***
Лилия Субботина, собиравшая чемодан, и сестры в своей комнате, услышали жалобные стоны. Рыдала, определённо, женщина. — Мама? — прислушавшись, вышла Лиля в коридор. Взору девушки предстала весьма мрачная картина: Ира, сидя в коридоре на полке шкафа, ревела без остановки. Руки обхватили голову. — Мама, что случилось? Что с тобой? — присев на колени. — Лиля, не переживай. Слегка утомилась. Ир, — обращался Андрей к Ярской, — прошу, успокойся. Перестань плакать. — Господи, у нее истерика. Нужно срочно успокоительное. — Ирка плачет? — прибежали сестры. — Пап, а что с Ирой? — Все в порядке. Идите к себе. Ира сильно переволновалась. — Из-за чего? — недоумевала Кейт. — Девочки, вы можете принести успокоительное? — Без проблем, — метнулась на кухню Катя. — Папа, хватит нам лапшу на уши вешать. Из-за чего у Ирки истерика? Когда она волнуется, то не ревет белугой, а курит. — Лиза, щас не до твоих вопросов. Помоги лучше Иру в комнату отвести. Пришла Катя с успокоительным, разведенным в стакане. Но Ярская наотрез отказалась пить из стакана, отвернувшись. — Так, я вижу, мама не хочет пить успокоительное. Катя, ты отнеси пока стакан на кухню. Пригодится. А мы пойдём в ее комнату. Мама, вставай. Андрей помог Ирине Ярской подняться, и, обнимая за талию одной рукой и поддерживая за локоть, повел в комнату. Лиля как дочь держала маму за другую руку ниже локтя. Ира шла тяжело, ноги не слушались и заплетались. Поэтому Ярскую оба посадили на кровать. — Ириша, успокойся, милая, пожалуйста. Ты в безопасности, в своей комнате. Забудь обо всем плохом. С тобой рядом я и твоя дочь. При слове "дочь" Ирина пуще прежнего заревела. — Да что ж такое! Мам, это из-за меня ты снова плачешь? Ира подняла глубокие глаза, полные боли и страданий, замолкнув. — Ира, ты как себя чувствуешь? Внезапно резко схватила Лилию за руку, усадив на кровать рядом с собой. Обняла Лилю со спины. Слезы блестели на щеках, словно сосульки, но по крайней мере — Ярская перестала реветь. Субботина не пыталась сопротивляться: маме было больно и плохо. И только она, дочь, могла расшевелить и привести в чувство исстрадавшуюся маму. Тем временем Ира легла на подушку, прижав к себе и целуя дочь в макушку. Не выдержав всплеска эмоций, опять разревелась. — Ир, умоляю, прекрати изводить себя. — Папа, оставь нас. Нам надо поговорить. Так и пролежали мать и дочь на кровати, как и в первый день пребывания Лили в доме. Рыдания становились все тише и тише. — Мам, ты успокоилась? — села вертикально Субботина, смотря на маму. — Почти. Побудь со мной. — Я никуда не ухожу. Мам, как ты? — Плохо, — разревевшись. — Нет, не бросай меня снова, — обнимая крепче и крепче. — Мам, я мигом за успокоительным. Андрей устроился в гостиной. Но прежде, чем зайти на кухню (сестра отнесла стакан на кухню), девушка вернулась в коридор. Ведь именно на этом месте мама расплакалась. Осмотревшись, наткнулась на лист бумаги, валявшийся на полу. Сбоку, на полке, лежал конверт. Лиля узнала его: такой же конверт подбросила Инна в сумку, когда она впервые пришла в гости к бывшей заведующей. На конверте адресатом указана Ярская. — Теперь все понятно. Вот, где собака зарыта. Развернула письмо. Текст был в виде чёрно-белой копии. Ясно, что Кравченко порвала настоящее письмо и сделала копию, на всякий случай. В верхнем углу письмо адресовано директору детского дома, указаны данные Ирины: фио, дата рождения, место рождения и место проживания. С содержанием письма сложнее: текст неровный, почерк до боли знакомый, все буквы очень кривые. Субботина прекрасно знала почерк своей матери, и сравнив с почерком в