***
Было принято говорить, что утро вечера мудренее. Но прошёл вечер, наступило следующее утро, а всё было по-прежнему тухло. И только сейчас, в непроглядную ночь, когда звёзды были будто по соседству, а тишина главной актрисой, Гермиона ощутила что-то вроде кислорода в лёгких. До этого его не было. Смогла выдохнуть и вдохнуть, отпустив удавку вокруг шеи. Грейнджер, в очередной раз засидевшись в библиотеке, возвращалась в гостиную. Чтобы лечь спать, пропустить нудную ночь и встретить такое же серое, нудное утро. И где весь её оптимизм? Возможно, там, где жизни погибших людей из-за деяний так скоро объявившихся Пожирателей? Или там, где Малфой снова раздробил его? Где? Кто отломил большую часть пирога, оставив ей только сухие крошки бисквита? Гермиона посмотрела в окно. Когда-то она так же смотрела в него, дежуря с Драко. Кажется, что давно, хотя на самом деле не так уж и много времени прошло. А вот события гнали кровь адреналином. Цокот каблуков отбивал мерный ритм в мертвецкой тишине спящего замка. Рон опять будет бурчать насчёт её поздних возвращений. А ей снова будет по-неживому всё равно. Она вздохнула, думая о том, что всё-таки ночь менее тягучая, чем утро: ночью можно хотя бы сбежать в сны, пускай в последнее, довольно продолжительное время они под конец оборачивались кошмарами. История магии в руках тянула её вниз. Что могло привести в чувства? Что могло наполнить ресурсами, хотя бы какими-то? Была ли способна на это боль? А страх? Грейнджер недавно задалась этими вопросами. И кто же знал, что она так скоро получит на них ответ? Оказывается, Вселенная всегда слышит. Просто отвечает выборочно. Сука. Гермиона вскрикнула, роняя все учебники на пол. Но как же плевать, как же чертовски плевать на эти книжки. Колени больно, — но не так, как всё тело и лицо — стукнулись об пол. Ей кажется, или они треснули? Правда треснули? Глаза щипало, шум в ушах мешал мыслить — Господи, хотя бы пытаться — рационально понять, что происходит. Адская боль ломила кости, мышцы, даже кровь будто бы раскалилась. Что с ней? Она умирает или уже в аду? Перед глазами вдруг промелькнула до боли знакомая картина — она лежит на холодном мраморном полу Мэнора, спина липкая, вся в её крови; глаза мокрые, щёки в солёных разводах, а тело изнемогает от боли, руку режут, чёрт, её реально режут; всё в боли, всё вокруг в крови. Такой красной, как сам дьявол. Круцио. Это он. Здесь, сейчас? Но стоило Гермионе осознать и успеть сделать один-единственный, короткий вдох, как кости опять заломило, а крик насухую резал глотку. Мерлин, как же больно. Как же это больно. И все чёртовы учебники теряли свою значимость, потому что как тут могли помочь слова о том, что вся боль, доставляемая Круцио — иллюзия? Годрик, просто как? Гермиона пыталась сбросить всё это с себя, пыталась извиваться, избавиться, но ей было больно, она горела. Она просто безысходно сгорала в адской боли, и Господи, как же сильно хотела жить. Закрывать глаза в нудной ночи и просыпаться в сером утре, очень сильно хотела; желала говорить с Джинни, смеяться с Гарри и Роном, читать с мамой и теряться в его серых глазах; она чертовски хотела жить. Просто жить. Спустя, кажется, вечность — хотя, наверное, прошло только несколько секунд или минут — тьма перед глазами затмила всё вокруг. Она закрывала глаза и ничего не видела, открывала — и лишь чернь. Что с ней? Она умерла? Кто-то больно пнул её под ребро, выудив изо рта горький стон. — Очнись, дрянь. Голос показался ей смутно знакомым. Действительно смутным, потому что тьма отступила, но всё вокруг, стоило Гермионе разлепить глаза, было размытым. Грейнджер попыталась приподняться на локте, чтобы протереть веки, но кости будто отморозило. Двигаться было всё равно, что прыгать по камням. — Шустрее, — голос, полный ненависти и омерзения, и ещё один пинок под рёбра. На этот раз сдерживать позыв оказалось слишком тяжело: Грейнджер приоткрыла рот, выкашливая неприятную склизкую кровь из своего организма. — Какая же ты мерзкая, — протянул мужчина или парень, она пока была не в состоянии определить. — И на что он только клюнул, помогая тебе? Отброс. Гермиона два раза глубоко вдохнула, пуская в лёгкие воздух, и нахмурилась, начиная соображать. Парень, палочка, он клюнул, помогая тебе, грубый и мерзкий голос. Если это так.. Если её догадка верна, то, наверное, она действительно мертва. Ведь.. — Гойл. Тоже был мёртв. Или, по крайней мере, должен был, если вспомнить статью из Пророка о его самоубийстве. Видимо, он всё-таки понял её хрип, потому что ухмылка на его лице была по-настоящему отвратительной. Просто тошнотворной. Хотя её мутило и без его убого лица. — Значит, ещё не лишилась зрения? Что ж, я легко могу подправить эту ошибку, — он поднял палочку, посылая в неё какое-то заклинание, которое Гермиона не расслышала, но вот его действие ощутила сполна. Согнувшись, Грейнджер укусила свою кисть до боли в зубах, чтобы сдержать крик. Она больше не оставит ему такой возможности, как наблюдать за её страданиями. — Правильно, что не кричишь, тебя всё равно никто не услышит. Хочешь знать почему? В голове шаг за шагом выстраивался план. Первичные потребности в виде желания любыми способами сохранить себе жизнь были схвачены и лично ею отброшены подальше. Прежде всего — необходимость вытащить из этой ситуации как можно больше нужного. В её случае, нужным была информация. Возможно, при таком положении дел работа следователем и детективом была чем-то абсурдным и ненормальным, но, честно говоря, второе было связано с первым. Цель и действия были способны держать её в сознании, держать на плаву и шанс не позволить врагу окончательно прибрать контроль над ситуацией в свои руки. Хотя, конкретно сейчас, вся в синяках, ушибах и крови, Гермиона вряд ли была похожа на ту, которая владеет ситуацией. Или хотя бы та, кто сможет. Но она сможет. Обязательно. Это всего лишь тупой Гойл. — Да потому что я наложил на тебя Оглохни, тупица, — видимо, её молчание Грегори трактовал, как неимение ответа. — Ты же умер, — сквозь спазмы распрямилась девушка и подняла взгляд на парня. Голос был одним натяжным хрипом. Ещё она надеялась, что кто-то из старост или профессоров будет делать обход. Хотя было уже давно за пол-одиннадцатого, когда старосты примерно заканчивали обходить этажи. Нечего было засиживаться в библиотеке, Гермиона. А теперь справляйся, как можешь. — Умер, — слишком громко прыснул Гойл, — для всех вас. Но перед тобой сейчас стоит не призрак, — он указал рукой на своё тело, будто бы без этого Гермиона не смогла догадаться, что такой амбал, как он, не полупрозрачный. — Вы, суки, всегда такие любопытные. Грегори присел, кончиком палочки отодвигая волосы с её мокрой, потной щеки и что-то высматривая. Грейнджер дёрнулась, не позволяя ему касаться её кожи. Гойл тихо хмыкнул и встал обратно, вытирая руки об штаны. — Хотя.. Ты всё равно сдохнешь, Грейнджер, — пожал плечами Грегори. Такой вывод он сделал из-за струйки крови, вытекающей из её рта? Или просканировал глазами тело и увидел внутренние повреждения? — Так что сдохнешь хотя бы с осознанием, насколько мы превосходим вас. — Кто «мы»? — кровь продолжала вытекать, но она просто не могла провернуть руку и поднести её ко рту, чтобы вытереть. — Мы — новые Пожиратели. Вернее, смешение тех, что были на войне, и уже после неё присоединившихся. Ты спрашиваешь, как же так вышло, что я живой, хотя мой труп должен был быть жестоко растерзан лесными животными? Но ты задаёшь неправильные вопросы. А кто-то ещё говорит, что ты умнейшая ведьма своего поколения, — её начало знобить, и Гермиона сцепила зубы, чтобы не выдать эту слабость. — Тебя не смутило, как удачно тогда сложились обстоятельства? — К-когда? — мозг работал не так быстро, как хотелось бы. — Когда Малфой прижал меня, обвиняя в причастности к убийству того парнишки с Когтеврана и Пожирателям. Он был уверен на все сто, такой дохрена проницательный, — зависть, ненависть и отвращение. — А потом, через считанные дни, я вдруг веду себя странно, а потом и вовсе выкладываю местоположение Крэббу. Всё так складно, так последовательно, что я смеюсь в голос, когда думаю, что вы реально повелись на это. Она молчала, слушая его. Слушая и желая запулить в себя Круциатус ещё раз, потому что как они могли ничего не заподозрить тогда? Никогда и ничего не бывает так легко и просто. А они повелись. Идиоты, окрылённые чувством приближающихся победы и конца. Думали эмоциями и надеждами, а не мозгом. Но неосторожное злорадство Гойла, из-за которого он много говорит, ей только на руку. Она выживет и передаст эти слова остальным. Обязательно выживет. — Тут, конечно, заслуга моя и ещё одной женщины. Я успел после