(Не)много любви босяку, не ведавшему ее

Цзинь Гуанъяо был готов позорно расплакаться. Сдерживали только звание и знание того, что от этого лучше ему не станет. Он только сильнее возненавидит сам себя. Вот что ему так не везло?! Ненавистный брат умер девять лет назад, умер познав чувство любви и нужности, а для самого Яо единственная польза от него оказалась только в том, что он оставил сына… Но даже ему Гуанъяо был почти не нужен, потому что он пропадал три четверти года или в Гусу или в Пристани Лотоса! И вроде отношения между ними были хорошими, даже очень, но такое отношение было задевающим. Мо Сюаньюй призвал в себя Старейшину Илина и благополучно слинял год назад в Гусу к Лань Чжаню. В Гусу. Проклятое Гусу отнимало у него всех, кому он сколь-нибудь мог просто выговориться! Там же был эргэ, и он приглашал его в гости каждый год, но двух недель там было слишком мало, чтобы удовлетворить жажду внимания к себе, которую испытывал молодой мужчина. Он был брошен отцом и недолюблен в детстве, конечно он захочет любви и внимания! Не Минцзюэ был идеалом Гуанъяо, за ним он мог наблюдать бесконечно, на его чувства даже ответили… НО И ТУТ ЕГО ОБЛАМЫВАЛИ! И опять Облачные Глубины каким-то макаром впихнулись — если бы Хуайсана не заваливали раз за разом в Гусу, Минцзюэ не третировал бы его и приезжал бы чаще к нему, а не в оплот благочестия! Хуайсана и Гусу Мэн Яо ненавидел всей душой. Они отнимали у него внимание братьев и племянника, а он не желал делиться ими. Он только-только избавился от отца, который его ненавидел! Сюэ Ян был его почти другом. Почти потому что они не доверяли друг другу сокровенного и не открывали друг другу душ. Но они понимали друг друга, лишенные любви и положительного внимания к себе. Для всех они были или инструментом, или нежеланными… Это объединяло, делая их отношения менее напряжёнными. Но потом он сбежал. Сбежал, с боем вырывая себе свободу для непонятной Яо цели. Он ведь ещё буквально накануне спокойно работал и даже хвастался успехами! А теперь он довольный семьянин, судя по доносам. Детей, вон, родил. Глаза в результате своему даочжану и себе вернул. А его партнёр снова отбывает в Облачные Глубины третировать Хуайсана (который его обошёл не только в количестве времени с главой Цинхэ Не, но и в росте) и шлёт ему извинения за то, что он снова не приедет. Да на кой ему нужны его извинения?! Ему он сам нужен! Позарез прямо! Малыш Жулань заглянул к нему в комнату и сообщил о том, что дядя Чен просит его снова отправится в орден Гусу на обучение и о том, что он хочет познакомиться с дядей Усянем. Он ведь уже сказал, что жизнь несправедлива к нему? Ему хотелось отомстить. Жутко хотелось. Он желал наконец привлечь к себе внимание, так может, найдется и для него «даочжан Сяо» который приструнит его лаской и любовью? Можно даже не даочжана, можно всего-то седьмого красавца… Ему нужен был Сюэ Ян. Плевать что он теперь Сяо, для него он всегда будет Сюэ. Ну, по крайней мере, пока он сам не станет замужним человеком. А то что это получается — лепестки его хризантемы разворошили, попортили, а замуж не позвали! И в этом жизнь тоже была несправедлива к главе Ордена Ланьлин Цзинь. Он, в конце концов, третий десяток лет уже живёт, все порядочные люди в это время детей имеют и не одних, а он даже племянника воспитывать не может толком. Потому что его отнимают у него. Ну, а Сюэ Ян уж точно сможет расшевелить болото заклинателей, забывших о Гуанъяо и ему самому надо будет только правильно дёрнуть за ниточки, управляющие этим человеком. Зря никто не следил за отлучками Яна в лес. Зря слежка сосредоточилась на похоронном доме и детях четы Сяо.

