В нависшей тишине и страхе

Пара последующих дней слились в один бесконечный, изматывающий, муторный период ожидания — просыпаясь каждое утро с больной головой и не чувствуя практически ничего в смазанной, серой действительности, окружающей их, Анна с Эльзой непрерывно чего-то ждали. Ждали публикации интервью, ждали ответа редакций газет, опубликовавших ложь об их компании, ждали результатов расследования по делу Ренделла, за которое с большим энтузиазмом взялся аудиторский отдел, ждали, чего удастся добиться с помощью связей мистера Андерсена, ждали новой подлости дяди Джейкоба. В один из этих безликих дней Анна познакомилась со Сьюзан, помощницей Эльзы по хозяйству. Она быстро завоевала сердце доброй женщины тем, что не позволила закрыть себя в комнате, добилась-таки позволения поучаствовать в уборке и тем, что усердно, с улыбкой на губах работала, не обращая внимания на ее причитания. Анна была очень рада этому небольшому разнообразию в днях, похожих друг на друга, как две капли воды. Всё равно ей нечем было заняться, кроме почти ежедневных походов к доктору Уилсон и неотступного сопровождения Эльзы повсюду, а от постоянного изматывающего ожидания ей казалось, что она сходит с ума. От этого непрекращающегося ожидания она жила с чувством, что вот-вот должно произойти что-то непоправимое. Её сердце работало на износ, разгоняя пульс до запредельных показателей, словно боялось оказаться неготовым к критической ситуации, которая всё откладывалась. Они с Эльзой не говорили об этом, но напряжение, висящее в настороженной тишине, было красноречивей слов. Лишь на короткие мгновения Анне удавалось забыть обо всём и насладиться спокойным временем, проведенным с сестрой. Тогда нервозность покидала ее, и она ненадолго переставала задаваться вопросами о том, получится ли задуманное, что сделает Ренделл, когда ее интервью станет достоянием общественности, правильно ли она поступила, настояв на публичности… Анна отдавала себе отчет в том, что собирается бросить вызов ему. Она не могла перестать думать о том, что последует за ее откровениями. Конечно, она боялась, но боялась скорее по инерции, совсем не так, как раньше. Была в этом страхе значительная доля раздражения и злости, которые она изо всех сил держала в узде, чувствуя, что готова сорваться на ровном месте. Больше всего Анну удивляло, что она уже не испытывала к нему ни ненависти, ни желания отомстить, ни ужаса, который он внушал ей вплоть до недавнего времени. Похоже, она истощила запасы страха и ненависти, казавшиеся ей бездонными. Она так устала. Ей просто хотелось свободы. Хотелось наконец-то ощутить себя нормальной, имеющей право на жизнь, счастливой. Хотелось уехать к Кристофу, оказаться снова в том вековечном лесу, погулять по развалинам древнего замка, скрыться в охотничьем домике… Понемногу выходя из тени, нависающей над ней, она впервые осмелилась уверенно назвать абсолютной ложью всё, что дядя пытался ей внушить, всё, что он говорил о ней. От первого до последнего слова. Она впервые осмелилась не только признать, но и почувствовать свою правоту. На следующий день после записи интервью, возвращаясь домой от доктора Уилсон, Анна сидела в машине подле Эльзы и бесцельно разглядывала окна соседних авто, которые медленно продвигались в тесном потоке людных, пестрящих разноцветными огнями, улиц Манхеттена. Она пыталась понять, почему после каждого сеанса психотерапии она чувствовала себя так странно. Ей казалось, будто что-то тонкое, маленькое и острое, похожее на скальпель, проникает в ее душу и разум. Нервозность перед каждым походом к Патриции делала ее почти больной от тревожности и страха — она боялась того, что открывалось в ней… Боялась этих вспышек чувств, которым она не могла дать названия, боялась воспоминаний, извлекаемых на свет дня из пыльных глубин подсознания, боялась не справиться с ураганом противоречивых мыслей. Но их разговоры, упражнения, уроки, обмен мыслями и рисунки понемногу растворяли этот страх. Тень, лежащая на сердце Анны, раз за разом светлела. После третьего сеанса, укладываясь спать вместе с Эльзой и