(Не)много любви босяку, не ведавшему ее

Парень держал Синченя за руку, переплетя с ним пальцы и стараясь шагать как можно ближе к мужу. Они впервые идут в город после смены ролями, это новый опыт для них обоих. Потому они шли не торопясь, стараясь держаться рядом. Они до сих пор не встречали Слепышку, а Сун Лань не захотел идти с ними. Яну он помогать не хотел, а Синчень теперь не смог бы потеряться. Он уже не слеп, да и должен что-то помнить. Люди удивлëнно смотрели на них, приостанавливая свои дела. Тот, кого они привыкли видеть слепым, теперь имел глаза, а его зрячий супруг шел с непривычной для их взгляда повязкой на глазах. Эти двое и ранее были колоритной парой, но сейчас… — Что случилось? — глава города, бывший свидетелем на их свадьбе, взял на себя смелость подойти к ним и задать волнующие всех вопросы. Видимое было необычно для понимания, и несколько ломало представления о семье Сяо. Все уже привыкли к тому, что молодой господин был собственником и ничем своим не делился: ни едой, ни вещами, ни супругом. Для того, чтобы он стал отпускать его одного из дома, потребовался год отношений. А тут — без глаз, а слепой — с глазами. И это были не примечательные всем красные глаза, это были чистые светлые очи, обрамленные густыми длинными ресницами, и они безумно ярко выделялись на лице. — Мой супруг вернул мне мою жертву. Один человек ослепил моего, на тот момент времени, спутника, Сун Ланя, и я отдал ему свои глаза. Теперь А-Ян отдал свое зрение моему… старому другу, чтобы вернуть мне возможность видеть. — Синчень говорил ровно, спокойно. Этого вопроса он ждал, поэтому был готов к нему. Рука в его ладони слегка вздрогнула и мужчина бросил взгляд на любимого. Тот явно переживал из-за слов главы города. Наверно, из-за своей роли в потере зрения близким человеком. Его лицо было малоузнаваемо из-за широкой повязки и искусанных губ. Оно сильно повзрослело за то время, что Ян-Ян был в городе И… Спрятать руку, убрать с ключиц талисман — и больше его никто не узнает. Тем более, очень многие решили (из-за реакции Сун Ланя и их с Синченем тесного общения), что даочжан на ножах с босяком из Куйджоу. Вздор. Но сейчас им это на руку. — Странно, глаза вашего друга не были похожи на эти. А сегодня они и вовсе карие, похожие на глину. — сказал горожанин. — Вы поступили очень мудро, господин Сяо. Вы очень любите даочжана, если сделали это. — теперь он обращался к последователю Тёмного пути, а тот лишь едва заметно кивнул и положил свободную руку на живот. Любил. До безумия. Не жалея себя. На горле алели отметины, оставленные в порыве страсти главой семьи этим утром. Мужчина решил, что от проявления желания обладать партнёром в виде таких вот доказательств хуже не станет, напротив — будет только лучше. И это было правдой, потому что Ян всегда нервничал, когда его любимый не уделял ему внимания в постели. Он все еще переживал, что причиной этому может быть интерес к другому человеку, и эти мысли усугублялись слепотой, беременностью и тем, что он располнел в области живота. Синчень каким-то седьмым чувством ощущал эти волнения и усыпал нежными поцелуями пузо партнера, гладил детей, давал золотому ядру Яна подпитку своей ци, чтобы тот легче носил их детей. И, разумеется, не забывал целовать его. С момента возвращения босяка домой из «путешествия» он был аккуратен с ним и не оставлял болезненных следов, не желая отнимать силы, идущие детям, на их исцеление. Но этим утром отошёл от привычки, показывая, что слепота юноши не вызывает у него отторжения, как это доказывал тот во время их совместной жизни. Даочжан видел, что парень часто водил плечами, едва заметно, но заклинатель привык подмечать детали с Сяо Яном. Он знал, что партнëр желал ощущать, как тянет кожу, да и несколько синяков давали о себе знать. Вот только что сейчас его настораживало? Что заставляло искать доказательства любви? Даос заставил спутника на пути самосовершенствования