* * *
Прошло уже четыре месяца с тех пор, как я впервые понял, что нахожусь в своей квартире, и за это время я уже успел нарушить данное себе обещание: о случившемся, кроме Миши, мне пришлось рассказать психотерапевту и директору университета. Второе оказалось довольно забавным, так как меня, сочтя пропавшим без вести и, скорее всего, умершим, вычеркнули из списка студентов, а вот он я: прихожу восстанавливаться. Ну, благо, когда я туда пришёл, год только начинался, и обратно меня зачислили, правда, с кучей условий. А вот психотерапевт... На нём настоял Миша. Он специально где-то нашёл такого, которому приходилось работать с несколькими пережившими подобный опыт, и потому спустя эти четыре месяца я пусть и не смирился с тем, что практически у меня на глазах умерло тринадцать человек, но хотя бы перестал просыпаться от кошмаров каждую ночь (они будили меня буквально постоянно, и чаще всего в страшных снах ко мне возвращались воспоминания о казни Майки, которые сопровождались противным голосом Дэла). И так получилось, что вскоре меня волновала лишь одна проблема: Остен. В соцсетях я нашёл лишь несколько удалённых профилей и даже не мог с готовностью утверждать, был ли это именно тот самый Остен Найт. Со временем, я по совету всё того же психотерапевта стал брать небольшие перерывы в поисках; а что до рисунков и надписи на руке... Я пошёл к тату-мастеру почти сразу, лишь дав себе пару дней отдыха. Молодой парень увидел, как я был разбит, и даже сначала пытался спросить, что случилось, но затем просто махнул рукой и выполнил свою работу. Всё это время я думал о том, что Энди бы делал не так. Он работал бы с бо́льшим удовольствием, редко ухмылялся бы, сильно наклонившись к руке, и параллельно говорил с Ремингтоном, может, споря о чём-то с Брайаном, если бы тот был там... И я, клянусь, тогда расплакался прямо в кресле у мастера; парень попытался меня успокоить, что у него получилось, и именно поэтому я позволил себе вернуться именно к нему через полтора месяца; татуировка по сделанному Бирсаком эскизу заняла своё место, правда, на плече, а не на предплечье, как я рассчитывал и где теперь почерком Остена были выведены французские слова и несколько рисунков. Моя жизнь стала относительно рутинной; я вставал с кровати с утра, шёл в университет, отсиживал несколько лекций и так же брёл домой, заходя через день в магазин. Там я брал черничный сок, который имел некое грустное послевкусие, зато приятно напоминал об Остене (ведь тот ему, похоже, нравился, хотя нельзя сказать наверняка, ведь все наши воспоминания были сфальсифицированы, наверняка и его тоже?). Но я старался не думать об этом. А ещё пил именно тот двойной ванильный капучино со сливками и без сахара. Я всё помнил. Конечно, я не привык к другому кофе, кроме чёрного, но был готов признать: у Найта был вкус. А потом я приходил домой, занимался своими делами и шёл спать; и лишь изредка меня звал к себе Миша или же я приходил к нему. Вообще, «изредка» — весьма резкое слово. Мы виделись по несколько раз в неделю, и сегодня был как раз один из таких дней, — я снова сидел у него на диване спустя эти четыре месяца, которые я провёл в длительном и частом самокопании и путаясь в воспоминаниях. В какое-то опередленное время мне действительно казалось, что меня выбросило в реальный мир через портал в параллельные вселенные. Миша нерешительно потёр пальцами струны гитары, задевая то одну, то другую, и затем нерешительно выдаёт: — Слушай! Я хотел бы сыграть песню. Свою песню. В смысле, я написал её, ты понимаешь. — Да? Это круто, — я кивнул. — Давай. — Да? — Да. И Миша, воодушевившись, принялся играть. И песня унесла меня куда-то глубоко в собственные мысли: в ней было что-то такое... Внеземные, далёкое, космическое, завораживающее. Я хотел бы, чтобы и Остен услышал это, решил я, пока голос Миши пропевал слова, а у меня внутри сворачивались в узел грусть и тоска по Найту. Я хотел бы, чтобы Остен и правда остался со мной навечно, а не лишь на те два месяца, что у нас в сумме были, я хотел бы ещё много чего... Но сейчас, к сожалению, этого всего уже не будет. А ведь я всё ещё... Люблю его. Я люблю его, я не просто влюблён. И я так и не смог этого сказать. Да, «люблю» — это