Беспутье

«Там, где умер когда-то Март, Где взошла в феврале Полынь, В этих землях — вся горечь утрат, Мой корабль продолжает плыть. Средь игрушечных новостроек, Исходивших себя горожан, Я плыву в свой рутинный домик, В коем не прижилась душа…» Цирковь «Бога нет»

      Наруто часто вспоминал те давние вечера, когда мама гладила его по голове, перебирая намозоленными, исколотыми в кровь пальцами бледные пряди, а он клал голову на её плечо, находясь где-то между сном и явью. Проваливался в сновидения на секунду и тут же выныривал обратно, вслушиваясь в её нежный полушёпот. Она рассказывала, что скоро, буквально с грядущего сентября, его скука подойдёт к концу, он пойдёт в школу и обязательно подружится с замечательными людьми; что начнётся пора его одновременно долгой и мимолётной юности. Тогда он только и мечтал поскорее отправиться в это дивное место, где он сможет найти настоящего друга. Но сложилось так, что о дружбе Наруто узнал разве что из фильмов, за просмотром которых проводил часы ожидания матери. Книги он недолюбливал, находил их скучными, потому бежал из ненавистной школы, стараясь нигде не задерживаться, и по приходу первым делом включал телевизор с огромным, с диагональю в шестьдесят дюймов, экраном. Он был особенным. В то время как в школе и у других детей дома стояли страшные округлые коробки, только и умеющие, что шуршать, телевизор Наруто чётко передавал картинку и звук. Однажды его привёз отец и сказал, что перед ними настоящее чудо техники. Чудо техники создавало странный контраст с затхлостью и деревенской атмосферой остальной части дома, словно окошко в будущее или волшебный портал, благодаря которому Наруто с головой окунался в каждый новый сюжет, будь то романтичная комедия или триллер с элементами ужаса. Дружбу в фильмах показывали даже чаще, чем любовь, и Узумаки быстро усвоил её основные принципы: помогай товарищу в беде и радуйся его удачам больше, чем своим. Только вот применять их было не на ком.       «Дружба — это волшебные узы, соединяющие людей, — восторженно сказал Гэрри, персонаж очередного боевика, сжимая кровоточащую рану в своей груди. — Ты мой лучший друг, Джонатан. И наша связь будет жить в твоём сердце вечно!» В том фильме некий Гэрри героически погиб, но в память о нём Джонатан спас мир от вселенского зла. Наруто тоже хотел спасать мир ради друзей, но люди вокруг него только и делали, что отворачивались и презирали. Он не держал на них зла, разве что наивную обиду, однако, вдруг став супергероем, навряд ли бы смог пожертвовать ради них своим существованием.       Кино позволяло Наруто избегать мыслей о реальности, о издевательствах одноклассников, о извечном чувстве покинутости, проникаясь эмоциями и переживаниями вымышленных персонажей. Мальчишка в потрёпанной школьной форме до темноты сидел напротив светящегося экрана и никак не мог понять, почему в его жизни всё настолько блеклое и тоскливое. Телевизор стал его проводником в другие миры, где люди спасали и берегли друг друга, где справедливость всегда одерживала победу над злом.       Быть может зря, но сейчас Наруто считал Саске другом. Учиха перманентно находился рядом, надоедал хмурой рожей, но в тоже время стал неотъемлемой частью будней Наруто. Приходишь в расписные стены школы и ненароком высматриваешь в потоке учеников чёрные, всегда чуть растрёпанные волосы. Саске открыл для Узумаки новые грани мира, пускай по приказу, пускай ему не давали иного выбора, кроме как раскрывать правду о тёмной стороне Конохи. Саске не любил отвечать на вопросы, но лишь для того, чтобы Наруто дошёл до отгадки самостоятельно. Он сделал и продолжает делать Узумаки сильнее неоднозначными, жестокими методами, а всё потому, что времени осталось слишком мало. И хоть Учиха яростно отрицал дружбу, говорил, что Наруто для него не более, чем оружие, он зачем-то уже второй раз делал ему неожиданный подарок. Саске запомнил дату его дня рождения, отметил в голове увлечённость Узумаки его картиной. Разве так делают, когда человек тебе совершенно безразличен?       «Он — сплошное противоречие», — вновь и вновь думалось Узумаки.       И всё же Наруто ничего о нём не знал. Имя — Саске. Фамилия — Учиха. Учится в параллельном классе, хочет устроить государственный переворот в семнадцать лет. Всё это казалось фальшивой информацией для отвода глаз, не раскрывающей этого человека ни с одной стороны. Эти факты лишь путали следы настоящего Учихи, скрывающего истинную личину за ледяным безразличием. Только находишь зацепку, тянешь нитку в надежде найти клубок, но каждый раз натыкаешься на нерасплетающиеся узлы. Узел настоящих целей и намерений, узел зарытых в глубине души чувств, узел пережитых в прошлом травм. Наруто хотел узнать, что произошло с Саске, что сделало его таким. Ведь такими не рождаются. Слишком сложный для понимания. Если Наруто злился, то он кричал и бил стены, если радовался, то от души смеялся. А Учиха пытался откреститься от всех человеческих чувств, самостоятельно выбирая нужную ему в данный момент имитацию эмоции. Но изредка Наруто замечал, что его настоящее всё-таки вырывалось наружу. Узумаки хотелось верить едва уловимым улыбкам или нахмуренным в секунды недовольства бровям, а вот равнодушному лицу он не доверял. Перед Наруто стояла картина, насыщенная темными цветами от синевы к багряному. Раньше, ещё в самом начале года, она казалась более яркой и светлой (быть может сказывалось освещение?). Наруто мог рассматривать её часами, особенно в полумраке комнаты и отдалённом шуме включенного крана где-то на кухне. Он не раз прокручивал в голове возможные сюжеты, залегшие в ее основе, но все они напоминали лишь жалкие попытки отыскать правду. Что хотел рассказать картиной Саске? Какие мысли он вкладывал в каждый мазок кисти? Это плод его фантазии, фрагмент кошмара или отражение жизни?       — Не спишь ещё? — послышался голос из-за приоткрытой двери. Наруто сидел на полу, облокотившись на потрёпанные коробки, в то время как сон вторую ночь подряд наотрез отказывался к нему приходить. Джирайя задумчиво выдохнул и, зайдя в комнату, сел на заправленную раскладушку, что отозвалась неприятным для ушей скрежетом. Устремляя уже протрезвевший взгляд на подарок Учихи, он дополнил: — Так и знал, что это Саске принёс. Весьма необычно и мрачно, в его стиле.       — Это ты его ударил, — твёрдо произнёс Наруто умозаключение, к которому пришёл путём долгих размышлений и попыток умолить любопытство. — За что? — спросил он, будто не знал, хотя ответ, конечно же, лежал на поверхности и неприятно цеплял душу. Наруто на опекуна старался не смотреть, не то из-за неловкости, не то из-за подкипающего негодования, за которое, впрочем, тоже было неловко.       — Цунаде рассказала мне о вашей выходке. Саске перешёл черту, оскорбив и тебя, и её. И мы с ним слегка повздорили.       — Я тоже её перешёл. Мы оба ответственны за это. Он никак не оскорбил меня, потому что я делал всё добровольно. Можешь мне тоже в глаз дать, ведь я заслужил этого ничуть не меньше, чем он.       Наруто злился. Впервые чувствовал гнев по отношению к Джирайе, едва вернувшемуся из длительной поездки. Его обострённое чувство справедливости, намертво засевшее в каждой клетке тела, напряжённо звенело и готовилось выкинуть на опекуна добротную порцию раздражения. Наруто это пугало. Он не хотел срываться на Джирайю, тем более из-за Саске, и изо всех сил старался говорить спокойно, но нервная система не справлялась.       — В таком случае, он тебе нравится? — тон Джирайи, как и всегда спокойный, незаслуженно понимающий. Наруто осознавал, что чтобы он не сказал опекуну, старик его примет. Чтобы Наруто не учудил, как бы не напортачил, Джирайя всегда выслушает и поможет, подставит отцовское плечо. А Узумаки по-детски злился на него за то, что тот пытался отстоять его честь, злился, потому что устал и рассчитывал выплеснуть накопившийся гнев, потому что Саске хотелось защитить, почти также как Джирайя «защитил» его самого.       — Нет. Просто шутка вышла неудачной.       Наруто мечтал поспать. Беспробудным сном да часов пятнадцать. А ещё лучше отправиться домой, туда, далеко за город, к опушке леса и пруду. И чтобы мама гладила волосы и шептала сказки в темноте, чтобы их освещал лишь прямоугольник телевизора, на экране которого бы очередным хэппи-эндом заканчивался какой-нибудь приключенческий фильм. Веки тяжелели.       — Саске хороший малый. Он много пережил на своём коротком веку и его страдания продолжаются и по сей день. Они терзают его душу. Чтобы он не говорил, каким бы он не выглядел невозмутимым, но он не в норме и никогда уже, наверное, в ней не будет. Делать другим людям больно — часть его личности. Потому, хоть я и сказал, что ему можно безоговорочно доверять, тебе следует быть осторожным. Он никогда не откроет тебе сердце, его у него попросту больше нет. Вот и ты не открывай, понял? Не начинай играть в спасателя. В конце концов, это его обязанность вытаскивать тебя из неприятностей.       — Он мой друг, Джирайя. Друзья помогают друг другу, насколько мне известно. Он сделал для меня много хорошего, даже если не от чистого сердца, мне плевать. Я уже в долгу у него.       — Когда-то у меня тоже был друг, и я думал, что смогу ему помочь, что моей поддержки будет достаточно, чтобы вытащить его из омута. Но он погряз в своей цели и ради неё мог растоптать любого, включая меня. И он топтал, и губил множество жизней на пути. Саске такой же, — хрипло отрезал Джирайя. — Не знаю, имею ли я право рассказывать… Его отец, Фугаку Учиха, был одним из учеников Данзо, как и я, но пелена с его глаз спала куда быстрее. Он, молодой и амбициозный, смог бы достичь огромных высот. Он стал вождём первого и единственного крупного восстания против диктатуры Данзо, собрал собственную армию из обычных людей. Но его переворот подавили, и Мэр лично казнил Фугаку, как изменщика Родине. Всё, что я смог сделать тогда, это уговорить Данзо отправить семью Фугаку на Окраину, лишь бы они имели шанс выжить. В ДНК Саске и его брата нашли этот чёртов «ген преступника». Ты понимаешь, что с ними сделали, верно? А я сбежал. Мир начал трескаться, мои розовые очки разлетелись на осколки. Я путешествовал, смотрел на жизнь в других странах, крутил бесчисленные романы и писал бессмысленные книжонки, стараясь не думать, о брошенной мною Отчизне и всех её несчастных жителях. В то время мать Саске умерла. Она тяжело болела ещё до ссылки, но без должного лечения её болезнь прогрессировала. И Бог знает, что происходило с твоим другом, пока его не подобрала и не выходила Организация. Именно поэтому цель Саске не революция, нет. Всё, что им движет — слепое желание убить Данзо Шимуру. И ради этого он готов пожертвовать всем.       Слова Джирайи булыжниками падали на сердце Наруто, оно сжималось и тоскливо ныло, прося прекратить эту бесконечную пытку. Мысли пульсировали, фразы эхом отзывались в голове и прокручивались круг за кругом. «Он монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Как человек может быть таким ублюдком? Нет, Данзо не человек».       «Мэр лично казнил Фугаку».       «Ты понимаешь, что с ними сделали, верно?»       «Мать Саске умерла».       