взять себя под локоть, чтобы тот мог теснее прижаться к нему и лучше ощущать его близость на площади. Сердце у Яна бешено колотилось. От того, что рынок звучит так незнакомо и громко? Синчень не знал, и его крайне настораживало все, что происходило с супругом. Пальцы мужчины приставили карамельку к губам тёмного заклинателя. Она чуть не упала на землю, но губы всё-таки успели еë ухватить. Лицо слепого было устремлено и не прямо, и не на даоса, скорее куда-то между этими направлениями. Так было лучше слышно Сяо и улицу? Старший давно так не ходил, но припоминал что-то подобное в своем поведении по началу… — Мы, пожалуй, продолжим обход города, господин Жун. Мой супруг нуждается в повторном узнавании города и я хочу ему помочь. И…если тот приезжий торговец, просивший у меня помощи, еще не уехал, то передайте ему, что я могу через пару дней отправиться в город Юй и помочь его жителям. — глава города кивнул, принимая просьбу. А Синчень повел гоняющего во рту конфету Яна дальше. Это выглядело очаровательно и парень получил еще одну конфетку. Теперь по одной было за каждой щекой и тëмный заклинатель выглядел гораздо спокойнее, ощущая сладость конфет и чужой локоть в своих руках. Сердце забилось спокойнее. Четыре обхода они сумели совершить до ужина. После него Ян смог без помощи супруга дойти до двух лавок на рынке, в которых они чаще всего что-либо покупали, и обратно. Ни разу не сбившись, но идя очень медленно и по нескольку раз останавливаясь у ориентиров. По мнению Синченя, это был поразительный результат, потому что он смог достичь его только через несколько недель. Правда потом босяк признался, что немного помогал себе, прощупывая местность вокруг себя с помощью тёмной энергии. Однако для даоса это было только очередным доказательством гениальности партнёра, как и подтверждением того, что Тëмный путь может приносить пользу. — Ты полетишь завтра со мной в город Юй? — это был формальный вопрос, для себя монах давно все решил и не собирался отпускать от себя любимого человека. Слишком это далеко, мужчина не был готов оставить супруга в И. Лучше уж оставить его на постоялом дворе там и знать, что он совсем рядом. — Если мы упадем — падаем на бок и без выкрутасов. — поставил условие Ян. — Не важно, что я беременный. Будет стимул не ронять нас. — хмыкнул он. Знал ведь, что даочжан постарается принять весь удар на себя… И его не устраивал такой итог. Он не беспомощная девица, хоть и несёт детей. Убийца клана Чан с наслаждением поцеловал чужую шею, которую он теперь с легкостью мог найти, когда они лежали в кровати. Но стоя целовать её было проще всего. — Не уроню. Особенно если поделишься Цзянцзаем и будем лететь на двух мечах. — Синчень думал об устойчивости в воздухе, а его супруг как мог показал, что будь у него глаза — он закатил бы их. — Выпендрежник. Гуаньяо тебе может завидовать. — Ян усмехнулся и слегка поворочался, устраивая живот поудобнее. — Взял, обзавелся вторым мечом… Не припомню никого, кто так делал. — мужчина тоже улыбнулся, помогая партнеру с его пузом. — Ни дня покоя с тобой. Мне нравится. — Ян стянул повязку с глаз. — И откуда ты такой догадливый? Взял вот, заметил, что мне легче пережить какой-либо шок, если я занят делом… — это было сказано тихо. Голос парня, сломавшись, стал низким, не грудным, но уже мужским, а не подростковым. И от того звучало это… Очень приятно. Для Синченя уж точно. Даочжан промолчал. Он не знал этого, действовал интуитивно, помня о том, что его любимый исследователь. А оно вон как… Или всё-таки правда заметил? И именно от этого подсознательное чутье вопило о том, что надо не благодарить и жалеть, а сразу давать приспособится? А-Ян был гордым, он бы не принял жалости. Да и благодарность была бы странной, ведь Сун Лань сильно изменился в глазах Синченя и он не был уверен, что рад произошедшему. Лучше бы спутник на пути самосовершенствования был зрячим. Они бы могли помочь слепому