Русская рулетка

В коридоре третьего кольца не было шумно. Это было хорошо, ведь у Гермионы раскалывалась голова. По собственному опыту она знала, что улики должны быть собраны сейчас. Немедленно. Они и так потеряли драгоценное время. Вдох. Выдох. Главное не смотреть на труп под ногами. Его исследовать Грейнджер ещё успеет. Наврятли кто-то сейчас подойдет к телу ближе, чем на два метра. Уж больно у старшего смотрителя суровый вид. Оно и к лучшему. «Давай, Гермиона, ищи! — твердит её разум, и настойчиво шепчет: — Вни-ма-тель-не-е». И она ищет. Как специально натасканная собака! Жадно вглядывается в каждого вновь прибывшего в коридор аврора, чуть ли не принюхиваясь. Проход с лестницы в коридор довольно узок, поэтому мужчины входят по одному — как раз так, как ей нужно. Гермиона сосредоточенно следит за реакцией каждого: вот старина Праудфут замирает в проходе, оглядывает мертвую женщину, морщится, прочищает горло и схаркивает в сторону — обычная его реакция на очередной труп, а значит, не он, и Гермиона должна искать дальше; реакция Долиша и Уильямсона такая же… «дежурная» — она снова теряет драгоценные минуты. Через некоторое время перед ней выстраиваются все подчиненные — Годрик, прямо как на параде! Чтобы привести голову в порядок, она решает их пересчитать: раз, два, три, четыре… пять — лишняя рыжая макушка мелькает в проходе, и Рональд Уизли — собственной персоной! — появляется в коридоре. Всё, тушите свет. Это просто «занавес» только что начавшегося дня! «Привела мысли в порядок, а, Гермиона?!» Только она собирается хоть что-то сказать — пусть даже если это нечленораздельные звуки, за которые ей обязательно будет стыдно — как аврор Уизли, конечно же, перебивает её, как всегда, не к месту вставляя свои комментарии. — Ого, — присвистывает он, проводя рукой по щетине, — привычка, которая заставляет хотеть отрубить ему руки по самый локоть. — Герм, это ты её так? О Годрик, он до сих пор не знает, что место преступления и цирк — разные вещи! Прекрасно. И каждый из её коллег после этих необдуманных слов бросает в сторону старшего смотрителя недвусмысленный взгляд. — Рональд, — буквально рычит Гермиона, но потом разум берет-таки вверх над чувствами, а холодная логика тушит агрессию. Медленно считая в уме до трёх, Грейнджер выдыхает. — Что ты здесь делаешь? Все, абсолютно все присутствующие, кажется, могут почувствовать наколенную до предела атмосферу. Но только не гребаный Уизли! — Я думал, что мы расстались друзьями, — вдруг с чего-то говорит он, и Гермиона почти ударяет рукой по лбу. Нет, она не опустится до того, чтобы обсуждать тут с ним личную жизнь. — Аврор Уизли, я повторяю вопрос, что Вы здесь делаете? О, как ей нравится этот его взгляд! Гермиона почти забыла, сколько удовольствия ей доставляет то, насколько унизительно для Рона быть ниже её по званию. Каждый раз, когда она ставит Уизли на место, в голубых глазах можно увидеть неподдельную ненависть, а на веснусчатых щеках — гневный румянец. Три, два, один… капитуляция. — Кингсли прислал меня, — наконец нехотя объясняет он и злобно кивает в сторону мертвого тела. — Как видно, не зря. — Понятно. Пусть Гермиона так и говорит, но вопросов после такого ответа становится ещё больше. Когда прислал? Зачем? И она бы разобралась с ними, правда. Но сейчас бездыханная Алекто Кэрроу требовала всё её внимание. Что ж, раз не удалось как следует оценить реакцию коллег, то самое время осмотреть тело. За годы работы в Аврорате, Гермиона научилась быть беспристрастной. Рональд, когда они ещё жили вместе, часто называл