письме, заметила, что в юности буквы имели более плавные окончания. Да и в целом письмо написано дрожащим почерком, как курица лапой писала. Содержание письма: " Я, Ярская Ирина Михайловна, отказываюсь от моей дочери — Ярской Веры Юрьевны, родившейся 22.05.1988, по причине тяжёлого материального положения. Прошу передать дочь на попечение и воспитание в детский дом (далее данные детдома). Даю свое согласие на удочерение. Внизу дата — 27.05.1988 — и подпись. Эту подпись Лиля раньше не видела — обычная закорючка. Не то, что сейчас. Как будто два разных человека, что недалеко от истины. Ира с годами изменила подпись. Спрятав письмо в карман штанов, полетела на кухню. — Лиля, как Ира? — Мама гораздо лучше себя чувствует. Но при упоминании слова "дочка" плачет. Дам ей успокоительное, может быть, она хоть немного отдохнёт и поспит. Пулей схватила стакан и бегом в спальню. Ира полудремала на кровати, когда Лиля принесла стакан, лицом к стене. Волосы свалялись, глаза на мокром месте. — Мам, выпей успокоительное. Тебе станет легче. — Лучшее успокоительное — это ты, — повернувшись. — Не упрямься (любому другому члену семьи за эту фразу досталось бы по полной, потому что Ирина терпеть не могла, когда ее тормозили). Ярская сделала пару глотков. — Солнце, иди, отдыхай. Нам завтра предстоит тяжелая дорога, — проведя рукой по щеке. — Чертовски приятно, что ты беспокоишься обо мне. Тебе нельзя переутомляться. Врач же ясно сказал, что нужен отдых, свежий воздух и хорошие новости. Намаялась ты со мной. Прошу, иди и отдыхай. Я никуда не уйду, обещаю. — Мам, что происходит? Ты вдруг ни с того ни сего заплакала? — Причина в письме Инны. Она прислала с курьером письмо. В нём информация о моем прошлом. Позови мне Андрея. Скворцов присел на кровать. — Ира, ну как ты? — Терпимо. Андрей, умоляю, спрячь письмо от Лили. Я не могу допустить, чтобы она прочла его. Где оно, кстати? — Понятия не имею. Было у тебя в руках. Потом помню все, как в тумане. Ты заревела, и мы начали тебя успокаивать. — Чёрт! Я кажется выронила письмо. Оно на полу. Забери письмо до того, как его найдет дочь. Воспользовавшись моментом, пока Лилия отдыхала в гостиной, мужчина обыскал прихожую, однако письма не нашёл. — Лиля, мне надо тебе кое-что сказать. Кое-что важное, — пройдя в гостиную. — Что? — Ты знаешь причину, из-за которой Ира расстроилась? — Догадываюсь. В прихожей случайно нашла письмо от Инны. — Как? Вот чёрт! Что делать? Ирка меня убьёт. — В смысле убьёт? Ааа, понятно. Мама боялась, что я найду и прочту письмо? — Значит ты уже прочитала? — Прочитала, но моего мнения о маме письмо не изменит. Я оставлю его пока себе, так как маме противопоказан стресс. Ты ни в чём не виноват. — Конечно, оставь. С ума сойти. Зачем? Зачем этой Инне потребовалось бередить старые раны? Она же умерла, и все равно покоя от нее нет. — Если учесть, что Инна порвала мамины документы, то отказная — единственный документ, подтверждающий наше родство с мамой. — Как так можно? — Инна считала, что поступает правильно, оправдываясь благими намерениями. — Разве благие намерения — это лишение матери ребёнка? — Ни в коем случае. Инна за свои действия заплатила сполна. А мама... Маме нужна психологическая помощь и наша поддержка. — Поддержку я ей гарантирую. А по поводу психолога я бы поспорил. У нас в семье не принято обращаться за советом, да и Иру калачом к нему не затащишь. — Я уговорю маму. Вообще странно: Инна уверяла меня в том, что порвала документы моей мамы. Отказную, выходит, она сохранила. Для чего? Вот вопрос. В голове не укладывается у меня. Какой смысл присылать письмо спустя двадцать