***
Демон с неохотой открывает глаза, несмотря на отчётливое ощущение собственного эмоционального и физического истощение. Вокруг темно, нет ни одной щели, через которую мог бы пробиться хотя бы намёк на отблеск света, но зато Нисс наконец один. То, что его оставили в покое спустя два дня беспрерывного удержания в сознании, несколько тревожит. Придумали ли они что получше, чем пытки, или же просто хотят убить его? Впрочем, не важно, он всё равно будет молчать. Снайпер завозился на стуле, пытаясь вытянуть ноги из пут, но те, несмотря на все его усилия, никак не поддаются. А разбираться цепями на руках тем более не вариант… Сломанный позвоночник нещадно ноет, режет болью изнутри ещё не восстановившимися костями, кожа и внутренности в местах переломов горит огнём, и это просто невыносимо, но сил на жалобы Арахнисс не тратит, питая ими свои жалкие остатки гордости. Но на этом анализ собственного состояния не оканчивается. Пальцы на двух руках были отрезаны и сейчас медленно регенерировали, на другой паре рук ранее под корень вырванные когти отросли до половины прежней длинны, сломанная и неестественно вывернутая нога срослась так, что её в последствии придётся ломать снова и вправлять самостоятельно, так же, как и, наверное, позвонки. Если он, конечно, выберется из этого дерьма… В то же время одна из рук снайпера и вовсе отсутствовала, отрубленная чуть повыше локтя. Кого-то, блять, ждёт ещё и грёбаная линька, чтобы восстановить утраченную конечность. Если Нисс, конечно, выберется отсюда. Глухие звуки шагов за дверью отвлекают снайпера от диагностики собственных повреждений. Дверь отворяется, впуская в комнату холодный, тусклый, но режущий по болящим глазам свет. Нисс тихо матерится себе под нос и с вызовом, с упрямо сцепленными зубами и дерзко сужеными глазами задирает подбородок, смотря прямо в глаза уже знакомого ему демона. На этот раз в руках того не сумка с инструментами для пыток, не тупая пила или лом, а какой-то медицинский чемоданчик. Грешник, по виду типичный слабоумный бугай, молча проходит мимо снайпера, становясь побоку и чуть позади от него, вне зоны видимости, и раскладывает, судя по звукам, на таком же железном, как и вся эта комната, столе какие-то пакетики, колбочки… Готовит укол. Блядство — только и думает Нисс, судорожно зажмурившись. Эта хрень может быть чем угодно, но явно ничего хорошего от их «лекарственных препаратов» ему на допросе ждать не следовало. Демон оказывается готов достаточно быстро и подходит к Арахниссу со спины, грубо хватая его за волосы, принуждая запрокинуть голову, открыв шею для укола. Толстая игла не без труда, но проходит через уже ослабленный хитиновый паучий покров, и Нисс чувствует, как пульсируют его вены от потока хлынувшего в них неизвестного вещества. — В твоих же интересах быть на сей раз посговорчивей, жалкое насекомое. Снайпера едва приметно передёргивает, место укола начинает жечь, кровь внутри постепенно раскаляется, нагревая продрогшее тело — в помещении и без того достаточно прохладно, особенно учитывая то, что на пауке находятся лишь оборванные брюки, а шёрстка, противно слипшаяся от кровоподтёков, не особо согревает, да и большее количество энергии из организма расходуется сейчас не на обогрев тела, а на его регенерацию. Сейчас он как никогда понимает Пента с его-то извечной хладнокровностью… Руки Арахнисса так и чешутся разодрать кожу на шее, куда был сделан укол, и избавиться от вещества, попавшего внутрь, но это, во-первых, невозможно, а во-вторых — неразумно. Остаётся только ждать. Однако напоследок, когда рука уже несколько подрастерявшего бдительность демона отстраняется от шеи, паук не повременил резко развернуться в ослабшей хватке оппонента и вцепиться клыками в его ладонь, впрыскивая