очень сильное слово, которым просто так бросаться не стоит, но других слов и подобрать было невозможно, чтобы описать всё то, что я чувствовал к Остену. Я вынырнул из своих мыслей лишь тогда, когда Миша закончил играть, чуть хлопнув по струнам, и вопросительно посмотрел на меня. Я одобрительно закивал, улыбнулся и смог лишь прошептать: «Это волшебно, не иначе». Миша ещё пару раз провёл пальцами по струнам гитары, с улыбкой и чуть задумчиво глядя на меня. Таким он напоминал мне то ли Брендона, то ли Райана; полностью погружённым в игру, но только, в отличие от Росса, рок-музыканта, или пытавшегося ему подражать Брендона, он был умиротворён тем, что делал. Наконец его губы тронул более широкая улыбка, но взгляд так и остался мечтательно-задумчивым, и Миша сказал: — Я как раз недавно это написал. Альбом ещё думал, но какой мне альбом... — То есть: «Какой мне альбом?», — я приподнялся с дивана на локтях и тоже улыбнулся. — Захочешь — и альбом напишешь, и два, и три. Вообще, если захочешь — что угодно получится. — Да, ты прав, — Миша серьёзно кивнул. — Тогда я буду тебе всё первым давать слушать. Ты же не против, если я ещё пару песен сыграю? — задорно спросил он. — Спрашиваешь ещё. — Тогда мне нужно принести свои записи... А, нет, сейчас у меня их нет, — Цыркунов недовольно цокнул языком. —Я оставил у... У друга оставил, — Миша виновато почесал затылок. — У друга, — я медленно кивнул. — Тогда сыграешь, как заберёшь их? — Нет, почему же. Можно до него дойти, он тут недалеко живёт, — фыркнул Миша. — Давай сейчас забежим, я вас и познакомлю. — Ладно, — я кивнул, разводя руками, — пойдём.* * *
Нельзя было сказать, что наступила зима: было до чёртиков холодно, но погода, видимо, забыла закинуть в мой город немного снега. Иначе как объяснить отсутствие снега, когда на улицах такой холод? Если бы не эти морозы, то погоду в моем городе вполне можно было бы посчитать за середину осени, и в таком случае мне бы не пришлось нацепить на себя неудобную зимнюю куртку. К тому же, это был ещё и вечер субботы. Противная штука. Первый выходной день, ещё и какой-то там праздник, так что даже близко к полуночи люди всё ещё сидели в барах или ездили по гостям, и именно сейчас нам с Мишей приходилось пробиваться через толпу празднующих к его другу за записями. Поэтому я натянул капюшон куртки на голову, чтобы немного слиться с людьми на улице. Вокруг сновали самые разные люди, а Миша шёл впереди меня, показывая дорогу и проводя через эту живую массу к месту, где снова будет, надеюсь, спокойно и тихо. Мы пошли какими-то узкими улочками, и, пока Цыркунов пытался вспомнить, куда именно нам нужно, я услышал (нечётко, но услышал) разговор за углом. — Ну давай всё-таки по стаканчику! — прогремел громкий и весёлый голос. — Не-а, никаких стаканчиков, Джефф, — тихо ответил другой, показавшийся смутно знакомым. — Идите без меня. — Ладно, Отто, бесполезно его уговаривать, — ответил всё тот же голос, а я тем временем то ли из любопытства, то ли потому, что услышал знакомое имя, заглянул за угол. Там, в переулке, стоял широко ухмыляющийся парень с неаккуратной причёской; его рукава были засунуты в карманы расстёгнутого, несмотря на холод, пальто, а из-под него виделась футболка с ярким принтом. Возможно, он выбежал вслед за кем-то из бара, быстро накинув верхнюю одежду. Рядом с ним топтался парень, который показался мне близко знакомым: у него были неровно остриженные волосы, кончики которых едва торчали из-под шапки, а на плечах — джинсовка с мехом. Неизвестный постоянно смотрел то на свою обувь, то на двери бара, возле которого они стояли. Спиной же ко мне стоял ещё один парень с серебристыми со странным отливом волосами и в чёрной куртке. Они продолжили спорить, пока я безмолвно наблюдал, а затем из-за моей спины высунулся Миша, касаясь моего плеча и довольно громко говоря: — Я вспомнил, куда нам надо! А в следующие секунды случилось несколько вещей одновременно. Тот, кого назвали Джеффом, наконец заметил нас и вскинул бровь, как будто спрашивая: «Чего пялитесь?», парень в джинсовке поднял голову, из-за чего я наконец понял, что передо мной тот самый Отто Вуд; последний посмотрел на меня ошарашенно, как будто больше и не ожидал