***
Когда мы пришли ко мне домой, я втолкнул тебя в гостиную. — Жди и ничего не трогай, — велел я. Я отыскал комплект спальных принадлежностей, вернулся, и, как собаке подстилку, кинул на пол футон и свежее постельное белье. — Жить будешь здесь. Туалет прямо по коридору, — проинструктировал я, и с чувством выполненного долга хлопнул дверью. Ничему учить тебя я не собирался — напарник мне не нужен; единственной моей заботой будет, чтобы ты не вырвалась на свободу, а потому ключ от квартиры я убрал не на полку, как обычно, а положил к себе в карман. Терпеть не могу чужаков на своей территории, но судьба уже подкидывала ситуации намного хуже — так что привыкну и к этому.***
Следующим утром необходимо было уладить вопросы, связанные с твоим новым положением. Отправляясь на улицу, я надежно запер вход, заточив тебя, как деву в высокой башне. Открыть подобный замок мог бы только мастер взлома — такой, каким был мой наставник, а сбежать через окно с этого этажа рискнет лишь самоубийца — опять же, такой, как мой бывший наставник. Вернулся я часов шесть спустя, держа в руках серую пластиковую папку и бумажный пакет. — Повернись ко мне, — окликнул я, заходя к тебе в комнату. — Я забрал все документы из колледжа, так что про учебу можешь забыть. Ты никогда не поступала туда. Вот оригинал приказа о зачислении, — я вытащил лист из папки, медленно разорвал его на мелкие кусочки и смял их в кулаке. — Завтра отведу тебя в общежитие, чтобы забрать вещи, — в завершение разговора я швырнул тебе в руки бумажный пакет с фастфудом, купленным в закусочной по дороге назад: — Ешь, — посоветовал я, и, закашлявшись, вышел. Если бы ты была заложницей, я бы остался и проследил, чтобы порция была съедена до конца, но ты для мафии не козырная карта, а мелкая сошка, так что мне не важно, придет ли тебе в голову объявить голодовку. На сегодня с основными делами было покончено; я отправился в другую комнату и расположился за письменным столом с книгой в руках. Все было спокойно до того момента, когда прикрытую дверь бесцеремонно распахнули. Стоя на пороге, ты скороговоркой выпалила, что некрасиво забрать все вкусное себе и ты пришла поделиться. Так же нагло ты подошла ко мне: положила на стол треугольную половинку сэндвича и запечатанную упаковку с луковыми колечками, и, помахав пустым пакетом, спросила, куда выбросить мусор. — Оставь здесь и вернись на свое место, — выдохнул я. Меня взбесило, что ты разгуливаешь по квартире, как у себя дома.***
Входя в общежитие, я показал человеку на вахте фальшивый документ — в двадцать лет ничего не стоит выдать себя за студента колледжа, так что мне не пришлось выдумывать сложной легенды для того, чтобы пройти вместе с тобой, не отмечаясь в журнале. После лестницы, ведущей в жилые помещения, дело пошло не так гладко: обитательницы смущенно опускали глаза или украдкой хихикали, заметив парня, зашедшего в женское крыло. Но мне до них не было дела: всех этих девиц я вижу в первый и последний раз. — Здесь? — спросил я, остановившись напротив одной из дверей. Ты подтвердила. Ручка плавно повернулась под моими пальцами, и мы зашли. Велев тебе складывать вещи, я надсадно закашлялся, прикрывая рот ладонью. За последнее время кашель стал сильнее, боли в груди — чаще, и, пожалуй, я потерял в весе. Ничего нового: обострения случаются несколько раз в год, неизбежные, как смена сезонов, и непредсказуемые, как капризы погоды. Данность, которая не стоит того, чтобы обращать внимание. Я поймал на себе твой изучающий взгляд, и, как только першение прошло, хрипло высказал: — Начинай. У меня нет в запасе вечности, чтобы ждать, пока ты соберешься. Ты распахнула чемодан и аккуратно стала убирать туда стопки одежды, предметы гигиены, баночки, коробочки, уже расставленные по полкам сувениры — тщательно сортируя, перекладывая, размышляя над упаковкой багажа так, словно это была сложная геометрическая задача. Поначалу я равнодушно смотрел на это, стоя у входа и скрестив руки на груди. Потом решил, что проще взяться