укутываясь в два одеяла, она впервые почти сразу почувствовала, что засыпает. Спокойствие и мир, которого не давали ей даже самые сильные успокоительные, будто опускали на ее измотанное сознание тонкое покрывало, расшитое узором из золотистых звезд. В этом первом спокойном и естественном сне, похожем на чудо, к ней пришла девочка-подросток — она сама, какой она была лет в четырнадцать. Рыжие волосы, заплетенные в две косы, неестественная, словно приклеенная, улыбка на губах, глаза серьезные, усталые и красные. Никто не задавался тогда вопросом откуда у четырнадцатилетней девочки такой затравленный, больной и взрослый взгляд… Она не знала, было ли это совпадением или знаком, посланным наверх из глубин подсознания, но накануне доктор Уилсон просила ее представить, что она сказала бы себе в том возрасте, если бы представилась такая возможность. Проснувшись посреди ночи, в умиротворяющей тишине спальни, Анна еще долго размышляла об этом сне, в котором она словно посмотрела на себя со стороны и вспоминала, как Патриция анализировала вместе с ней ее отношение к этой девочке. До этого Анне всегда казалось, что она никчемна, никому не нужна, слаба и бесполезна. Почувствовав к этой девочке сострадание, ощутив желание ей помочь, уверенность в ее внутренней силе и желании жить, она поняла, насколько сильно ошибалась в ней. Светлым пятном, помогающим Анне не растерять остатки выдержки в этом калейдоскопе переживаний, бесконечного ожидания и изматывающего напряжения, были их разговоры с Кристофом. Однажды она уговорила его связаться по Фейс тайму, и с того раза они разговаривали только так. Каждый раз, когда она видела его добрые, улыбающиеся глаза, усмешку одним краешком губ, порозовевшие от мороза щеки или взъерошенные, мокрые после душа волосы, ей становилось так хорошо, что даже постоянная тревога отступала. «…Хлоя уверена, что я выдумал наши с тобой отношения. Она на днях заявила, что ты слишком милая для меня…» «…Мы сегодня снова ходили в тот ресторанчик на Таймс-сквер…» «…Звездочка стала такой мохнатой на зиму. Родители совершенно не знают, что теперь делать с Нотом — он не слушался никого, кроме деда…» «…Эльза передавала тебе привет…» «…Когда мама услышала, что тебе понравились ее пироги, она чуть было не отправила их в Нью-Йорк по почте. Она бы и отправила, наверное, если бы знала адрес…» «…Мы с доктором Уилсон сегодня обсуждали что такое любовь» «И к какому выводу ты пришла?» «Я пришла к выводу, что я научно-обоснованно, психологически правильно, по-настоящему благотворно и добровольно люблю тебя…» «…В ближайший городок приехал цирк…» «…Меня сегодня Сьюзан учила готовить томатный соус по их семейному рецепту. Запах был на всю кухню!..» «…Наконец-то Хлоя и Стеф уехали. Я думал, сойду с ума из-за них…» «…Маргарет звонила сказать, что у них всё готово и они опубликуют интервью завтра. Я, наверное, сегодня не засну. Пожалуйста, пообещай, что не будешь смотреть! Я не шучу…» «…Уже почти со всем справился. Я скоро приеду к тебе…» «…Без тебя я постоянно мерзну в этом ужасном Нью-Йорке! Помнишь, как в том старом фильме, «Послезавтра», кажется — про то, как все замерзли? Так вот, это про меня» «Я знаю один прекрасный способ тебя согреть… Горячий шоколад. А ты подумала о чем-то другом?..» «…Я ужасно люблю тебя, Кристоф» «До сих пор не могу в это поверить, Анна…»

***

За окнами уютной квартиры Эльзы раскинулась большая, темная ночь. Через незановешенное окно в гостиную проникал голубоватый свет полной луны, сливаясь на полу с теплым светом маленькой лампы Тиффани. Серебро и золото. Шелест деревьев за окном смешивался со звуком работающего вполголоса телевизора. Под его умиротворяющее бормотание Эльза, укрывшись пледом, заснула прямо на диване рядом с Анной, положив голову ей на плечо. Она изредка вздрагивала во сне, каждый раз заставляя сестру испуганно озираться по сторонам. Уже немного отвыкнув от одиночества, Анна ощущала, как сильно оно накатило на нее пугающей волной в опустошенной, сонной тишине. Можно было бы конечно разбудить Эльзу, но она не хотела — сестра была измотана не меньше