меня увидеть (хотя я тоже, честно говоря, потерял всякую надежду на это), а парень с серебристыми волосами тихо поинтересовался: — Эм... Куда вы смотрите? Стоп, этого не может быть... Голос... И, не получив ответа ни от кого из своих друзей, парень тоже обернулся. Я тем временем вышел из-за угла, вставая перед компанией, и... Прямо мне в глаза смотрел Остен Найт. С неровно перекрашенными в серебристый волосами, слегка неаккуратной щетиной и без линз (чему я был несказанно рад, но всё же запомнил я его сероглазым), он всё же был собой — тем самым Остеном Найтом, с которым мы провели два отвратительных, но одновременно и в каком-то роде замечательных месяца в запертом университете, который был мне очень дорог, которого я чуть не потерял уже, выходит, дважды и по которому я скучал больше, чем по кому-либо ещё из всех пятнадцати. И в которого я влюбился и полюбил, о котором думал, что больше никогда не увижу и не смогу сказать ему того, что не успел тогда... — Ого, а мы оба поседели, — тихо и с нервным смешком сказал Остен, видимо намекая на мои осветлённые и на свои покрашенные волосы. Теперь я понимал, что тот отлив, что я заметил в его волосах, был светло-фиолетовым. — Без тебя и поседеть можно, — я усмехнулся. Остен посмотрел на Мишу за моей спиной, и Цыркунов хлопнул меня по плечу, тихо пробормотав: «Я тебя тут, рядом подожду», куда-то ушёл. Я, в свою очередь, бросил взгляд на Джеффа и Отто: последний пытался что-то объяснить своему другу, указывая на нас с Остеном. Потом Вуд помахал мне рукой, я кивнул ему в ответ и они, продолжая разговаривать, всё-таки зашли в бар. А когда все наконец скрылись, я раскрыл руки для объятий, и Остен едва не сбил меня с ног, прижимая к себе что было сил. — Ты... Я думал, что я тебя больше никогда не увижу, — Найт уткнулся носом мне в куртку и засопел. Похоже было, что он сейчас заплачет, потому я тоже крепко сжал его в объятиях и прошептал: — Я тоже думал, но вот теперь мы здесь. Как ты? Где ты был? — Ты здесь живёшь? — спросил в ответ Остен. Я согласно хмыкнул. — Мы с Джеффом и Отто живём в соседнем городе, тут часа полтора езды. Раньше мы приезжали сюда нечасто, так что вероятность того, что мы могли встретится задолго до того... — он громко сголтнул, — была мала. Зато теперь у меня есть очень весомый повод приезжать сюда в три раза чаще, — я буквально почувствовал, как парень улыбается мне в куртку. — Оказалось, что мы с Отто были знакомы до всего этого. Мы играли в группе. — В группе? Вау. — Да, с Джеффом и Отто. Мы не уверены, что это сейчас уместно, но, может быть, когда-нибудь... — Что ж, это хорошо, — я кивнул. — А ты как? — голос Остена почему-то стал грустным. — Всё хорошо, медленно, но верно восстанавливаюсь после всего, — честно ответил я, а после добавил: — Я очень скучал. — А тот парень с длинными волосами?... — Это мой хороший друг, Миша. К чему ты спрашиваешь? А-а... Остен! — воскликнул я, тихо рассмеявшись. — Ты что, подумал, что мы с ним вместе или вроде того?! Остен что-то пробормотал мне в плечо, видимо, подтвердив мою теорию, а затем отстранился, чтобы снова посмотреть мне в глаза. Я протянул руку, чтобы погладить его по щеке, и спросил: — Ты думал, что я?... — Заревновал я, — смущённо улыбнувшись, ответил Остен. — Ну что ж, я так понимаю, что у нас теперь всё точно и официально. Дашь мне свой номер телефона? Мы всё-таки в разных городах живём, — поинтересовался я, кривовато (ну, как умею) подмигивая и улыбаясь в ответ. — Конечно. И я смогу отвести тебя на свидание? — Разумеется. — Хорошо. — Прекрасно. — Отлично. Остен чуть привстал на носочки, я наклонился к нему, и... — Подожди, что это? Остен отстранился и дёрнул меня за рукав куртки, который немного задрался. Я закатал его получше, демонстрируя татуировку, и Остен несколько секунд разглядывал надпись и рисунки рядом, а затем приподнял брови, едва сдерживая смех, и спросил: — Ты эту фразу так и не перевёл, да? — Нет, — я опешил, вспоминая об этих давних мыслях. — Что же она, всё-таки, значит? — Она значит, Вася, — Остен широко улыбнулся, всё также пытаясь не рассмеяться, — «пошло всё к чёрту». — То есть теперь я хожу с этой татуировкой и посылаю, сам того не зная, всё и всех окружающих?! — я в