за дело самому, подошел и, сгребая из ящиков твои пожитки, кидал в чемодан. Собирая безделушки с полки, я остановился, когда взял в руки фотографию в картонной рамке, и рассмотрел, что было на фото. На изображении я узнал одно из лиц — это была ты, только заметно младше. — Кто эти люди вокруг тебя? — спросил я. Ты объяснила, что это твоя семья. Участники фотографии сияли радостными, неподдельными улыбками, обнимались, прижимаясь друг к другу, и от этой картины веяло уютом и крепкой любовью. Вот, значит, как выглядит счастливое семейство… Я видел такое только в слащавых сериалах. Сунув фотографию к остальным вещам, я огляделся, проверил ящики и полки. — Теперь все? — уточнил я. Ты кивнула. Я поднял твой огромный чемодан — тяжелый, как мешок с трупом. Едва верится, что обычная девушка в одиночку могла носить такой груз. Мы покинули комнату и отправились на лестницу, что вела к выходу.***
Я проснулся раньше обычного, терзаясь болью в легких; сел в постели, и, наклонившись, зашелся кашлем. В мышцах чувствовалась слабость и меня знобило, как бывает при слегка повышенной температуре. Отдышавшись после приступа, я собирался снова лечь и отдохнуть свои честные несколько часов. Ты ворвалась в комнату, застав меня врасплох. — Ты всегда заходишь в спальню к мужчине без стука? Что за испорченное создание, — осадил я. Моя реплика не произвела на тебя большого впечатления. Ты подобралась к прикроватной тумбочке, поставила туда кружку с чем-то, напоминающим травяной чай, и начала ворковать, что этому рецепту тебя научили дома, состав прекрасно помогает от кашля, и пить его непременно надо горячим. Я рывком выбрался из постели и толкнул тебя, впечатав спиной в стену. — Если ты не оставишь меня в покое, то лечение потребуется тебе, — размеренно произнес я. Ты, не мигая, выдержала мой взгляд. Снова я заметил то, что поразило меня при первой встрече — озорные искорки в глазах, что придавали тебе очаровательную живость, и которые, казалось, невозможно погасить. Обезоруживающее лицо — как и тогда, я был не в силах причинить тебе вреда. Отступив на шаг, я тихо сказал: — Иди на свое место. Дождавшись, пока ты ушла, я посмотрел на напиток. Поднимавшийся пар распространял сладко-горький запах — пахло чем-то древесным и лесными ягодами. Пить это я, само собой, не буду. Твои мотивы легко понять: на твоем месте я бы использовал любую возможность, чтобы избавиться от надзирателя; в твоем багаже точно нет смертельных ядов, но в аптечке могло оказаться эффективное снотворное, а, усыпив до бесчувствия, можно существенно расширить круг опций. В кровать возвращаться уже не хотелось; вместо этого я начал одеваться, попутно размышляя, что за магию ты используешь, чтобы каждый раз удерживать меня на цепи. В тебе чувствовалась сила, но вместе с тем подкупающая мягкость — как у гибкой и прочной веточки ивы. Мори заметил это раньше меня: ему хватило одного разговора, чтобы рассмотреть грани твоей личности, и оттого он счел тебя полезной для Портовой мафии. Даже в своем положении ты не боялась проявлять характер — своевольная кошка, которую невозможно воспитать. Чем дольше я размышлял над этим, тем больше находил в тебе достоинств. Но тем, что раздражало меня до скрежета зубов, была твоя наблюдательность: с зоркостью ястреба ты подметила мои слабости и хищно вцепилась в них. Не переношу чужую жалость.***
День выдался отвратительный: на миссии мне не удалось подобраться к цели незамеченным — охрана среагировала вовремя; все бы ничего, но во время стычки я пропустил удар — мелочь, а неприятно; для того, чтобы замести следы, понадобилось больше времени, чем я рассчитывал, так что закончил я уже наутро и смог вернуться к себе только к девяти часам. Дома вместо долгожданного покоя меня встретил шум, доносящийся с кухни. Вот так: стоит задержаться на работе и пропустить кормежку своей питомицы, как она начинает лезть, куда не следует. — Что ты делаешь? — со вздохом спросил я. Ты бодро ответила, что недавно проснулась и собираешься приготовить