ее, поэтому, под бодрый голос диктора, кажущийся инородным, который рассказывал какие-то новости, она сама пыталась охватить умом всё то, что произошло с ней за последнее время и угадать, что ждало ее впереди. Сегодня в прайм-тайм было выпущено ее интервью, но несмотря на то, что они даже не заикнулись о том, чтобы посмотреть его, Анна не могла думать ни о чем другом. Резкая боль безжалостно всверливалась Анне в висок, доставая куда-то глубоко за глазницу. Сумасшедший день ощущался многомыслием в голове, тревожным узлом в районе диафрагмы и нервным возбуждением в кончиках пальцев, беспокойно листающих Твиттер, раз за разом обновляющих страницу Маргарет Тейт, куда как раз хлынули посмотревшие интервью. Из-за обессиливающего оцепенения и плохого предчувствия у нее не получалось ощутить ни радости от сотен слов утешения и солидарности, ни удовлетворения от пожеланий ужасной смерти ее обидчику. Тупой болью в сердце отзывались только жестокие насмешки и бездумная ненависть, встречающиеся среди поддерживающих и сочувствующих комментариев. Их было много. Маргарет написала, что из-за рекламной кампании, которую они успели провести, рейтинг сегодняшнего выпуска был запредельный и предупредила, что обязательно найдутся хейтеры. Несмотря на то что, внимая просьбам журналистки не обращать на них внимания, Анна старалась пролистывать их как можно быстрее, они каким-то непостижимым образом успевали прочитываться и с болезненной ясностью отпечатывались в ее лихорадочно работающем сознании. «Они готовы, как свора грязных гиен, накинуться на таких неудачниц как ты и разорвать их на куски. Они пообсуждают твою болтовню два дня, напишут три возмущённых твита и на этом всё. Всё» Анна как могла, гнала от себя эти безжалостные слова, стараясь сосредоточиться на положительных отзывах, которых было большинство, но у нее никак не выходило. Не может быть, чтобы он оказался прав. Так хотелось поговорить с Кристофом, рассказать ему обо всём. Хотелось услышать его успокаивающий голос, его глубокий искренний смех, от которого у нее всякий раз покрывалась мурашками тыльная сторона шеи, увидеть его добрые, чуть насмешливо прищуренные глаза, его улыбку… Но в Британии сейчас было всего около шести утра. Они и так вчера проговорили пол ночи… Из потока мыслей ее выдернул стук в дверь. Она выпрямилась, настороженно прислушиваясь. «Может быть, мне показалось?» Сердце Анны упало, когда стук повторился — осмысленный, беспокоящий, зловещий. У нее поплыло перед глазами от усилившейся головной боли, сердце, гулко стуча в груди, набирало темп. Ничего хорошего от ночного визита ожидать не приходилось. Потревоженная движениями Анны, Эльза, как всегда спящая очень чутко, приоткрыла заспанные глаза, в недоумении оглядывая тускло освещенную комнату. — Что-то случилось? — спросила она протирая глаза. — Стучат. Анна встала с дивана, оставляя сонную сестру, и на цыпочках прокралась в коридор. Стараясь вести себя как можно тише, стараясь даже не дышать, она посмотрела в глазок. Это было бесполезно — темень за дверью стояла кромешная. «Так странно. Неужели все лампочки на лестничной клетке перегорели?» — Я знаю, ты там, маленькая дрянь, — до боли знакомый голос, искаженный яростью. Анна отшатнулась от двери, словно та была раскаленной. Это был он. Паника разогнала и без того лихорадочные мысли до безумной скорости. За считанные доли секунды, преодолев пропасть от «Как он меня услышал?» до «Надо вызвать полицию!», она, уже не таясь, помчалась обратно к Эльзе. — Он там! — Кто, Ренделл? — сонливость слетела с ее лица, сменяясь шоком. Анна схватила сотовый с дивана. Ее начала бить крупная дрожь. Только с третьей попытки она смогла набрать правильный номер — похолодевшие пальцы онемели и отказывались повиноваться. Когда входная дверь сотряслась от новой серии оглушительных ударов, она едва не выронила телефон, но постаралась взять себя в руки — дверь была крепкой, им с Эльзой ничего не угрожало. После короткой серии гудков Анна услышала приятный женский голос: — 9-1-1, Что у вас случилось? — В дверь ломятся, — поборов сковавшую ее язык