Цзыченю, но теперь уже ничего не изменить. Вскоре, судя по дыханию, Ян-Ян уснул и Синчень уставился в потолок, анализируя произошедшее с ним в последние годы. Он не очень часто рефлексировал, но как правило, время проведённое в самокопании было продуктивным. Даос мог многое разложить по полочкам. Но с появлением в его жизни босяка из Куйджоу все пошло наперекосяк. Он не мог сказать, что хорошо, а что плохо в его поведении. Просто потому, что ему приоткрылась дверь на то, как живут другие. Жизнь, в которой нечего есть несколько дней и твое желание заработать на пропитание никому не нужно. В которой не на кого рассчитывать и некуда идти. И это корректировало его представления о жизни. Теперь он не читал лекций обворовывающим его детям, как раньше. Намеренно оставлял небольшие мешочки на поясе, а основные прятал в другом месте. В городе И многие сироты и так работали, но не всегда этого хватало. Порой, зимой, когда работы мало, а трат много, он, не смотря на протесты Яна, звал детей и поил их горячим бульоном, лечил кого-то. У него всегда бывала работа, он за любую брался. И огород у них вполне неплохо рос благодаря усилиям А-Цин. Ровно на зиму хватило в прошлый раз. Только рис и пришлось покупать. Яйца им давала соседка, так что не было нужны постоянно есть дайкон. Теперь он гораздо больше мог простить в поведении, в жесткости каких-либо действий сторон самосуда. Однако ложь он до сих пор ненавидел больше всего на свете. Ей не было оправдания даже при тяжелых условиях жизни. В очень редких случаях, которых данный момент было всего два, он мог принять и простить её. Это было вранье А-Цин о еë зрении и утаивание Сюэ Яном своего имени. Хотя на самом деле его поступок даже враньем назвать тяжело. Он просто хотел заботы, ласки и конфет, чего у него не было до попадания раненым к Синченю. Это даже использованием называть было нельзя — он вносил свою лепту в их хозяйство, чинил вместе с ним крышу, нехотя, но готовил, так же нехотя убирался, но помогал с нечистью в лесу, прикрывая спину светлого заклинателя. Все время он делал, что умел. За эти несколько лет произошло много важных, волнующих событий. Это и образование их маленькой семьи еще до отношений с А-Яном, и сами отношения с ним, и их брак, и побег тёмного заклинателя для поиска Сун Ланя, и то, что тот отдал свое золотое ядро на создание новой жизни в виде их детей, и то, что он дал Цзыченю свои глаза ради того, что бы он сам, Синчень, был зрячим. Слишком много, чтобы не думать об этом теперь. Каждое событие было важным. Образование семьи заставило беречь себя. Это не было чем-то четко очерченным, просто в один момент Синчень осознал, что о нем волнуются не потому, что он довольно приветлив, и не потому что он защита, а потому что к нему привязались, от его жизни так или иначе зависят две другие. Если сам он много что мог перетерпеть, то девчушка, с которой они жили, этого сделать не могла. И это давало стимул работать над своими способностями, будучи слепым, хотя пока он странствовал до города И ему хватало и того, что он мог. С появлением в его жизни отношений, он понял, что значит быть смыслом чьей-то жизни, главной ее ценностью. Его берегли как главное сокровище, его боялись потерять, и он понял, что испытывает схожие чувства. Что понимает чужое желание убить любого, кто покусится на партнёра. Он не давал этому чувству разрастись в ненависть ко всему миру, старался показать, что Ян-Яну нечего бояться и его труды увенчались успехом — спутник на пути самосовершенствования дал ему и себе больше свободы, оставляя его одного дома и занимаясь своими делами. Он стал чуть больше доверять окружающему его миру. И это было очень важно для Синченя. Его маленькая победа над не самыми хорошими чувствами в мире. И большая «победа» в их отношениях, ведь они могли чуть-чуть отдохнуть друг от друга. Это не означало, что их отношения шли под откос, это просто означало то, что они не давали