ужасе округлил глаза. Найт кивнул, но затем спохватился и замотал головой. — Нет, вообще-то, мне нравится интерпретировать эту фразу иначе. Тогда мне очень хотелось послать к чёрту всё происходящее, весь мир и просто быть с тобой. Ты же этой татуировкой не посылаешь, допустим, меня? — Даже если она посылает всех окружающих, — я широко улыбнулся, — к тебе это не относится, — а затем, собравшись с силами, я заглянул Найту в глаза, зажмурился, проклиная свой мозг за то, что выбрал самый удачный для этого момент, который мог бы быть из всех существующих, — и не отнесётся никогда, потому что я люблю тебя. И на душе сразу стало как-то легко и тепло, даже страх, хоть и не весь, отступил на второй план; Остен удивлённо выдохнул, а через пару секунд ответил: — И я тебя. Я тебя тоже люблю. Я был готов чуть ли не взорваться от переполнявших меня эмоций. Я действительно смог сказать ему это! И он ответил тоже самое! Вся эта встреча все ещё походила на какую-то хорошо отрепетированную сказку. Я крепко прижал его к себе, а он, в свою очередь, добавил: — Знаешь, ещё... Всё, что я тогда вспоминал, оказалось правдой. Они не особо-то и изменили во мне что-то, и я так и не понял, почему, но... — Значит, я знаю настоящего тебя, — я улыбнулся уже в который раз за этот вечер. У меня уже болели скулы. — Я не знаю насчёт себя, к сожалению. Может, я не такой решительный... Сомневаюсь, что мог бы повести за собой столько людей при обычных обстоятельствах. — Я уверен, что и в тебе-тогдашнем была значительная доля от тебя-нынешнего, — решил Остен, слегка хмыкая. — А если что-то и иначе... Я узнаю тебя заново. И я уверен в тебе, правда. — Я в тебе тоже. Ведь и мне предстоит узнать всё, что ты сейчас уже помнишь. — И то верно. И ещё кое-что... Я всё-таки вспомнил, какой мне выдумали Абсолютный талант. В планах Райана, — Найт покачал головой, — наверняка было раскрыть его, чтобы поглумиться над нами в конце, если бы мы проиграли тогда, — Остен нахмурился и посмотрел на меня. — И?... — Райан планировал назвать меня Абсолютной Надеждой перед всеми, а потом наверняка радостно сообщить нам о том, какие мы идиоты. Я даже не знаю, в чём именно это бы заключалась. Иронично, верно? — Так всё-таки ты и есть ходячая надежда, м-м? — поинтересовался я, посмеиваясь. — Вася, не издевайся, ты же знаешь, что это всё выдумка! — Да, знаю, но... Ведь это сработало, — я довольно за улыбался. — По крайней мере, со мной. Остен отчаянно покраснел, чтобы потом суметь сказать лишь: — Так можно мне теперь?... — Да, — и я знал, о чём он просит. А затем Найт снова поднялся на носки, потянул меня за куртку и поцеловал, теперь не отвлекаясь уже ни на мою татуировку, ни на какие-то окружающие звуки (как позже выяснилось, Джефф и Отто вышли из бара, чтобы проверить, как там Остен, а Миша услышал, что мы затихли, и вышел из-за угла, чтобы посмотреть, чем я тут занят), ни на что больше. А я лишь задумался о том, что время наверняка перевалило за полночь, и уже сегодня воскресенье, которое я больше не проведу уныло сидя за ноутбуком или копаясь в конспектах, потому что я собираюсь позвать Остена куда-нибудь сегодня же; а ещё было бы хорошо видеться с ним по тем же воскресеньям, они у него точно свободные. А завтра понедельник, и вот теперь мне не придётся больше в одиночестве идти на учебу, а затем и домой, а потом куда черти пошлют, отвлекаясь лишь на переписки и встречи с Мишей, ведь у меня снова был Остен, как будто он никуда и не девался, и, может, мне как-нибудь удастся уговорить его почаще видеться, и, кажется, теперь всё действительно будет хорошо. Да, мы потеряли многих, и да, я никогда не смогу их забыть ровно также, как и те события, которые происходили на наших глазах, но я сберёг Остена, которого встретил именно там, и теперь он стал мне важнее всего остального. Нам предстоит ещё одна долгая дорога, на этот раз — действительно к счастью, а не к тому, чтобы выжить, и... Я хотел было задуматься о том, как тяжело это будет, но всё же отодвинул эти мысли подальше в своём сознании и полностью сосредоточился на том, что прямо сейчас целовал Остена, запутывая пальцы в его волосах и откладывая всё, что сейчас было не важным и не нужным. И да. Пошло всё к чёрту.