***
Я шёл домой. По пути собрал все плохо растущие ветки. А ещё ободрал себе коленки, пока за ними лазал. После этого приключения моё настроение вдруг поднялось, и я даже немного подзабыл о маминых пререканиях. Когда я зашёл за порог, на меня тут же уставились пять пар глаз. Мама, бабушки и их фамильяры. Мамин грач сидел у неё на плече, а прабабкин белый песец — у неё на шее. Я остановился. Лица у всех были сосредоточенные. Кажется, они только что обсуждали нечто важное. — Поздравляю, — вдруг произнесла мама. — Ты идёшь в людскую школу.***
Мы столкнулись взглядом с ним прямо перед школой. В толпе детей, таких же маленьких головастиков, как и я. Рядом стояла моя мама. Первосентябрьская линейка уже закончилась, и дети с родителями начали потихоньку заходить в здание школы. — Матвей, иди сюда, — вдруг мальчика позвал грубый мужской голос. Матвей обернулся и тут же скрылся за телами снующих туда-сюда людей. Я держал маму за руку, когда она опустилась передо мной на колени, делая вид, что поправляет галстук. — Не подходи к тому мальчику. И вообще не связывайся с ним, — мама показала на него, на Матвея, того пацана с красивыми глазами, почти серебристыми, которые горели в солнечных лучах, контрастируя с бесцветными волосами. — Почему? — Видишь кольцо на его пальце? Я присмотрелся. Действительно, на его средний палец было посажено кольцо. Оно оплетало нижнюю фалангу, вырисовывая мордочку волка. — Это оберег. Он сын охотника. Когда ведьма близко, кольцо начинает нагреваться. Ты, конечно, не ведьма, но всё-таки держись от него подальше, — повторила мама с нажимом. Я кивнул. Если честно, то тогда я совсем ничего не знал об охотниках. Что ж, потом спрошу у кота.***
Мамы отпустили бедных первоклашек по классным комнатам. Я прошёлся между рядами и уселся за парту. А затем начал хлопать глазами. Бесконечный поток новой информации меня пугал. Внутри трясло. Всюду сновали дети. Мне было страшно. Единственные, с кем я разговаривал до этого времени — моя мама, бабушки и их фамильяры. Но тут я заметил, что за окном Фелемон запрыгнул на дерево. Кот посмотрел на меня своим спокойным кошачьим взглядом, и мне тут же стало легче. Учительница разговаривала с родителями, которые просто не давали ей прохода. Они стояли у двери в класс и всё спрашивали и спрашивали о том, как тут кормят, нужна ли форма или какую обувь здесь можно носить? Учительница быстро кинула нам, мол, рассаживайтесь, ребята. И продолжила отвечать. — Привет. Я замер. Обернулся. На стул рядом со мной уселся мальчик. Тот самый мальчик! Тот самый Матвей! Я посмотрел на него. Почувствовал, как мои глаза потихоньку полезли из орбит. Я резко отвернулся. Перепугался не на шутку, так сказать. А затем быстро начал осматривать класс, ища пути ретирования. Решение нашлось быстро. Я схватил портфель и шмыгнул за парту рядом, хоть одно место уже и было занято другим мальчиком. Лицо у меня выражало полную сосредоточенность, но со стороны могло показаться, что я просто брезгую. Матвей ошалело смотрел на меня несколько минут. Затем в класс вошла учительница, громко хлопнув дверью, и начала свою длинную мучительную поздравительную речь. Запомните этот момент, потому что именно тогда Матвей меня невзлюбил.***