немоту, ответила Анна на выдохе. — Вы одни? — голос сразу стал серьезным, на фоне угадывался звук быстрого нажатия клавиш. — Вдвоем с сестрой. — По вашему адресу выехала помощь, они будут в течении 10 минут. Вы можете говорить? Я должна задать вам несколько вопросов. — Да… — Вы сейчас в относительной безопасности? Дверь крепкая? Нападающий один или несколько? — Да. Да, он один, вроде бы. По крайней мере, никого больше не слышно. — Как вас зовут? — Анна. — Прекрасно, Анна. Меня зовут Синтия. Вы держитесь молодцом, всё будет хорошо. Главное — постарайтесь не поддаваться панике, дышите ровно и глубоко. А сейчас вы должны мне помочь, поэтому попробуйте успокоиться. Вы знаете того, кто за дверью? — Да… Это наш дядя. — Он может быть вооружен? Грохот в коридоре повторился, заставив обеих сестер вздрогнуть и испуганно переглянуться. Анна дрожала. — Я не знаю… — Анна зажала рот ладонью, стараясь подавить всхлип. — Простите. — Не извиняйтесь. Все будет хорошо, мы обязательно вам поможем. Вы можете предположить причину его прихода? Что ему нужно? Что он сейчас делает? — Бьет в дверь. Он очень зол, — сдавленно ответила Анна. Она старалась не позволять себя запугать мыслям о том, что будет, если дверь не выдержит, но почувствовала, что терпит неудачу. Волны страха накатывали на нее, с каждым разом всё сильнее. Дрожь только усиливалась, зубы ударялись друг о друга, пока она отвечала на вопросы диспетчера. — Вы можете отойти подальше от двери? Он может… Что она говорила, Анна уже не слышала — голос Синтии потонул в оглушительных выстрелах. Кровь застыла у нее в жилах. Эльза бросилась в соседнюю комнату. — Это выстрелы? Анна, вы там? Вы слышите меня? — Да, он стрелял! О Боже, он пытается выломать дверь! — Вы можете как-то покинуть квартиру? На каком вы этаже? — На втором. — Анна, иди сюда! — позвала Эльза. Не выпуская из рук телефон, слушая встревоженный голос Синтии, но не в силах сосредоточиться на том, что она говорит, Анна побежала к сестре. — Здесь есть пожарная лестница. — Вы можете оставаться на линии? — Я не могу говорить. — Просто не вешайте трубку, включите громкоговоритель… Анна сунула сотовый в карман, предварительно выполнив просьбу Синтии и подбежала к распахнутому настежь окну, возле которого стояла Эльза, жестами поторапливающая растерявшуюся сестру. — Анна, ты первая. — А ты? — Я следом, прошу тебя, быстрей! — голос Эльзы дрожал от едва сдерживаемого ужаса. Анна перекинула ногу через раму, в лицо ударил шум улицы и свет луны. Ноябрьский студеный воздух сделал металлические перила пожарной лестницы обжигающе-холодными и, ухватившись за них руками, она тут же почувствовала, как немеют пальцы. Когда Анна уже спустилась на несколько ступеней, она услышала, что дверь не выдержала под безумным натиском потерявшего рассудок Ренделла и с громким треском распахнулась, ударившись о стену. — Эльза, скорее! — в ужасе выдохнула Анна, увидев в проеме спальни искаженное яростью лицо дяди. В его руке был револьвер. Он метнулся к окну, через которое почти перелезла Эльза и, успев схватить ее за руку, затащил обратно. Анна услышала звук падения — он отбросил Эльзу на пол. — Эльза, нет! Она рванулась было обратно, но ее остановил отчаянный крик Эльзы: — Анна, беги! Глотая слезы, всхлипывая и ненавидя себя за страх, схвативший ее в ледяные тиски, подкашивающий ее колени, она преодолевала ступеньку за ступенькой, спускалась вниз, против воли подчинившись приказу сестры. Анна никак не могла поверить в происходящее. «Не может быть, я снова убегаю! Сколько еще я буду убегать?» Под их окнами, несмотря на поздний час, начинала собираться небольшая толпа. — Ты ее не получишь, — сдавленный голос Эльзы был страшен и зол. Анна даже не могла поверить, что это голос ее сестры. — Анна, вы меня слышите? — телефон в кармане разрывался. Из квартиры донесся крик боли. Это кричала Эльза. Анна похолодела. — Он схватил ее, он схватил Эльзу! В горячке Анна не заметила отсутствующей ступеньки и, почувствовав, что теряет точку опоры, попыталась схватиться руками за перила, но онемевшие пальцы подвели ее, и она полетела по