Это давно прошло, это густой и тёмный пережиток прошлого, никак не связанный с жизнью самого Наруто, но ему, чёрт возьми, отчего-то невыносимо больно. Он снова окунулся в чужую судьбу, не зная, что должен чувствовать и как должен реагировать. Он всегда остро переживал за персонажей фильмов, часто плакал, когда умирал главный герой или его родные. Но Саске не герой блокбастера. Саске как никто реален и всё, что он пережил тоже. Как он вообще мог давить из себя те редкие призрачные улыбки? Что стояло за каждой из них? Окраина, пустые дома, лишённые жизни земли. Саске выживал на отшибе страны, в сущем аде на земле и выжил. Картина. Кричащие дома, красное небо и фигура человека, сходящего с ума. Наруто поднимает взгляд на Джирайю, и одинокая слеза бесконтрольно срывается вниз по его щеке. Было бы куда легче, если бы он не узнал всего этого. Но Наруто сам захотел погрузиться в трагедию Саске, и теперь его сердце щемило так сильно, как не щемило уже давно.       — Я должен ему помочь, — выдавливает Наруто и стирает влагу с глаз. — Нужно хотя бы попытаться. Нельзя же ставить на нём крест, как на человеке. Может Данзо и правда заслуживает смерти за все совершённые им преступления? Что плохого в том, что Саске стремится убить такого, как Мэр, тем более после того, что он вынес? — Наруто всю жизнь считал, что ни один человек не заслуживает смерти. «Нет, Данзо не человек, » — повторяло сознание.       — Я не призываю тебя оставлять его. Просто пойми, что Саске не переделаешь. Я не уверен, что он когда-нибудь сможет признать тебя своим другом, ведь он — живое воплощение духа мщения. И вопрос лишь в том, как он будет жить, наконец отомстив?       Наруто молчал, но внутри он уверен, что Саске не бездушная машина, ориентированная лишь на одну задачу. Учиха — личность, внутри которой, возможно, произошёл надлом. Как не клей разбившуюся тарелку, трещины не исчезнут, но Наруто попытается сгладить их рваные края настолько, насколько возможно, ведь так и поступают настоящие друзья. ***       Джирайя рассказал, что Данзо уже больше пяти лет считает всех родственников Фугаку погибшими, поэтому Саске и удалось пробраться к центру столицы настолько близко без каких-либо подозрений, конечно не без помощи таинственной для Наруто Организации, директрисы Цунаде и Сакуры, чей отец заправляет всей этой забегаловкой под названием «школа Конохи». Саске наотрез отказался менять имя и фамилию (принципиален даже в вопросах жизни и смерти!), потому Организации пришлось хорошо постараться, чтобы выстроить для него нерушимое алиби на крайний случай, доказывающее, что он никак не связан с легендарным мятежником. Одной из его основных задач стала слежка и выуживание компрометирующей информации об учениках учреждения и их семьях, находящихся непосредственно близко к Мэру: Харуно, Инузука, Яманака и многие другие «кланы» предпринимателей оказались под его прицелом. Саске каждый день находился в чертовски опасном положении.       На улице бушевал ветер и лампочки на потолке подвала для тренировок, что находился под баром «Птенчик», то и дело мигали из-за перебоев с электричеством. Крыша здания трещала и свистела, и эти страшные звуки раздавались по всему помещению через трубы и вентиляцию. Весь состав группы «Така» расположился вокруг письменного стола, пыльного и кривого, вытащенного из склада, на котором лежало несколько стопок различных бумаг и разноцветных папок, подписанных знакомым каллиграфическим почерком. По центру Саске, в кожанке поверх чёрной водолазки (видимо фирменный плащ мешался бы при выполнении задания), раскладывал сложенную вчетверо карту города. Наруто заметил, что теперь смотрел на Учиху немного иначе, чем раньше — не так придирчиво и нервно, понимающе, а всё потому, что теперь для Узумаки, за его ровной спиной стояла тень его прошлого, напоминающая, что у Саске есть веские причины быть таким.       — Сегодня нас ждёт первая миссия третьего этапа основной операции. Для нас это скорее развлечение, нежели серьёзная задача, но шансов на ошибки, как и всегда, нет, поэтому слушайте внимательно, — сосредоточенно начал Саске, потирая переносицу. — Мэр и военная полиция, как узнали о наших планах, сменили маршруты патрулей, но благодаря отцу Карин мы откопали их новое расписание. Основной фронт наших действий разворачивается в Центральном районе. Сначала мы разукрасим почти десяток государственных зданий всем тем, что мы думаем о сидящих там снобах. Затем поджигаем один из домов крайне зажравшегося чиновника и под утро сливаем в сеть компрометирующую информацию о нём. В заключение, меняем государственный флаг на главной площади на флаг Организации и на следующий день с упоением смотрим, как знамя нашей победы поднимается над столицей.       — Чёрт, да не может быть! — Суйгецу, сидящий по правую руку от Наруто, восторженно вскочил со своего набитого поролоном строительного мешка. — Мы ждали этого два грёбаных года. Конан, должно быть, места себе не находит от нетерпения. Чувствую грядущее веселье       — Не могу ушам поверить. Мы буквально творим историю, — произнесла Карин и сложила пальцы в замок. Её руки слегка подрагивали, не от страха, а от чистейшего восторга.       Их глаза горели. Даже молчаливый Джуго выронил пару довольных мычаний, даже в Саске без труда чувствовался воодушевлённый азарт. Наруто же не понимал, какие эмоции испытывает. Смесь тревоги и предвкушения чего-то значимого. Атмосфера заряжала энтузиазмом, хоть Узумаки и ожидал от миссии чего-то другого. Он не считался членом Организации, понятия не имел о том, кто такая Конан, не ждал сегодняшнего события несколько лет, но почему-то хотел почувствовать себя частью коллектива. Но, пока что, он являлся ей только фиктивно.       В двенадцать часов ночи по всей столице гасли фонари, а они только этого и ждали. Ветер завывал дикий, почти ураганный, но это тоже играло в их пользу — никто из гражданских не вылезет на улицу в такую непогоду, а значит неожиданных свидетелей и вызовов полиции точно не предвидится. Но телефонная и радио связи сдавали позиции, и волосы в глаза лезли. Наруто никак не мог понять, мурашки гуляют по его спине из-за того, что куртку продувает или потому что волнительно? Первая миссия как никак, звучит солидно. Саске разделил команду на группы: Суйгецу с Карин (отчего-то альбинос очень этому обрадовался), Джуго в одиночку и он с Учихой. Теперь они вполне привычно ехали вдвоём до нужного места.       Нужным местом оказалось одно из главных зданий суда в Конохе. Здание хоть и находилось в Центральном, располагалось на задворках района, у границы с Рабочим, мрачное и старомодное, с двумя колоннами у крыльца и кладью из белого кирпича, который им придётся расписать, как чистый листок бумаги. На каждое строение не больше тридцати минут до проезда патрульной машины, а фронт работ огромный. Саске пояснил, что таким образом, они привлекают внимание к Организации, мол хоть об одном «испорченном» здании, но информация просочится в прессу, а вкупе с остальными планами на предстоящую ночь, новость о неких мятежниках однозначно выстрелит, хотя федеральные каналы и цензура в интернете не дадут подышать ей и дня. Наруто, в общем-то, и сам догадался, что сегодня они выступают в роли пиар-менеджеров и никаких претензий к этому не имел. Административные здания — обычные каменные коробки, смысла жалеть их нет. Дом чиновника, что они подожгут, абсолютно пуст в плане обитателей и является одним из десяти особняков старого вора, а значит они поступают вполне справедливо. И это не беря в расчёт глобальные цели.       