обесценится друг другу, ведь ценность чего-либо ощущается тогда, когда это что-то теряешь. В их случае короткие расставания по вечерам напоминали им обоим, как сильно они друг от друга зависят. Чужой путь самосовершенствования открыл для даочжана новую сторону его любимого. Это было… неожиданно. Неожиданно, но безумно приятно. Так себя чувствуют дети, безумно долго ждущие подарок и внезапно получающие его? Наверное так. Потому что до этого Сяо Синчень видел в Сюэ Яне больше заклинателя с хорошим потенциалом, который ему тяжело развить лучше. Иногда мужчине казалось, что эта трудность на пути Меча не давала парню постичь того уровня любви к миру, что был у него самого. Казалось, что в ненависти к обидчикам была его жизнь, и его путь строился на мести, причинении вреда другим. Но теперь он видел в парне первооткрывателя, исследователя. Потому что ранее не было случаев, когда тёмный путь не сводил с ума своих последователей. Ну, кроме Старейшины Илина. Тот умер раньше, чем люди смогли бы судить о его моральном благополучии. Однако Ян не был сумасшедшим. Его легкое безумие в отношении Синченя имело другую почву. Даос ощущал это по поведению тёмной силы в такие моменты. Если бы она была причиной безумия — Ян не мог бы еë контролировать. Но она послушно ластилась к его ногам, готовая в любой момент броситься на того, кто отнимает у него самое ценное в его жизни. Уже гораздо позднее он узнал то, что заставило его еще сильнее переосмыслить тёмный путь, но на тот момент он просто был горд своим партнёром и стал поддерживать его самосовершенствование на другой тропе. Нет, он не подбадривал любимого и не помогал ему. Он просто давал партнёру покушать с собой, словно говоря «Тëмный путь Тëмным путем, а ужин по расписанию». Он ощущал, что это будет гораздо действеннее любых слов о принятии. То, что он не старался ограничить супруга по времени было его вкладом в чужой путь самосовершенствования, если это можно было так назвать. А еще иногда даочжан спрашивал любимого о его успехах, когда наиболее отчетливо ощущал радость в душе любимого после возвращения из леса. Порой приходилось сдерживать Шуанхуа, что чувствовал сосредоточение тёмной энергии за городом, но это было не страшно. На заборах крайних домов он давно начертал знаки, работающие как барьер от тёмных сил, а значит горожанам работа Сюэ Яна не могла помешать. А уж то, что та ночь внесла в их личную жизнь и вовсе нельзя было ни с чем сравнить. Слишком ново это было, слишком тесно эта новь связывала их, слишком важную роль она играла в их жизни после. Но это стало большой частью их отношений, от которой нельзя было отвернуться. И не хотелось отворачиваться, по правде. Один раз на рынке он ухватил разговор о годовщине свадьбы одной супружеской пары в городе. Они много лет были вместе и их ставили в пример молодым парам: мол, смотрите, как надо жить. В тот день Синчень впервые подумал о том, что их отношения можно еще сильнее укрепить, узаконив в храме. Внутреннее чувство, которое постоянно требовало как можно выше оставлять следы на шее любимого (чтобы все видели), довольно активно поддерживало эту мысль. Желание показать Сюэ Яну то, как сильно даос привязался к нему, как сильно он не хочет потерять его, было полностью согласно с ним и начались походы слепого по семьям. Его интересовало всë: как принято жениться, о чем клянутся. Порой позволял себе спросить о том, как это влияет на отношения супругов. А та самая пара, с разговора о которой начались его думы, поддержала его не высказанное стремление отбить поклоны с А-Яном и начала помогать организовать тихую свадьбу без особого празднества. Они даже дали им свои старые алые одежды, что носили еще родители супруга, а после дети пары на свои свадьбы. Условием было вернуть их после церемонии, но это было естественно и легко выполнимо. А весеннее равноденствие было выбрано ориентиром, чтобы было легче отсчитывать памятные даты. Произошедшее