Закат его вечности

Добровольное, не боевое изъятие яда для вампира — болезненная и неприятная процедура. Не смертельная, конечно, но... Танарэс возвращается обратно, пребывая в смятенном, почти что пограничном состоянии сознания. И магия, к несчастью, тут не помощник — для того, чтобы восстановиться, нужно только время. Или кровь. Горячая, живая кровь. Только неестественной, непривычной слабостью, сравнимой с той, что накатывала на него незадолго до битвы с Безымянным ужасом, Танарэс мог бы объяснить эти странные, несвойственные ему мысли. В один из моментов, во время ловушки у Белой скалы, когда вампиры лишились как магии, так и амулетов и оказались во власти слепого, безрассудного голода, он был близок к тому, чтобы нарушить когда-то данную себе и Нильсэм клятву, непреложное доселе табу: не пить крови разумных существ. Судьба уберегла его от убийства. Но сейчас, оседая на кресло в собственных покоях, едва ли не теряя сознание, он вдруг почти пожалел о том. Никто не смог бы поставить в вину, случись подобное. А кровь... да, где-то в самой темной глубине он хотел бы узнать, какова она на вкус.

***

Прикосновения мягких, нежных рук словно бы вытащили его из мучительного забытья. Мучительного, но не настолько глубокого, чтобы он забыл, что Нильсэм мертва, а Нила находится далеко. Никто из них не стал бы запускать ему пальцы в волосы, проводить по лицу — стирая отупляющие волны постыдной слабости, прикасаться губами к скулам, ко лбу — почти целомудренно и в то же время так чувственно. Туман в глазах проходит, и Танарэс видит все еще размытые очертания прекрасного надменного лица. Надменного для всех, кроме него. Густые темные волосы щекотали кожу, силы возвращались наплывами, волнами, но он нашел в себе возможность отвести в сторону ласкающую тонкую руку. — Перестань. Мы же договорились... Изрель легко и упруго соскочила с его колен, присела на соседнее кресло. Откинула на спину пряди. Ее любимая одежда — брючный костюм, на пределе приличий расстегнутая на груди рубашка — белела в полумраке комнаты. — Договорились. Но иногда удержаться так трудно... — Ты просто зла на то, что твой дракон нашел себе избранную. — Он не «мой» дракон, — архивампиресса недовольно морщится, — Ты же знаешь... хотя он, конечно, очень мил. Горяч. В любом случае, я рада, что все так обернулось, и мы разошлись к обоюдному согласию. Не люблю оставлять какие-либо вопросы недорешеными... Ее темный и цепкий взгляд ощутимо, горячо проходится по лицу Танарэса, словно случайно женщина мягко, по-кошачьи соскальзывает с кресла и теперь сидит у его ног. — С ним было хорошо забывать о тебе. Хотя и малоэффективно. — Было бы что забывать, — он прислушивается к себе — кажется, состояние приходит в норму. За распахнутыми портьерами небо в огромном, до потолка окне алеет вспоротыми кровавыми полосами. Закат. Этот безумный, бесконечный день подходит к концу. — Как ты здесь очутилась? Танарэс не видит лица Изрель, но чувствует прикосновение рук к голеням и коленям сквозь тонкую ткань брюк. — Если ты не прекратишь, я просто уйду. Руки она убирает, но продолжает сидеть, глядя, как и он, в окно. — Ты помнишь, какой тогда был праздник? Разумеется, он помнил. «Лунные мистерии» — не то событие, которое легко стереть из памяти, равно как и истерика всегда разумной, сдержанной вампирессы, правительницы Фрейнского кантона. После того их разговора на празднике она затащила в постель эёранского принца, желая доказать ему свою несомненную привлекательность, вот только подобные аргументы были совершенно Танарэсу безразличны, как и она сама. Говорить не хотелось. Время катилось гигантским неумолимым колесом, времени и так было потеряно слишком много. Нужно было решить, что делать дальше. Он прикрыл глаза и ждал, пока омерзительные багряные всполохи за окном погаснут, а Изрель уйдет, тихо, бесшумно, так же, как и появилась. Тогда он встал, все еще ощущая неприятную дрожь в обычно сильном теле, и открыл телепорт в Академию Драконов. О том, что ворота Академии могут оказаться наглухо запертыми, он не подумал. Внутренний телепорт был закрыт, а от проникновения территория была надежно защищена охранными заклинаниями. Проверять степень этой самой надежности он не собирался. Но не сидеть же тут всю ночь напролет, ожидая того, кто мог бы пропустить его внутрь, как какого-то загулявшего мальчишку-студента! Все же обратиться к Санаду? Спешащую к воротам седовласую фигуру он заметил не сразу. Припозднившийся профессор Эзалон удивленно взглянул на Танарэса, не торопясь пропускать его внутрь: — Это вы? Дурацкий вопрос. — Если бы кто-то хотел бы обманом проникнуть в Академию, вряд ли выбрал бы мой облик в качестве подходящей иллюзии. — Действительно. Не слишком ли поздно для официального визита? — Визит неофициальный. — Тем