***

Босяк из Куйджоу возвращался с мужем на Шуанхуа в город, довольно прижимаясь к его груди и щурясь от удовольствия. Был уже вечер, оставалось поужинать, поиграть с малышами и лечь спать. Сегодня им надо было слетать в соседний город, потому что там было сосредоточие Тёмной энергии, которую Ян теперь чувствовал, как Синчень свою ци. Ну и они решили помочь, оставив детей «тёте Цин». Детям было уже два с половиной года, жизнь нашла свое определенное русло и из него не вытекала, что было логично для такого тихого места, как город И. До него очень долго доходили любые новости. Они даже о возвращении Старейшины Илина до сих пор не знали, хотя тот уже год как осел в теле Мо Сюянюя. Дома их ждало тело А-Цин, потерявшей сознание и явно не самостоятельно, судя по куче следов на земле. Детей не было ни в доме, ни во дворе, а в городе никто их не видел. Цзычень сегодня как на зло весь день провел на рынке и ничего не знал о пропаже Нинлинь и Чэньчжи. В начале Синчень предположил, что дети ушли гулять, но состояние А-Цин говорило об обратном. Ян констатировал отравление ядом, который он сам же и создал! Нет, не трупным, хоть что-то хорошее, но девчонке очень повезло, что у нее было мизерное золотое ядро, выпестованное в ней тремя заклинателями за три года медитаций. Его всë ещё не хватило бы почти ни на что, но яд при контакте с духовной энергией становился просто сильнейшим снотворным и главное было вывести ее из сна. Приготовление противоядия от этого яда не дало босяку сорваться в истерику сразу же, хотя он был крайне сильно выбит из колеи, внутри закипала подзабытая ненависть, выливаясь в злость и притягивание мертвецов из леса. На улицах послышались крики людей и Синченю пришлось прикусить ушки любимого, начать лёгкие, но болезненные ласки, потому что эти эмоции могла перекрыть только похоть. С губ юноши сорвался стон, но мертвецы продолжили обход города, а сам Ян связал свое зрение с их. Но детей не было ни на одной улице, а самоубийц в городе не было — все знали Чэньчжи и его сестру и вернули бы их домой, если бы они пришли к кому-то. По приказу Чэнмея нечисть вернулась в лес, возвращаясь в свои места обитания. Теперь ему подчинялись не только мертвецы… На месте корзинок, в которых дети хранили игрушки, нашлись белые пионы и золотые шелковые одежды. Синчень далеко не сразу понял, почему его любимый взревел имя Гуанъяо и начал обещать ему все мыслимые и не мыслимые (а немыслимые-ли?) кары и был готов прямо сейчас встать на Цзянзяй, но вспомнил что его золотое ядро растворилось в детях (видимо), и потому кинулся к мужу, требуя от него скорейшего наступления на Ланьлин. Гуанъяо. Тот, кто прикрывал его любимого от кар, пока он был приглашённым адептом. Видно, зря он не расспрашивал босяка о прошлом. Но нашло их даже тут… — Нет. — Ян побледнел, не веря, что слышит отказ своему требованию. Между прочим более чем обоснованному требованию — у них украли детей! А Синчень выглядел вполне спокойно, хотя по паре деталей и можно было понять, как он нервничает. — В начале ты расскажешь мне всё, что тебя связывало с орденом Ланьлин Цзинь. Я уже давно понял, что ты там был не просто приглашенным учеником. Чэнмей только сильнее побледнел, но его супруг говорил таким тоном, что было ясно — он и правда будет ждать от него ответа и возможно начнет применять санкции, если его приказ не выполнят. Обычно ситуации в которых они применялись были безумно важными — пришлось объяснять, каким образом по городу прошлась толпа мертвецов (Ян отправил их на рынок, даже оставив для них на пороге деньги, потому что не хотел никуда идти в холодный день, вот только жители города перепугались и даочжан его на неделю оставил без сладкого и дальше объятий не заходил. Наказал и себя, по сути. И обосновал это тем, что заслуживает наказания за то, что недоглядел). Был случай, когда пришлось объяснять, почему у них в небольшом сарае лаборатория и почему у Яна словно отмерла кожа на подушечках пальцев. Трупный яд, как показалось тёмному заклинателю, можно было переработать и получить совсем другие