завтрак. Какая интрига: хочу полюбоваться, как ты пытаешься найти что-то съестное у меня на кухне. Я редко занимаюсь хозяйством, нечасто хожу за продуктами и сам не знаю, что здесь могло остаться. Тут я заметил, что возле плиты уже лежат выбранные ингредиенты, и подошел, чтобы их рассмотреть: сушеные комбу и паста мисо — не представляю, из какого дальнего угла ты их достала, нарезанные кубики тофу — а я и не помню, что покупал тофу… С любопытством заглянув в холодильник, я увидел, что там стало просторнее и чище, чем в последний раз, когда я открывал его — ты выбросила все просроченное, а остальное аккуратно рассортировала. Следом я обратил внимание на полки — пыльная свалка пакетов, контейнеров и склянок со специями превратилась в образцовый экспонат с выставки домоводства. Предчувствуя еще один сюрприз, распахнул дверцы шкафа — раньше посуда хранилась несколько небрежно, зато так, как мне удобно, а теперь все было переставлено и организовано в явно логичную, но совершенно непонятную мне систему. Моя крепость за одну ночь перешла в твое владение. Тем временем ты ловко справлялась с готовкой: аромат, наполнявший комнату, был способен вызвать аппетит у самого закоренелого аскета. Уже знакомый с твоей традицией непременно разделять трапезу с кем-либо, я не удивился, когда, закончив, ты поставила на стол два прибора. Ты подвинула в мою сторону рис и суп; так как весь процесс происходил у меня на глазах, отказаться было бы неуместной паранойей, тем более, что свою еду ты взяла из той же емкости. Когда моя порция закончилась, ты забрала тарелки, вновь наполнила их и вернула на стол. Ты предвосхитила мое желание — но можно было сперва поинтересоваться, нужна ли мне добавка. — Ты хоть раз спросишь мое мнение прежде, чем что-то сделать? — сказал я, раздраженный не столько последним поступком, сколько всем, что ты учинила в мое отсутствие. Поднявшись, я схватил тебя за руку и притянул к себе, заставляя встать лицом к лицу. — Нарываешься, чтобы я тоже действовал без разрешения? Твои чарующие глаза напротив и теплая упругая кожа под моими бледными холодными пальцами. Не поддавшись мимолетному чувству, я оттолкнул тебя и удалился прочь.***
Вглядываясь в монитор компьютера, я изучал документы, касающиеся очередного поручения. После файлы следовало удалить без следа, поэтому я полностью сконцентрировался, впитывая информацию и запоминая мельчайшие детали. Погрузившись в работу, я отвлекся лишь тогда, когда перед лицом замелькало что-то зеленое, загораживая текст. Опять ты вошла без приглашения. Ты держала в руках несколько яблок, совала мне под нос одно из них и рассказывала о пользе витаминов. — Исчезни, я занят, — отмахнулся я. Ты проигнорировала, и пришлось добавить: — Если ты не уйдешь сама, тебя выставлю я. Вторая формулировка возымела действие, и ты отправилась к двери, унося свои проклятые фрукты. Вернуться к прежнему занятию мне удалось не сразу. Пытаясь уложить в голове то, что сейчас произошло, я приходил к мысли, что окончательно перестал понимать твое поведение. Я не мог разглядеть в твоих поступках хитрого маневра против меня или тонкой стратегии по завоеванию доверия. Это походило на… опеку. Напрашивался вывод, что у тебя развилась извращенная форма Стокгольмского синдрома. В памяти всплыла та фотография в картонной рамке, которая теперь стояла у меня в гостиной. Я попаду в цель, полагая, что старшие родственники хорошо заботились о тебе, и на своем примере приучили тебя заботиться о тех, кто рядом. Полная противоположность моей истории. Если говорить о женщине, которая меня родила, то я не имею представления, с кем она зачала свой плод. Во время кутежей она всякий раз приводила домой новых мужчин — единственным, кому она хранила верность, был алкоголь. Его она держала в буфете на все случаи жизни: забыть неприятности, отпраздновать радость, успокоиться вечером, подлечиться утром, расслабиться в будни, повеселиться на выходных… Каждые несколько месяцев она уходила в запой и теряла работу. Аккурат