нападения Малфоя тут же среагировать, известить верхушку о его неудобном знании, и они тут же разработали план. Пока вы плакали по этому никому не нужному грязнокровке, я встретился с ней и она подправила мои воспоминания, сделав всё так удобно, чтобы единственный доступный вам информатор перестал быть таковым и вёл себя так, чтобы вы его схватили, а потом сказал нужное нам, — и как только Грегори не захлебнулся собственной слюной, полной поганого восхищения самим собой и своими сподвижниками? — Чтобы снова обмануть вас, идиотов. Вы реально такие тупые, ничего не поняли, слепо веря в свою никчёмную победу! — Подправила? — зацепилась за слово Гермиона. — Что.. — всё тело жутко зудело. Соберись. — Что это значит? — Не твоё дело, маглолюбка, — тут же ощетинился Гойл, снова пнув её, только теперь в живот. Гермиона гортанно простонала, немного скрючившись. Боль — лучший из худших способов заткнуть. Видимо, ему — им всем — строго запрещается говорить о ней. Но кто она? Пожиратели, по всей видимости, пока не знали о её крови, но это только пока. Слухи и чужие секреты распространяются слишком быстро, чтобы послезавтра об этом не знали уже все маги, которые как минимум читают Риту Скиттер. — Слишком много знать хочешь. Но тебе хватит знать и того, что у твоей жалкой жизни остались считанные секунды. Кровь всё вытекает и вытекает, — и снова эта убогая ухмылка. Он прекратил говорить. Но Гермионе надо, чертовски надо узнать: как эта женщина-пожирательница проникла на территорию школы, огороженную и защищённую сильной магией? Как проникли те Пожиратели, убившие когтевранца и Парвати, как, в конце концов, проник сейчас сюда Гойл, если Министерство на пару с Макгонагалл уверяли, что разработали новые магические планы по усовершенствованию защиты школы? В чём кроется главный секрет, позволяющий им снимать защиту? — Раз так, то просвяти, каким образом ты выжил? — разговорить — важная задача. И лучший способ принуждения к слову — манипуляция идиотов. Да, Гермиона никогда не одабривала её, но кто сейчас вообще говорит о добре? — Или таким.. Таким остолопам не сообщают тайны и просто в крысу спасают жизни? — Закрой рот, мерзкая грязная шлюха! — видимо, примерно так же, как удар силовым заклинанием в нос, Гойла задевают слова о его уме. Комплекс на комплексе, ей хотелось смеяться. Смеяться вместо плача от боли, который она сдерживала и будет сдерживать до смерти. — Вам, отбросам Хогвартса, ещё далеко до такой идеи, как артефакт, тёмное могущество которого способно снять любую защиту. А вот она — умная ведьма, поэтому придумала помимо исправления моих воспоминаний дать мне его, чтобы потом с его помощью я снял магию с кареты и открыл её, прыгнул и трансгрессировал, — Гойл оглянулся, облизав губы, а потом снова уставился омерзительно-хвастливым взглядом на Гермиону. И ведь было чему хвастаться: всё волшебное общество повелось на план Пожирателей. — Всё так легко, как по маслу, что я даже рад, что большинство ваших — идиоты, а грязнокровки всё плодятся и плодятся, делая своей кровью чистокровных тупыми, — Грегори плюнул, его слюна растеклась по полу рядом с ногой Грейнджер. Она через боль подвинула её ближе к себе. Мерзость. — Но мы исправим это и истребим их, мы то спасём чистокровное общество, и эти артефакты — первый шаг к этому. Он почти шептал, словно говорил о чём-то столь сокровенном и желанном, что услышь кто-то посторонний, разобьёт его хрупкое счастье. И Гермиона сделает всё возможное, чтобы разбить. Сейчас размышлять и выстраивать логическую цепочку было некогда, время шло и шло. Но.. Артефакт. Артефакт? Из чего, откуда, как они его сделали? Вернее, где нашли? Но сам его факт уже ответ, хотя бы какой-то. — Как артефакт, который был у т-тебя, не заметило М-министерство при.. При проверке? — Всё-то твоё Министерство должно замечать, должно высматривать. А то что там такие же ублюдки, как ты и твои дружки здесь, тебя не стыдит? Не отвечает на твой вопрос, почему так? Глупые мерзкие отбросы, — Грегори снова скривился, и Гермионе показалось, что у неё даже есть силы схватить палочку и задушить ею его. Та ненависть, что кипела в ней по отношению к нему и всем Пожирателям, была мощным двигателем. Но не достаточно исцеляющим, чтобы преодолеть физические повреждения. — Магия этой женщины давно на другом уровне, она отличается, поэтому ей всё удаётся. Вот она — умнейшая и сильнейшая ведьма, с её помощью.. Всё, она больше не могла это слышать. Даже ради информации. — Что же вы тогда пряч-четесь, как крысы, исподтишка выстреливая по базам, а не бежите завоёвывать Ми.. — Грейнджер выкашляла новый сгусток крови. — Министерство, а? Грейнджер знала, что это вызовет у него агрессию. Но ведь такова правда: что-то, какой-то фактор и недостаток не позволял Пожирателям действовать в открытую и без масок. И значит, у них не такая уж и большая сила, даже с этим артефактом, о котором она подумает по.. — Сука, ты меня достала! Её крик разорвал ей же глотку. Наверное. Или нет? Все кости собрались в одну кучу и снова рассыпались, поломались на части; кровь перелилась в голову, в глаза, всё вокруг было красным. Больно, как же больно. Слёзы больше нельзя было сдерживать, они текли не переставая, и Гермиона просто надеялась, что не кричала просьбы прекратить, не теряла достоинство и честь даже в агонии. Гойл опустил палочку и осмотрел коридор, подошёл к двери, которая была совсем рядом с местом, где он пытал Грейнджер. Дёрнул её, распахивая дверь, затем подошёл к Гермионе и схватил ту за руку, вырвав у девушки ещё один крик боли. Он протащил её по полу, резко кидая в кабинет на пол. Гермионе казалось, что боль уже просто перестала ощущаться: всё тело стало её концентратом, онемевшим и холодным. Не дав даже откашляться и схватиться за косяк двери, Гойл наклонился и с размаху ударил Гермиону по щеке, из-за чего девушка затылком ударилась о дверь. В волосах стало мокро. — Передай собственным трупом привет своему дружку Малфою, — прошипел Грегори. Да, он хорошо запомнил слова Гермионы, что Драко тоже помогал ей в его поимке. — Это вам напоминание, чтобы не расслаблялись, скоро очередь и до всех вас тут дойдёт, — сказал он и наложил на себя скрывающие чары, выходя из кабинета и закрывая дверь. Чтобы никто тут её не нашёл до утра, чтобы окончательно сдохла. Какой пафос. Приходить в Хогвартс, на котором наложено десятки слоёв защитной магии, дожидаться ночи, чтобы схватить её и пытать, бить, только чтобы дать понять, что он жив и Пожиратели не просто так пока что не появляются в школе. Как всегда: слишком тупо и тривиально. Но неприятно. Слишком неприятно. Дыхание сопровождалось спазмами, рот, затылок и ещё пару мест на теле были мокрыми от крови и пота, а всю кожу — Гермиона уверена — покрывают синяки. Ей плохо. Ей страшно, потому что ночь и все давно спят. Следовательно, никто не зайдёт в кабинет до утра. Надеется на то, что это очередной кошмар глупо, потому что Грейнджер весьма натурально ощущает, как силы с каждой минутой покидают её. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Теперь она с полной готовностью уступит место первичным потребностям о сохранении жизни. Потому что очень сильно хочет жить. Для начала просто выжить. Грейнджер повернула голову к двери, шумно дыша, и, вцепившись зубами в нижнюю губу, потянула руку к ручке. Та будто бы онемела, и вместо движений производила только какие-то судороги. Давай. Давай, пожалуйста. Ещё одна попытка. Провал. Снова тянется: рука дрожит и валится обратно. Давай. Нет. Зрение мутит, желудок тоже, рот полон привкуса крови. Как погано, ну как же всё погано. Всхлипывая от отчаяния и ощущая себя беспомощной слабачкой, которая вот-вот отключится и сдохнет, Гермиона собирала всю силу и пробовала снова и снова, снова и снова. Давай. Давай-давай-давай. — Ну давай же! — крикнула Гермиона, мешая во рту кровь со слезами. Но всё-таки дотягиваясь до этой сучей ручки дрожащей от слабости, нескольких подходов Круциатусов и избиений рукой. Выдохнув и даже позволив себя совсем слабую улыбку, которая на самом деле была кривым подёргиванием губы, Грейнджер навалилась на дверь и сдавила ладонью ручку двери, опуская ту вниз. Дверь открылась и Гермиона упала на пол, телом наполовину вываливаясь из кабинета в коридор. Отлично, теперь кто-то проходящий сможет увидеть её и помочь. Вот только радость длилась недолго: она уже успела забыть, что до утра никто не придёт сюда. Но Грейнджер, всё ещё тихо всхлипывая от боли, надеялась на Гарри и Рона. Надеялась, что они забеспокоятся и пойдут её искать. А они должны. Должны не посчитать, что Гермиона просто засиделась в библиотеке до полуночи, а значит можно уйти спать так и не дождавшись её. Она так сейчас надеялась, потому что надежда — последнее, что у неё осталось. — Эй! — попыталась крикнуть Гермиона, но так только сильнее расчесав себе глотку. Это было жалким хрипом, так что тратить на бессмысленные попытки энергию было глупо. А ей нужно экономить силы и ждать. Ждать и надеяться на то, что жизнь и судьба отсчитали ей не девятнадцать лет. Держаться на плаву. Раз, два, три.. Наверное, они уже ищут её, так что скоро придут сюда. Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять.. Гарри же вместе с ней ходит по этому пути: от библиотеки до гостиной. Туда-обратно, туда-обратно. Сто двадцать. Сто двадцать один, сто двадцать два.. А что, если никто не придёт? Что, если эта луна, четверть которой Гермиона может видеть с этого ракурса, — последнее, что она увидит в этой жизни? Серая-серая луна.. Двести тридцать пять, двести тридцать шесть, двести тридцать семь.. Не сметь думать о плохом. Только хорошее, только позитивное. Гермиона вспомнила озеро с водопадом, в котором они с родителями купались и над которым папа колдовал. Стало чуть легче и теплее. Гораздо теплее. Стало холоднее и тоскливее. Гораздо холоднее. Двести девяносто семь, двести девяносто-никтонепридётгосподикакхолодно-восемь, двести.. — Кто здесь? — медленные шаги и резкий, подозрительный голос. Свет от палочки заставил тьму перед глазами немного рассеяться, а глаза зажмуриться.***
Наверное, выходить в январе в одной водолазке без пальто было поспешным решением, но ему не привыкать. Не привыкать спешить, не привыкать делать ошибки. Малфой любил даже не сколько курить, сколько то временное расслабление, которое сигарета приносила. Пустота в мыслях, пустота в теле. Всё пропорционально. Он вышел в свой любимый коридор, ощущая себя немного посвежевшим: холод обновлял. Ночь, темнота, луна, пространство и тишина. Обожал. Возможно, иногда одиночество подсознательно перерастает в страх вечности, но ведь он его любил. А значит, всё это надуманное. Драко потянул шею, поворачивая голову в сторону стены и кабинетов. Он резко затормозил, увидев третью после той, рядом с которой он остановился, дверь приоткрытой. Обычно они все всегда закрыты. Малфой нахмурился, достал палочку и сделал пару шагов вперёд. Следовало быть начеку каждую секунду, потому что Пожиратели уже проникали в Хогвартс и не раз. Возле приоткрытой двери, из которой сочилась тонкая полоска лунного света, послышалось чьё-то тихое мямленье. — Кто здесь? — он резко опустил палочку вниз, щурясь и пытаясь опознать человека, который лежал на холодном полу. Драко сглотнул, на секунду потеряв всякое ощущение реальности. Кудри. Твою мать. Две родинки на шее. Твою мать. Грейнджер. Он сказал это вслух или ужаснулся мысленно? Драко тут же упал на колени, откладывая — отбрасывая — палочку и прикладывая два пальца к её шее. Её кожа была такой холодной. А обычно она словно раскалённое железо рядом с ним. Раз. Два. Три.. Он выдохнул, вместе с углекислым выпуская, кажется, самое ядовитое, что только сидело в нём — страх. Страх, что она мертва, потому что за несколько секунд до его реакции Гермиона перестала даже шептать. В голове было сотни вопросов, уже сформировавшаяся злость на того, кто сделал это с ней, тревога, всё ещё страх и совсем немного паники. Её он отбросит с остатками. К чёрту, нахуй, нахер, куда угодно, потому что из-за его паники она могла умереть. А он этого не позволит, ни ей, ни себе. — Грейнджер! — его голос был сплошным концентратом всего того, что Драко обычно скрывал. Малфой просунул руку под её голову, ощущая холодный удар в собственный груди, когда ощутил жидкую вязь на кудрявых волосах. Он сглотнул, благодаря Салазара, что не было света и он не видел, насколько всё плохо. В насколько она критичном состоянии. Повернул лицом к себе: — Грейнджер, ты слышишь меня? Секунду Гермиона молчала. Ужасно, сука, долгую секунду. — Д..Драко.. Её голос дрожал, будто бы Грейнджер еле держала себя в сознании. — Держись, я отнесу тебя к Помфри, — столько эмоций Малфой слышал от себя чересчур редко. Он толкнул дверь и осторожно подхватил Гермиона на руки, надеясь, что не сделал ей больно. Последовало только тихое шипение, которое он еле расслышал, но его было достаточно, чтобы он передвинул руку с мышц под коленями ближе к бёдрам. Каждое мгновение прислушиваясь к её дыханию, чтобы быть уверенным, Драко быстрым шагом направился вперёд, к лестнице. Господи, что за чертовщина происходит? Какого хрена это с ней случилось, почему опять, почему она? Какое же это всё дерьмо. Они выберутся хотя бы когда-нибудь? — Нет.. — простонал-прошептал Малфой, остановившись и вспомнив слова самой же Гермионы, которой велено было объявить об этом всем, что Помфри будет отсутствовать три дня. Сегодня только второй. — Твою мать, её нет.. Паника пыталась просочиться, закричать: «Целительницы нет, никто её не спасет и твоя Грейнджер умрёт!». Но он давил её тут же, вдалбливал ногой в землю. Потому что он найдёт выход, потому что Драко поможет ей и ни за что не даст умереть. Тем более у него на руках. Пожалуйста, просто держись. Драко развернулся. — Не волнуйся, мы сейчас пойдём к Макгонагалл, она тебе поможет, тебе просто нужно дотянуть до первых этажей, Грейнджер, хорошо? Хорошо? Они были на седьмом. Это слишком долго, но шанс был, а других вариантов.. — Я не.. — хрипела Гермиона, не в силах связать два слова. — Не дотяну, я.. Узнала, я.. Это что, ёбаная попытка передать информацию перед смертью? — Грейнджер, мне сейчас плевать, что ты узнала, просто заткнись и дыши, просто дыши, ясно?! — повысил голос Драко, смотря на её слипающиеся глаза и мокрое лицо. Холодное, как снег, который падал ей на волосы в Хогсмиде, пока она рассказывала о своём детстве. Малфой выдохнул и прикрыл глаза, проклиная себя за свою горячность и злость. Ей и так хреново, очень хреново. — Чёрт.. Чёрт, Гермиона, прости, просто сейчас у тебя нет никаких других задач и знаний, кроме как задачи удерживать себя в сознании. Ему показалось, что она слегка кивнула. По крайней мере, Драко чертовски на это надеялся. Вдох-выдох. Концентрация. Отпустить ситуацию. Они на седьмом этаже, восьмой ближайший. Восьмой этаж — Выручай-комната и пустые коридоры, они всегда пустые. — Выручай-комната, — вслух произнёс Малфой, срываясь с места и почти бегом преодолевая коридор и лестницу. В таких ситуациях обычно говорят. Как скороговорку произносят какие-то нелепые вопросы, слова поддержки или пустые монологи, просто, чтобы пересилить тревогу и знать на протяжении всего времени, что человек в сознании. Чёрт, что хотя бы жив. Но если бы Малфой начал без передышки сотрясать воздух своими словами, упал бы прямо с этой сраной лестницы и убил бы Гермиону лично. Это так отвлекало и мешало, заставляло думать о другом: о том, для чего ты это делаешь и что может случиться, если всё будет зря. А Драко отметал это «если», его просто не было. Существовало только одно развитие событий: он спасёт её. И сделает это собственными руками. Время от времени опуская глаза на её подрагивающие губы, Малфой пожалел, что не потащил с собой курить Блейза — тогда тот сейчас был бы здесь и использовал свои навыки будущего колдомедика. Перед глазами за минуту вместо одиноких окон предстала огромная стена. — Ей нужна помощь, — произнёс Драко так уверенно, что не было даже намёка не сомнения, что дверь не откроется. Стена тут же превратилась в дверь. — Сейчас, Гермиона, пару минут и всё будет, — он никогда не любил говорить это словосочетание, потому что оно всегда звучало лживо и избито; но сейчас, взглянув на её туманный взгляд и обессиленное тело, ему было плевать на все свои прежние установки, и Драко просто молился, что всё будет, — хорошо. Всё будет хорошо, Грейнджер, поверь мне. — Я верю, — с надрывом прошептала Гермиона. Господи, как Малфой хотел, чтобы это просто оказалось его кошмаром, и вот сейчас он проснётся, а она будет лежать под его боком, сонная, лохматая и умиротворённая. Как тогда в Мэноре. Драко вошёл в комнату, даже не рассматривая её вид. Что-то отдалённо напоминающее небольшое пространство с откуда-то взявшимся окном, широкой кроватью и тумбочкой со шкафом. Малфой аккуратно, медля, опустил тело девушки на кровать, голову укладывая на подушку. Тумбочка. Она стояла между кроватью и окном и на ней самой тоже что-то стояло. Драко оторвал взгляд от дыхания Грейнджер и сделал шаг к окну, читая марки и названия на колбочках и мельком замечая, что все его руки в крови. Тик-так. Скорее всего её пытали Круцио. Также ударяли, только вот он не видел, куда именно: одежда мешала рассмотреть, к тому же в комнате было темно. Где чёртов свет? Рядом возникла встроенная в стену лампа и включилась, освещая ему названия