свойства. Правда эксперимент оказался неудачным и он обжëгся о получившуюся кислоту. С тех пор в лаборатории Ян работал только в перчатках, записывая в начале все, что собирается делать и сдавая записи супругу. А до этого был переселëн спать на пол. Просыпался всë равно не один, но даже это уязвляло Яна и он слушался. Но теперь, судя по всему, одним отлучением от секса или лишением сладкого он не отделается. Да и нет времени у них на такие тëрки. Чэнмей не представлял, что Яо может начать делать с малышами, если он не бросится к нему сразу, как найдет пропажу. Тот явно подгадал время. Знал, когда их нет дома, кто самое слабое звено в их семье после самих крох. И его люди не показались на глаза никому в городе. Опрос, который провёл Сун Лань, пока ничего не давал. — Почему ты хочешь об этом знать? — он попытался увильнуть от ответа, не желая раскрывать свои преступления. Нет, у него были оправдания, но в свете прожитых лет под одной крышей с даосом он понимал, что далеко не все из его отмазок были бы достаточно весомым, чтобы перекрыть то, что он делал с людьми. — Потому что мне нужно понимать, что именно связывало тебя с этим орденом. Тогда мы сможем лучше скоординировать наши действия. И потому, что я давно хочу узнать тебя целиком. Я знаю, что ты далеко не невинный ангел, которым пытаешься казаться сейчас, и которым пытался казаться в свое время. Знаю, что ты жесток и часто мог преувеличить чужую вину в угоду желаниям. И что ты наверняка не просто так много лет не был никем пойман. — Синчень взял чужие руки, сел на кровати, и посадил супруга к себе на колени, смотря ему в лицо снизу вверх. По хорошему, стоило бы сделать наоборот, чтобы тёмный заклинатель не мог легко уйти, но даочжан именно этим и показывал, что он все-равно доверяет ему. — Я знаю все это, но продолжаю любить тебя. Разве этого мало? Будь ты по преступлениям равен клану Вэнь — ты будешь для меня моим Ян-Яном, я не стану любить тебя меньше. Но ты должен рассказать мне всё. — пожалуй, это было самым большим до сих пор не открытым ему пятном в жизни Сюэ Яна. И от того Синчень сразу постарался показать, что их отношения уже не изменить никому и ничему. И Ян стал говорить. Рассказал о том, как встретил в одном из селений незаконнорожденного сына Цзинь Гуаншаня. Тот застал его эксперименты с трупом, тот заинтересовался им. Ему хотелось снова сделать что-то в пику отцу, который вечно ставил ему в пример своего сына от законной супруги и племянника. Интерес Мэн Яо дошел до того, что Ян был допущен к найденной Инской печати Старейшины Илина, а после им заинтересовался и глава клана Цзинь. Само собой, Сюэ Яну было приятно ощущать себя объектом интереса одного из великих орденов и он сказал, что сможет восстановить вторую половину печати. Оба любителя власти с киноварью на лбу поддержали исследователя. Он был приглашен в Ланьлин как заклинатель со способностями, тем более это и правда было так, чтобы его присутствие на территории было обосновано. Ему выделили дом с огромным подвалом, в котором не могли засечь его эксперименты. Сюэ Ян по натуре любил изучать что-то, а тёмная энергия и её возможности были для него великолепным полем для исследования. Создать вторую половину печати за возможность есть сладкое и заниматься любимым делом для него было не сложно. Тем более это было и в его сфере интересов. По началу ему находили уже мертвые тела. Потом его аппетиты, как исследователя, стали больше и ему стали отдавать осуждённых на казнь преступников, вот только… Потом Гуаншань и Гуанъяо стали таковыми делать людей с малейшими подозрениями, чтобы их ручному тёмному заклинателю было, с чем работать. И Ян знал об этом. Но ему было… Плевать. Ему давали материал и он его использовал. Так же он думал даже когда даочжан Сяо хотел его переубедить. Но уже тогда к его ненависти ко всему миру примешалось желание обладать тем, кто покупал ему конфеты. Тем, кто смеялся над его шутками и улыбался так, что в груди разливалось непонятное тепло. А потом он отправился убить клан Чан, чтобы отомстить за свой палец и