***
Правда, были и моменты, когда убежать сука как хотелось. И Антон убегал. Более вспыльчивый, чем брат, он мог выкрикнуть Феде что-то в лицо и скрыться в неизвестном направлении. Впрочем, потом сам же и прибегал вымаливать прощение. И Федя прощал. Улыбался, целовал в лоб и прощал. Но однажды случилось так, что Федя не пришëл на запланированную ими встречу. Написал в СМС, что очень хотел бы приехать, но не смог, потому что дела; какая-то встреча с деловым партнёром… Примечательно, что девушкой. Антон тогда выругался: — А я тебе говорил! Он нас не любит! Наверняка же поедет к ней домой, они там выпьют шампанское, а потом… — Успокойся, — попытался вразумить брата Лëша и приобнял младшего хвостом. — Может быть, он написал нам правду, и это действительно деловая встреча, вот и всë. Да почему может быть — разве Федя нам врал когда-нибудь? Антон тут же сник. Хвост его нервно дëргался из стороны в сторону. — Но… Почему тогда на сердце так неспокойно? — Не знаю, Тош. Мне тоже отчего-то больно. Очень больно.***
А больнее всего было Феде. Больше всего в этой жизни Смолов ненавидел себя. За свои поступки. За то, что каждый божий день обманывает близнецов, боясь открыть им правду. Знает же, что не разлюбят, но… Впрочем, а вдруг разлюбят? А вдруг никогда и не любили его по-настоящему, и всë это он себе сам напридумывал? Это пугало. Но больше всего пугало то, что когда-нибудь близнецам откроется правда. Потому что нельзя притворяться вечно, живя не своей жизнью. Вы ещë не догадались, о чëм это я?.. Нет, Федя не изменял Миранчукам. Он дорожил ими, берëг, как самую главную ценность в своей жизни — впрочем, это было правдой — и боялся сказать о том, что в самом начале их знакомства он уже солгал им о том, кто он такой. Да нет же, он не живëт по фальшивым документам. Он всего-лишь навсего обычный человек. Никакой он не гибрид. А уши эти и хвост кошачий ему друг помог сделать — мастер на все руки, не отличишь. А для братьев эдакую легенду с травмой позвоночника выдумал, чтобы объяснить то, что он хвостом шевелить не может. Спрашивается, зачем?.. А теперь уже никак не может выпутаться из сетей, в которые сам себя и загнал. — Дурак ты, Федя Смолов, — говорил себе, рассматривая свой голый торс и привязанный к нему крепко-накрепко хвост, нападающий. — Не можешь себе личную жизнь выстроить, так хотя бы другим еë не рушь! Но уже влюбился, влюбился, и больше никогда не разлюбит. И хочется вечно целовать эти холодные руки, чувствовать щекочущие движения хвостами на своëм теле, лишь бы никуда не отпускать от себя этих двух любимых котяток. Не заслужили они такого зла, да ведь и Федя-то ничего с этим поделать не может. Только любит сильнее.***
Когда на сборах их троицу восприняли как сумасшедших — Федя не удивился. Да, со стороны, должно быть, смотреть на то, как два рослых одинаковых котяры ластятся к не очень высокому мужику посередине, очень странно. Но Смолову было наплевать, если честно. Главное, чтобы котяток не потревожили. А те и ухом не вели — Федя рядом, а значит, проблем никаких нет. Смолову сразу запал в душу этот кареглазый гибрид со светлыми волосами — Ванечка. Они как-то столкнулись с ним в коридоре — Федя с близнецами и он. Смолов думал уже, что напугал мальчишку, но тот лишь улыбнулся и сказал: — Добрый день. Рад, что мы с вами теперь в одной команде. И это не прозвучало официально, как могло показаться. По-доброму и с душой, а Ванька по другому и не умел. Махнул хвостиком и юркнул куда-то. — Милый, — Антон зевнул. — Приятно иметь с такими дело, — поддержал брата Лëша. — Эй, а не боитесь, что ревновать начну? — рассмеялся Федя. Это он, конечно, подколол их так, а сердцу вдруг неспокойно стало — вдруг и правда не выдержит на сборах, сорвëтся — и прости прощай десять с лишним лет в Локомотиве… Близнецы как по команде обняли Федю с двух сторон и хитро улыбнулись. — Не боимся. Любим тебя, Федь. — И я вас, мои хорошие.***
Как говорится, нет дыма без огня, так и Федя знал, что не бывает Артëма без Саши Кокорина. С Кокориным Смолов пару раз пересекался в юношеской команде Динамо, а повстречавши его вновь сейчас, решил сразу взять дело в свои руки. Отвëл Санька в тихое место и взглядом в стену впечатал. — Никому, слышишь? Не смей говорить, что я не гибрид. Сань… Минута молчания. Кокорин переваривает информацию. А Смолов вдруг решает добавить: — Извини, резко как-то прозвучало. А мы же товарищи. Короче, проси всë, что хочешь, только прошу, сохрани мой секрет! Особенно от братьев. Сашка только прищурился. — Что хочу, говоришь… — на этом моменте Смолов напрягся, но Саша тут же его огорошил: — Федь, да не нужно мне ничего. Никому не расскажу твой секрет. Теперь настала пора Смолова обрабатывать сказанное. Федя всë ещë был в шоке, поэтому ответ вышел каким-то бессвязным: — Так это ж. Ты. Ну, к гибридам… Не любишь. Кокорин закрыл глаза и усмехнулся. А когда открыл и посмотрел на Федю, в его зрачках отразилась такая боль в перемешку с пониманием, что Федя отшатнулся. Он не понимал, что это значит, но решил, что раз Саша не стал дклиться с ним сейчас — значит, не время. Или не тот человек. И Саша хранил тайну. Да, на сборах он вëл себя как конченый придурок, но человеком был, в общем-то, неплохим. Правда Миранчуки его невзлюбили: оно и понятно, почему. — Не смотри на него, — прошипел Антон прямо в губы Феде. Лëша молчаливо ткнулся в ладонь Феде и положил свою голову ему на плечо. А Смолов смотрит на своих ревнующих гибридов, да налюбоваться не может… Нет, всë-таки, зря он их обманул. Бедные дети. Ведь когда-то обман раскроется, и вряд ли они смогут простить Федю за эту глупость. А всë из-за того, что Фëдор Смолов — самый настоящий трус.