в такой период мне довелось слечь с тяжелым гриппом — для меня не нашлось ни денег на лечение, ни элементарного ухода, и это не прошло бесследно. В светлые промежутки та женщина питала нежность к моей красавице-сестренке: подолгу играла с ней, наряжала в симпатичные вещи, читала вслух книжки. Мне ласки не перепадало, нет — лицом не вышел. Оставалось только скрывать ревность и учиться справляться с повседневными делами самостоятельно, без помощи взрослых; в последнем пункте я весьма преуспел. Наша встреча с тобой — все равно что контакт существ с разных планет: твое мышление для меня непостижимо, твои выходки необъяснимы, твои намерения мне неизвестны. Ты вся — сплошная загадка, которую я больше не надеюсь разгадать.***
План грядущего задания разрабатывал не я, и он был рассчитан на совместные действия, а это значило, что, вопреки моим принципам работать в одиночку, необходимо подготовить тебя. Впервые с того дня, как мы забирали твои вещи из общежития, я вышел на улицу в твоей компании: ангел и монстр, прекрасная принцесса и стерегущий ее дракон. Совсем скоро мне придется окунуть в грязь твои крылышки. Погода стояла теплая, но я плотно запахнул плащ и спрятал руки в карманы — малейший ветер вызывал у меня озноб, а морской воздух казался неприятно-влажным. Болезнь была в разгаре, но после кризиса всегда наступает облегчение, следовательно, на днях я приду в форму. Мы прибыли на островок, где Портовая мафия хранила запасы оружия. Пройдя с тобой в слабо освещенное помещение склада, я велел: — Покажи, что тебя интересует. Твой выбор пал на громоздкий карабин — не помню, как называется эта модель. Я разыскал боеприпасы и отвел тебя в тир. Закончив инструкцию, вручил тебе оружие. Неумело взяв его в руки, ты прижала приклад к плечу и попробовала прицелиться; я оглядел тебя со стороны, приблизился и мягко обхватил за бедра, поправляя позицию. Ты сделала выстрел. Я оценил, что ты держала карабин крепко, так что ствол не гулял, а в момент стрельбы прекрасно выдержала отдачу. Природа не скупясь наделила тебя физической силой, по женским меркам уж точно. Теперь я не удивляюсь, что ты путешествуешь с настолько тяжелым багажом. Пуля пришлась совершенно мимо мишени. Я зашел к тебе со спины, направляя твои локти и попутно разъясняя, как пользоваться прицелом; наши тела почти соприкасались. Я положил руки тебе на плечи и погладил кончиками пальцев: — Почувствуй ярость, — шептал я тебе на ухо: — Пусть твое сердце колотится, ладони горят и чувства будут обнажены. Дай мне все, на что ты способна. Я отступил, позволяя тебе действовать. Следующий выстрел пронзил бумажную мишень: не в яблочко, но уже не так плохо. Я отошел в сторону и предоставил тебе практиковаться дальше. Задумавшись, поймал себя на мысли, что ты меня удивила. Я думал, что ты струсишь, едва увидев средства для убийства. Надеялся, что так и произойдет, если говорить начистоту. Если бы всерьез взялся за подготовку к миссии, я бы пригласил в качестве тренера кого-то, кто лучше разбирается в стрельбе. Да и не устраивал бы экскурсию по складу, а сразу выдал именно то оружие, которое придется использовать на задании. Я хотел, чтобы там, среди полумрака и в окружении смертоносных орудий, ты показала страх. Я испытывал садистское предвкушение, что, осознав, чем придется заниматься моей напарнице, нежная принцесса откажется испачкать руки и совесть, а я приобрету повод избавиться от компаньона. Рано говорить, пока я не знаю, какой ты будешь в реальном деле, но сейчас я счел, что у тебя есть шансы освоиться в мире по ту сторону закона. — Перезаряжай и еще раз, — велел я, и отправился сменить мишень. Я шел обратно не спеша, любуясь деликатностью ситуации: в твоих руках заряженное оружие, а я прямо перед тобой — мишень более заманчивая, чем та, картонная, что висит у меня за спиной. Разве тебе не стоит вцепиться зубами в этот шанс? Я ожидал, что ты решишься, и был готов закрыться Расёмоном, но ты даже не вскинула ствол раньше, чем я убрался с линии. Я