лет? Чего Инна пыталась этим добиться? — Не знаю. Возможно, хотела искупить грехи. — Пойду, проверю маму. — Лиль, Ира засыпает. — Хорошо, пускай поспит, наберётся сил. Ладно. Пойду к себе, чемодан соберу. Андрей, устроившись в кресле, вспомнил разговор с бывшей женой . — Ира, ты искала же свою дочь? — Разумеется, искала. Много лет искала, но тщетно. — Давай рассуждать логически. Если ты написала отказ, то девочку должны были отвезти в Дом малютки, а уже оттуда в Детский дом. Ты же не подозревала, что ее удочерили прямо в роддоме. — Андрей, все сложно. История запутанная. — Погоди. У тебя должны храниться документы, которые всем мамам в роддоме выдают? Метрика, что еще там? Наташе, помню, выдали целую стопку документов. Ну потому что двое младенцев, а не один. — В этом и загвоздка. На руках у меня нет тех самых документов. — Как нет? — Не выдали. Мои документы пропали, именно благодаря дочери узнала, что документы уничтожены. Думала, Кравченко их припрятала у себя, оказалось — порвала. — Боже мой! Да как такое возможно? — Вот так. В начале девяностых нагрянула с визитом в роддом. Миновала заведующую, и сразу в архив пошла. Дело в том, что после выписки я посещала московские Дома малютки в надежде найти дочь. И в первом же доме потребовали документы, коих у меня не оказалось. Тогда-то и выяснялось, что меня, как бомжиху, вытурили без каких-либо документов. Молодая была, глупая, раздавленная, даже никто не подсказал, какие документы надо получить перед выпиской. Да и не до того, признаюсь, было. Голову сломала, куда идти с ребёнком, как жить дальше. Надавила на сотрудника архива, запросила информацию и обнаружила, что в списке рожениц за май 1988 года Ирина Ярская не значится. — Не может быть! Эта Инна — настоящий монстр! Порвать твои документы! Уму непостижимо! — Как видишь, может быть. Мне до сих пор обидно и больно от того, что нет никаких доказательств моей беременности. — Представляю, как тебе больно. Стоп. Минутку. А персонал роддома: медсестры, врач, принимавший роды, ничего тебе не сказал? — Я не стала их расспрашивать, потому что Инна наверняка предупредила их. Попробовала поговорить с врачом, но она меня и слушать не стала. Тупо посылала к медсестрам, а медсестры также от меня открещивались, как от сумасшедшей. Они все считали меня ненормальной. — Почему они считали тебя сумасшедшей? — Потому что я устраивала концерты заведующей. Меня и запомнил весь персонал роддома как неадекватную девицу. — Форменное безобразие! Эта Инна... Нет слов. — Много лет я корила себя за то, что не смогла как следует расспросить персонал, за то, что не проявила вовремя бдительность и инициативу. Я по собственной дурости ушла из больницы, не получив необходимых документов. — Когда ты лежала в палате, неужели с мамочками не переговаривалась? — Нет. — Наташа в палате со всеми мамами разговорилась и даже устраивала мини-спектакли. — У Наташи, позволь напомнить, был ты. И уж если у нее и возникала депрессия перед родами, то ты всегда, по первому зову — сам говорил — приходил к ней и успокаивал. А я была совершенно одна. Ни с кем не общалась. Видишь ли, Андрей, женщины в моей палате меня сторонились, или не обращали внимание. Уж слишком измождённой я выглядела. — Прости, Ир. Задаю идиотские вопросы. — Все нормально. Закроем тему. В гостиную, как чёрт из табакерки, нагрянула Ирина. — Андрюш, Лиля где? — В комнате чемодан собирает. Ириш, как ты себя чувствуешь? — Лучше. — Зачем ты встала? Тебе лежать надо. — Я что, инвалид? Належалась сполна. Ты письмо нашел и спрятал? — Ир, прошу, не волнуйся, но письмо у девочки. Лиля его сама