её Железной леди. Да вот только так и не понял, что чем чаще она задерживалась на работе, чем дольше пропадала в бесконечных рейдах, тем скорее стремилась вернуться не в мягкую постель, а на жесткий кухонный стул и, сидя на нём, сжимать в руках стакан огневиски, а потом, ближе к утру, перебираться в старое кресло в гостиной, так и не сделав ни единого глотка. Именно поэтому детальный осмотр трупа для старшего тюремного смотрителя — дело давно привычное. — Ну привет, красотка, — бурчит Гермиона себе под нос, в два широких шага оказываясь рядом с Алекто. — Познакомимся поближе? Не надо быть умнейшей ведьмой своего времени, чтобы понять: причина смерти — огнестрел, точно промеж глаз. Хотя, лучше бы, конечно, убили не маггловским способом. Убийцу найти было бы куда легче. А сейчас Грейнджер полдня потратит только на то, чтобы объяснить дорогим коллегам, что же такое пистолет. Да и пистолет ли? «А был ли мальчик?» — усмехается голос в голове. Старший смотритель присаживается на корточки рядом с трупом, и все те немногие звуки перешептываний, которые были вокруг, разом стихают. Гермиона протягивает руку, указательный палец легко проскальзывает в неровное круглое отверстие между тканями. За спиной — тихие звуки рвотных позывов, но Грейнджер не обращает внимания на слабые желудки подчиненных. Да, она абсолютно уверена, что блевать собрались именно авроры, ведь таким пустяком её подопечных после пирушек в кругу пожирателей, организатором и главной тамадой которых была Беллатриса Лестрейндж, не напугать. Раздробленные кости черепа, вязкая холодная кровь — дырка в голове больше, чем она ожидала, и проходит под углом. Нападавший точно стрелял с близкого расстояния. Грейнджер на секунду отвлекается от тела и осматривается вокруг. Коридор же довольно узкий. Трудно в таком остаться незамеченным. Скорее всего убийца стрелял из лестничного прохода. Продолжая вертеть головой, Гермиона сталкивается с выражением полного отвращения на лице Уизли и, не сдержавшись, фыркает. Смотрит дальше. Теперь уже на заключенных. Амикус всё ещё сотрясается в диких рыданиях. Лицо Рабастана вовсе не читаемо. А вот Люциус глядит прямо на неё. Открыто. И будто в вызове приподнимает бровь, как бы говоря: «Ну, что, уже поняла?» Гермиону подобное злит, ведь ни черта она пока что не поняла! Снова взгляд на труп. Свободной и чистой рукой старший смотритель закатывает рукав повыше и, сделав пару глубоких вдохов и медленных выдохов — что бы не говорили, не такая она уж и железная! — Гермиона опускает палец на максимальную глубину. Обнаруженное, а точнее не найденное, заставляет Грейнджер подскочить на ноги и осмотреть пол. Пустой пол с одиноким и засохшим кровавым ручейком, вытекающим откуда-то из области затылка еще вчера живой Алекто. Пуля прошла на вылет. Вот только где она теперь? — Праудфут, — рявкает Грейнджер командным тоном, чуть ли не заставив взрослого мужчину, прошедшего войну, подпрыгнуть на месте. — Мне нужен Гарри здесь и сейчас. Срочно! Свяжитесь с ним. — Есть! — Остальные, — небрежным движением она стряхивает руку, от чего пара капель чистой крови орошает каменную плитку, — приберитесь тут. Я не хочу видеть труп в коридоре. Банного дня сегодня не будет! Буду у себя. Мгновение авроры переглядываются, а потом, без лишних разговоров, начинают исполнять приказ. Все, за исключением одного. И только Грейнджер ступает на винтовую лестницу, как её останавливают, бесцеремонно схватив за локоть и заставив обернуться. Уизли. — Что ты делаешь? — спрашивает он, недопустимо повысив голос при