подошел и положил свою руку поверх твоей. — Не держи здесь, если собираешься убить цель, а не сжечь себе пальцы, — напомнил я, и, помогая придержать карабин, повел твою ладонь в правильное положение. Уже закрепив верную позу, я придержал прикосновение чуть дольше, не давая тебе пока приступить к делу, и посоветовал: — Представляй себе живого человека. Его сердце вон там, бьется прямо в этой красной точке. Ты его ненавидишь. …Не смотри на меня так. Каждый, кто способен любить, способен и ненавидеть, ведь это два полюса одного чувства. Я видел на фотографии, как сильно ты любишь свою семью. А сейчас вспомни того, кого ты так же сильно ненавидишь.***
Мы с тобой вошли в подъезд, и я с раздражением отметил, что дверцы лифта распахнуты, кабина стоит на первом этаже и лампа внутри не горит. С последней надеждой я заглянул внутрь, понажимал на кнопки и убедился, что он не работает. — Чертовщина, — выругался я, сворачивая к лестнице. Путь предстоял долгий. К пятому этажу я был изнурен: дышал, как собака в жару, частыми рывками хватая воздух через раскрытый рот, легкие казались бесполезными кусками мяса, а голова кружилась от нехватки кислорода. Обычно я выносливее, но на пике обострения любая нагрузка превращается в суровое испытание. Ты обогнала меня почти на пролет, и я до глубины души завидовал твоей энергии. Подавив мысль остановиться здесь и прийти в себя, я вцепился в перила и карабкался дальше, ступенька за ступенькой, проклиная собственную слабость и стараясь не отставать. На очередном лестничном пролете меня качнуло, словно на волнах, и я попытался опереться на стену онемевшей ладонью. В следующий миг я обнаружил, что лежу лицом вверх на жесткой поверхности, услышал женский голос, который раз за разом окликал меня по имени и призывал очнуться, и ощутил прохладную материю на лбу. Я тотчас пожалел, что, падая в обморок, не скатился по лестнице и не сломал себе шею: это точка позора, ниже которой опуститься некуда, и лучше бы немедленно умереть. Но сожаления всегда бесполезны; следовало встать и вернуться в строй. Я открыл глаза и посмотрел на тебя: ты склонилась надо мной и влажной салфеткой водила мне по лицу. — Почему ты не сбежала, пока я был без сознания? — мрачно спросил я. Вместо ответа ты приобняла меня за плечи и потянула на себя, заставляя сесть. В жизни не встречал более странной девушки, чем ты. Оставшийся путь прошел в тишине. Едва оказавшись в квартире, ты куда-то упорхнула и начала бурную деятельность — я уже привык к тому, что ты бегаешь, где вздумается, и берешь вещи без спроса. Когда я уходил в спальню, ты остановила меня на пороге: на ладони ты держала таблетку, а в другой руке — кружку. — Что это? Жаропонижающее, объяснила ты: по твоему мнению выходило, что у меня, без сомнений, слишком высокая температура. С безразличием я доверился тебе и принял лекарство. Но терпение иссякло: все, с меня хватит загадочного, странного и необъяснимого. Ты дашь мне твердые ответы здесь и сейчас. Я заговорил: — Ты заботишься обо мне, хотя я отвергаю тебя. Я прогоняю тебя, но ты приближаешься снова. Ты держишься рядом вместо того, чтобы отделаться от меня. Где твой рассудок? Ты взглянула на меня так, словно я заставил тебя озвучивать очевидную вещь, и отчеканила, что, раз я сохранил тебе жизнь, ты у меня в долгу, а для тебя важно отплатить взаимностью. В немом шоке я развернулся и захлопнул за собой дверь спальни. Вот, кем ты видишь меня: не тюремщиком, забравшим свободу, а спасителем, что заступился за тебя в сложной ситуации. Наивная девочка, ты приняла демона за рыцаря в белых доспехах…***