зелий. Экстракт бадьяна. Им он обработает раны и также бинтом сделает перевязку и остановит кровь. В голове проигрывались конспекты Блейза, который тот ему иногда от нечего делать зачитывал: всё правильно, сразу применять магию к сильным повреждениям нельзя, только усугубишь положение. Малфой развернулся и на мгновение застыл, смотря на её тело, больше похожее на дикую помесь какого-то пьяного художника: красный, фиолетовый, синий, проблески нетронутой кожи. Абстрагироваться. Видеть только повреждения. Действовать. Но он в любом случае уничтожит того, кто сделал это. Сотрёт, блять, в пыль, количества которой не хватит даже для урны в процессе кремации. — Надо снять блузку и юбку, — озвучил свои действия Малфой, потянувшись к пуговицам бело-красной блузки Гермионы и идеально выверенными движениями расстёгивая их. Распахнул её, а от юбки и гетр избавился с помощью палочки, убрав в сторону. Так быстрее. — Скажи, если будет больно, — посмотрел в потускневшие глаза Драко, открывая бутылёк бадьяна и поднося его к ранам девушки, из которых продолжала сочиться кровь. Сколько же заклинаний она вынесла? — Я вытерплю, — выдохнула Гермиона, медленно сжимая пальцы в кулаки. Драко прищурился, мягко поворачивая её подбородок на себя, когда в других обстоятельствах он сделал бы это с большим напором и резкостью: — Я сказал остановить меня, если тебе станет особенно больно, Грейнджер, — это не было слишком холодно? Она слабо кивнула спустя мгновение, и Малфой начал обрабатывать повреждения. Рана за раной, кровь за кровью, медленные мазки и прислушивание к её дыханию, которые в некоторые моменты убыстрялось из-за неприятных и болевых ощущений. Он позволил себе выдохнуть только тогда, когда увидел, как все места, откуда сильно текла кровь, начали медленно, но срастаться. Клетка за клеткой. Драко перевязал предплечье с локтем и бедро, осторожно приподнимая поясницу, где повреждения были особенно длинными и глубокими, надеясь, что бадьян помог достаточно, чтобы бинта хватило до утра. Малфой локтем случайно увеличил давление на ребро Гермионы, забирая остатки бинта, и она тут же вскрикнула. Драко замер. Прикоснулся к тому месту ещё раз. — Так больно? — он слегка надавил и Грейнджер, закусив губу, кивнула. — Чёрт, у тебя перелом. Хотя этого следовало ожидать. Драко нахмурился, прикидывая, какие варианты у него были. И слишком громко птичка шептала, что никаких кроме применения заклинания: с переломом её нельзя оставлять, а никакие отвары, растворы или зелья не восстановят кость сейчас. У него просто не было их под рукой, а комната предоставила уже всё, что было нужно. — Мне придётся использовать магию, чтобы срастить тебе ребро обратно, — произнёс Драко, смотря в пол. Это был риск. — Хорошо, — тихо ответила Гермиона. Малфой повернул голову и посмотрел на неё. В желтоватом свете лампы она выглядела почти как труп, но была всё такой же прекрасной. Какое дерьмо ударило в голову, что даже со впалыми щеками, синяками, ранами, бинтом и вымученном видом он всё ещё залипал на неё? Ей сейчас требовалась его помощь, а не внимание. Это он и даст. — Нет, не хорошо, Грейнджер, — качнул головой Малфой. — Я могу сделать всё только хуже, из-за меня могут разойтись все твои только что заштопанные раны, которые всё ещё не до конца затянулись, — он замолчал, борясь с желанием произнести следующие слова и закончить предложение. Но борьба всё равно была бессмысленная, да и зачем, если он был в шаге оттого, чтобы потерять её? — Я боюсь навредить тебе, так что ничего не хорошо. Сухие бледные губы Гермионы чуть дрогнули, а глаза стали теплее. Даже сейчас. — Не надо бояться или сомневаться, — тихо-тихо, как могла. — Я доверяю тебе свою жизнь, Драко. Без капли сомнения, — по щеке скатилась одинокая слеза и Грейнджер коснулась своими холодными пальцами его ладони. — Уже доверила. Малфой склонил голову, стирая её слезу. Забирая себе. Чёрт, он бы забрал себе всю её боль, если бы мог. Драко поднялся и потянулся к заднему карману, но тут же вспомнил, что поднял палочку с пола и пихнул куда-то в зажим между водолазкой и брюками. Посмотрел на лицо Гермионы, полное искренности в своём доверии, и спокойно произнёс: — Эпискеи! Грейнджер кротко пискнула, инстинктивно хватаясь за ребро. Ну теперь хотя бы могла почти нормально двигать частями тела. Хотя бы живая-такая-чертовски-живая. — Ты как? — Нормально, — выдохнула Гермиона, отнимая руку от ребра и снова смотря на Малфоя. — Ещё переломы есть? — Вроде нет. — Хорошо. Драко ещё раз внимательно осмотрел её тело, но больше не было места, которое набухло бы из-за перелома. Да и Грейнджер почувствовала бы. На теле остались только многочисленные синяки, для которых на тумбочки, по всей видимости, стоял специальный раствор. Малфой видел его только пару раз у Помфри, поэтому по существу его требовалось проверить, прежде чем использовать. Но ничего другого всё равно не было. Тишина, пока Малфой проходился по её синякам, не давила. Может, потому что её дыхание перетягивало всё внимание на себя? Или потому что Драко думал, что лучше бы у неё осталось пару синяков и отметин после секса с ним, чем в процессе применения Круциатуса и касаний какого-то ублюдка. И Малфой всё ещё сдерживал своё желание узнать всё и вытрясти имя этого человека. Не сейчас. — Забыл, — отвернулся от неё Драко, когда губы и дыхание Грейнджер стало слишком близким. — Выпей это, — он протянул ей чашку с отваром, который тоже предоставила Комната. — Чтобы прочистить желудок и больше не кашлять кровью, все небольшие внутренние повреждения я невербально нейтрализовал сразу после «Эпискеи». — Вот почему было такое странно-неприятное ощущение, — Гермиона немного приподнялась и протянула шею, Драко приблизил чашку и, придерживая её голову, влил отвар Грейнджер в горло. Тихо. Вокруг всё было тихо. Гермиона причмокнула и сглотнула, когда Малфой отнял чашку и поднялся с кровати. Ещё раз осмотрел её. Ещё раз прикинул дальнейший план действий. Но тут и думать было нечего. Снова вариант только один. То, что кажется ему истинным — на самом деле истинно? — Тебе надо поспать, — произнёс Малфой, обходя кровать с другой стороны. — Стяни блузку с рук, она вся в крови. Драко сел на другой стороне кровати, стягивая водолазку через плечи и слыша медленные шорохи Гермионы. Малфой обернулся, остановив одежду на предплечьях. Грейнджер сидела в белом кружевном лифе, теребя пальцы. — Он тоже в крови, если ты не заметила, — слабо хмыкнул Малфой. Впервые за всё это время сделав что-то привычное. — Заметила, — смотря всё также в одну точку, проговорила Гермиона. — Стесняешься? — прищурился Малфой, наблюдая за её глазами. Которые тут же нашли его и, не разрывая контакта, Грейнджер потянулась к застёжке, втянув воздух, — видимо, было всё ещё больновато двигаться — и сняла лиф, откладывая его на другой конец кровати, туда, где лежала вся её одежда кроме нижнего белья. Драко усмехнулся, снимая водолазку с рук и отбрасывая её. Он, конечно, был бы не против, если бы Грейнджер спала с ним полуобнажённая, но сейчас ей нужны были тепло и покой. Так что одежда была ей необходима. Малфой подумал об одежде, и в его руках тут же появилась футболка. Его футболка: иссиня-чёрная, слишком большая для Гермионы. Он бы спросил, какого чёрта, но разве обманешь Комнату? Значит, в глубине души он именно этого и хотел. Просто супер, идиот. Драко подвинулся ближе к центру и без слов протянул Гермионе футболку. Он думал, она фыркнет или прикроется простыней и выберет её вместо его одежды, но у Гермионы, кажется, уже вошло в привычку делать всё не так, как было бы правильно; не так, как он думал; удивлять и удивлять его, затягивать на дно всё больше. Ему показалось, уголок губы Грейнджер как-то странно потянулся вверх, когда она протянула руку и взяла футболку, тут же натягивая её на себя. Малфой про себя усмехнулся: ощущение, будто Гермиона пьяная купила первую попавшуюся вещь, которая оказалась просто безразмерной. Гермиона пьяная. Только если в параллельной вселенной. — Она тебе слишком велика.. — Мне и в ней хорошо, не надо ничего другого, — перебила его Грейнджер, слабо прощупывая сделанную им перевязку локтя и предплечья. И смотрела она тоже на бинт, а не на Драко. Смущается. — Я и не собирался, — усмехнулся Малфой. Ещё бы, он слишком большой эгоист, чтобы отнять у неё себя. — Просто хотел сказать, что она тебе велика, но всё равно чертовски идёт. Гермиона улыбнулась, посмотрев на него из-под ресниц, и вздёрнула одеяло, забираясь под него. Малфой сделал тоже самое, только вздёргивая одеяло, он открыл часть простыни, которая была полностью в крови. Прямо под ними с Грейнджер. — Мы будем лежать в моей крови? — вдруг неуверенно