нашла, случайно. — Что значит случайно? А если она уйдёт, как Рита? Почему ты такой спокойный? Если она щас соберет вещи и уйдет? Что тогда? — Почему Лиля должна уйти? Ир, ты напрасно нагнетаешь. Девочка не уйдёт, потому что не обижается на тебя. Приняла как данность. — Если она по твоей вине уйдёт, я... Ира не договорила... — Эльвира, вы помните тот день, когда к Лиле пришла Инна Кравченко? — Прекрасно помню. Лилечка была грустная, а пришла эта тетка и Лилю до слез довела. Рассказала всю правду о том, что мать ее бросила в роддоме, что родители ее удочерили и что ищет родная мать. — Как Лиля отреагировала? — Болезненно. Да она Инне не поверила, решила, что она чокнутая. Но тем не менее всю ночь Лиля проплакала. Вышла из комнаты вся красная, опухшая от слез, унылая. Жалко на нее было смотреть. — Бедная девочка. Это я виновата. Работала в моей фирме, у меня под носом. Мы вместе обсуждали проекты, и я, слепая и глухая идиотка, не заметила наше сходство. Какая я мать после этого? — Не казните себя. Откуда вы могли знать? — Лиля свыклась с мыслью о приёмных родителях? — Постепенно. Долго искала свою маму, с Полинкой по адресам ходили. Так и не нашли. — Лиля сама настояла на поисках матери? — Вроде Полина ее уговорила. — Выходит, она сама боялась? — Боялась. Для девочки — это настоящий шок. — Девочка моя столько страдала из-за меня. Я сделаю всё, лишь бы моя дочь была счастлива. Ирина застыла около двери в комнату дочери, не в силах постучать. Набравшись смелости, постучала. — Кто там? — Доченька, открой, солнце мое, пожалуйста. Лилия Субботина сидела на кровати и смотрела в окно. Письмо особо не задело, только разбудило дремавшие воспоминания о приёмной семье, которая заменила настоящую семью по нелепой случайности. Отказная Ярской способствовала ухудшению настроения дочери. С одной стороны, девушка смирилась со своей судьбой и историей, не надеясь отыскать маму, а с другой стороны, Лиля никак не могла свыкнуться с мыслью о родной матери, отце и новой семье. И потому расплакалась. Сестры заняли кухню, их отец готовил ужин. — Пап, Лиля у себя заперлась. Они что, поссорились? Мы же видели, у Иры случилась истерика. — Мы с Катькой своими ушами слышали Ирину истерику. — Девочки, сегодня и сейчас неподходящий момент для ваших расспросов. Иру еле привели в чувство. — А что с Иркой? — Лиза, Ира получила, скажем так, нелицеприятную вещь из своего прошлого. Подробности вам знать не обязательно. Это касается мамы и дочки. Они сами разберутся, и мы не будем, как воспитанные люди, вмешиваться. — У них с Лилей произошёл конфликт? — Катя, никто ни с кем не ссорился. Лиля просто отдыхает перед завтрашней поездкой, съёмки её утомили. Ира спит (соврал специально, чтобы дочери отвязались). Помогите лучше на стол накрыть. — Сумасшедший дом какой-то. Ира все секретничает, теперь и ты, папочка, уподобляешься ей. — Лиза, тема закрыта раз и навсегда. Пословицу про "Варвару" слышали? — Ну слышали. — Пап, мы все поняли. Лезть не будем в Ирину и Лилину жизнь, — заключила Катя. Ярская забила тревогу и со всей дури постучала. Отчего девушка, задумавшаяся, вскочила, отворила дверь. — Мама, — сказать что-либо еще Лиля не успела, потому что Ира прижала к себе дочь. — Прости меня за всё, прости. — Прекрати изводить себя. Тебе лучше после успокоительного? — Гораздо лучше. Ты видела отказную? Потому и закрылась. — Видела, и скажу честно, мне уже не больно. Эта дурацкая бумажка никак не повлияет на наши отношения. А закрылась я, так как вспомнила про приемных родителей. Ярская крепче обняла дочь. Затем расположились на дочкиной кровати. — Я тебя