— Не отвлекайся, — велел я тебе, убирая носовой платок, в который я сплюнул мокроту. Так как ты прошла мой тест на пригодность к работе, в этот раз началась настоящая подготовка. Мы были в тире Черных ящериц, компанию нам составлял Тачихара, которого я выбрал твоим инструктором. Перед нами не стояло задачи сделать из тебя профессионального снайпера за один день, но это не значит, что можно отнестись к уроку с безразличием, а ты то и дело оборачивалась на меня. Точнее, каждый раз, как мне случалось кашлянуть. Как и следовало ожидать, кризис прошел за ночь, и сейчас я чувствовал себя намного лучше, но ты весь день вела себя так, словно готовишься в любой момент снова приводить меня в чувство. Противно. Докучливое ощущение, будто задевающий об одежду заусенец, возникало в тот момент, когда ты смотрела на меня с опаской в глазах. Мне привычно вызывать у людей страх, но ты не боялась меня — ты боялась за меня, и это меняло все… Нестерпимо я желал свернуть тебе шею прямо сейчас. Прежде лишь один человек вызывал у меня похожие чувства — саднящее раздражение и ненависть к себе. Мой бывший наставник. Его пистолет, направленный на меня. Твой взгляд, направленный на меня. Как могло получиться, что настолько разные вещи вызывают настолько похожие чувства, я не мог объяснить. Это стало ещё одной загадкой, решить которую я даже не надеялся. Вместо поиска ответа я думал о том, как брал на задания Кёку, чтобы использовать её Снежного демона. Уже из-за одной только своей способности эта девочка куда лучше тебя подходит для жизни во тьме, и все же теперь она едва выдерживает груз крови на своих руках; еще немного, и Кёку останется только пустить в расход. Я не против посмотреть, как-то же самое произойдет с тобой.***
Мы стояли вдвоем на пустой крыше, откуда хорошо просматривалось здание Отдела по делам одаренных. Солнце грело все сильнее, как и положено в этом сезоне, а городской воздух собирался расстаться с весенней свежестью и задохнуться в сухой пыли. На тебе была медицинская маска и черная кепка с широким козырьком, у ног лежал чехол с винтовкой и необходимыми атрибутами. Еще не открытый. Я смотрел на тебя, и опять недоумевал, почему Мори, увидев тебя лишь однажды, решил, что ты подходишь для нашей работы. Представляя, как эта девушка станет раскладывать оружие… Я бы вовсе не смог это вообразить, если бы не видел, как ты справлялась с этим на тренировке. Что-то нелепое и несуразное таилось в том, что ты будешь с Портовой мафией. Нежный мотылек, не родившийся с осиным жалом. Не проклятый способностью, подобной Расёмону. И все же сегодня твое боевое крещение. И, раз ты будешь моей подельницей, то и я мог бы по праву разделить с тобой предвкушение первого раза, волнение перед потерей безгрешности. Но я не ощущал, что провожу торжественное посвящение. Мной владела лишь легкая брезгливость, словно я буду смотреть, как несколько капель чернил брызнут на девственную белизну. Безвозвратное разрушение цельности, после которого обрести гармонию возможно, лишь с головой утонув в черноте. Хмурясь, я прошел к краю крыши, оглядывая город, купающийся в солнечном тепле и суете будней. Неохотно, но я признавал, что план составлен хорошо. Мне не нравится такой стиль, я работаю иначе, но в рамках своего плана автор подогнал детали без малейших зазоров. Так, отсюда просто идеально будет целиться в окно помещения, куда тебе предстоит стрелять. Маршрут отступления также разработан до мелочей, с запасными решениями на случай непредвиденных обстоятельств. Услышав шорох за спиной, я, не оглядываясь, напомнил тебе: — Надевай перчатки раньше, чем тронешь что-нибудь внутри сумки. Начинай точно по таймеру. Не вздумай тратить время на перезарядку и добивать. Даже не проверяй, попала или нет. Сразу бросай все и уходи, как условлено. Вовремя сними маску и кепку. Жди на станции, — отчеканил я. Если мне придется довериться напарнице, то я хотя бы хочу быть уверен, что ты понимаешь свою роль. Я добавил: — Как бы ты ни справилась, твои действия по своей сути не имеют смысла. Выстрелы по сотруднику Отдела лишь буффонада для прикрытия основной цели. Происшествие будет выглядеть как спланированное убийство — или, вероятнее, покушение на убийство, раз мы имеем совсем неопытного стрелка — в то время как жертва выбрана только по той причине, что в это время будет находиться рядом с серверами и узлом электроники. Полиция первым делом будет искать, откуда