спросила Гермиона, впиваясь глазами в красно-багровое место. — А ты брезгуешь саму себя? — Драко лёг и посмотрел на Грейнджер. — Я — нет, а.. — А? — вышло резковато. — Нет, ничего, просто.. — замялась Гермиона, теребя край одеяла. А потом выдохнула и посмотрела на него. — Ничего. Всё в порядке. Но он прекрасно понял, что именно её смутило. Ну конечно. На самом деле, будь оно так, всё было бы чертовски логично. Будь. — Мне нужно отсутствие человека на простынях, чтобы применить заклинание очищения, а тебя я поднимать ради такой мелочи не собираюсь, — Малфой посмотрел в потолок. — И нет, мне не противно, Грейнджер, если ты об этом. Гермиона тоже посмотрела в потолок и сконцентрировалась на квадратах на нём. Один, второй-ему-не-противно, третий. Не противно. Грейнджер подавила осторожную улыбку, тут же ощутив холодок в пальцах. Или он не из-за этого. — Тебя знобит? — Почему? — идиотский вопрос, Гермиона, просто идиотский. — Потому что ты дрожишь, Грейнджер, — как он узнал, если даже не смотрел на неё, пялясь в потолок точно так же, как и она? — Не сильно. — Как хочешь, — прохладно ответил Драко. — Хочу что? — Гермиона нахмурилась, размеренно дыша. Он погасил лампу, ничего ей не ответив. В комнате стало темно, и только серый свет луны проникал сюда, создавая блеклую полоску посередине кровати. Идеально ровно между ними, как будто подчёркивая границы. Способна эта полоска остановить их? Возможно, повернуть всё вспять? Тело всё ещё немного ломило, мышцы тянуло и пару мест зудели. Но она была жива. А все кровотечения остановлены, большие синяки смазаны, перелом исправлен. Гермиона вдохнула побольше кислорода, прикрывая глаза и медленно выпуская его обратно. Чувствуя, как он проходит вниз по лёгким, впрыскивает в неё жизнь. Как хорошо. Как хорошо быть живой, дышащий и почти в норме. — Спасибо, — тихо сказала Гермиона. — Ты могла умереть, — помолчав, произнёс Малфой. Он всё также смотрел прямо в потолок. — Да, и я говорю тебе спасибо за то, что спас мне жизнь. — Макгонагалл справилась бы с этим лучше, но тебе приспичило не верить в собственные силы по пути к ней, — усмехнулся Драко, но уже не так мягко как раньше. Он злился? Злился, что она оказалась за шаг от Старухи с косой? Не злись. Сказала бы, но промолчала. Сил препираться не было. Гермиона убрала волосы со лба и опустила руку, прямо на эту блеклую-белую-яркую полоску. Тишина согревала уши. Вдруг сердце замерло, а потом начало биться-биться-биться, будто она второй раз за сегодняшний вечер вернулась к жизни. Она сглотнула, ощутив прикосновение его пальцев к своим. Малфой всё также смотрел на эти дурацкие квадраты, но его рука сдвинулась чуть вправо, находя её холодные пальцы и медленно касаясь их. Гермиона вообще дышала? Дышала? Просто невозможно. Невозможно, но она чуть развернула ладонь, находя его кожу и также осторожно касаясь её, не зная, может ли. Имеет ли право. Что вообще происходит? Глаза вцепились в эти квадраты, как за спасительный круг, который держал на плаву. Малфой развернул ладонь и огладил контур её указательного пальца, затем ладони, а потом двинулся дальше. Гермиона не выдержала и посмотрела на него. Его глаза и острые черты лица — вот, что она хотела увидеть. А не белизну штукатурки. И каково было её удивление, когда Малфой, оказывается, смотрел не в потолок, а на их руки, которые продолжали цеплять друг друга. Медленно-медленно, осторожно-осторожно. Но они продолжали. Его ресницы были такие длинные, такие красивые. Господи, как он сам был красив. Драко поднял веки и посмотрел на Гермиону. Это было нечто. Это было просто космически-невозможно-прекрасно, ощущать его касания, его заботу и смотреть в его глаза, которые сейчас не были айсбергами. Совсем нет, скорее наоборот. Как подтаявший пломбир. И он смотрел на неё так же, как она на него. Один-в-один. Грейнджер выдохнула, когда ощутила сцепление их рук. Ладонь к ладони, пальцы между пальцев. Его и её, бледные и чуть-чуть смугловатые. Красиво. Красиво эта блеклая полоска ложилась на их руки, на этот раз подчёркивая вовсе не границы, а что-то другое. Более крепкое и желанное. Гермиона смотрела на это завораживающую картину в этой тёмной комнате и думала о том, что когда смотришь на людей, держащихся за руки, со стороны, то это кажется чем-то обыденным. Непримечательным. Но когда держишь за руку кого-то, к кому испытываешь.. Кто просто заставляет тебя что-то чувствовать и испытывать по отношению к себе, то это ощущается, как что-то возвышенное, особенное, что-то очень многословное. Очень. И если смотреть друг другу в глаза, то это вскрывало душу, всю подноготную. Что они и делали сейчас. Смотрели в глаза и молча говорили столько слов, которые были спрятаны в их мыслях за сомнениями и страхами. За неправильностью чувств и тяги внутри. Просто молча говорили. — Это всё бессмысленно? — смотря в голубую серость, шёпотом спросила Гермиона. И внутри что-то упало, вниз в грохотом. Ужасный вопрос, но такой нужный. — Спи, Грейнджер, — выдохнул Драко. — Нет, Драко, ответь мне, — Гермиона решила, что раз она в плохом самочувствии, то имеет право называть его по имени. Ощущать, как буквы его имени перекатываются на языке. Голос дрожал. Говорить о том, о чём всегда молчали, было трудно и больно. — Это всё имеет конец? — А тебе нужен обязательно хороший? — она не смогла распознать его эмоции. Грейнджер промолчала, но он, видимо, прочитал ответ на её вопрос. — Тогда ты знаешь ответ, Грейнджер, — Малфой сжал её ладонь немного сильней. — Или ты хочешь, чтобы я произнёс это вслух? Она помотала головой. Она боялась. Не надо. Драко хмыкнул, оглаживая её палец. — Тогда спи. Ты в любом случае отключишься. — Но мы поговорим об этом завтра? — тихо спросила Грейнджер, ощущая, как слабость утягивала её за собой. Он молчал. — Драко? — Хорошо, — хрипота его голоса убаюкивала. — Ты не оставишь меня? Как тогда, утром в Мэноре? — Гермиона почти не смыслила, о чём говорила. Просто говорила то, что сидела на подкорке. — Я не оставлю тебя, Грейнджер, — она почувствовала прикосновение к своей щеке и отброшенную кудряшку прежде, чем провалилась в сон.***
Грейнджер протиснулась вперёд, мимо шепчущийся компании, и ненамеренно толкнула стоящую в центре девушку. Кажется, на ней был жёлто-черный галстук. — Что, Грейнджер, решила, что раз ты грязнокровка, можешь теперь толкаться и бить всех подряд? Брови Гермиона поползли вверх от удивления. Она обернулась, осматривая компанию и находя девушку, что говорила. Осознание пришло быстро: Элина Роудз, чистокровная пуффендуйка. Она была умна и была лучшая на своём факультете, а так как Роудз была одного возраста и на одном курсе с Грейнджер, между ними была холодная конкуренция. Ну, как была: пока Гермиона знать о намерениях Элины обойти её не знала и просто училась, Джинни иногда рассказывала о ней. — Что ты несёшь, Элина? Я просто случайно задела тебя, пока ты стояла посреди коридора, будто вокруг больше никто не ходит. — Да уж, я и забыла, что ты у нас любишь ошиваться в коридорах и болтать обо всём подряд. Видимо, ты спешила к своей рыжей подружке Уизли. Что на этот раз рассказать хотела? Рот Грейнджер приоткрылся, пока мозг додумывал всё сам. Это она. Её каблуки тогда слышала Гермиона и она разболтала всей школе о словах Грейнджер из зависти и надежды таким образом обойти соперницу. Сказать, что Грейнджер была в шоке, это.. Как она могла забыть об этой детали: каблуки, которые сужали круг подозрений? Девушка. Это была девушка, а Гермиона подумала на Малфоя. Годрик. — Да уж, Пуффендуй преподносит неожиданные сюрпризы, — ядовито усмехнулась Гермиона, делая шаг к Элине. Вся злость на эту девчонку, на себя за свою уверенность в вине Драко сейчас собралась в её тоне. — Не знала, что на этом с виду милом и добром факультете есть такие дряни, которые мало того, разносят слухи по школе в своих корыстных целях, так ещё и спят с парнями подруг. Да, Кэрол, — посмотрела на рядом стоящую с Роудз, в глазах которой появилась паника, девушку Гермиона, — ты знала, что твой Эдгар не такой святой с твоей лучшей подругой на пару? Грейнджер резко развернулась и пошла дальше по коридорам, кидая искру и слыша взрыв. Из-за спины доносились споры и крики девушек на Элину, и Гермиона позволила себе ухмылку. Она не любила сплетни. Но если кто-то замахивается на неё, Грейнджер ударит сильнее. Спасибо за информацию, Джинни. Только торжество длилось недолго: вина стучала по грудной клетки, вынуждая почти что бежать по коридору и искать Малфоя среди многочисленных голов учеников. Благо сейчас у неё был свободный урок, посвящённый подготовке к экзаменам, но которой она снова потратит не на это. Господи, как она могла без всяких доказательств