попался глупейшим образом тем же самым даосам. И он открыто для самого себя загорелся интересом по отношению к Синченю. В Ланьлине его оправдали, что было ожидаемо. Цзиням пришлось хорошенько извернуться, но марионетка была очищена от обвинений, а Сюэ Ян вернулся к экспериментам. Вот только теперь он стал следить за слухами о даосе в белом и сильно возненавидел Сун Ланя, что не только ударил его до крови, но и уводил Синченя все дальше от Ланьлина, хотя тот вроде даже хотел остаться на время в городе и пообщаться с юношей. Это Ян сам подслушал на постоялом дворе. И из ревности Ян сделал то, что сделал. Попытался отвадить Цзыченя от того, к кому воспылал чувствами, или хотя бы сделать так, чтобы он лишился права голоса и был вынужден делать то, что делает Синчень. А там тот вернулся бы в Ланьлин, как и хотел, и они встретились бы. Вот только все пошло совсем не по плану и Ян был в бешенстве, узнав о том, что заботливый даочжан слеп. Его работа была почти закончена, печать требовала пару штрихов, но отдавать плод своих трудов юноша не хотел. Только этого не хватало. Ещё заперли бы или убили бы как сообщника. Он прекрасно знал отношение Мэн Яо к другим своим пешкам и он сомневался, что их разговоры за чашами вина по вечерам как-то выделяли его из остальных. И сбежал вместе с печатью. Саму Инскую печать последователь Тёмного пути тоже показал даосу. Она была зарыта в корнях дерева во дворе их дома. На первый взгляд простая печать, даже энергии от нее не ощущалось. Только вот стоило Яну пропустить немного тёмной силы через нее, как Синчень ощутил эту энергию в увеличенном многократно объёме. Вещь упрощала управление энергией, но в то же время ослабляла волю, делая использовавшего её более уязвимым перед искажением ци. Человеку было проще сойти с ума от ощущения власти. И второго клана Вэнь даже пофигисту Сюэ Яну было не надо. Побег дался парню тяжело, его не хотели отпускать по приказу не Гуанъяо, — Гуаншаня. Все было так, как Ян и ожидал. Потому-то он и был так потрëпан, когда сбежал наугад в сторону города И. Кто же знал, что его желание найти даочжана и ощутить его ласку напоследок окажется исполненным? — Как-то так. — нервно усмехнулся Ян, ещё довольно коротко рассказав обо всем, вот только было уже далеко за полночь. А-Цин пришла в себя в другой комнате и сейчас её успокаивал Сун Лань, потому что еë тоже захватила паника из-за пропажи почти племянников. Только вместе с тем она ощущала вину за то, что позволила украсть малышей. И слова Цзыченя явно еë не успокаивали. Чэнмей закусил губу, вспоминая теперь уже лица малышей, а не прошлое. Но злость слегка улеглась. Слегка. Теперь он не хотел уничтожить весь орден, воспользовавшись печатью. Теперь он всего лишь хотел выпотрошить на глазах Гуанъяо его племянника (как бы не было жаль кроху Жуланя), а после его самого, и повторять это раз за разом, поднимая их тела. — Они пытались убить тебя, А-Цин. Они знали, что ты не заклинательница и использовали яд, который убивает простых людей и становится условно безвреден для обладающих духовной силой. Не будь у меня противоядия — ты просто спала бы, пока не умерла от истощения. — говорить это казалось чем-то немыслимым. Но руки, обнимающие его за талию и плечи не давали совести загрызть молодого человека. Будь это кто другой он бы не переживал, но сейчас его яд навредил довольно близкому ему человеку — А-Цин была для него как сестра, членом семьи, которого он был готов защищать, в отличии от Цзыченя. Да, он не отдал бы за нее жизнь, как за мужа или детей, но всë равно стремился бы чуть что спасти. — Ты ни в чем не виновата. Это я не должен был расслабляться. — мысли о том, что он жалок прервал укус в плечо. Вовремя… — Утром мы все летим в Гусу. Это не обсуждается. Соберём самое необходимое и важное дома. А-Лань, ты полетишь с А-Цин. Она не удержится одна на Цзянцзае. — все несколько удивлëнно посмотрели на даочжана, что всегда был против выходов туда, где Яна знали. Да и в целом выходов далеко от дома. Никто не любил суеты вокруг себя. — Почему в Гусу? Это даже не