Расскажешь ли ты о своей тайне или продолжишь нести этот груз в одиночку?

Каждое утро Алекто пробирается на поле для квиддича с метлой в руке. Ей нравилось это ощущение свободы в полете. Когда держится за древко; рыжие волосы собраны в высокий хвост, но пряди бъют по лицу. Мысли оставались где-то за пределами поля, ее волновало лишь одно - как бы не свалится с высоты в несколько десятков футов. Здесь и сейчас существует лишь она и свобода. Та свобода, которую не ощутить в полной мере на земле. Когда стоишь в Большом зале, в окружении своих сокурсников; или когда в гостиной опускаешся в кресло, а рядом слизеринцы обсуждают очередное убийство грязнокровки в Косом переулке. Когда почти каждый слизеринец знает тайну о Лорде, но так умело скрывает. Эти беглые кивки, отвод глаз, сдержанные улыбки, что понятны лишь некоторым. Лекта трясет головой, прогоняя с воспоминаний последний разговор с семьей. -- Алекто, ты же понимаешь, какая ответственность лежит на наших плечах, -- в который раз мать давит на нее. Миссис Кэрроу устало смотрит на дочь, ее поза прямо таки выдает неповинование. Лекта сидит на быльце кресла, руки сложены на груди, и, когда она в очередной раз мотает головой, то рыжие волосы рассыпаются по спине, как вспышки огня. -- Я не выйду за Яксли! -- Кэрроу в очередной раз отказывается, вот только смысла никакого. Если мать захочет, то под империусом заставит прийти на церемонию, а после наградит круцио. И не будет Амикуса, который смог бы защитить ее от гнева матери. А ощущать снова боль не хотелось от слова совсем. И на кой черт своих детей подвергать этим пыткам? -- Выбор не велик, либо ты выходишь за Яксли и это обезопасит тебя от служения Лорду, либо ты вступаешь в ряды Пожирателей, -- мать знает, что сейчас дочь в полной мере не осознает, чем грозит ей второй вариант. Кэрроу ничего не отвечает, лишь встает с места и выходит с комнаты. С тех пор она начала думать. Очень много и часто. Взвешивая все "за" и "против". Задумашись, Лекта чуть не сваливается с метлы. На этом можно считать, что тренировка окончена. Плавно спустившись, коснувшись ногами твердой земли, слизеринка окидывает взглядом стадион. Утро тем и прекрасно, что тут никого нет. Однако сегодня она замечает старосту Гриффиндора, что неспешным шагом обходил поле. Странно, ранее волшебница его не замечала, да и сейчас лишь бегло мазнула взглядом и ушла со стадиона. Это было утро полнолуния. Собственно, для Люпина это и объясняло ранний подъем. Ремус довольно сильно ощущал действие перед восходом луны. Сейчас он шел неспешно, будто ничего не заботило старосту, и это в порядке вещей выйти утром, чтобы проверить замок. Руки, спрятаны в карманах мантии, стиснуты в кулаки. Губы сжаты в тонкую полоску. Взгляд немного рассеян, а на лбу залегла складка. Когда этот светящийся диск окажется на ночном небе, он перестанет себя контролировать. Перестанет быть собой. Станет монстром, который сможет с легкостью убить своего друга, а на утро позабыть об этом. Запах крови лишь заставит помутниться рассудок. В голове будто набатом бьёт "Убить! Кровь!". Полнолуние - это ощущение адской боли, когда твое тело меняется. Морда вытягивается, тело обрастает жерсткой шерстью, когти становятся длиннее. Хватит одного укуса острыми зубами, чтобы наполнить пасть кровью. И становится совсем не важным, что так он либо убьет, либо превратит в подобного себе. И не понятно, что из этого хуже. Осознает ли Ремус в такие моменты, что происходит? Или события ночи просто стираются с памяти? Вот его мадам Помфри проводит тайным коридором в Вижащую хижину, даёт флакон с зельем, что поможет от боли. Вот только оно ему не понадобится. Он попросту не успеет его принять, снова. Следующий кадр - Ремус в больничном крыле, его руки в крови, все в ранах. Что было в промежутке между? Почему его руки так часто в порезах? А во рту ощущается стальной вкус крови? Своей ли? Люпин закрывает глаза, откидывается на подушку и пытается вспомнить. Но в голове чистый лист, будто получил бладжером по голове, а тот выбил из него все мысли и