с такой непоколебимой уверенностью обвинить Малфоя? Да, он часто вёл себя, как подонок, но в последнее время ведь всё было иначе? Ведь всё было по-другому. Она ведь говорила, что верит и доверяет ему, а когда настал момент доказать это, Гермиона просто растоптала все эти слова. Дура. Она просто дура, которая сейчас очень надеялась встретить Малфоя и поговорить с ним, объяснится и попросить простить. Ей нужно было его прощение. Гермиона не помнила, какой сейчас у него урок, поэтому просто рыскала взглядом среди людей, цепляясь за каждые светлые волосы, но все они были не такие, как у него. Грейнджер ещё никому ничего не сказала о вчерашней ночи: планировала сделать это этим вечером. Пока что просто уверила докапывающихся Гарри и Рона в том, что всё время была в своей комнате и спала, легла в постель ещё раньше, чем они. И Джинни подыграла ей. Но, конечно же, взгляд Уизли был предельно ясен: она ждала правду незамедлительно. И Гермиона шепнула ей, что сегодня вечером в гостиной всем им троим расскажет, что случилось на самом деле. Мышцы немного тянуло, но в остальном всё было приемлемо: раны затянулись, остались небольшие царапины и маленькие шрамы, которые в ближайшее время, — после того, как она возьмёт у Помфри мазь под каким-нибудь предлогом — тоже исчезнут. Но один шрам она всё же оставит: прямо под вырезанной на руке надписью «маглолюбка». Небольшой, но он будет служить ей вечным напоминанием о нём. Да, то, что Гойл заставил её балансировать на грани жизни и смерти не было тем, что хочется запечатлеть на собственном теле навсегда. Но то поведение Малфоя, те разрушенные стены его защиты, помощь, странная забота, слова и проявление чувств.. Это Гермиона сохранит на всю жизнь. Как и его футболку, пахнущую тем самым морозным кофейным табаком. В груди что-то защемило, когда Грейнджер снова вспомнила их утренний диалог. Гермиона уже сидела на кровати, застёгивая пуговицы новой чистой школьной формы, о которой подумала и которую Комната предоставила. Хотя старая никуда не исчезла, её придётся забрать с собой. Вместе с малфоевской футболкой. — То есть ты просила меня не бросать тебя, чтобы бросить самой? — послышался сзади сонный голос. И была б она проклята, если бы не обернулась и не увидела его только что проснувшимся. Сонным, беззащитным и.. Ладно, нежности у него не имелось. Зато сарказм как главная составная кислорода был всегда. И всё равно это была настолько трогательная и красивая картина, что Гермиона сунула её в особую коробку, среди которой было много вот таких вот личных, интимных моментов. — Это не так, я просто проснулась и решила переодеться, чтобы потом не тянуться, — пожала плечом Грейнджер, расправившись с последней пуговицей. — А что затянуло бы твой процесс? — приподнял бровь Драко, немного щурясь на один глаз. А потом потянул краешек губы верх: — Или правильнее спросить, кто? Он пока не соображал, что говорил и о чём именно шутил. Мило. Было мило, и Грейнджер не сдержала улыбки, которую он, слава Мерлину, не стал воспринимать, как угрозу или сигнал к возведению стен. — Я просто пунктуальная, — выпутываться из его ладоней было трудно, потому что хотелось остаться в них навсегда. Несмотря на то, что Драко в этот раз не обнимал её, — чтобы ненароком не надавить на болевые точки, как объяснила это Гермиона — его тепло всё равно было где-то совсем-совсем близко, чтобы променять его на новую одежду и подъём вовремя. Но ей пришлось. — Всё у тебя просто, — Малфой ухмыльнулся: — Особый пунктик? — его взгляд упал на край бинта, выглядывающий из-под блузки. — Как моя перевязь, держится, или ты стащила её с тела, пока ворочалась и забрасывала на меня ноги? — Я не забрасывала на тебя ноги, — нахмурилась Гермиона. — А ещё тихо сопела. — Я не сопела! — повысила голос она и он усмехнулся. — В общем, чувствую я себя нормально, синяки чувствительны, но не особо, с перевязью всё в порядке, осталось пару длинных царапин и это всё. — Значит, жить будешь — Буду. Мы хотели поговорить. — Поговорить, — протянул Драко по слогам, переворачиваясь и садясь на кровать. Он потянулся к своей одежде, натягивая её и сидя к ней спиной. Гермионе это не особо понравилось, но это же Малфой, так что всё в норме. В норме. — Лучше расскажи мне о том, какого чёрта так вышло, что я нашёл тебя валяющуюся в крови на полу коридора в Хогвартса. — Я расскажу об этом только тогда, когда мы поговорим, — отчеканила Грейнджер, прожигая его спину, на которую он уже натянул водолазку, взглядом. Малфой едко усмехнулся, запрокидывая голову назад. — Какая же ты.. — Какая? Ну, какая? — не сдержалась Гермиона, вскакивая. — Дура, потому что элементарно хочу перестать мучить нас обоих и решить всё раз и навсегда? — Перестать мучить? — застегнув ремень, резко повернул к ней голову Малфой, нахмурившись. А потом в его взгляде вспыхнула непонятная ей злость: — Ты решила за нас двоих, что мы больше не видим и не касаемся друг друга и хочешь разговора? — Нет, я не это имела в виду! — А мне кажется.. — Вот именно, что тебе кажется, Малфой! — перебила его Гермиона, упирая правую руку в бок, а левой указывая на него. — Я имела в виду совсем другое: хочу перестать мучить нас обоих неизвестностью и кучей вопросов, а определиться уже наконец с.. Просто определиться. — И часу здоровой не про была, уже спорит и командует. Салазар, за что мне это? — возвёл глаза к потолку Драко, но тон его заметно смягчился и сам он после её объяснения стал спокойнее. — Какой твой конкретный вопрос, Грейнджер? — Конкретный вопрос?.. — Да, и задашь его ты, потому что ты затеяла этот разговор, — отбросил чёлку Малфой, застёгивая часы и ведя себя так, будто просто собирался на завтрак, а не вёл с ней разговор, решающий — как бы громко ни было сказано — их совместную судьбу. Гермиона молчала, следя за его движениями. Она не знала, как все её сумбурные мысли выразить в конкретике. Малфой подошёл к ней, встав напротив. — Ну так? Грейнджер посмотрела на его черты лица, заглянула в серые глаза, вспомнила прохладные пальцы. Его касания. И вспомнила его давние, такие давние слова о том, что она мотылёк, крылья которому он не побрезгует вырвать. Или которой сгорит на свету. Вот только Гермиона сумела улететь, и не одна: ухватилась за него и они улетели вместе. Так что сейчас? — Мы летим или сгораем? Драко ухмыльнулся. — Излишняя драматичность, тебе так не кажется? — Возможно, — кивнула Гермиона, — но зато так ты всё понял без всякой словесной воды. Малфой наклонил голову влево и немного удивил её следующим вопросом: — А чего хочешь ты? Но ещё больше её удивила быстрота и бездумность её ответа: — Тебя, — быстрота и бездумность, но не сам ответ. Щёки порозовели, Гермиона была в этом уверена. Малфой по-кошачьи улыбнулся и сунул руки в карманы, явно наслаждаясь её реакцией. — А.. А каков твой ответ? Ты за то, чтобы просто прекратить всё это во всех смыслах или.. Договорить ей не дали губы, которые резко накрыли её, заставив сделать шаг назад. Но тут же вперёд, когда пришло осознание, что это и есть ответ. Малфой обхватил её лицо ладонями и прижал к себе, втягивая нижнюю губу, сплетая их языки. Бабочки — хотя Гермиона читала, что это был признак тревоги в организме, свою эйфорию и радость по-другому назвать не смогла бы — внутри трепетали, пока Грейнджер вновь ощущала его тепло, снова сжимала его плечи. Он снова её, хотя всё также нет. Ей просто хотелось так считать, да и кто запретит? Малфой с причмокиванием оторвался от неё и быстро, резко сказал, прежде чем снова захватить её губы: — Но я уеду. Да, Гермиона вновь ощущала его тепло, но все бабочки в мгновение сдохли. Сложили крылья и упали вниз. Грейнджер накрыла его ладони, держащие её лицо, и попыталась убрать, вырываясь из власти губ Драко. Но он знал, что именно так она и отреагирует, поэтому крепче вцепился пальцами в щёки, оставляя отметины, больше открывая рот и чуть ли не въедаясь в него. Уеду-уеду-уеду. Он-уедет, онуедет, но куда, зачем? Мерлин, нет.. Гермиона приложила всю силу и оттолкнула его, вырываясь от губ и, даже не успев втянуть воздух, на выдохе-всхлипе спросила: — Куда ты уедешь, Драко, Зачем? Малфой выдохнул, делая шаг назад, ненавистный-шаг-назад. — Может, в Италию, там Забини хочет пройти стажировку у одного хорошего колдомедика. Или в то место, о котором ни ты, ни моя мать, ни кто-либо ещё знать не будет. — Зачем? — Годрик, какое стыдное отчаяние в голосе. Но плевать на стыд. — Чтобы защитить нас, Грейнджер! — повысил голос Драко, будто удивлялся, что она не понимает. Вот только она понимала, просто не хотела понимать. — Ради того, чтобы не сжечь всё безумие между нами этими грёбаными кольцами и не стать такими же, как все люди в