Герои

      Зашипев от ощущения кипятка на ногах, Даби сдавленно выматерился. Томура перевела незаинтересованный взгляд дохлой рыбы с окна, за которым мерно качались ветки старой сакуры, на парня. Губы девушки скривились в подобии улыбки-усмешки. Что-то среднее: недостаточно острое и ядовитое, но и не такое теплое и мягкое, каким должно было быть. Странное выражение лица и абсолютно ничего незначащее.       Бывают такие люди, на лице у которых написано всё. Все мысли, все чувства, все эмоции — смотри и читай, как открытую книгу и даже переводчик не нужен. Бывают люди, которые мешают настоящие чувства с наносной шелухой, приклеивая на лицо маску из лжи и гипса. Вроде бы и тот же самый человек, вроде бы и всё видно, все чувства не скрыты, не задавлены внутренним желанием укрыться в панцире из шипов и стали, но гипс тоже мешает полностью понять, что же таится внутри этой головы. А бывают люди, по лицам которых вовсе не понять, что же творится в их душе.       Сам Даби справедливо относил себя ко второму типу: не совсем открыт, но и дверь в его мир приоткрыта. Кто хочет, тот разберётся, а кому это не нужно, тот обойдётся улыбкой, прищуренными глазами и оскалом злобной собаки. И вот Шигараки явно была из последних.       С такими как Томура трудно общаться, и, если в первый день знакомства ты не уловил тени человеческого, то такие люди навсегда останутся для тебя просто куклой, способной есть, спать и гадить. Ничего больше. Да от таких больше и не требуется, и им самим большего не нужно.       Но Даби уловил тень настоящего, рассмотрев то, как девушка, ожившая в пылу битвы с роботами, показала себя во всей своей дикой красоте. Хищность, жесткость и жестокость, отчаянье и опаляющая искра безумия — жуткий коктейль, но он был бы непротив попробовать его на вкус.       Умные люди не рискуют мешать огурцы, селёдку и молоко, но Даби никогда не считал себя умным. Поэтому он предпочёл собрать все компоненты, смешать и украсить адскую смесь декоративным зонтиком и взбитыми сливками. С удовольствием выпил, смакуя всё и теперь разбирается с последствиями.       Хотя нет, сравнение недостаточно точное. Даби не просто идиот, смешавший в одном стакане не сочетаемое и выпивший это с превеликим удовольствие — он скорее ребёнок, которому тысячу раз говорили, что алкоголь и наркотики это плохо, а он всё равно скурил косяк и запил это колой с ромом, подхватил зависимость и теперь тянется к запретному плоду, грозясь сгореть в собственном огне.       И вот он снова здесь: стоит, облитый кипятком, смотрит на Томуру, в глазах которой пугающая пустота, и думает. Думает, думает, думает. А сам стоит, осел ослом, и только и может, что думать.       —Привет, — неуверенно, почти вопросительно, но уже что-то.       Томура кивает головой и снова отводит взгляд, но теперь не в окно, а в стену. Стена пустая, без плакатов, без записок и заметок, без фотографий и рисунков — обычная стена с обоями невнятного, то ли просто серого, стального, то ли какого-то другого, приглушенного цвета, из-за света солнца толком и не скажешь. Смотрит, смо-о-отрит и медленно моргает.       Когда-то Даби видел дома у одного из школьных приятелей, когда ещё был младшеклассником, черепаху. Она любила вытягивать из воды шею, длинную-длинную, и также медленно и степенно моргать.       — Как ты?       «Говорят, ты заболела», «чем занималась», «как выходные — вариантов продолжения этого разговора много, но все они ни о чём, и он даже чувствует себя глупо, продумывая дальнейший диалог в голове. Будто бы в отомэ, которые так любит Нацуо, играет: выбери правильный вопрос и получишь улыбку от своей вайфу, а если выберешь неверный — сниму очки. Угу, очки. Тут бы голову не сняли, но, впрочем, это всё ерунда. Томура не снимет — не та кондиция, чтобы размахивать пятернёй с горящим взглядом и безумной улыбкой бывалого маньяка-убийцы.       Вместо ответа Шигараки пожимает плечами. Жест смазанный, как и все её ответы сегодня, но у Даби в груди от этого простого дерганья костлявыми плечами все внутри леденеет и обрывается.       Вытаскивать. Вытаскивать. Её нужно отсюда вытаскивать.       