в его плоть свой разъедающий ткани тела яд. Удар по голове отдаётся звоном в ушах, клыки, что Нисс ещё не успел вытянуть из руки, да и не собирался, намереваясь ввести в тело своей жертвы как можно больше яда, чуть ли не выдёргивает от движения резко отнятой руки, а на губах отвратительно горчит тёплая кровь. Тем не менее, от матов, эхом пролетающихся по комнате, на поплывшем лице мафиози, вместе с его почти посеревшим от усталости взглядом, расползается садистская, мстительная усмешка. На поднятый шум прибегает ещё один из той троицы, что постоянно ошивался в этой пыточной камере, и смотрит с некоторым недоумением на своего корчащегося на полу компаньона. — Мразь! Грёбаная сука, я тебя живьём распотрошу, урод! Тварь шестирукая, блять! Нисс лишь сплёвывает на пол кровь, жёстко ухмыляясь, чувствуя, как внутренний жар переходит с тела, ударяя в голову и помутняя рассудок. С губ срываются тихие удовлетворённые смешки, а глаза неспокойно и вместе с тем с самодовольным выражением мечутся по полу, потому как найти сил на то, чтобы хотя бы поднять голову, у него всё ещё не находится. Он знает, что сейчас эта падла, этот грёбаный бугай корчится от боли, зажимая свою блядскую правую руку, ткани, сухожилия и кости которой в данный момент разъедаются, превращаясь в кашу, и знает так же, что без постороннего вмешательства этот процесс быстро пройдётся не только по кисти руки, но дойдёт вплоть до предплечья, а там уж как повезёт. Да и пусть себе помучается, утырок. «Парень на подхвате», спешно уводит раненого демона из комнаты, а Нисс приподнимает взгляд и понимает, что его нещадно ведёт. Перед глазами пляшут цветные пятна: то ли они от того, что он получил увесистую оплеуху по голове, то ли от вещества, что уже циркулирует вместе с кровью по его телу, однако чувствует он себя дерьмово и чертовски хорошо одновременно. Не проходит и пяти минут, как по комнате вновь разносится звук шагов тяжёлых ботинков главаря этой шайки и семенящего звука от ещё одного демона, обычно бравшего на себя роль ассистента пытающего Нисса бугая. Сознание нещадно плывёт, а паук уже и не осознаёт толком, что губы его расползаются в широкой, ненормальной улыбке, а глаза впиваются ожидающе-предвкушающим взглядом в посетителей пыточной. Он даже слабо поддаётся телом вперёд в жесте некоторой заинтересованности в происходящем. — Что это было? Какой-то яд? Наркотик? И что, вы думаете, что этим чего-то добьётесь, умники херовы? — глаза с сильно расширенными зрачками и самодовольным прищуром скользят снизу вверх по фигуре главного здесь демона, добираясь до его невозмутимого выражения лица, откровенно говоря, просто омерзительного Ниссу. — Блядские отбросы, даже имея нужную информацию, вы ни черта не добьётесь, босс вам этого не позволит. И он знает это по собственному опыту. Ни раз компаньоны отца пытались всадить ему нож в спину, но тот всегда и везде был начеку и имел при себе запасной план. Хенроин оступился лишь раз, и поплатился за это жизнью, но больше ни разу, ни единого разу он не попадал в подобные ситуации, будучи всегда на шаг впереди. Он был грозным противником с той точки зрения, что отлично умел выжидать, окружать себя лучшими кадрами и получать всю необходимую информацию вовремя. И если в первое десятилетие с этим было ожидаемо туго, то сейчас, в размахах его разросшейся по Пентаграмму мафиозной сети, это являлось ничем неумолимой правдой. — Не скажешь ли, что есть в его мафии такого особенного, чего я должен так бояться? Он лишь грешник, демон, каких много, — подаёт главарь голос с откровенной иронией в его интонациях, подходя несколько ближе к своему пленнику. — Вы глухие? Я сказал, что ничего вам не скажу, уроды, — совершенно невменяемо распахивает глаза снайпер, и