рядом с Ланьлином. — Сун Лань первым задал вопрос, Слепышка ничего не понимала, но главу семьи послушалась и стала собирать мелочи, в которые игрались детки, свои любимые одежды, собрала запасы провизии, что у них оставались. Синчень подарил ей на новый год мешочек цянькунь, потому проблем с хранением кучи вещей не возникало, а вот с её мастерством использования вещи — вполне. — Мы будем дураками, если отправимся туда. Если им нужен Ян-Ян, значит нас будут ждать. Я против его работы на Ланьлин. В Ордене Гусу Лань Ханьгуан-цзюнь, он поддержал Старейшину Илина, а значит вряд ли будет негативно настроен к тёмному заклинателю. К тому же, как правильно заметил Ян — возможности тёмной силы можно повернуть на пользу, но они запрещены. Клан Гусу славится сильными заклинателями, а так же своим влиянием. Если стать вассальным кланом, который будет заниматься просвещением под руководством клана Гусу можно будет и защитить людей от ошибочных суждений о Тёмном пути, и, возможно, очистить Яна от обвинений. — никто не понимал, как это связано с Гуанъяо, босяк слегка нахмурил брови. Пока ему совсем не нравилось то, к чему клонит любимый человек. — У Мэн Яо два названных брата. Не Минцзюэ и Лань Сичень. Хочешь просить о помощи у Цзэу-Цзюня? — высказал он предположение. — Верно. Он уже знает тебя, и как помнится мне — он не был настроен категорично против тебя, а вот глава ордена Цинхэ Не был менее рад твоему оправданию. В клане Юньмэн нас не будут даже слушать. — Ян повел плечами, всё ещё недовольный этим планом. Но ведь Синчень уверен в своих силах, так чего ему бояться? — В Гусу могут потребовать наказание для него за его прошлые деяния. — напомнил Цзычень, присоединяясь к обсуждению. — Плевать. Если исполнять наказание, даже дисциплинарным кнутом, будет Синчень — я вытерплю. Если это поможет вернуть детей — я готов. Заодно покажу, что я управляемый. — было видно, что ему мерзко говорить это, это было противно всему его существу, он не желал показывать свои слабости, но здравый смысл говорил о том, что если его слабости и так найдены — лучше вывернуть их им на пользу. Он очень легко управляем через Синченя. И его взгляды на мир вполне совпадали с правилами Гусу. В этом проблем не будет. К тому же… Вассальный клан это клан. Орден. Мечта даочжана может сбыться, а он, возможно, сможет увидеть спустя десятилетия то, как ученики используют его знания и умения, и какая то жажда признания внутри была воодушевлена этим. — Ты уверен? — Синчень только слышал о наказании дисциплинарным кнутом, но реакция Цзыченя на эти слова говорила о том, что его любимый готов на что-то страшное… — Да его ударов десять убьют! А это минимальное количество. Его не выдерживают порой сильные заклинатели, а у Яна даже ядра нет! — Сун Лань уже год как вполне спокойно относится к сопернику. Главное Синчень счастлив, и Ян и правда вел себя… прилично. — А-Ян? — Синчень нахмурился только сильнее от этого, не желая потерять любимого человека в случае чего. — Поделом значит. — он встал с коленей любимого и ушёл, не желая сейчас ни с кем обсуждать это. Он стал слишком открытым, его это бесило, особенно в преддверии грядущего отправления на поклон в самый праведный клан. Цзянзай кружил в его руках словно бы как прежде, но он до сих пор удерживался лишь руками, оттягивая невыносимо сильно руку вниз… Заклинатель по прежнему мог говорить с оружием, что было странно, но не мог использовать его как заклинатель. Это тоже делало его уязвимым. И, хоть мертвецы по прежнему падали под его руками, он уже не ощущал себя тем заклинателем, которого все представляли, слыша это слово. С тихим рыком он раскидал свои груши для битья с поля ударом полусырой силы, как по лесенке проходя по сгустившейся силе на высокое дерево. Это требовало гораздо большей концентрации, нежели полет на мече и потому были ненадёжно, он и не использовал это как способ полета. Просто сейчас ему нужно было ощутить себя сильным для самого себя. Доказать, что он не тряпка и что он действительно вытерпит любое наказание, если его любимый исполнит его