обращении к старшему по званию. Великий Мерлин, Рональд её уже даже не раздражает. Гермиона чувствует к нему одно сплошное ничего и немного навалившейся усталости. Спорить с ним совершенно не хочется, попытаться что-то объяснить тоже. — Я иду к себе, — вот так вот: тихо, но твердо. — Я не об этом! А нет, всё же Уизли своей непроходимой тупостью удаётся разбудить спящий внутри Гермионы вулкан. — Тогда тебе, по всей видимости, придется просветить меня! — вывернув руку, Грейнджер быстро освобождается из захвата. — Потому что мысли читать я не умею! — Ты велела убрать труп, — уже спокойнее, но высокомерно задрав нос, отвечает Рон, скрещивая руки на груди — оборонительная поза, подсказывает ей пройденный некогда курс по психологии. — И велела убрать место преступления! Сейчас все улики будут безвозвратно утеряны! Грейнджер лишь закатывает глаза. — Я уже осмотрела и труп, и место… — Конечно, всегда только ты! — перебивает он. — А как же другие? Гарри, например? Да-а… Спустя столько лет, он всё ещё прикрывает свою задницу именем Гарри Поттера. Гермиона чувствует, что кровь внутри практически бурлит. — О, — теперь её голос пропитан опасностью, и Уизли, точно чувствуя угрозу, отступает на шаг. — Значит ты, — тычет Гермиона в его грудь покрытым чужой кровью пальцем, и он отодвигается ещё на одну ступеньку вниз, — сомневаешься в моём профессионализме? — Я такого не говорил, — оправдывается Рон неуверенно. Но Гермиона делает вид, что не слышит его ничтожных бормотаний. — К счастью, других таких дураков нет. Кстати, так что всё-таки ты здесь делаешь? Спасибо Мерлину, Гермионе не пришлось объяснять на пальцах, что она имела в виду, задавая такой вопрос. — Как я и сказал, Кингсли прислал меня, — отвечает Уизли с небольшой заминкой. — Знаешь ли, было не так уж и много желающих приехать сюда! — Знаю. Она уже собралась уходить. Было слишком много дел, чтобы продолжать стоять здесь и вести пустой диалог. Но Рональд, конечно же, просто не мог принять того, что не его слово осталось последним. — Я бы тоже мог осмотреть там всё! Вдруг ты что-то упустила? Тут уж Грейнджер не выдержала и рассмеялась прямо в лицо его самолюбию. — Мерлин, Рональд, — сказала она, когда чуть успокоилась. — Ты тот человек, который без зазрения совести убеждал меня, что кружевные трусы цвета фуксии, которые я нечаянно нашла между матрасом и кроватью, принадлежали исключительно мне. — Это совершенно… — А я просто ненавижу этот цвет. И если мои навыки следователя тебя до сих пор не впечатляют, то твои — просто ничтожны, — с чувством удовлетворения она наблюдала за тем, как Уизли, за неимением достойного ответа, наконец захлопнул свой рот, и, развернувшись, без слов, поднялась наверх. Спустя ещё час день лучше не стал. Гарри был чем-то чрезвычайно занят и не мог вот так сразу всё бросить и примчаться к ней. А министр магии, наверное, впервые в жизни, сделал ей жесткий выговор и потребовал немедленно найти виновного. — Мне всё равно, кто это будет, Грейнджер, — слова Кингсли, перемешанные с шумом огня, звучали мрачно. — Мы не можем позволить этой… новости просочиться дальше. — Что Вы имеете в виду? — в душе Гермиона уже знала ответ, но всё ещё надеялась, что ошибается. Чуда, однако, не произошло. Грейнджер никогда не ошибалась. — Просто назови имя, — устало вздохнул Бруствер. — Кто там у тебя есть? Может быть, Долохов? У тебя с ним, кажется, личные счеты. Очень не хотелось бы, чтобы такой как он вернулся в магическое общество. Грейнджер почувствовала, как ногти впились в мягкие ладони. Чувство справедливости