стреляли, и быстро найдет; неполадки с камерами и локальные проблемы с электричеством, которые обнаружит персонал, будут списаны на механические повреждения техники из-за выстрелов, так что их не будут изучать подробно. Когда догадаются о том, что магнитные замки и память камер повредилась не случайно, это произойдет так поздно, что уже не поможет расследованию. Последним делом я сверил наши синхронизированные таймеры, а после ушел к другой стороне крыши и зацепил край ограждения Расёмоном, готовясь спуститься. То, что касалось дела, было выполнено, но неуместное любопытство задержало меня. Мне стало интересно, что ты чувствуешь в эту минуту, и инстинктивно я оглянулся, надеясь догадаться о твоем настроении, хоть и осознавал, что буду смотреть в спину. Все время, что мы провели на крыше, твои губы были закрыты маской, глаза прятались в тени козырька, отчего невозможно было бы прочитать выражение лица, и любое мое предположение будет догадкой вслепую. Я лишь вспомнил, как ты говорила про сохраненную жизнь и благодарность… Не знаю, считаешь ли ты порученную миссию оплатой долга, или у тебя есть другие причины выполнить ее. Что ты сейчас чувствуешь? Ради чего ты это делаешь? Я точно был уверен только в одном: неизвестно почему, но я знал, что ты исполнишь задачу от начала и до конца.***
Устроившись в неприметном месте недалеко от входа, я ждал, пока истечет время на таймере. Загорелись нули на дисплее, и я направился к крыльцу. Когда я подходил, в соседнем корпусе заверещала сирена — надо полагать, со своей работой ты справилась. В этом спектакле остался только мой выход. Автоматические двери заклинило — значит, взлом системы безопасности тоже прошел успешно — я раздвинул их Расёмоном и вошёл внутрь, помня, по каким маршрутам отключены камеры. Удачно, что на пути мной никто не заинтересовался: один раз все же пришлось попасться свидетелю, но тот сотрудник пронесся мимо так быстро, что вряд ли замечал что-то кроме собственных мыслей. Так, я беспрепятственно добрался до архива. Сигнализация, как и дверь со сканером отпечатков, что защищали секретную документацию, не работали из-за перебоев с электричеством. Я натянул тонкую перчатку и стал перебирать папки на стойке с нужными материалами. Мне не нравится этот план. Не потому, что он плох, нет. Но оттого, что каждый из участников похож на звено в цепи. Ты, я, хакеры, завербованные сотрудники, и одному боссу известно кто ещё — и цепь сильна ровно настолько, насколько прочным окажется самое слабое звено. И даже когда миссия завершится успехом, никто из цепи не может присвоить себе заслугу — потому что успех поделен на маленькие кусочки, простые, как твое задание выстрелить с крыши. Нет, я больше люблю работать сам по себе. Не зависеть от чужих провалов и не делить заслуги поровну.***
К тому часу, когда я отправился встречать тебя на станции, я давно передал похищенные документы следующему звену этой запутанной цепочки и точно знал, что за мной нет хвоста. В жаркий день приятно спускаться под землю в метро — оставить позади пыль и слепящий свет, и затеряться в шуме и толпе, спрятаться на глазах у всех, остаться наедине с собой среди молчаливых незнакомцев. Я обнаружил, что успел соскучиться по уединению — учитывая, что в собственной квартире я больше не могу укрыться от внимательной компаньонки. Тебя я нашел быстро. — В точности где договаривались. Послушная, как дрессированный щенок. Готова даже убивать, если попросят, — сказал я, схватив тебя рукой за подбородок, как в нашу первую встречу. Но осознал, как сильно я ошибся в своих словах. Глядя тебе в глаза, я с легкостью вспомнил, что ты можешь быть дерзкой и своенравной. Ты не делаешь то, что тебе велели сделать — ты делаешь то, что считаешь верным в сложившейся ситуации. Наверное, всерьез отнеслась к угрозе Мори убить тебя, если откажешься сотрудничать? Я исправился: — Или, может, дело в том, что тебя правильно попросили. Я отпустил тебя. Поезд подъезжал на станцию. Твоя первая миссия прошла безупречно.