и если это вернёт его детей хотя бы Синченю. Супруг обещал ему жить для их общих малышей, а он свои обещания держал. С улыбкой Ян ощутил, как к нему на дерево забрался любимый, поцеловал его в щеку и попросил пойти с ним спать. И как ему можно отказать? Тем более он и правда устал, его вымотала дневная охота на нечисть (которая в его исполнении была не охотой вовсе), дальнейшие переживания, приготовление противоядия и выплескивание гнева на нежить. — До Гусу отсюда дня четыре на мечах с двойным весом. Чем скорее выберемся — тем лучше. — ласково прошептал даос на его ушко, когда они пришли домой. А после мужья устроились в кровати и Чэнмей оцепил их дом тёмным контуром, потому что теперь о бдительности забывать было нельзя. Сяо Синчень потребовал, чтобы Ян сменил одежду в ближайшем городе. Его привычная была бы слишком приметной на землях великих орденов, и под недовольный взгляд тёмного заклинателя его облачили в снежно белые нижние одежды, ханьфу черного цвета с ярко красной окантовкой, из-под которого выглядывало белье. Фасон сильно отличался от привычного юноше, он лучше прикрывал грудь, нежели любимые им летние одежды с грязно-красными плечами. Эти напоминали одежду Старейшины Илина цветовой гаммой, но Синчень добавил больше, много больше белого. И на нижних одеждах и на поясе. И в волосах была белая лента. Красная бусина была теперь в компании более мелких черных на руке как украшение. — Меня теперь в любой толпе видно. На пару с тобой. Нет чтобы одеться как все? — босяк из Куйджоу не любил внимания кого попало, а уж сейчас и подавно. — Нет. И ты моя «супруга», а значит мне решать, как тебя одеть. — Ян вспыхнул. Ещё бы, почти четыре года об этом никто не вспоминал, а тут на-те вам. Хотя, если брать во внимание белые одежды Синченя, быть незаметными им не светило совсем. Слепышка от таких слов только посмеялась, а Цзычень не сдержал улыбки. Даочжану Сяо пришлось подкупать Яна пирожными, чтобы тот не дулся на него. Впрочем, выдвинулись в путь они вовремя, хоть и выглядели снизу наверняка поразительно — хрупкая девушка в руках далеко не хрупкого даоса в тёмных одеждах, а с ними невероятно выделяющиеся своей красотой два заклинателя: один в белом, а другой в трёхцветных одеждах, на удивление гармонирующих с белоснежными одеждами первого. Чем ближе они были к землям великих орденов, тем больше нового они узнали. Оказалось, что Гуанъяо теперь глава ордена Ланьлин Цзинь и теперь первоначальная идея Яна и вовсе казалась бредовой. А вот возвращение Старейшины Илина в теле брата Гуанъяо было совсем неожиданным. И отреагировали на него супруги Сяо по разному. Если Синчень видел в этом шанс того, что их просьбу воспримут благосклоннее (особенно с учётом того, что они с Лань Ванцзи были в одинаковом положении), то Ян отреагировал скорее негативно. Вернее, он просто фыркал и начинал дуться при любом сворачивании разговора на обсуждение Вэй Усяня. В такие моменты, казалось, он даже о горе забывал, переставая быть печально-взволнованным и переставая смотреть куда-то в сторону Ланьлина. Разлука с детьми, даже несмотря на попытки супруга отвлечь его, заставляла его постоянно злиться и угрожать ножами всем, кто пытался удлинить их путешествие. В итоге Синченю даже пришлось обыскать убийцу клана Чан, а в городах ходить с ним за руку или прижимая к своей груди. Шрам на животе и почти постоянный, снимаемый только на ночь, бондаж, каждый раз напоминали обоим, как тяжело далась Чэнмею беременность. Оставался последний перелет до Гусу. Сун Лань и Слепышка должны были остаться в городе, а Синчень и Ян подниматься в Облачные Глубины и просить аудиенции у Первого Нефрита клана Лань, что принял бразды правления у дяди, что теперь был Старейшиной. Однако Синчень не собирался оставлять нерешённым один единственный вопрос — причину обид спутника на пути самосовершенствования, стоило заговорить о Вэй Усяне. В конце концов это действительно было странно и могло как-то повлиять в Гусу на происходящее. Лёгкий поцелуй в висок, объятия, ставшие почти стальными, роспуск волос даочжаном, что