— Ну-у что? Я вижу, ты хор-рошо сориентировался? — промурлыкал кот, когда я вернулся домой. — Да, это оказалось не так сложно, как я думал, — ответил я непринуждённо, вспоминая мамины уроки колдовства. Кот только довольно хмыкнул. Я шмыгнул на лестницу, дошёл до второго этажа и оказался в своей комнате. Затем я стянул рюкзак с плеч и кинул его у порога. Моя комната — это переделанная лаборатория. Мама перенесла свои свитки и книги в гостиную, а склянки в подвал. Но оставила сухие кустики трав, которые сейчас висели у окна. Бабушки притащили старую пружинистую кровать, которая занимала большую часть комнаты, и поставили огромный деревянный комод напротив. А потом ещё и бросили собственноручно связанный круглый коврик. Я плюхнулся на кровать. Большое окно рядом хорошо освещало пространство. — Спустись вниз, — вдруг мама промелькнула в проходе и исчезла. Я быстро пошёл за ней. Мы спустились с лестницы в гостиную. Бабушка Марья разжигала очаг там, а бабушка Ольга покуривала трубку. — Как прошёл первый день? — спросила она, выпуская дым из ноздрей. — Хорошо, — я улыбнулся. Но не стал упоминать маленькое недоразумение с Матвеем. На самом деле я тогда уже и забыл о своей выходке. Возможно, мне не стоило быть таким резким, и пересесть от него попозже. Но не суть. Я тогда ведь реально испугался. — Ты учил заклинания, которые я тебе давала недавно? — мама прервала мои размышления. Я замялся. — Всё с тобой ясно. Чего ещё я ожидала? Никакой усидчивости, — она вздохнула. — Идём! Будешь учить на практике. Мы вышли во двор. В маленьком огороде, окруженным погнутым заборчиком, уже дозревала тыква. Мы прошли чуть дальше, и открылся вид на сосновый лес. Он зеленел. На полянке рядом стояло три столба с мой рост. Мама подошла к одному из них и поставила свечу. — Слушай и запоминай, — она взмахнула пальцем, и фитилёк начал гореть. Мама отошла чуть назад и сосредоточенно зажмурилась, подняв руку. А затем начала произносить заклинание. — Magistra natura, audit vocem meam. Volant. Свеча плавно поднялась в воздух. Мама повела её ладонью и в следующую секунду аккуратно поставила на другой столб. — Запомнил? — она закончила колдовать. — Ну, да-а, — я посмотрел на неё умоляющим взглядом. Может быть, в честь первого дня школы, мама не будет меня долго мучить заклинаниями. — Тогда приступай, — как всегда непреклонна. Я зажмурился, расставил ноги на ширине плеч и поднял руку перед собой. — Magistra natura, — это было обращение к нашей хозяйке, богине Моране. И начало любого заклинания, связанного с природными явлениями, — audit vocem meam, — а следующие три слова обмен собственного голоса на силу. — Volant! — это слово было для меня новым. Я не знал, что оно значит. Свеча задрожала и брякнулась на землю. Огонёк опалил жёлтые листья и пожухлую траву. Мама недовольно цокнула, и заглушила начинавшийся пожар. Она начала шептать, и свеча вновь поднялась на столб. — Ты не стараешься. Сосредоточься и почувствуй силу, которую тебе предоставляет хозяйка. Я кивнул, хоть и опять ничего не понял. А затем вновь облажался, а потом ещё раз и ещё раз. На десятую попытку мама тихо кинула: — Ничего не выйдет.***
Матвей, конечно же, не забыл мою великолепную выходку первого сентября. С утра я спокойно шёл по коридору, давясь от тяжести рюкзака. Мама мне туда все свои фолианты сложила? Иду я, в общем, залипаю в потолок, как вдруг из-за угла выскакивают трое и быстро запихивают меня в помещение рядом. Я даже сообразить ничего не успел. А затем в глаза бьёт яркий свет. Я ошалело оглядываюсь по сторонам и понимаю, что меня запихнули, мать его, в женский туалет. Потом визг, крики, мне в лицо прилетает рюкзаком. Я шарахаюсь, прорываюсь к двери и начинаю бить по ней кулаками. На обратной стороне слышу голос Матвея. Он ядовито хихикает, и что-то язвительно говорит. От полного провала меня спас звонок. Пацаны нехотя отпустили дверь, и я вылетел на свободу ошпаренной рыбкой. Матвей стоял и ржал. Вот говнюк. Что ж, именно с этой минуты я, сын ведьмы, и Матвей, юный охотник, начали свою десятилетнюю холодную войну. Испокон веков ничего не меняется в этом мире.