разбудила? — Нет, я не спала, а думала. Какой смысл Инне ворошить прошлое? Чего она хотела добиться этим письмом? Сделать больно тебе и мне? Или искупить вину? — Мне все равно, чего Инна хотела добиться. Мы вместе, и это важнее всего на свете. Лиля внезапно расплакалась. — Не плачь, моя маленькая. Не плачь, девочка моя, — обнимая дочь со всей нежностью, как в мае 1988 года в палате. — Скучаешь по родителям? Понимаю. Прожила с ними почти 17 лет. Целая жизнь, считай. Они тебя вырастили, кормили, одевали, дали образование. Это меня ты совсем не знаешь. Чертова отказная. — Очень скучаю. Мама и папа навсегда останутся частью моей жизни, но и ты, мама — часть моего будущего и моей жизни. — Спасибо, утешила. — Давай покончим с прошлым раз и навсегда. — Каким образом? Сотрешь мою память? Я была бы рада, если бы можно было стереть воспоминания. Давно стёрла из памяти наш роман с Юрой, Инну. Всех вытеснила, кроме тебя. — Порву отказ. Зачем хранить бумагу, приносящую столько боли? — Ты права, нет смысла. Порви. Что Лиля и сделала. — Не возражаешь, если мы поспим вместе? — Мам, ты уверена, что хочешь? — Уверена. Это не обсуждается. Умойся и пойдём ужинать. — Хорошо. Мать и дочь вместе пришли на кухню. — Ир, как ты? Лиль, как настроение? — Андрюш, всё в порядке. — Папа, я чувствую себя отлично. — Замечательно. Тогда приступим.***
Лиля, передохнув после плотного ужина, собрала, наконец, чемодан. Прилегла на кровать и попыталась заснуть. Сон как рукой сняло. Спустя какое-то время, Лилия ощутила движение за спиной. — Прости, я тебя разбудила. — Нет, всё хорошо. Я все равно уснуть не могу. — Догадываюсь, почему у тебя бессонница. Сходить за снотворным? — Не стоит. Сама как-нибудь засну. Мама прилегла тихонько рядом с дочкой, нежно обняв. Лилия не спала. — Не спишь? — Не спится, не могу. Как глаза закрою, папа с мамой, как живые, мерещатся. — Часто они тебе снятся? — Изредка. — Мне тоже мои родители периодически снятся. Особенно мама, которую я потеряла рано. — Получается, тебе еще хуже, чем мне. Ты свою родную маму знала и видела. — Но зато у тебя две мамы. И безусловно, Светлана — лучшая мама. Она тебя вырастила и воспитала. Дала имя, чего не сделала я. — Ты же назвала меня Верой в отказной. — От безысходности написала в заявлении первое пришедшее на ум имя. Все пять дней в роддоме называла тебя "солнышко", "девочка моя", "сладкая моя", а имени не дала. — Между прочим, Вера — старинное и благородное имя. — Сложись обстоятельства иначе, и моя жизнь была бы совершенно иной. А тебя звали бы Вера, — это имя импонировало мне — или, как мечтал Юра, — Аглаей. Нет, на отца твоего я была обижена. Не исключено, что назвала бы не Верой, а другим именем. — Мам, какая разница? Чего голову ломать, как бы меня назвали? У меня уже есть имя. — Оно твое по праву. Как и отчество, и фамилия родителей. — Ты не хочешь, чтобы я носила твою фамилию? В отказной ты мне сама дала свою фамилию. — Очень хочу, чтобы моя дочь носила мою фамилию. Но надо отдать дань уважения твоим родителям. Помнишь, в ресторане ты обмолвилась о том, что возьмёшь двойную фамилию. — Я говорила серьёзно. После дня рождения планирую сменить паспорт и добавить вторую фамилию — твою. — Дело твоё. Мне будет очень приятно, если моя дочь будет Ярской. — Офонареть можно: два отчества, две фамилии, три имени, исключая имя Аглая. — Три имени? — Вера, Лилия и Лия. Меня крестили как Лию. — Лия Субботина. Оригинально! — Ты сказала, что отец хотел меня назвать Аглаей? — Хотел... Давно это было, ни к чему зацикливаться на прошлом. Твое имя, отчество и фамилию дали приёмные родители, и мы не будем ничего менять. А я...Знаю, что чужая тебе, несмотря на наши рабочие взаимоотношения. — Мам, ну какая же ты чужая? Ты тоже самая родная! Ирина обняла обожаемую дочь и поцеловала в щеку. На удивление, Лиля быстро уснула, а вот Ярская долго и очень пристально наблюдала за спящей дочерью — забавной и беззащитной во сне.***