такая же ненормальная улыбка неестественно широко расползается на его истерзанном лице. — Не для того я работал десятилетиями, чтобы вдруг проебаться с такими крысами, как вы. Думаете, я так плох в своём деле? С чего бы? Или заместитель главы мафии — это уже пустой звук для всех? А то, что я старался? То, что выкладывался больше, чем кто-либо? Больше, чем был бы в состоянии любой другой?! — глаза его сверкнули злобой негодования. — То, что я, блять, буквально единственный, кто ценит всё это больше собственной жизни? Ничего?! «Не имеет значения»?! Я жалок, слаб, так думаете?! Да ни черта подобного! Я, суки, ещё всех вас переживу! Я видел больше вашего, терпел всю свою блядскую жизнь и слышал о себе дохрена «лестного»! Наплевать! — он срывает себе голос к чертям, крича чуть ли не громче, чем когда в его живот медленно, сантиметр за сантиметром, впивалось раскалённое железо клинка ножа. — На всё наплевать! Вы — ничто! Вы не добьётесь ровным счётом ничего! Вы..! Дверь резко распахивается и комната в одно мгновение заполняется дымом от дымовой шашки, кинутой внутрь. Немедля раздаётся пулемётная очередь, очевидно попадающая ровно в намеченные цели, никоим образом не задевая самого Арахнисса. К нему в поднявшейся суматохе подходит кто-то и одним движением обрубает железные цепи и срывает верёвку с ног, а после умудряется подловить накренившееся в сторону тело. — Что за чёрт, — бормочет Нисс, сцепляя зубы от боли и сглатывая подступившую к горлу от грохота и резких движений желчь. — Он не может двигаться самостоятельно! — оповещает один из группы киллеров мафии остальных присутствующих, чьи очертания начинают постепенно прорисовываться в отступающем дыме. — Так бери его на руки, хрен ли, — огрызается стрелок, едва ли разобравшись с досаждающими их клану демонами. — Боюсь, меня потом прикончат, — ворчливо вздыхает высокорослый демон, приседает на корточки и подхватывает почти не функционирующее тело Арахнисса, обхватывая его поперёк туловища спинными отростками. — Сваливаем отсюда.***
Молли подрывается с места, едва ли заслышав трель телефона, раздавшуюся из кабинета отца. Она судорожно прислушивается, прильнув к двери и почти не дыша, чтобы расслышать обрывочные фразы босса мафии, раздающиеся из-за неё. Нисса не было вот уже четвёртый день. Узнала она об этом не сразу — лишь через день после того, как он оказался в заложниках, да и то от Пентиуса, слишком взволнованного неожиданным исчезновением своего парня. Хенроин эту информацию не распространял и никак, видимо, не намеревался использовать группу Молли для поисков своего заместителя. Но это девушку волновало в последнюю очередь: она сама взялась за дело и, в конце концов, разузнала, что произошло с группой снайпера и непосредственно с ним самим в одном из их последних сражений за территории, кто был виновником исчезновения её старшего брата и где конкретно он находился в это время. На сбор информации ушло более суток, но благо, что отец решил не временить хотя бы с самим устранением проблемы, и ранним утром Арахнисс уже был доставлен в резиденцию мафии. — Молли, зайди. Инстинктивно она вздрагивает от резких интонаций в голосе, но, упрямо сжав ладони в кулаки, проходит в кабинет, с порога интересуясь, что с Арахниссом. — Он сейчас на нижних этажах. Разберись. Сделай что-то с его ранами и отправь домой. Передай, что до окончания недели он может здесь не появляться, — резко приказывает демон, смотря горящим неприязнью взглядом прямо на Молли. Она стискивает зубы и хмурится, выдавая в ответ не менее презрительный взгляд и шипя, упрямо нахмурившись: — Ты отвратителен… Он же твой сын! Тебе совсем дела нет до его состояния?! — Он должен быть благодарен уже за то, что я потратил время на его поиски и предоставил