на этой стене…       Поёжившись, он укутался в одеяло поплотнее и отвернулся к стене. Даже думать не хотелось, но засыпать вновь было жутко до мурашек.       За окном белой лужицей растеклась загадочная луна, освещая собой весь небосвод. Крупицы звёзд то и дело поблёскивали на ночном небе. Сколько сейчас времени? Час ночи? Полчетвёртого? Нет разницы. Всё равно дует. А вставать так лень… Тем более, ночная прохлада освежает.       Мысли тянучими паразитами залезали в голову, терзали разум и играли рассудком.       Зажмурившись, он сел на подоконник и открыл окно. Как же здесь высоко. И безумно красиво… Ночь – самое загадочное и любимое время дня. Новые краски, звуки и запахи. И любимое одиночество, скрашивавшее декорации мира. Прохлада, уносившая прочь всю людскую напыщенность.       Сколько, сколько нужно ждать спасенья?       Мой вечный страх и опасенья       Остаться тенью навсегда       Глубоко вдохнув, он опёрся костлявыми локтями на подоконник, положил подбородок на ладони и, перебирая забинтованными пальцами пряди, мечтательно глядел вдаль. Давненько такого дня не выдавалось – просто побыть с самим собой, ни о чём не думая, не заботясь, просто быть таким, какой есть, не боясь, что тебя из-под земли достанут.       Надеюсь, что в глазах моих       Не отразился космос из песка       Блики далёких счастливых звёзд лунной дорожкой плыли в медных озёрах сонных, потускневших глаз. Как же прекрасно… Будто ты плывёшь в этом необъятном океане спокойствия, и никогда не утонешь, ведь спокойствие – твоё спасение.       -Ты наконец проснулся! Я уже устал ждать!       Брюнет испуганно обернулся на голос и бросился с подоконника под одеяло. Кто не спит?       Дверь распахнулась, жалостно скрипнув, и из-за неё показался знакомый растрёпанный силуэт, одетый во что-то светлое…       -Неужто ангел спустился за мной? Видимо, долго ждать не пришлось, - в предвкушении прикрыл глаза Осаму.       Но обернувшись, он поразился и даже немного разочаровался. Перед ним предстал величайший детектив Йокогамы… в пушистой светлой пижаме. Да-да, именно в пушистой пижаме с облаками, такой обычный, мягкий, потрёпанный и нисколечки не заспанный – по крайней мере, это он упорно доказывал Дазаю, размахивая руками. Тот же лишь тепло улыбался, по-детски рассматривая легенду в ночи и слушая его нотации.       -Ты кричал ночью, - тон сменился на серьёзный. Изумруды глаз ожесточённо сверлили дыру в «шпале», пока тот недоумённо поглядывал на пришельца.       -Ну… Кошмар, наверное приснился, - неуверенно потёр шею бинтованный.       -Ты кричал о помощи. Ты в порядке? – не шутя спросил Рампо, медленно подойдя ближе и почти заглядывая в медные глаза.       Дазай лишь глупо усмехнулся и, надев «маску» сильного и независимого человека, отшутился:       - Мой родной, я всегда в порядке.       -Помнится, на прошлой неделе ты говорил также, а потом прятался по самым тёмным углам, был сам не свой, словно тебя что-то напугало. А ведь тебя напугать не так-то просто, - продолжал напирать зеленоглазый, не сокращая дистанцию. Надо оставлять человеку немного личного пространства, чтобы он чувствовал, что может доверять говорящему.       - Говорят, что Близнецы двуличны, не так ли? Ну вот вторая личность и появилась, - не переставал шутить Осаму. Надо как-то переубедить его. Но как переубедить того, кто намного умнее и догадливее тебя?       -А может, она всегда была? Может, ты просто её не пускал, стараясь сохранить образ сильного, гордого и опасного человека, но в то же время такого, которому можно довериться и кто поможет? Ты помогаешь кому угодно, а на себя тебе наплевать?! Ты когда последний раз заботился о себе, именно не в боевом плане?! – голос срывался почти на плаксивый, разъярённый крик. Это была гениальная уловка – направить метод «хищника» на него самого. Много ещё надо сказать, потому приходилось держаться.       Слова прозвучали громом среди ясного неба. И правда, когда?       -Сильным людям не нужна забота, они и без неё прожить ведь смогут, - подперев рукой щёку, нараспев ответил шатен.       