И он не знает и не понимает откуда столько эмоций к этой девчонке. Почему не Тога? Почему не Шото? Почему именно Шигараки Томура, а не кто-то другой?       Кто знает.       — Держи, — он вытаскивает из кармана лёгкого плаща небольшую шоколадку, которую купил по дороге сюда. Даби не знает, любит ли Томура шоколад или ей больше нравятся апельсины, которые принято приносить больным товарищам, а может быть и вовсе стоило пронести простенький букетик цветов, вроде ромашек, но это и не важно. — Сейчас попьём чаю и пойдём прогуляемся.       И глаза у Томуры становятся более осмысленными, а когда она тянется за своей кружкой чая и вовсе — злыми. Улыбка непроизвольно появляется на лице Даби. Хах, да что эта ваша благодарность или признательность — всё херня. А вот злость — злость, это топливо человека. Что, как не злость заставляет людей подниматься среди ночи и искать при режущем глаза свете назойливо пищащего комара? Что, как не злость заставляет людей поднимать восстания? Что, как не злость заставляет больного подниматься с постели и начинать вновь учиться ходить? Злость — это топливо, толкающее людей вперед. Лень — двигатель прогресса, но без злости лень будет просто ломающим человека чувством. Злость — это настоящий источник всего.       Полупустая чашка в руках Томуры выглядит огромной и тепло-бежевой, в то время как сами руки девушки белые, как мел. Костлявый полутруп с легкостью ломает толстую плитку шоколада на кусочки и ты не устаешь поражаться, какая сила скрыта за этим немощным фасадом.       Первый кусочек шоколада ознаменовался перекошенной физиономией и сморщившимся носом. Кисло, сладко, горько — странно и непривычно. Томура засунула языком кусочек сладости за щеку и отвела его в сторону только чтобы не касаться приторной гадости, от которой скулы сводило судорогой.       Зачем Даби вообще пришел? Да черт его знает. Даби всегда творит какую-то неведомую херню, а когда спрашиваешь «зачем» объяснить причины не в состоянии — всё ограничивается скупым «захотелось» или «надо». Ну и ладно, пофиг. Пришёл и пришёл — не так уж и важно, почему он решил притащиться сюда.       Глупый вопрос «как ты?» отзывается в голове пустым звоном и эхом. Как ты, как ты, как ты… Никак. Абсолютно никак. Пусто и глухо, как в самом тёмном и глубоком колодце, спрятанном где-то между пустых обветшалых домишек со странным крышами, покрытыми серой от дождя и снега черепицей. Ни-как.       Томура чувствует опустошение, чувствует усталость, чувствует холод, но этот холод скорее от открытого окна, а не от отчаянья или другого, высасывающего всё хорошее, что случается с человеком, чувства. Слишком сложно сказать, хорошо ей или плохо, нормально ли, поэтому она просто пожимает плечами даже не надеясь на понимание.       Но Даби умеет удивлять и протягивает ей кружку чая и шоколадку, говорит, что сейчас они попьют чая и пойдут гулять.       Это «гулять» отзывается в Томуре и заставляет её пихать в рот кусочки шоколада. Подождав, пока растает первый, она морщится от кислоты и берёт ещё один, вертит его в руках и кладёт на язык, получая мазохистское удовольствие от вкуса, поражающего её рецепторы.       Она не любит шоколад и вообще не любит продукты, пробуждающие в ней воспоминания. Яблоки — два пальца и всё пройдёт, манная каша — ею кормила мама, но она этого почти не помнит, виноградная газировка — стёсанные о ковёр колени и надрывный крик, лимонная карамель — чужой радостный смех и теплые объятия, шоколад — уютные вечера с книжкой перед телевизором. Шоколадки ей приносил папа. Пока она его не убила.       Но Тенко хранит всё в себе и глотает кислую слюну, механически, не осознавая, царапая обломанными под мясо ногтями бинты на запястьях. Замечает, что что-то не так только тогда, когда бинты начинают пропитываться тёплой кровью, а её пальцы сгребают в горсть чужие руки.       Большие тёплые ладони и длинные узловатые пальцы, сбитые костяшки, странного цвета кожа… Её зачаровывает это. Томура отмечает несколько заусенцев, крепкие круглые ногти, сильно отличающиеся от её собственных, выступающие венки и жилы… Интересно, ново, странно.       А Даби смотрит на Томуру и растерянно улыбается. Кажется ей уже лучше, но он не уверен. Кажется, она ему нравится, и он в этом уверен.