воспоминания. Хотя, может это и к лучшему, что Ремус не помнит ничего? Не будет винить себя в содеянном. Совесть чиста, пока не знает, что натворил ночью. Если одной ночью он нападет на друга - Джеймса или Сириуса - что тогда? Если этой ночью, его волчьи зубы сомкнуться на шее друга и теплая кровь попадет ему в глотку. Сможет ли его настоящее "я" остановить этот кошмар? Или так и будет смотреть глазами монстра, как жизнь друга утекает сквозь пальцы. Как минуты, секунды ускоряют свой бег. Затем видеть осуждающий, а порой и полный страха взгляд со стороны других и не понимать, где он оступился. Как же Люпину хотелось порой сбежать со школы, чтобы оградить других от себя же. Вот только куда бежать? К отцу нельзя. Он все еще винит себя за сломанную ногу в детстве. И, кажется, чтоты смерти матери тоже. К Сивому? Точно нет. Ведь тогда он не сможет вернуться. Его волю подавит вожак. Со своими тяжелыми мыслями он и направился в школу, где проверял коридоры. -- Отпусти-и, -- волшебница в форме барсуков держится за ладонь, на которой появляются тонкие раны, как от хлыста. На щеках появились дорожки от слез, которые с каждым ударом лишь сильнее начинают сбегать. Юная волшебница не может и палочку достать, чтобы отразить нападение слизеринки, все случилось слишком быстро. С каждым движением палочки Алекто Кэрроу, этих ран становится больше. Невидимый хлыст бьет быстро и точно в цель. Оставляя на голых участках кожи тонкие и кровавые порезы. На губах рыжей расплылась довольная улыбка, которая, впрочем не коснулась синих глаз. Перед ней стоит такая же шестикурсница, вот только печаль одна - грязнокровка. В голове лишь звучат слова матери "сделай выбор!" И она его делает. Замуж за Яксли Алекто не пойдет. Ни под каким предлогом. Так что путь ей один. Именно с этого - легкая травля маглорожденных - стоит начать. Привыкнуть к ощущению. К тому, что именно твоя рука подносит волшебную палочку и... -- Кру.., -- слова готовы сорваться с губ Лекты, как вдруг откуда ни возьмись слышится совсем другой голос. Мужской и увереный. -- Экспеллиармус! -- и волшебная палочка Кэрроу отлетает в сторону. Студентка Пуффендуя тем временем вытерев слезы, срывается с места и бежит так быстро, будто на месте Алекто появились дьявольские силки. Рыжая со злостью уставилась на Люпина. Перекидывает волосы за спину. -- Мерлин, что ты творишь? В Азкабан захотела? -- Ремус не впервые становится свидетелем стычки слизерина с другими факультетами, но применять непростительное на учениках, в стенах школы? Как только ей это пришло в голову. Ремус готов затолкать подальше свое правило, что "на девушках не применяем боевые чары, если это не дуэль или не грозит твоей жизни" и хорошенько так встряхнуть ее. -- Не считаю нужным отчитываться перед тобой. Может еще к Слизнорту отведешь? Или к директору? -- Кэрроу выхватывает свою палочку и разворачивается, чтобы уйти. Почему никто не сказал о том, что чувствуешь, когда причиняешь кому-то боль? Что в голове будто слетает тумблер, и ты готов просто довести до предела эту пытку? Алекто осознала, что не останови ее Люпин, то она бы перешла черту. Этого же и добивалась, не так ли? -- Может и отведу, -- гриффиндорец не спешит прятать волшебную палочку, он попросту не знает, чего ожидать от девушки. Он хочет еще что-то сказать, но замечает краем глаза, что на небе появилась первая звезда. Из-за чего он шумно втягивает воздух, прячет палочку в карман мантии, тем самым скрывая легкую дрожь рук, и ничего больше не говоря быстрым шагом уходит прочь. У каждого из них свои скелеты в шкафу. Те, которые не достанешь ни под каким предлогом. Даже империус и сыроватка правда не заставят рассказать о них. Тайны, опутаны мраком, паутиной, куда нет хода никому, кроме тебя одного. Им так хотелось забиться в угол этого шкафа, чтобы никто не нашел. И, как иронично, Однако, каждое утро Алекто все так же выходит на поле, чтобы почувствовать себя свободной в полете. А Ремус каждое полнолуние пробивается сквозь свое волчье "я", пытаясь найти путь к свету в этой непроглядной тьме.