вдруг вспыхнуло в ней с удвоенной силой. — Министр, я клянусь, что виновный будет наказан по всей строгости закона, — произнесла она безапелляционно. Очертания лица Кингсли после её заявления скривились в недовольстве. — У тебя есть две недели, — наконец сказал он и с треском исчез в пламени, погружая гостиную в полумрак. И отсчет времени пошел. Сначала она допросила дежуривших утром авроров. Волохов топил котельную. Долиш был тем, кто сопровождал Алекто к помывочным отделениям, где их должен был ожидать Сэвидж. Последний ничего не слышал, Джон же утверждал, что нападавший, скорее всего, оглушил его конфундусом. Не ожидавший удара в спину в самой защищенной тюрьме из когда-либо существовавших, аврор стал лёгкой мишенью. Гермиона из его показаний поняла другое: покушение было хорошо спланировано. К сожалению, это была вся информация, которую смогли предоставить старшему смотрителю её подчиненные. День приближался к концу, а она всё топталась на месте. Ни одна идея не пришла в голову, ни одно предположение не посетило мысли. Больше Гермиона не могла бессмысленно торчать в комнате, поэтому решила начать вечерний обход Третьего кольца пораньше. Заключенные сегодня были тише воды, ниже травы. Оно и понятно… Теперь они, кажется, в полной мере осознали, что их жизни висят на волоске. Один неверный шаг — и разговор будет короткий. Если вообще будет. Говоря о разговорах, может ли быть такое, что заключенные всё же заметили кого-нибудь подозрительного? Слышали выстрел? Наверняка ведь они кого-то подозревали? Смотреть на случившееся через железные прутья решётки сейчас было бы куда легче. Это Гермионе трудно выдвигать предположения против кого-то из коллег, а для них авроры — уж точно не близкие друзья. — Люциус Малфой, — внезапная догадка озарила старшего смотрителя. Он, безусловно, мог бы оказаться полезным. Да вот только Гермиона не была такой самонадеянной, чтобы думать, что такой человек запросто даст себя использовать в собственных целях и интересах. Нет, этот змей съест её заживо и не подавиться. Вздохнув, Гермионе ничего не оставалось, как отправиться на кухню. Им придется научиться сотрудничать, хочет того мистер Малфой или нет. Спустя всего полчаса ужин был готов. Гермиона не без гордости смотрела на дымящуюся в руках тарелку с едой, когда спускалась по винтовой лестнице. Далеко идти не пришлось — сегодня камера Люциуса была ближайшей к выходу. Малфой, казалось, уже ждал её. — Мисс Грейнджер, — поздоровался он первым, манерно растягивая слова. — Какой приятный сюрприз! Надо сказать, я счастлив, что Вы наконец поняли: приходить к кому-то с пустыми руками — моветон в приличном обществе. Не стойте на пороге — входите же! Ещё вчера Гермиона бы запустила тарелку прямо в него. Подумать только, этот напыщенный индюк всё ещё вел себя так, словно она у него в поместье! Хорошо, сегодня она будет играть по его правилам. — Мистер Малфой, — кивнув, Грейнджер смело вошла в камеру. — Я решила угостить Вас ужином. Но если я сейчас опять услышу, что салат и спагетти едят разными столовыми приборами, то, клянусь Мерлином, придумаю для Вас нечто пострашнее вилки в глаз. — Или в жопу раз! — выкрикнул Торфин из соседней камеры, считая, по всей видимости, свой комментарий — торжеством разума. Грейнджер сразу же сотворила невербальные чары и бросила предупреждающий взгляд Люциусу. Последнее, что сейчас было нужно, чтобы их кто-то подслушал. — Справедливо, — легко согласился с её выпадом Малфой и жестом попросил присесть. Гермиона тут же поставила тарелку с ещё не остывшими