Звонок будильника в 5 утра разбудил Лилю. — Уже пора вставать? — приподняв голову. — Пора. Можешь ещё немного поваляться. Субботина мирно спала на животе: смешная и трогательная. Ира медленно любовалась дочкой. Но внезапно Лиля проснулась от прикосновения маминой руки. — Мам, пора? — Пора. На кухне Субботину ждал завтрак. Ее мама в то же время звонила водителю. — Проснулась? Отлично. Скоро, минут через пятнадцать, или двадцать подъедет Коля. Какая ты смешная! Юра обожал утром, на завтрак, в пижаме приходить. Я, конечно, с ним не жила, но всё-таки пару-тройку совместных завтраков мы провели вдвоём. — Я похожа на отца привычками? — поставив чашку на стол. — Да на меня ты похожа привычками. Иногда и Юру напоминаешь отдельными привычками. — Почему у него больше нет детей? Никто из вас не подарил мне брата или сестру. Про тебя все понятно, и я не требую брата, сестру. — Юра сказал, что не хотел от своей жены детей. К тому же, она не может иметь детей. — Поразительная штука жизнь! Андрей заглянул на кухню в халате поверх пижамы. — Девчонки, с добрым утром! — С добрым утром, Андрюша! Ты зачем в такую рань встал? — Вас проводить. — Трепетный ты мой! — целуя мужа. — Напомни, на сколько дней вы летите в Курск? — На три дня. Если захотим продлить срок, я тебе сообщу.***
В машине Лиля спала вплоть до аэропорта. Мама укрыла дочь пледом и специально затемнила окно. Ира взяла пример с дочки. Лиля проснулась от торможения машины. — Пробки? — В Москве по будням всегда пробки. — За три месяца я так и не привыкла к московским пробкам. Ужасно бесит стоять по несколько часов. Хочется сразу открыть дверь и пойти пешком. — Наши пробки — это что-то нереальное. Около здания аэропорта Лиля застыла в машине, как ребёнок, любуясь. — Какое красивое здание! — Московские аэропорты все красивые и современные. Если найдёшь свободное место для парковки — ты везунчик. С въездом на территорию аэропорта и выездом с территории — большие проблемы. Все места заняты, и приходится лавировать. — Яблоку негде упасть. — Привыкай. Ты паспорт заранее приготовь и билет. Как зайдёшь, смотри на табло наверху. Ищешь наш рейс и напротив каждого рейса указан конкретный терминал. Терминалы названы буквами английского алфавита, — инструктируя дочь в машине, пока водитель искал место для парковки. — Прикольно. — Кассы разбиты по этому же принципу: для каждого терминала своя касса. Сдаёшь багаж в кассе, кроме ручной клади, и проходишь вперёд.***
Мать и дочь, вдвоём, обосновались в самолёте. Лиля заметно нервничала, и Ирина взяла её за руки. — Не переживай, доченька. Мы вместе. Если страшно, то закрой глаза и думай о чем-нибудь хорошем. Самолёт взлетает, и эти ощущения, прямо скажу, неприятные. — Мне ничего не страшно, когда ты держишь меня за руку. Самолет постепенно набрал высоту и взлетел. Лиле стало страшно, и она закрыла глаза. Мама всё это время держала дочку за руки. Для Субботиной полет на самолёте был новым и захватывающим приключением. Как и вся процедура регистрации. Лиля постоянно оглядывалась по сторонам, особенно в салоне. За шторкой, отделяющей бизнес-класс от эконом-класса, расположились люди. Лилия мельком подглядывала за ними. — Мама, ты представляешь, как устроен мир! В соседнем отсеке столько простых людей летит. А ведь и я когда-то была таким же простым человеком. Теперь я лечу, как королева. Жалко, что я раньше не летала. Даже как-то непривычно: в экономе много народу. Как говорится: "В тесноте, да не в обиде". — Привыкай к новому этапу своей жизни. Нам лететь всего ничего. — Скоро уже мы будем дома. Ну у меня дома. Ты со мной на кладбище пойдёшь? — Пойду. Когда скажешь.***