браках по договору. Понимаешь? Я не хочу травить нас с тобой и всё, — он взмахнул рукой над пространством между ними, — это. Не хочу, чтобы мы всю жизнь реально ненавидели друг друга и спали в грёбаных разных комнатах на разных этажах, потому что плевать друг на друга хотели, более того, были друг другу противны. Ей хотелось закричать: «Да с чего ты взял, что мы станем такими же, что с нами будет также?! Ведь мы другие, ведь мы наденем эти чёртовы кольца не на пустые пальцы, а на пальцы, полные безумных эритроцитов притяжения в крови?». Хотелось, но правда в том, что она тоже боялась. Ведь если не хочет один из двоих, значит мост рухнет. Если Малфой ненавидит саму мысль быть с ней, тем более быть связанным супружескими узами, то правда ничего не выйдет. То они правда станут, как все эти фальшиво улыбающиеся на камеру чистокровные пары, у которых типа всё хорошо и отношения, полные любви. Любви на камеру. А в реале тотальное равнодушие и подчинение. И всё же.. — А как же тогда условие договора, что при невыполнение условия мы оба обречены на плохую и нескладную жизнь? — А какие ещё варианты ты видишь? — фыркнул Драко. — Всяко лучше, чем превратиться в безразличных друг другу зомби, которые желают одного: чтобы супруг сдох. Это было горько. Но это было правдиво, а правда гораздо чаще имеет именно такой вкус заместо сладости. Поэтому Гермиона возьмёт, скрутит и засунет свои мысли и желания поглубже. — И когда ты уедешь? — Гермиона сжала кулаки, чтобы держать голос в.. Просто держать. — Всё тогда же, — Драко опустил глаза на её руки, — после сдачи экзаменов в Хогвартсе. Малфой медленно подошёл к ней и коснулся кулаков, разжимая их и приподнимая подбородок Гермионы. — Эй, — посмотрел Малфой ей в глаза, — сейчас я здесь и мы летим. — Но я тебя больше не увижу, — Гермиона коснулась его пальцев на своей коже. — Но сейчас мы летим. Был выбор и мы его сделали. Такова цена, — Малфой покачал головой, заправляя выбившейся тёмный локон за ухо. А потом Драко уйдёт. Уйдёт, а она останется. И Гермиона будет бояться этого момента, будет бояться остаться один на один с этой комнатой. С тем, что здесь произошло. С её, с их мыслями и произнесёнными словами. Грейнджер ненавидела моменты, когда так сильно нуждалась в нём. Ненавидела, потому что знала, что потом всё может быть ещё хуже. Но Драко так-сильно-необходим, особенно тогда, когда концовка их игры, их истории стала известна. — Поцелуй меня, пока мы ещё здесь, — сжала его ладонь Гермиона, и по щеке скатилась слеза. — Пока мы ещё чувствуем. И он поцеловал. И она снова утонула в нём, чтобы потом выпустить его первым из комнаты, из их маленького убежища, и снова плакать. Грейнджер зажмурилась, стараясь не-думать-не-думать-не-думать об этом, потому что это было гораздо больнее, чем то, что с ней было вчера. Это было где-то внутри, это было чем-то, что нельзя изменить. Хотя она попыталась бы. Если бы та сторона моста не грозилась обрушиться, и от неё это никак не зависело. Гермионе показалось, что она видела, как за светлой, платиновой голову закрылась дверь в дальний кабинет. На секунду остановившись, чтобы выдохнуть и быстро прокрутить в голове примерную речь, Грейнджер отдёрнула мантию и поспешила за ним. Она оглянулась по сторонам, но все спешили на уроки, так что Грейнджер дёрнула ручку и проскользнула в кабинет, тут же накладывая заклинание на дверь, чтобы никто посторонний не вошёл. Повернулась, заметив вздёрнутые брови Малфоя с портсигаром и палочкой в руках. — Привет, — неловко выдала Гермиона. И возненавидела приветы с этой секунды, Мерлин, почему так ужасно звучит? Малфой опустил глаза на портсигар, достал одну из сигарет и поджёг её палочкой. — Расскажи, что и кто вчера здесь были. — Сначала ты должен выслушать меня, — теперь говорить было легче, потому что Малфой дал понять, что стиль их общения не меняется. Или, по крайней мере, если ничего такого он в виду не имел, такой вывод для себя сделала Гермиона. Она подошла к парте, которая стояла перед подоконником, где Драко сидел, и облокотилась на неё. — Мне надоели твои «сначала ты должен», Грейнджер, — скривился Драко, выражаясь весьма ясно. — Нет, не должен, это ты обязана мне сию же секунду всё рассказать. — Я расскажу, — сощурившись, отрезала Гермиона. — Не думай, что я пытаюсь что-то скрыть от тебя, Малфой. Просто сначала нам надо поговорить. — И твоё «поговорить» мне тоже надоело, — он выпустил дым изо рта, прислоняясь головой к стеклу. — Если ты не заметила, я курю, так что не мешай мне. — Как я могу своими словами мешать тебе курить? — возмутилась Грейнджер. — Прикинь, — усмехнулся Малфой, затягиваясь. Запах кофе распространился по кабинету. Гермиона фыркнула, складывая руки на груди. А потом произнесла, как бы между прочим: — Ты был прав: это не ты рассказал всей школе о том, кто я. — О том, кто ты, — снова усмехнулся Драко, крутя сигарету между пальцев. — Звучит зловеще. Она молчала, не зная, что на это ответить. Надо ли? Но он избавил её от этих мук, подбросив в костёр другие: — Извинения, Грейнджер. Малфой смотрел ей в глаза, откинувшись назад и застилая своё лицо дымом, одна пуговица на его рубашке была расстёгнута. И будь Гермиона проклята, если не сказала бы, что его вид возбуждал. Делал из неё более раскованного и смелого человека, более спонтанного и дерзкого. О, чёрт, что происходило с её мыслями? — Я жду, — склонил голову Драко, выжидая слов Гермионы. О, чёрт, что происходило с её мыслями. Грейнджер оттолкнулась о парты и неспеша подошла к Драко, вставая напротив него. Коснулась воротника рубашки, вроде поправив, но на самом деле только сильнее отогнув. Она выдохнула, ощущая на себе его удивлённые взгляд, который пока ещё не знал, к чему она ведёт. Заинтересованный взгляд. Он ей нравился. Гермиона прислонилась губами к его шее, пальцами расстёгивая пуговицу. — Извини, — выдохнула девушка, переходя к следующей пуговице и не позволяя себе даже думать о том, как всё это выглядело со стороны. иначе бы просто сгорела со стыда и провалилась сквозь землю. Это было чем-то новым. Затевать, начинать и делать всё самой в этом плане; что-то неизведанное. Оно немного пугало, но гораздо больше манило. Девушка прислонилась губами к следующему месту, шепча «извини», расстёгивая пуговицу, а затем ещё одну, следующую, опускаясь губами всё ниже и ниже, вслед за вытащенными из петель кружками. Малфой шумно выдохнул, когда Гермиона поцеловала его косую мышцу. Грейнджер посмотрела на него, опустившись на колени, и аромат табака с кофе снова ударил в нос: Драко затянулся и выдохнул, одновременно с этим ощущая её горячие прикосновения. Уперевшись коленями в пол, Гермиона выдохнула, приказав себе продолжать игру, несмотря на неизвестность. Потому что её до чёртиков завораживал его вид: такой расслабленный, получающий кайф, словно наркотик. Нравилась его реакция, его — пока — тихие вздохи, одобрительные вздохи. Нравился его оголённый торс в распахнутой рубашке и сигареты между пальцев; да, теперь на готова это признать — ей нравилось, как он курил. Как, а не сам факт. Грейнджер, оставив себе на заметку это его место в голову, снова прислонилась к нему губами, зубами втянув кожу и прикусив. Малфой через нос резко выдохнул, и Гермиона зализала место укуса, прошептав очередное «извини», но извиняясь вовсе не за укус. Девушка расстегнула ремень и Малфой усмехнулся. Будто говорил: «Ну давай, удиви меня». Или: «Ты умеешь удивлять, Грейнджер». Она надеялась на второе. Драко приподнялся, помогая ей снять с него одежду, и опустился обратно на подоконник. — Я не пробовала, — облизав губы, всё-таки решила предупредить его Гермиона. Мерлин, как она вообще на это решилась? Нигде же не читала, только слышала рассказы девчонок, не думала о том, что будет делать это сама, тем более так скоро, а.. — А ты подумала, я решил, что ты была девственницей, но минет делаешь каждое воскресенье? — хмыкнул Драко, ухмыляясь и наверняка желая вогнать её в ещё большую краску. И велика вероятность, ему это удалось. Но своим голосом Малфой вышвырнул всю её панику и страх, так что к чёрту стыд. — Я подскажу. Гермиона кивнула и, ещё раз облизав губы, обхватила член ртом. И стоило ей на миллиметр сдвинуться вперёд, как Малфой тут же простонал, будто до этого только и делал, что сдерживался. Ощутив прилив уверенности в себе, Грейнджер ещё раз двинулась вперёд-назад, захватывая большую длину и приходя в восторг от звуков Драко. Пройдясь по всей длине, Гермиона не устояла оттого, чтобы поднять взгляд и посмотреть на его выражение лица. Глаза Драко были закрыты, ресницы подрагивали, а губы приоткрыты и очень сухие. Захотелось их облизать, но вместо этого Грейнджер вобрала в себя