Баллончики с чёрной и красной краской перекатывались и стукались друг о друга каждый раз, когда Наруто поправлял лямки рюкзака. Крыши домов хрипели железными пластинами, бившимися друг о друга, едва держались на хрупких креплениях. Телефонные провода раскачивались из стороны в сторону, и кроны деревьев шуршали остатками жухлой листвы. Наруто думалось, что после всей свистопляски, что устроил ветер, на утро большинство деревьев будут стоять с голыми ветками. Саске достал из сумки две чёрные балаклавы и протянул одну из них Узумаки. Вязанная, с тремя отверстиями для глаз и рта, она была точной копией головного убора всех преступников в кинематографе. Наруто усмехнулся. Он преступником стал уже тогда, когда согласился ввязаться во всю эту авантюру с переворотом. А если смотреть глубже, то с того момента, как в него, возможно, заключили ключ от супер-важного оружия.       — Наверное, нам следует называть балаклаву «pasamontañas»*, — прервал молчание Саске.       — Без понятия, что ты только что сказал, но мы похожи на ниндзя, — улыбнулся Наруто, пытаясь надеть маску так, чтобы отверстия в ней находились в необходимых местах, и с негромким «кия!», ткнул напарника в спину. Учиха кинул на Наруто убийственный взгляд, но больше никак на его выходку не отреагировал. — Саске, а разве в таких важных объектах, как суд, нет охранников внутри, камер, все дела?       — Есть, но в Организации имеется человек, который помогает нам с этим. Охранник сейчас, если не видит десятый сон, то смотрит записи камер с прошлого месяца и ни о чём не подозревает. За работу, стажёр.       Наруто утвердительно кивнул и, подойдя ближе к стене, распахнул рюкзак и вытащил из него баллончик и фонарик. А по ним с Саске даже не скажешь, что они замышляют нечто серьёзное. Если поймают сейчас, скорее всего выпишут штраф за вандализм и нарушение комендантского часа, занесут в базы данных, поставят на учёт и отпустят, но уже в эту секунду Наруто начнёт выводить слова, за которые без раздумий влепят статью об измене Родине. Учиха уже начал рисовать что-то по другую сторону от крыльца, в метрах десяти от Наруто. Далеко. Красные огоньки камер опасно мигали, смотрели на Узумаки и отворачивались — абсолютно бесполезны, хоть и заставляли сердце неприятно постукивать каждый раз, когда Узумаки замечал их методичное движение вправо-влево краем глаза. Наруто выдохнул, и, словно прыгая с разбегу в холодную воду, начал вырисовывать крупные чёрные буквы, разного размера, уползающие вверх по диагонали. То ли Наруто держал аэрограф слишком близко к стене, то ли краска оказалась жидковата, но буквы сползали вниз смачными подтёками. Но Узумаки всё равно нравились собственноручно написанные фразы, от них веяло небрежностью и уличным стилем, как будто всё так и задумано. Пару лет назад Наруто хотел попробовать себя в граффити, только вот в его родном городе подходящих мест для этого занятия не имелось, зато теперь он мог проявить внутреннюю тягу к порче имущества во всей красе.       Это затягивало. Стена безостановочно заполнялась словами. Наруто никогда не обладал талантом мыслеплётства и красноречия, но сейчас фантазии и чувств вполне хватало для того, чтобы расписать весь периметр здания в одиночку, но минуты неслись немыслимо быстро и отложенного на городской суд времени хватило лишь на небольшую часть «полотна». Вокруг полуметровой в высоту надписи: «Открой глаза», располагавшейся по центру, Наруто более мелко выписал другие фразы и сам не заметил, как последней вывел: «Наш Великий Мэр — убийца», что совсем не планировал. Страшное обвинение, но смотря на это, совесть Наруто ликовала, будто вынесла Данзо законный приговор.       Дела шли ровно. Ещё более скучное, чем Суд, здание казначейства Наруто расписал теми же самыми оборотами и специально управился довольно быстро, чтобы посмотреть на работу Саске. В надписях Учихи невооружённым взглядом можно было рассмотреть поставленную руку художника. И выведенные им буквы почему-то не стекали вниз, и находились выше. Наруто и не замечал особо, что Саске на добрые пять сантиметров опережал его в росте, а вместе с военными ботинками на толстой подошве, на все восемь. А ещё, помимо слов и фраз, Саске заполнил стену крупными красными облаками с причудливыми завитками, которые явно значили нечто важное в общей композиции.       — Символ Организации, — пояснил Саске ещё до того, как Наруто успел задать вопрос, будто мысли прочитал. Узумаки ответил многозначительное «понятно» и они, сложив пустые баллончики в сумку, направились к мотоциклу Учихи, оставленному в переулке. У остальной части команды всё тоже проходило удачно: они связывались с Саске по рации после каждого изрисованного здания и докладывали капитану об обстановке, однако речь их постоянно прерывалась и шипела, порой так сильно, что разобрать ни слова не получалось, и всему виной ураган.       Дорога до заключительного места казалась подозрительно знакомой. Вот тот дорожный знак, прикрепленный к столбу всего одним шурупом — второй или сам развинтился, или выкрутил кто-то, но в любом случае, теперь этот знак висел перевёрнутым, и никто не считал нужным вернуть его в исходное состояние. Он даже стал, в какой-то степени, местной достопримечательностью. «Ты где сейчас?» — могли спросить люди, и ты бы с лёгкостью им ответил: «У перевёрнутого знака». И все бы поняли. За ним поворот на улицу, где находилась небольшая кафешка, которую однажды показал Наруто Киба. Инузука тогда перехватил его у выхода из школы и предложил вместе пообедать, так как видел, что в тот день в школьной столовой впервые не приготовили рамен, и разочарованный таким событием Наруто вообще ничего не съел в знак личного протеста. Узумаки пытался отказаться — не привык задерживаться после учёбы, но голодный желудок и отсутствие на тот момент в квартире Джирайи сделали свое дело. И затем, несмотря на то, что пошёл ливень, Киба проводил его до остановки, промокнув до нитки. С тёплыми воспоминания дорога казалась короче.       — Школа? Серьезно? — скривился Наруто, когда Саске остановился у знакомого фасада. — Тут же даже писать негде, одно стекло.       — А асфальт на что? — ухмыльнулся Саске, неожиданно направляя луч света прямиком на лицо Наруто. Узумаки рефлекторно зажмурился и отшатнулся, едва не запутавшись в собственных ногах. Теперь перед глазами даже с закрытыми веками стояло мутное круглое пятно.       — Придурок, тебе разве не говорили…       — Замолкни, — резко оборвал Саске и Наруто послушно осёкся.       Рация кряхтела нечленораздельные шипения, надрывалась и изрекала даже не обрывки слов — обрывки звуков. Саске терпеливо нажимал на «приём» и раз за разом говорил, что из-за шума разобрать ничего не выходит, но, судя по всему, на том «конце провода» люди находились в точно таком же положении. Ему с Саске отчаянно пытались передать информацию, и это не могло быть хорошим звоночком, ведь если бы кто-то из ребят планировал сообщить рядовые фразы о выполнении задачи, он бы не старался прорываться через помехи с таким упорством. Учиха раздражённо выключил устройство и сунул его в карман, на секунду закрыв глаза, принимая решение. Интуиция Узумаки кричала о наступающих неприятностях, инстинкты говорили или скорее бежать, или напротив, пойти вперёд и выяснить что же в конце концов происходит. Саске вышел из секундного оцепенения первым, и, словно вновь угадав промелькнувшие в голове Узумаки мысли, схватил его за руку и быстрым шагом направился к выемке в стенах здания, где в ученические будни часто ошивались школьники из среднего звена, нагло курящие сигареты и прогуливающие уроки прямо на улице. Какой бы элитной школа не являлась, дети везде одинаковые — тянутся к запретному и делают это напоказ, чтобы точно заметили. Наруто руку аккуратно выдернул (уж он-то точно не ребёнок, чтобы его за ладошку вели) и шёл чуть позади Саске, прислушиваясь к собственному чутью и окружающим звукам.       