Самолет приземлился. Во время снижения скорости Субботина заволновалась, а мама держала дочь за руки. — Приземлились. А ты боялась. Выдыхай. Покинув здание курского аэропорта, Лилия прошла чуть вперёд. — Ну вот я и дома. Родной воздух, наконец-то. По правде говоря, ни разу не была в этих краях, — имея ввиду территорию аэропорта. — Предлагаю воспользоваться услугами местных таксистов. Я около аэропорта первый раз, но припоминаю, что папа, когда летал в командировки, всегда обращался к таксистам, стоящим с краю. Но с тех пор прошло больше 5 лет. — Так и сделаем. Мать и дочь ехали в такси по городу. Лиля внимательно смотрела в окно, вспоминая свое детство и юность. Ирина не отставала и также, как и дочь, смотрела в окно. В Курске Ярская впервые.***
Город встретил обеих пасмурной и дождливой погодой. По окнам такси стекала струями вода. — Ливень стеной. А я зонт с собой не взяла, — сетовала Лилия. — Дождь нам не помеха. У меня в сумке дождевики. Как знала, что понадобятся. — Супер, потому что ехать осталось минут десять. Этот дождь пошёл не вовремя. Я планировала погулять по городу, показать мои любимые места. — Не парься. Дождь рано или поздно закончится. Ну а если нет, то пойдём гулять под дождём. — Ты не боишься заболеть? — Совсем не боюсь, — Ирина задумалась. — Подъезжаем. Машина припарковалась около большого, серого и многоэтажного дома. Дом был построен двадцать лет назад. Во дворе, под окнами, разбиты цветочные грядки. Ирина осматривала двор и внешний фасад дома. — Милый дворик. На каком этаже квартира? — На пятом. Лифт работает с перебоями, но я привыкла пешком ходить. В моём нынешнем доме тоже нет лифта. — Спорт — жизнь. Придётся подключать тяжёлую артиллерию, если лифт не работает. — Артиллерию? — Таксиста. Я, на всякий случай, попросила его подождать, чтобы нам самим не таскать тяжёлые чемоданы. — Хитрюга.***
Лифт, к счастью, работал, и от радости, — а по родному дому Лиля сильно соскучилась — девушка распахнула с силой дверь. Ириному взору предстала картина обычной прихожей: высокие шкафы и гардероб, дверь в ванную и туалет, дверь в комнаты, зеркало. — Вот мы и у меня дома. Где у нас были тапочки для гостей? — Зачем? Не стоит. Я с собой прихватила тапочки. — В таком случае переобувайся и я проведу экскурсию по квартире. — Хорошая квартира. Светлая, уютная, как и ты. У твоих родителей, вынуждена признать, неплохой вкус. — У меня же папа инженер, всю жизнь проработал в строительстве. Мама занималась дизайном нашей квартиры. Проходи вперёд. Начну с гостиной. — Да уж, родители у тебя творческие личности. Юра ведь тоже архитектор. Прям мистика какая-то. — И не говори. Лилия распахнула дверь и Ирина увидела небольшую, стандартную для городских квартир гостиную: кремовые обои в цветочек на стенах, огромный книжный шкаф, заполненный книгами, шкаф с посудой, диван около стены слева, старый телевизор на полке рядом с книжным шкафом. В центре комнаты небольшой деревянный стол. Ярскую заинтересовали семейные фотографии Лилии: миловидная, симпатичная блондинка с голубыми глазами — мама Света — и кареглазый мужчина-шатен — папа Саша — обнимают свою "дочку" — Лилю. — Теперь моя душа спокойна. Я вижу, что приемные родители не обделили тебя любовью и заботой, в отличие