более. Какой неофициальный повод мог привести в наши стены главу Наэрского кантона, но не мог подождать до утра? — Один из ваших студентов совершенно случайно оказался свидетелем одного давнего, но крайне интересующего меня события. Мне хотелось бы поговорить с ним. Несколько секунд Эзалон, не мигая, смотрел ему в лицо. — С ним или с ней? Танарэс склонил голову. — Преклоняюсь перед вашей мудростью и осведомленностью, профессор. — В таком случае вам следовало бы перенести как минимум часть своего преклонения на привычку профессора Санаду к обсуждению всего происходящего в этих стенах со всеми, по его мнению, кому это могло бы быть хоть сколь-нибудь интересно. Проходите. Где вы желаете побеседовать? — В любой из свободных аудиторий, — Танарэс делает максимально деловой незаинтересованный вид, проходит мимо профессора-демона, столько лет скрывавшего ото всех свою демоническую сущность. — Но если студент... ка спит, мы можем отложить беседу на утро. Я подожду. — Академия не гостиница для архивампиров, — строго отрезает профессор. — Интересующая вас студентка подойдет в ближайшее время. Нила зашла в аудиторию, которую выделил Танарэсу Эзалон, настороженная и взъерошенная, а увидев его, замерла на пороге. Танарэс тоже замер, сидя на деревянной скамье аудиторного амфитеатра и молча глядя на нее сверху вниз. — Это опять вы? — сложно было понять, чего в ее голосе больше: растерянности, страха или демонстративного негодования. — Да что вам от меня нужно?! — Я хочу помочь, — Танарэс поднимается, а Нила отступает к двери. — Мне не нужна помощь! — Что ты знаешь о тех существах? Девушка пятилась, видимо, еле сдерживаясь, чтобы не пуститься в бег. Единственное, вероятно, что ее останавливает — почти звериное чутье на опасность. Догоняют тех, кто убегает. Они уже в коридоре Академии, магические светильники горят приглушенно, никого нет: слишком поздно. Студенты и преподаватели разошлись по своим комнатам, занятия уже закончились. Впрочем, где-то далеко, очень далеко чуткий слух архивампира улавливает чужие разговоры и смех. — Тебе грозит опасность. — С чего вы взяли?! — Я кое-что выяснил. — Зачем вы лезете в мои дела? Я вас не знаю, вы меня не знаете... — Так расскажи мне, — Танарэс ощущает, как она вздрагивает от его голоса, видит сомнения и тревоги, мечущиеся в шоколадных тёплых глазах. — Что вам рассказать? — Твой отец, что ты о нем знаешь? — Вы тоже менталист? — невпопад спрашивает эльфийка. — Как профессор Санаду? — Нет. — И не воздействуйте на меня сейчас... ментально? — Нет. — Тогда почему... — она обрывает себя. — Своего отца я почти не знала. Он умер, когда я была ребёнком. Они уже вышли за пределы здания и идут по аллее, тоже пустой и тёмной. Магические светильники, расположенные вдоль тропинки, вспыхивают по мере приближения к ним и гаснут, стоит отойти от них на несколько шагов. Вечерний воздух прохладен и свеж, хотя Танарэс давно уже перестал обращать внимание на такие мелочи, как погода. Но девушка рядом кажется... слабой. Уязвимой. Ее человеческая часть... какое влияние она оказывает? Она может устать. Захотеть спать. Замёрзнуть. Танарэс уже забыл, каково это: быть человеком. — Знаете, я всегда чувствовала там себя чужой, — тихонько проговаривает Нила. Дорога сужается, и теперь они идут рядом. Иногда девушка слегка касается Танарэса плечом, и от этого что-то в нем начинает звенеть и вибрировать, как перетянутая струна виолины. — Они... эльфы, они всегда были другие, понимаете, не такие, как я. Меня вечно что-то беспокоило, волновало, суетило, если можно так сказать. Все так смотрели... в лицо не говорили, но косились. Осуждали, но не вслух, а мысленно. Они это здорово умеют, вроде и промолчат, а при этом чувствуешь себя полной дурой. Я думала и думала, что же со мной не так, а оказалось, что мой отец человек. И к тому же некромант. Странно, как мать смогла полюбить такого... — девушка бросает быстрый взгляд на молчаливо шагающего рядом вампира. — Но они очень любили друг друга. Очень. Это я... помню. Он был смуглый, темноволосый, высокий и мускулистый. Очень сильный, часто хмурился, но никогда не повышал голос. Мы жили так уединенно, то есть, теперь-то я понимаю, что родственники матери от нее отвернулись, а отец давно уже существовал почти отшельником, это свойственно... некромантам. Хотя вы, конечно же, хотели узнать совсем не это... Но я не знаю никаких его секретов. — Один его секрет вам все же известен, — Танарэс останавливается и смотрит на девушку. Она вопросительно приподнимает брови. Мягкое светлое платье струится к полу, плотная ткань охватывает узкие плечи. Тоненькая, невысокая. Трогательно выглядывают кончики ушей из пышных, небрежно уложенных серебристых прядей. — Что вы имеете в виду? — Вы, с вашими способностями, и были его секретом.