спагетти прямо перед Люциусом. Всем видом показывая, что она готова к разговору. Теперь, когда магия, кружившая вокруг, поглощала все звуки извне и не пропускала лишнее наружу, их игра начинается. — Я думаю, Вы понимаете, мой сегодняшний визит — отнюдь не демонстрация вежливости и манер. — Разумеется, — Малфой ловко накручивает спагетти на вилку, помогая ложкой, и, не проронив ни капли соуса, подносит ко рту. — М-м, должен сказать, Вы превзошли мои ожидания. Это сносно. Гермиона приподнимает бровь. Сносно? Ну, надо полагать, что такая похвала от Малфоя приравнивается к оценке «Превосходно» на экзамене. — И коли Вы так постарались, то, вполне вероятно, зашли в тупик, — резюмирует он, чинно промокнув губы салфеткой. — Итак? Старший смотритель улыбается. Лгать сейчас — бессмысленно и бесполезно. Уж Люциуса во вранье она никогда не переплюнет. А потому её оружие — режущая, точно острый нож, правда. — Как всегда догадливы, мистер Малфой. — Прелестно! — чуть ли в ладоши не хлопает от радости заключенный. — Тогда Вы здесь, чтобы обсудить условия? Сейчас, Гермиона. Всё или ничего. — Не совсем так, — непонимание, удивление, заинтересованность — лишь малая часть эмоций, которые она научилась читать на его лице. — Я здесь, чтобы предложить условия, которые Вы будете обязаны принять. Он смеется ей в лицо также, как несколько часов назад она смеялась в лицо Уизли. Что ж, быть по эту сторону крайне неприятно. — И Вы решили, что я соглашусь? — всё ещё посмеиваясь, уточняет Малфой. — Как самонадеянно! Смех заключенного не утихает, и Гермиона понимает, что настало время достать последний козырь из рукава. — Вы согласитесь, Люциус, — её тихий, уверенный голос заставляет Малфоя замолчать и внимательно слушать. — Согласитесь, потому что я намерена говорить с Вами начистоту. Министр дал мне ровно две недели, чтобы во всем разобраться. И если я это не сделаю, то буду вынуждена назвать ему имя. Любое имя. Смотрю, Вас такая политика не удивляет? Тем лучше. Так вот, Люциус, откажитесь помогать, и я назову Кингсли Ваше имя — потому что так захочу, потому что Вы меня достали! — и уже в следующую секунду авроры схватят Вас за аристократические яйца и выволокут из этой тюрьмы. Надо ли говорить, что будет дальше? Бледнее обычного, Люциус отрицательно качнул головой. — Будем считать, Вы согласны. — Будь Вы, мисс Грейнджер, из другой семьи, шляпа бы точно распределила Вас на Слизерин. Теперь, когда это в моих интересах, конечно же, я согласен помочь Вам. Однако, я не могу говорить открыто. — О, мистер Малфой, опять Ваши загадки?! — Поймите меня, здесь и у стен есть уши! Я не могу помочь Вам открыто, но если Вы действительно настолько умны, как говорят, то с легкостью меня поймете. — Продолжайте. — Поверьте мне, никто из нас не видел убийцу, мисс Грейнджер. Это буквально может быть кто угодно. В нас давно уже перестали видеть людей. Все, кроме Вас, разумеется. Гермиона нахмурилась. — И чем же мне поможет данная информация? Я запуталась, понимаете? Я не знаю, где искать! — Ерунда! Дорогая, Вам просто нужно начать с самого начала. Ну же. Думайте! Сначала? Но что было в начале? Банный день. Ровно в шесть утра аврор Долиш вывел Алекто Кэрроу из камеры. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Джон всегда был пунктуальным. Две минуты спустя, заключенную застрелили. В том, что преступник один из авроров, Грейнджер не сомневалась. Уж слишком точно подобрано время. Но чем кому-то могла насолить Кэрроу? Кто-то решил так отомстить за прошедшую войну? Нет. Отомстили бы давно, раз на то пошло. — Не понимаете? — прервав долгое молчание, спросил Люциус снисходительным тоном. И Гермиона не могла даже привычно на него огрызнуться. — Не понимаю. — Грейнджер облокотилась на холодный камень, зажмурившись и сжав переносицу. Головная боль наступала с новой силой. — Кому могло потребоваться убивать Алекто? — При чем тут Алекто Кэрроу, мисс Грейнджер? — обычно спокойный Малфой стал терять терпение. — Я же сказал: начните с самого начала! — Я и начала! — выкрикнула в ответ Гермиона. — Был банный день. Начав в шесть утра, дежурившие авроры должны были в строгом порядке, согласно алфавиту и по одному, вывести заключенных из камер и проводить их до помывочных отделений! И тут её словно ледяной водой окатили. Какая же она дура! Заключенных выводили по алфавиту. Всегда. Какого черта алфавит вдруг стал начинаться с «К»? — Я вижу, Вы наконец поняли, — утвердительно сказал Малфой. Теперь на лице старшего смотрителя красовалась хищная, азартная улыбка. Это была улыбка охотника, выслеживающего свою добычу целую неделю и наконец-то напавшего на след. — Да, поняла. Спасибо Вам, мистер Малфой. — Что Вы, — пожал плечами Люциус и указал на теперь пустую тарелку. — Благодарю за ужин. Гермиона потянулась было, чтобы убрать посуду, но Малфой перехватил её руку. — Оставьте это эльфам, — и когда Грейнджер уже хотела возмутиться, Люциус добавил. — Скоро запустится механизм, и «Карусель» начнет вращаться. Идите же, главный герой этой истории Вас уже заждался. Гермиона действительно благодарно кивает ему на прощание, стремительно разворачивается и выходит прочь. Она проноситься мимо камеры Роули — сегодня у него в соседях нет русского мага — мимо Рабастана, необычайно молчаливого с самого утра, мимо Амикуса, всё ещё тихо горюющего, и наконец достигает цели. В его камеру она заходит без предварительных ласк и лишних приветствий. — Я уже хотел обидеться, золотце, — говорит он и выглядит при этом более колючим, чем обычно. — Думал, что в первую очередь ты прибежишь ко мне. Может я и не платиновый блондин, но ведь, — он облизывает губы, — между нами столько всего было. Ай-ай-ай, золотце. Да, говорить с ним будет намного сложнее, чем с тем же Малфоем. — Антонин, ты знаешь, почему я пришла? — Мне плевать, — усмехается преступник с тенью злобы. — За чем бы не пришла, ты этого не получишь. Убирайся, Грейнджер. — Я знаю, что убить собирались тебя! Долохов встает с кровати и выпрямляется в полный рост. Несокрушимой скалой он надвигается прямо на Гермиону. — Десять баллов Гриффиндору, — затравленным зверем рычит он ей в лицо. — Ты, небось, расстроилась, да? Тц, как же они так сплоховали, м-м? Антонин протягивает руку, но Гермиона не двигается. Неслышной тенью его пальцы касаются тонкой шеи и отодвигают ворот рубашки в сторону. Лиловая лилия с красными кровоподтеками, не страшась и не прячась, приветствует своего автора. Долохов замирает. — Эта смелость погубит тебя когда-нибудь, — наконец выдыхает он, отступая. — Чего ты от меня хочешь? Весь гнев и вся ярость исчезают из его голоса, словно их там никогда и не было. Из зверя затравленного и ненавидящего всё вокруг он вдруг в раз превращается перед ней в зверя прирученного, смирившегося, просящего. — Черт возьми, золотце, чего ты хочешь? Грейнджер смотрит на Долохова и с содроганием понимает: впервые он открыт и не защищен. Попроси она его сейчас прыгнуть в ледяной океан, Антонин бы прыгнул. Попроси умереть, он умер бы, не раздумывая. Попроси поцеловать — сожрал бы целиком, обгладывая до костей. — Ты прав, — говорит она