группу для помощи. Он сам виноват, что не справился. А тебе бы держать свой поганый рот на замке. Вон, — отрезает Хенроин с непреклонными, рычащими нотками в стальном голосе. Молли не боится его. Не боится сказать в лицо всё, что она о нём думает и считает, что это нужно было сделать уже давным-давно, но это того явно не стоит. Не сейчас. Она не может тратить своё время на препирательства и выяснение отношений с отцом вместо того, чтобы пойти и помочь брату, чем сможет. Резко развернувшись, демонесса спешно покидает кабинет, кинув лишь едкое «Всего хорошего».***
— Всё в порядке, Нисс, — шепчет она уже в который раз, судорожно сжимая одной из рук подол своей недлинной юбки, а другой поглаживая старшего по растрёпанным волосам. — Послушай, прошу тебя… — Зачем? Зачем, зачем, зачем всё это? Эти слова, эта ложь, — он задыхается от противоречивых чувств, словно наковальней бьющих по голове. Смотрит на неё, но словно насквозь, беспокойно бегает глазами по комнате и, кажется, только и думает о том, чтобы подорваться в своём-то состоянии с кровати и начать гнобить себя за всё на свете, шагами вымеряя комнату. — Я жалок везде и всюду, ничего не могу, совершенно, всё делаю не так, не правильно, и игнорирую это, словно всё в порядке. Ни на что не способен, с чего-то все обо мне заботятся, а ведь это того не сто… — Нисс! — Молли хватается на его предплечье, осторожно сжимая, боясь сделать больно, но видя острую необходимость и нужду самого Арахнисса в этом прикосновении. — Ты должен успокоится. Тебе нужен покой. Ты измотан. Тебе не нужно сейчас ни о чём волноваться и думать, прекрати, пожалуйста, успокойся. Ты дома, в безопасности… — Мне больно… — губы его дрожат так же, как и хрипящий, надорванный голос, когда он говорит это и жмурится, чувствуя, как горечь начитает жечь глаза. — Мне было так больно… Я не мог терпеть… И… — Нисс-с-с… — руки Пентиуса, в то время, когда он делает снайперу перевязку, вздрагивают, и одна из его ладоней ведёт выше, по боку, после нежно ложась на щёку Арахнисса. — То, что тебе было больно — это естественно. Ты не должен держать это в себе… И ты не обязан был терпеть, — змей видит, как снайпер вспыхивает, открывает рот, чтобы возразить и вылить все оставшиеся у него силы на спор и доказательство того, что он не мог иначе и в действительности был обязан, никоим образом не имел права поступить иначе. Но заместо того, чтобы дать Ниссу высказать свой бессвязный бред, Пент обрывает его тем, что кратко прикрывает его губы рукой, нежно целует в уголок губ и после краткой паузы продолжает говорить вкрадчиво, смотря в доверительно распахнутые глаза напротив с неестественно широкими зрачками: — Ты справился. Теперь всё хорошо и незачем об этом думать. Отдохни, хоть немного. Пожалуйста… Мафиози затихает, смотрит снизу вверх сначала на Пента, потом на Молли, и, наконец остановив свой взгляд на потолке, прикрывает глаза и устало выдыхает. — Да-а-а… — тянет он, чуть расслабляясь, позволяя Пентиусу спокойно зафиксировать бинт и перейти к обработке рук, а Молли успокаивающе ерошить его волосы. — Да, может, ты и прав… Я и правда устал… И вот Арахнисс наконец отпускает себя, позволяя себе отдохнуть и не думать более. Ещё несколько часов он будет спать урывками, поверхностно и беспокойно, а под утро проснётся совершенно разбитым, так ещё и в полной мере ощущая последствия от наркотика и пыток, с омутом мыслей в голове и полнейшего стыда за свои слова и поведение накануне… Но пройдёт день-два и состояние его будет улучшаться. Конечно, не без помощи Пентиуса, Молли и изредка заглядывающего Даста… И с их заботой и вниманием ему будет в разы проще, чем справляться с неприятными осадками собственных боли, страха и волнения, как всегда, в одиночестве.