накануне свадьбы стало для него откровением. Сюэ Ян сам отдался полностью в его власть, и это заставляло сильнее переживать из-за приготовлений, которыми он был занят почти всю зиму. Вдруг он не оправдает доверие тёмного заклинателя? Вдруг тот его оттолкнет после этой ночи из-за чего-то, что он не учёл? Но, вроде, все обошлось, и Синчень справился. Его безумно сильно вымотала их близость той ночью, но он ощущал, что что-то точно пошло так, как должно было и нутром он ощущал, что именно эта ночь перевернёт их взаимоотношения. И перевернёт гораздо сильнее свадьбы. Так оно и оказалось. Хоть он и увидел наконец любимого и разбирал в памяти каждую его черточку, часто отыскивая их на теле спящего партнёра, но не это волновало его. Гораздо больше его пугало то, что Ян перестал пользоваться духовной энергией. Укусы на его груди перестали заживать за день, синяки рассасывались в два раза медленнее, судя по ощущениям, которые испытывал юноша. Их Синчень отслеживал по дыханию, легким вздрагиваниям… Поэтому Синчень стал ставить больше засосов, а не синяков. Босяк больше не помогал ему в домах жителей, ходя к ним просто сторожить даочжана. Изредка поглощал какие-то свежеобразованные проклятия тьмой, подконтрольной ему… Но больше никаких талисманов и использования ци. А потом был побег. Сорванный с губ поцелуй, вытянувший его духовную энергию из тела, вырванная из волос заколка, тихое «дождись» и украшение в пальцах. Шок в тот момент сковал все тело даоса на несколько минут. Когда он спохватился и кинулся во двор — было уже поздно. Он убежал. В душе тогда теплилась надежда на то, что Ян просто ушел отрабатывать что-то рискованное в лес. Он ведь просил ждать его из леса дома, чтобы ему было куда возвращаться… Единственное, что себе позволил даос — отправиться в лес отнести Яну покушать. Больно уж долго его не было, обычно он успевал вернуться! Но его там не было. Синченя в ту ночь полностью поглотили страх и паника. Он бросился обходить весь город, бежал бы, если бы ему это позволяли возможности тела, он постучался в каждую дверь, чуть ли не под каждый куст пролез сам и А-Цин упросил посмотреть. Поиски прерывались только на еду и сон для девчушки, что теперь была его глазами вместо супруга. Он неделю искал Яна везде, где только мог, он даже лес весь обошёл, каждого ходячего трупа проверил, сковав и пройдясь пальцами по лицу. Несколько дней даос вообще не выходил из комнаты. Паника, охватывающая тело, требовала усмирения и разумных объяснений чужому поведению, ответ мелькал на краю сознания, но не хотел приходить к нему. Только Цзянцзаю с Шуанхуа он позволял быть рядом с собой. Клинок не давал надежде окончательно потухнуть. После свадьбы у Яна, очевидно, пропала духовная сила, и меч ему был бы бесполезен в пути. Разве что как обычное оружие. Но даже так это было памятной вещью, тем, что босяк точно мог называть своим. Спустя несколько дней он понял, что Цзянцзай рвется к нему в руки. Он был полностью послушен даосу, что сильно его удивило, но хоть он и не был в полноценной духовной связи с мечом — он понимал, что тот рвётся помочь ему и кому-то еще. «Шуанхуа» — понял Синчень. И наличие двух послушных мечей натолкнуло его на мысль. Во дворе даочжан стал учиться летать на двух клинках одновременно. Сразу два оружия, желающего ему только добра и, по сути, семейного счастья, словно нашли общий язык и несли Синченя ровно, не заставляя думать о равновесии. Уже позже мужчина понял, что его оружие отвечает взаимностью Цзянцзаю, но крайне стесняется этого и не хочет показывать своих чувств даже хозяину. А тот связал алой лентой два клинка, словно объединяя. Так они были связаны на их свадьбе и иногда даочжану хотелось думать, что та свадьба была двойной. Мечи порой словно сияли и сплетались в энергетическом спектре, который он различал своей духовной энергией. Решив проблему равновесия, он столкнулся с тем, что он вообще не ощущал