Они услышали это одновременно и также синхронно напряглись, сменив режим с осторожности на готовность атаковать и защищаться в любую секунду. Наруто и не подозревал, что способен на такую реакцию. Помимо пыли и песка, ветер, дующий в лицо, нёс с собой отдалённый шум двигателя и клочья голосов. Несколько человек подъехали к государственной школе в самый разгар ночи и теперь тёрлись где-то в стороне парадного входа. Наруто вдруг осознал, что там, где есть он, ничего не могло просто идти по плану, всё постоянно изворачивалось наперекосяк и вытекало самым худшим вариантом из возможных. Почему именно сегодня и именно здесь кому-то понадобилось заниматься своими тёмными делишками? А когда-то ведь Узумаки считал себя вполне удачливым — в контрольных выставлял все ответы наугад и каждый раз получал средний балл, но теперь извечные приключения намертво привязались к его проблемной заднице.       Лицо Саске не видно — слишком темно, несмотря на то, что глаза более-менее привыкли к мраку, но наверняка оно не сулит ничего хорошего. Саске слушал, только вот в выемке, где они скрылись, вихрей нет, а значит и звуки больше не доносились до ушей; Саске снова включал рацию, но связь предательски дрожала и прерывалась. Сердце Наруто громко билось о стенки грудной клетки. Их могли заметить и, как бы он не хотел признаваться самому себе, эта вариация развития событий пугала. Что если появление подозрительных личностей в ту минуту, когда они с Саске выполняли задание — не простое совпадение?       Учиха подошёл незаметно, почти вплотную и едва ощутимо, тоном на грани угрозы, проговорил прямиком в ухо:       — Стой тут, Узумаки, и жди меня.       И в эту же секунду Наруто решил, что стоять и ждать он точно не собирается. Напарники и нужны для того, чтобы прикрывать, подстраховывать, а не терпеливо ждать, когда там твоего коллегу по цеху по-тихому грохнут. Вариант, что он будет лишь мешаться, Наруто не рассматривал, потому уверенно достал из внутреннего кармана (у Саске нахватался) пистолет и пошёл за вырвавшимся вперёд Учихой. Тот быстро заметил «слежку» и разочарованно выдохнул.       — Нам повезло, они зашли. Нам нужно запомнить номера машины и валить. Не путайся под ногами и стой тут на шухере.       Саске на удивление хорошо ориентировался в темноте, невидимый настолько, что Наруто, следящий за каждым движением, потерял его из виду спустя пару секунд. По ощущению ветер стихал, но конечностям становилась неприятно зыбко. Он тёр руки друг о друга и не сводил взгляда с двери в здание, казавшейся точно такой же, как и минут десять назад, когда Наруто с Саске только приехали. Им крупно повезло, что они не успели вывести ни одного слова из запланированного, иначе весь их замысел рассекретили бы слишком скоро — за ночь бы все их старания стёрли в пыль, замазав красно-чёрные буквы толстым слоем краски и штукатурки. Ради такого дела вызвать на работу людей — сущий пустяк. Хотя малярам и строителям в любом случае придётся отдуваться за эту выходку завтра. Учиха не торопился. И подозрительного ничего не происходило. Наруто стоял, переминая замерзшие ноги и оглядываясь по сторонам. Складывалось впечатление, что ему все эти фантомные звуки просто причудились, и от скуки он позволил себе на мгновение взглянуть на небо.       «Ещё минута и пойду искать Саске».       — Ты кто ещё такой? — послышался басистый голос за спиной. И сердце Наруто, наверное, остановилось. *«Пасамонтана» (исп. pasamontañas). Такое название особо популярно в леворадикальных кругах, в которых пасамонтана играет роль символа повстанческой борьбы. (Политические течения, входящие категорию крайне левых движений, как правило, стремятся к демонтажу иерархий и заявляют своей целью социальное равенство в обществе. Ультралевые видят себя в роли защитников, поэтому в своей доктрине заявляют о приверженности принципам интернационализма, антифашизма, антиимпериализма). Саске счёл это ироничным