В бой пошли козыри. Детектив обессиленно опустил руки и, наклонив голову, достаточно громко зашептал:       -Говорят, что сильные не плачут, говорят, им нипочем гроза...       Просто эти люди часто прячут красные от слёз глаза...       Говорят, что сильные всё могут, жить без тёплых слов и без любви...       Навострив уши, Дазай прислушался к словам, и они вновь поразили сердце. Откуда он это знает? Почему ему это так знакомо? Накатила тоска, и в голове будто начали точить ножи… Раз-два, раз-два. Каждое услышанное слово причиняло боль и будоражило старые раны.       А Рампо не сдавался, продолжал напирать. Ему тоже было неприятно ворошить старое, но других путей он просто не видел.       Грустный голос продолжал звучать, прогревая комнату:       -Просто эти люди с болью стонут там, где нет ушей и болтовни..       Говорят, что сильным всё даётся без усилия и без труда...       Просто этим людям удается всю усталость утаить всегда. Уронив голову на полупрозрачные руки и слабо дрожа от холода, Дазай нежным, режущим по живому шёпотом закончил за него, преодолевая себя:       -Говорят, что сильным стать не сложно, это как умножить два на два...       Говорить, конечно, всё возможно, только трудно сильным быть всегда…       Эдогава, медленно подойдя к кровати и сев на её край, ладонями приподнял лицо брюнета. В болезненно жёлтом свете лампочки он казался ещё более измождённым, худым и безнадёжным. Глубокие, почти фиолетовые мешки под глазами выдавали те бессонные ночи, которые он проводил, копаясь в своей вселенной в поисках мусора, а не находя его, боялся, что пропустил его, и начинал заново, попутно придумывая себе недостатки, чтобы казаться нормальным. Дрожащие зрачки и очень тяжёлый взгляд сильно потрясали даже подготовленного - настолько серьёзным и уставшим Осаму не видел никто. Он просто мастерски это прятал, а ночью, смывая «грим», укутывался в одеяло и желал больше не проснуться. Не просто так – хочу и всё – а потому, что устал. Устал быть таким, неся за собой груз прошлого. Прошлого себя в новый мир. Устал просыпаться ночью от очередного кошмара, тяжело дыша и теряя пол под ногами, совершенно не осознавая себя. Тонкая, бледная, забинтованная кожа повидала многое и больше не хотела показываться миру – никому не нужны истории о мучениях. Складывалось ощущение, что Дазай – лишь бездушная безумная машина для убийств, что может придумать самый гениальный план за доли секунды, без тени волнения идти по головам и беспрекословно выполнять приказы. Но многие забывали, что он – живой человек со своими мыслями и переживаниями. Та жизнь его поломала так, как порой не ломает ни война, ни пытки. Он не безумец, он – заложник обстоятельств. Ему пришлось стать таким, чтобы выжить.       -Дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте… - с грустной усмешкой губами напевал Осаму, глядя куда-то сквозь сладкоежку.       -Через тернии, провода, - в небо, только б не мучаться, - подхватил Эдогава, глядя прямо в медные озёра с тёплой улыбкой. Его голос больше не звучал надменно. Он успокаивал, словно уводил в чудесную сказку с хорошим концом. Он казался ангелом во плоти, что спустился спасти его.       Дазай задрожал сильнее, чуть подёргиваясь. Он чувствовал себя беззащитным, как маленький ягнёнок. Он нашёл человека, которому можно открыться, не боясь. В глазах защипало, он тут же часто заморгал, чтобы не плакать прямо сейчас. Подавшись вперёд, он продолжил:       -Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком…       Два тёплых голоса пели в непроглядной тьме, прерываемой лишь дёрганым светом лампы:       -Разрыдаюсь косым дождём знаешь, я так соскучился!       Знаешь, я так соскучился.       -Знаешь, я так соскучился, - всхлипывая, допел брюнет, обессиленно упав зеленоглазому на плечо и заплакав навзрыд. Ему стало так легко на душе…       Тот же лишь нежно обнял его и, поглаживая по спине, прошептал, поцеловав мягкие, струящиеся волосы:       -Мне это тоже знакомо. Я понимаю твою боль. Я всегда буду с тобой. Я тебя никогда не оставлю в неизвестности. Я буду с тобой до конца.       Тихий ночной бриз, слегка колыша листву, будто подтверждал слова. Луна нежно освещала счастье, что нашло свои части.       Они не останутся одни.