препятствий. Постоянно, натыкался на что-то, но не падал. В итоге Синчень попросил А-Цин вновь стать его глазами и полететь с ним за А-Яном. Та согласилась, говоря, что её иначе их босяк прибьет за то, что недоглядела. Мужчину тогда это мало волновало. Его больше терзали воспоминания о том, как кричал Сюэ Ян в первую ночь их отношений. И как метался, когда Синчень отходил ночами по своим делам. Эти мысли подгоняли его скорее лететь над лесами, куда говорила Слепышка, а еще ругать себя за то, что он не подумал об этом раньше. Ян-Ян же не сможет выспаться один, без него, а прошло уже две недели! Много дней они искали города, в которых что-нибудь слышали о парне с красной бусиной на шее и именем Ян. Фамилию он называл только когда все было совсем плохо. И то — свою. Верил, что его спутник на пути самосовершенствования отрекся от первого имени в этом пути. По крайней мере если это и правда путь за Сун Ланем, как представлял себе Синчень. Иных объяснений он не видел. Когда в него вбежал его супруг, он почувствовал это сразу. Знакомая тёмная сила сама льнула к нему, без ведома своего владельца, а его рост, хвост, шея, шнурок с бусиной — то, что Синчень знал наизусть, полностью совпадали с тем, что знал даочжан. В тот момент ему казалось, что все праздники наступили в один миг и ему подарили гору подарков. Хотя на самом деле это был один единственный и самый ценный подарок — его милый супруг. Целый, живой, настоящий. И, судя по всему, болеющий. Теперь сомнений не оставалось — он что-то сделал со своей духовной энергией. И Синчень вливал в него свою ци, что словно огромную бочку стремилась заполнить. Что-то внутри партнера очень быстро поглощало текущую в него силу, и только еë остатки вытесняли болезнь, и то, слишком слабо. Слепой в тот момент сам не помнил что говорил, что делал… Все его мысли заполнял этот заклинатель, то, что он сделал, последствия этого… Было очень страшно за него. Потому он и усыпил его. Он ощущал тут того, встречи с кем хотел бы избежать, но это было невозможно, а потому Сяо оставалось только отложить разговор хотя бы до того момента, как он сможет устроить любимого в кровати, запечатать болезнь, а после насытить нечто, впитывающее в себя ци. Тогда… Тогда произошел еще один праздник. Он стал отцом. Заочно, дети ещё не родились, но он слышал их сердца. Последующие не очень приятные разговоры поставили точку в размышлениях о том, куда делась ци его любимого. Ответ был ясен для мужчины — она каким-то образом стала связана с беременностью Яна. Это заставляло гордиться им и быть с ним бережным… А мастерский допрос Сун Ланя, который даже не заметил оного, в последствии только добавил уверенности и в том, что любимый беременный, и в том, что его надо скорее вернуть домой. Пара дней пешком была для мужчины слишком долгим сроком. Поэтому дорогу было решено преодолеть на мечах, уж в том, что Сун Лань не откажет ему, он был уверен. Нет, он не знал о чувствах заклинателя к нему, он просто помнил о том, что Цзычень слушает старших. Особенно превосходящих его по духовной силе. Это было подчинением не слабого сильному, скорее уважением. Все же, Синчень достиг гораздо больших успехов и в контроле эмоций, и в владении своей силой. Ученик Байсюэ изначально из-за этого за ним и пошел… Что уж говорить о том, что Синчень смог вместе с Яном медитировать совместно. Это вообще мало кому было подвластно. Но он смог. Для него это были самые важные медитации на пути самосовершенствования, потому что они показывали и уровень доверия к нему, и то, каких высот они достигли — малая сила не будет покидать тело, потому что это чревато потерей «насиженного места». Их с Яном сила позволяла себе выглядывать из их тел. Однако даже так Синчень точно нашел бы способ выкрутиться. Даже если бы пришлось нести постоянно усыпляемого чарами супруга на себе день и ночь. Хорошо, что этого не потребовалось. Первый разговор с супругом после его пробуждения, а