от меня. Они тебя обожали. — Я была счастлива, пока они не погибли, — подойдя к матери. — Жалко маму. Всё-таки она ничего не знала об обмане. А папа шестнадцать лет жил с этим грузом на душе. Не представляю, какие муки совести он испытывал. Тем более, что папа знал о твоём существовании. Чего я не до сих пор не понимаю, — это условие первого письма. Почему отец поставил условие три месяца? — Что за условие? — В первом письме мой папа рассказал мне правду об удочерении, и предупредил, что следующее письмо получу через три месяца. Всю голову сломала, зачем нужно было установить именно этот срок. Может быть, для того, чтобы подготовить меня. Как бы там ни было — это его последняя воля. — Мы не можем осуждать или критиковать его решение. Я точно не имею на это никакого права. Сама во всем виновата. Пусть Александр поступил подло и непорядочно, скрыл правду от жены и от тебя, но он любил и относился к тебе как к родной. За что я всегда буду ему благодарна. — И я. — Случаем не отец ли дал тебе имя "Лилия?" — Имя придумала мама. После выписки, насколько я знаю, родители спорили над именем. Хотели назвать либо в честь папиной мамы — Калерия, либо в честь маминой мамы — Виолетты. — Какие женские имена экзотические в семье Субботиных! — Не то слово. Мама на меня посмотрела и поняла, что не похожа я ни на Калерию, ни на Виолетту. Вот и дала имя "Лилия". — Правильно сделала. Это имя идеально тебе подходит. — Пойдем, покажу другие комнаты. 29 мая 1988 года. Александр Субботин в кабинете Кравченко. Ярскую выписали и она скитается по городу в поисках работы и жилья. Вчера, 28.05.1988, Ирина умоляла отдать дочь, и после разговора с Ярской, Инна приняла окончательное решение в отношении ее дочки. — Спасибо, что позвонили мне, Инна Ивановна. — Александр, забыла ваше отчество? — Валерьевич. — Александр Валерьевич, скоро вашу жену выписывать. Вы морально ее подготовьте к выписке, и ни в коем случае не травмируйте подробностями тяжёлых родов. — Вы придумали выход из сложившейся ситуации? — Придумала. Хочу, чтобы вы понимали: я пошла на этот шаг только ради благополучия вашей жены. Приличная женщина, и не заслужила счастья материнства. А эти непутёвые, как кошки, плодятся. — Вы нашли ребёнка для усыновления? — Нашла. У одной молодой мамаши, девчонки совсем юной, родилась здоровая девочка. Медицинскую карту матери посмотрела: никаких психиатрических заболеваний, алкогольной и прочих зависимостей. Хронических заболеваний у матери нет. — Прекрасно. — Девочка хорошенькая, похожа на маму, серьёзная и почти не плачет. Спокойная, с хорошим аппетитом, и самое главное — доношенная. Спит практически всё время. Короче, не ребёнок, а золото. — Отлично. Мы удочерим эту девочку. Спасибо вам большое, Инна Ивановна! Мать отказалась от нее? — Собственноручно написала отказ. — Как зовут девочку? — Безымянная. Мать зовут Ирина Михайловна Ярская. — А сколько ей лет? — 19. То ли студентка, то ли бомжиха. Непонятно. Да и некогда мне вникать в чужие проблемы. Ребенка заберёте, и будете растить как свою дочь. С документами вопрос улажен. На бирке ребенка указан реальный вес, рост и фамилия вашей жены. — Спасибо огромное! А Ярская не передумает, не будет искать дочь? — Ребенок матери не нужен. — Инна Ивановна, вы упомянули, что девочка похожа на маму. Не могли бы описать внешность мамы, чтобы я понимал, откуда у ребёнка те или иные черты лица. — Высокая, худенькая девушка, с веснушками, рыжая, с большими, круглыми, голубыми глазами и пухлыми губами. — Рыжая? — Рыжая, как огонь. Будьте готовы к тому, что девочка вырастет рыжеволосой. — Всё равно спасибо.