просто. — Ведь смелость шагает под руку с безрассудством. Но если я погибну, борясь за справедливость, то так тому и быть. Теперь Грейнджер делает шаг к нему навстречу, и Долохов, явно не ожидая такого поворота событий, отшатывается от её руки назад. — Я знаю, что убить пытались тебя, — вновь повторяет она. — И произошло это из-за того, что кто-то явно против твоего скорого освобождения и возвращения на родину. А ещё я знаю, что у тебя наверняка есть на примете подозреваемые. Помоги мне найти убийцу, Антонин. Внутри заключённого словно борются две силы, разрывая грешника на части и принося в жертву ей. — Не понимаю, о чем ты говоришь. Уходи. — Они всё повесят на тебя! — и откуда в голосе столько отчаяния? — Если я не найду убийцу Алекто, обвинят тебя! Неужели ты не понимаешь? «Ну что за упрямый человек!» Долохов раздумывает. Долго. Взвешивая в голове все «за» и «против». Смотрит так, как будто она сейчас пришла сюда, чтобы завершить то, что не удалось убийце этим утром. И когда Гермиона уже практически теряет всякую надежду и собирается уйти, он вдруг спрашивает: — Скажи, золотце, знаешь ли ты, что такое Русская рулетка? Грейнджер мотает головой. Скажи он её имя на этом треклятом языке, Гермиона и его бы не узнала. А тут — просто набор звуков для её ушей. — Не смотри такими напуганными глазам, дорогая. Это всего лишь азартная игра с труднопредсказуемым исходом. Игра, в которой храбрость граничит с бессмыслием. Что ж, Гермиона, — от того, как он произносит её имя, по коже пробегают мурашки, жар поднимается к щекам, а колени дрожат, — давай и мы с тобой сыграем. Давай бессмысленно проиграем, так храбро доверившись друг другу. Дальше всё происходит стремительно быстро. Долохов поворачивается к ней спиной, шарит рукой по кровати — под простыней — а потом, что-то подобрав, закидывает себе в рот. Гермиона наблюдает за ним слишком внимательно, точно завороженная, и не успевает опомниться, как в два быстрых широких шага Антонин оказывается перед ней, нависая. Не успевает среагировать, когда он мозолистыми пальцами обхватывает нежный подбородок и запрокидывает голову. Не вырывается, когда вторая его рука сильно обхватывает талию, запрещая даже думать о побеге. Не хочет сопротивляться, когда чувствует чужие сухие губы поверх своих. Но нестерпимо желает поддаться его страстному напору и горячему языку, послушно открывая рот. Рука на талии сжимается сильнее, но пальцы на подбородке так нежны! Плавно они стекают по её женственным изгибам, лаская тело и душу. Она и не замечает, как прикрывает глаза, сгорая в нестерпимом удовольствии, падая в бездну. Гермиона чувствует, что вот-вот задохнется. В попытке захватить хоть немного воздуха, она вынуждена открыть рот ещё шире, из-за чего Долохов лишь победно ухмыляется. Но вдруг, Грейнджер чувствует во рту что-то жесткое и металлическое. Антонин медленно отпускает её и отходит назад — Мерлин, она почти хныкает, когда теряет контакт с его разгоряченным телом. Цепким взглядом Долохов проходится по её буйным, взлохмаченным кудрям, её пышущим жаром щекам, выбившейся из брюк рубашки, медленно облизывает припухшую нижнюю губу — из-за этого действия Грейнджер невольно сглатывает — и удовлетворенно улыбается самой сексуальный улыбкой из всех, какие она только видела! Между тем, не отрывая взгляд от Антонина, Гермиона подносит руку ко рту. Языком она подталкивает металлический предмет вперед, захватывает передними зубами и сплевывает в раскрытую ладонь. Наконец Грейнджер опускает взгляд. В руке она держит пулю. Пулю, убившую Алекто Кэрроу.