так же день в городе, проведённый в делах, были отдушинами. Они, наконец, давали убедиться в том, что босяк рядом, что он снова с ним и любит его. Недостающий черепок в его жизни вернулся, идеально встав на место. А новость о детях стала свежей глиной, подновляющей «сосуд». По крайней мере для Синченя. Не мог он допустить теперь, чтобы его любимый страдал и уходил от него. Дома запирал, только бы его партнëр был цел. Случай с тёмными заклинателем в очередной раз показал даочжану уровень мастерства его спутника на пути самосовершенствования. Он успел забыть, какими обычно бывают эти сумасшедшие, успел забыть причину, по которой тёмный путь запрещен. Только вот слова Яна звучали еще убедительнее. Это надо не запрещать. Это надо изучать. Изучать и учить тому, как надо пользоваться тёмной силой. Вспомнились полустертые временем воспоминания о том, как один мальчик из тех, что постарше, пытался вылечить болезнь младшего брата и убил его, разорвав от старания ядро на мелкие кусочки. Синчень тогда был совсем ребенком и почти не помнил ничего. Но… Если такое было возможно, значит и светлый путь не всегда был идеален. Просто ему научили и информация о нем вполне доступна. Воспоминания о желании создать свой орден заиграли новыми красками. Это… Это, пожалуй, и правда было мыслью, но слишком уж небезопасной была затея. Даже Ян признавал, что без контроля изучение тёмного пути опасно. Кто должен осуществлять этот контроль? Ян не справится, если людей будет даже несколько. Он исследователь, одиночка. Синчень почти бесполезен в самом Тёмном пути, однако сможет в случае чего погасить последствия одного неудачного случая, но что если случаев несколько? Вывод оставался один — нужна поддержка великого ордена, в котором будет достаточно развитых и сознательных адептов, что смогут контролировать их. Как Гу Су. В одном лишь клане Лань было достаточно подобных людей. А тысячи правил Ордена помогли бы научиться терпению и сосредоточенности, которые требовались на Тёмном пути в еще больших количествах, чем на Светлом. Путешествие домой и постоянный страх за Яна и детей вылились в разговор, который наконец дал Синченю ластится к растущему животу, разумеется не забывая о самом парне. Это было необычно, но приятно, он словно ощущал отклик крох, но был уверен, что ему просто так казалось из-за золотого ядра Яна. А то, что произошло накануне… Босяк из Куйджоу снова удивил мужчину, и он теперь еще сильнее ценил его, хотя каждый раз ему казалось, что сильнее дорожить им нельзя. Даже его сердце имело предел любви, но ценность каждой крупицы этой любви по отношению к нему все еще росла из-за новых сторон, что открывались в Сяо Яне. Тот не уставал удивлять его, раскрываясь с самых разных сторон, заставляя проводить параллели с приобретением наибольшего разделения двух противоположных свойств в даосском представлении о космогенезе, чего даже сам Синчень не ожидал от себя и от Ян-Яна… Его чувства теперь выходили из-под жесткого контроля. По крайней мере, бушующее в душе желание сохранить самое ценное вылилось в запирание талисманами юноши в доме, а в последствии в его побег. Но сейчас он собирался везти Сяо Яна в другой город просто для того, чтобы он был ближе к нему, пока он очищает от нечисти новый лес. И если еще неделю назад он бы этого не допустил, бы никак, то сейчас, видя не только душой, но и глазами, как сильно изменили совместно прожитые годы этого человека он мог не бояться за него. По крайней мере, не так сильно. Синчень развязал шнурок на чужой шее и перевязал его на левом запястье. Ближе к увечью, которое, как казалось мужчине, порой отдавало фантомной болью в руке. Часто любимый дергал ею, пытался потереть обрубок… И это беспокоило заклинателя. Жаль только, бусина не передаст его ци по желанию дарителя. Баошань Саньжень считала, что это ни к чему её подаркам. А лезть в хитросплетения самостоятельно даос остерегался — ещё испортит что-нибудь.