член, продолжая делать ритмичные движения вдоль всей длины. Малфой простонал, из руки выпал чёрный бычок сигареты, а глаза резко открылись, впиваясь в её лицо. Но Гермиона ни капли не смутилась. Наоборот, почувствовала прилив тягучего внизу и поёрзала, немного отдвигаясь и облизывая головку его члена. Малфой смотрел на неё, она на него, снова подаваясь вперёд и на скорости проходясь взад-вперёд, запомнив, как ему нравится. Это было так.. Вау. Смотреть друг на друга, пока её губы касались кожи его члена. Пошло? Может быть. Но ей нравилось. В этом правда: в диком желании делать и смотреть, наблюдать и быть наблюдаемой. — Чуть медленнее, — приказал Малфой, сбивчиво дыша и, видимо, желая растянуть удовольствие. Гермиона подчинилась, двигая головой медленнее и чувствуя, как щёки горят, но уже вовсе не из-за стыда. — Да.. Да, так, Грейнджер.. Грейнджер решила кое-что изменить, отодвигаясь и обхватывая его член рукой, сжимая естество Драко и повторяя ладонью движения своего рта. Ловя каждое движение, каждое подрагивание губ и ресниц Малфоя и сглатывая, теряя самообладание. — Подвинься, — выдохнул он и Гермиона коснулась головки губами, слегка всасывая её. — Подожди. Она остановилась, и Драко подрагивающими руками достал портсигар, рывком доставая оттуда сигарету и разбрасывая все остальные по подоконнику и полу. Он близок к пику, поэтому скомандовал на секунду остановиться? Малфой зажёг сигарету и посмотрел на неё, тут же выдыхая: — Чёрт. Чёрт, Грейнджер, ты охриненна. Не успела Гермиона вдуматься в его слова и продолжить, как рука Малфоя легла на её затылок, наматывая волосы на кулак и направляя. Дым снова заполнил всё пространство вокруг них, — наверное, она уже пропахла им — а движение руки Драко стало быстрым, резким, словно он больше не мог сдерживаться. Она чувствовала на себе рассеянный взгляд Малфоя, подстраиваясь под направление и скорость его руки и ощущая, как Драко подмахивал бёдрами. Господи-блять-Мерлин, они были единым целым, таким единым и завораживающим целым, что хотелось разреветься. Такт-в-такт. Глаза чуть слезились, губы влажные, а вкус.. — Убери зубы, — прошипев, резко шепнул Драко, ускоряясь ещё сильнее и губами снова впиваясь в сигарету. — Молодец, да, умница.. Малфой ещё раз приподнялся, задержавшись в таком положении на пару секунд и позволив Гермионе довести его полностью самой, и с громким стоном опустился обратно, выдыхая серый дым сигареты; рука с ней расслабленно упала на подоконник. Гермиона отодвинулась, поднялась и вытерла рот рукой, не моргая смотря на Малфоя. На его полузакрытые глаза и вздымающуюся грудь, на распахнутую помятую рубашку, на румянец на щеках. Почему-она-не-сделала-этого-раньше, если это было способно сотворить с ним это? Если она была способна? — Извини, — ещё раз, заключительный, сказала Грейнджер, вытерев губу большим пальцем. И не только по ухмылке Драко поняла, что он готов ещё раз. — Знаешь, — сбивчиво, быстро и явно бездумно начал Малфой, — нам обоим будет потом больно. Но не беспокойся, я сделаю так, что больнее будет мне, Грейнджер. Не успела Гермиона ничего ответить, как Драко натянул одежду и поманил её к себе: — Иди ко мне, — его хрипота сведёт её с ума и даже не ужаснется. Подоконник был углублённый и широкий, поэтому Гермиона без риска сползти и упасть села на колени Драко и, поёрзав для удобства, откинула голову ему на плечо. Малфой зарылся носом в волосы у её виска, втягивая их запах, а потом повернул голову Гермионы к себе и поцеловал. Проскочила мысль «как мне хорошо», и Грейнджер рассказала Драко о том, что было вчера вечером. Каждую деталь, которую смогла вытрясти из Гойла и запомнила. Абсолютно всё, потому что беспрекословно доверяла и хотела услышать, что он скажет по поводу новой информации. Она опаздывала на урок, но сидеть у него на коленях возле окна, смотреть, как снежинки бьют по окну и просто ловить момент, не ощущая той неправильности, неловкости или чего-то подобного определённо стоило того. Хотя червячок в голове всё равно пищал и осуждал за опоздание, но ей хотелось продлить время их именно этой, такой близости. Молчаливой. Драко много выкурил за одно только присутствие рядом с ней, но попытки Грейнджер вырвать из его рта сигареты не увенчались успехом, поэтому ей оставалось только кидать враждебные взгляды на табачное изделие. Малфой выпустил дым и, накручивая её кудряшку на палец второй руки, спросил: — Где сейчас Гойл? — Я не знаю. — Жаль. — Ты хотел узнать местоположение Пожирателей? — чуть повернула к нему голову Гермиона, заостряя своё внимание на родинке под его подбородком. Красивая. Как и весь он. — Они уже однажды нас так провели. — Нет, — качнул головой Драко, опустил на Гермиону глаза и продолжил беспечно-уверенно-холодно: — Я просто хотел прийти, прожечь и к чертям выжечь ему вот этой самой, — он поднял правую руку с сигарой чуть выше, — сигаретой глаза. Мучительнее, чем просто быстрая смерть от Авады. Грейнджер выдохнула, пальцами очерчивая его скулу. Он не шутил и даже не преувеличивал. А Гермионе было не жаль. Это плохо? Ни капли не противиться желанию человека причинить сильную боль другому? Наверное, нет, если эта боль заслуженная и имеет основания. И она не побрезговала бы навести на мерзкого ублюдка Гойла палочку и сделать самой то, о чём сказал сейчас Драко. — Мы найдём их, — уверенно произнесла Гермиона. — Найдём и победим, но нужно держать ухо востро: Гойл ясно дал понять, что они ещё вернутся сюда. — И они смогут сделать это без единого препятствия, — усмехнулся Малфой, но скорее разочарованно. — Да, я понятия не имею, что это за артефакт и где они его нашли. — Ты и не узнаешь, — он пожал плечом, и она нахмурилась. — Потому что они его не нашли, а создали. — Откуда ты знаешь? — неподдельно удивилась Гермиона. Малфой затушил, испепелил сигарету и провёл пальцами по её губе, хмурясь и задумываясь. Пальцы неприятно пахли табаком, но потерпеть этот запах стоило его необдуманных касаний. — Если бы он существовал до того, как они начали им пользоваться, я бы о нём знал. Во времена войны такие сильные и действующие артефакты с чёрного рынка использовались в обиход, и чтобы никто за всё время хотя бы раз такой находкой не воспользовался — невозможно. Грейнджер заломила указательный палец. — Что тогда является составляющим этого нового тёмного артефакта? — Не знаю, — покачал головой Драко. — Но один компонент ясен: откуда-то взятая частичка сильной энергии, и вовсе не светлой, — он хмыкнул. — Пороюсь в библиотеке, может, что-то отыщу. — Проникнешь в Закрытую секцию, Грейнджер? — ухмыльнулся Малфой, склоняя голову и шепча ей на ухо. — Точно не с таким шумом и последствиями, как ты когда-то, — хмыкнула Гермиона, ощущая мурашки на шее. Она на секунду замерла, испугавшись, что поднятием этой темы всё испортит и вызовет его агрессию. Было трудно уловить допустимую грань. — Проник-то я как раз незаметно, — его тон не был злым, и Грейнджер выдохнула, — а вот что было после вообще твоя вина. — Что-что? — вытаращила глаза Гермиона, обернувшись к нему. — Моя? — Конечно, — снова ухмыльнулся Мафлой, выглядя вполне уверенным и очерчивая контур её губ, — если бы ты не полезла, куда не надо, я бы остыл и убрал разбросанные книги. — И разорванные, — прищурилась Гермиона, и айкнула, тут же ощутив, как слизеринец специально защемил кожу на её талии. — А так работа уборщицы легла на тебя, — как ни в чём не бывало, поддельно драматично вздохнул Драко. — В этот раз убираться будешь ты! — убрав его руку с губы и немного оттолкнув, вздёрнула подбородок Грейнджер. Нечего щипаться, даже если ему неугодно сказанное. — И не подумаю, — выдохнул Малфой и схватил её ладони, отталкивающие его, и захватил рот, всасывая нижнюю губу. Её попытки увернуться были бессмысленны, поэтому, не сдержав смеха и коротко рассмеявшись, Гермиона сдалась, расслабляя ладони и поддаваясь навстречу его напору. — Как думаешь, мы нормальные? — глотнув воздуха, спросила Грейнджер, лбом уперевшись в грудь Малфоя. — В смысле? — Ну, наши встречи, уединения.. — в голове было сумбурно, но она была уверена, он поймёт. — Но ведь на самом деле мы терпеть друг друга не можем. И не сможем, — проглотив горечь вместе с кислородом, всё-таки произнесла это Грейнджер. — Какой во всём смысл, если это кончится? — В моменте, Грейнджер, — Малфой сжал её талию, пододвигая к себе. — Во времени. Смысла много, просто времени мало. Так что не знаю начёт нормальности, но кто вообще к этому стремится? Разве быть нормальной — это то, что тебе нужно? — Если это означает лишиться всего этого, — Грейнджер вдохнула его запах и чуть потянула воротник рубашки на себя, — то нет. Тогда Гермионе к чёрту не нужна эта нормальность.