зарылся в черные пряди. Он старался расслабить любимого, чтобы разговор прошел благоприятно и плодотворно. Это не тот случай, когда можно было мучить последователя Тёмного пути чем-то, если тот не ответит. — Чем тебя так задевает Старейшина Илина? — наконец-то спросил он, ласково смотря в глаза А-Яна стараясь улыбнуться немного мрачному любимому, помрачневшему только сильнее от его слов. — Так хочешь узнать? В Гусу тебя за такое не похвалили бы, даочжан. — ехидно фыркнул тёмный заклинатель, вспоминая правило ордена, согласно которому обсуждать кого-то за его спиной нельзя. — Мы пока не в Гусу. Я переживаю за тебя. К тому же, мне казалось, что ты напротив, будешь рад тому, что жив ещё один тёмный заклинатель, ещё и мой племянник. — Синчень вздрогнул, когда его буквально обожгло взглядом партнёра, а сгустившаяся тёмная сила окутала их плотным коконом. — Племянник? Это ещё каким образом? — вспыхнул Ян, смотря на супруга горящим ещё ярче чем обычно взглядом. — Да и с чего бы мне радоваться тому, что какой-то недоучка знаменит, именит, почитаем, при том что он добился гораздо меньше на тёмном пути, чем я? Как по мне — он не настоящий заклинатель Тёмного пути, хотя и считается его основателем. Я могу перечислить его ошибки просто по фактам, которые знает каждый слышавший о тех событиях! Но его уважают, в то время как другие ничего не смыслят в этом, приносят проблемы, которые расхлебывать приходится таким чистым существам как ты! — Ян вцепился в губы Синченя поцелуем, его эмоции хлестали через край, но сила была под полным контролем. Это было признаком мастерства, как чувствовал даос. Его Инь писал о том, что достигнув определенного порога умений, энергия сама пытается следовать каждому желанию заклинателя. И именно это делает путь труднее — если не держать себя в руках и бездумно использовать предлагаемые способности, сознание только быстрее норовит уплыть и искажение ци настигает в разы быстрее. Как и безумие. И теперь Синчень знал, откуда такая информация — его партнёр долго экспериментировал с живыми людьми. И путешествовал, находя безумцев, ступивших на Тёмный путь. — Его мать была ученицей Баошань Саньжэнь. Соответственно я шишу Вэй Усяня. Это почти ничего не значит, мы даже не знакомы были с его матерью, но мне казалось, тебя эта история заинтересует. — сказал светлый заклинатель, не меняя объятий. Он не хотел отпускать любимого от себя, однако его слова снова заставляли задуматься. — И завидовать ему не стоит. Тебе не идёт. О тебе ещё узнают люди. В хорошем смысле, я верю в это. — он потëрся носом о чужую щеку, обычно босяк из Куйджоу любил это. — Я не завидую. Просто это несправедливо. Впрочем, это меня не касается. С тебя конфета. — «а ещё обещание, что завтра всё будет в порядке» повисло в воздухе, но именно его старший мужчина не мог дать своему мужу. «Я сделаю все возможное» был ответ, переданный просто через взгляд, а после Чэнмей оказался на кровати и Синчень отчаянно стал метить его тело, выдавая силу своего волнения. Боялся потерять. Обычно всегда начинал Сяо Ян, сомнения съедали его гораздо больше, чем даоса. Именно он ревновал в их паре больше всего. Даочжану оставалось только отвечать. Он всегда отвечал. И если он рвался первым проявить свои чувства, желал показать, кому принадлежит юноша — значит на его светлой душе сомнения. И Ян не смел вмешиваться, пока Синчень не выплёскивал эти сомнения в узоры на его коже. Грудь, шея и плечи саднили. Кое-где была кровь, на парне словно живого места не осталось. Но голова даоса теперь находилась совсем в другом месте. Живот усыпали нежными поцелуями, в особенности след от разреза. За ним — каждую растяжку не стянувшейся до конца складки живота. И Синчень волновался за их детей. Со дня их похищения прошло четыре дня. Они задерживались относительно того графика, что наметил даочжан в начале пути, а потому они переживали, что же Мэн Яо сделает с Нинлинь и Чэньчжи, если решит, что они недостаточно расторопны. Вернее, не они, а А-Ян, но теперь это было одним и тем же. Финальный перелёт приближался.