крутой лестнице вниз, на асфальт. Благо, уже было невысоко, и она сразу вскочила на ноги, ойкнув от боли в лодыжке. «Только бы не перелом…», — промелькнуло где-то на краю возбужденного сознания. Но ей некогда было прислушиваться к своим ощущениям. Она не могла бросить Эльзу. Просто не могла. Что бы Эльза ни говорила, она не могла допустить, чтобы он что-то сделал с ней. Она знала, на что он способен. Прихрамывая, Анна побежала обратно, чувствуя, как больно впиваются в босые ступни камешки, игнорируя стреляющую боль в ноге и не обращая внимания на встревоженные вопросы, предложения помощи случайных свидетелей, стоящих на почтительном расстоянии от их окон — никому не хотелось случайно попасть под пули. Чтобы вернуться в квартиру, ей предстояло оббежать весь дом по периметру. «Я не могу продолжать убегать. Я должна дать ему отпор…», — как заведенная пластинка пульсировало в ее раскалывающейся от боли голове. У нее не было времени на сомнения. Это был ее момент истины. И она должна была сделать это сама. «Я не боюсь его. Я не имею права бояться. Не после всего…» — Что происходит, Анна, вы меня слышите? — телефон в кармане продолжал говорить, но она не обращала на него внимания. Через каких-то полминуты она уже была у парадного входа. Легкие горели, пока она, совсем не обращая внимания на боль в лодыжке, взлетала по лестнице на второй этаж. — Анна, помощь уже на подходе, пожалуйста, не делайте глупостей. Все будет хорошо. Но она не слушала увещеваний Синтии и голоса разума, который почему-то подозрительно походил на голос Эльзы. В груди ее разгорелся такой гнев, подстегиваемый адреналином, что она, не задумываясь, вбежала в квартиру. В поисках чего-то тяжелого, ее взгляд упал на биту, прислоненную в углу — после отъезда Кристофа они достали ее из шкафа и поставили на видное место в прихожей. Схватив ее, Анна побежала на звук отчаянной борьбы, сжимая свое нехитрое оружие обеими руками. Когда она забежала в спальню, то увидела как Ренделл, оседлав Эльзу, душит ее. Не колеблясь ни секунды, она наотмашь ударила его по голове изо всех сил. Он потерял сознание, и Анна, словно в замедленной съемке, наблюдала за тем, как он начал медленно валиться набок, придавливая под собой задыхающуюся Эльзу. Она бросила биту и подскочила к сестре, освобождая ее от тяжелого, обездвиженного тела. Эльза попыталась встать, но ноги отказывались держать ее. Она отползла от Ренделла, кашляя и хватая ртом воздух. Анна схватила ее в объятия. Их обеих трясло. Телефон, кажется, молчал, но она, возможно, просто ничего не слышала — пульс грохотал в ушах так громко, что она не могла сказать с уверенностью, что вокруг нее происходит. От боли в голове у нее начинало темнеть в глазах. — Эльза, ты в порядке? — Анна… Что? Как ты?.. — пораженно косясь на пытающегося подняться Ренделла, спросила Эльза. — Скоро здесь будет полиция… Дальше все произошло настолько быстро, что Анна даже не сразу поняла, что случилось. Когда до ее слуха донесся приглушенный стон и шорох одежды, Эльза вскочила на ноги, с неожиданной силой спрятав ее себе за спину. — Вам уже это не поможет, — хрипло прозвучало в ответ на ее слова. Одновременно с этим прогремел выстрел, оглушив Анну. Если бы не яркая вспышка, ослепившая ее на мгновение, она бы могла подумать, что на самом деле что-то разорвалось внутри ее головы. Эхо выстрела звучало и звучало, заложив уши. Под тонкий, громкий звон, наполняющий, казалось, всю квартиру, широко распахнув глаза в состоянии, близком к шоку, она увидела, как Эльза оседает на пол, сжавшись пополам, обхватив одной рукой живот, а другой пытаясь удержаться за стену. Анна не могла поверить своим глазам. Все чувства словно загусли. Она онемела, не могла даже кричать от разрывающего ее пополам ужаса, не могла оторвать взгляда от сестры, такой маленькой, такой неподвижной, сжавшейся на полу в позе эмбриона… «Это всё происходит не по-настоящему. Это сон. Да, это один из моих кошмаров…» Даже когда ствол пистолета больно воткнулся ей между ребер, она не издала ни звука. Джейкоб попытался оттащить ее от Эльзы, но она не сдвинулась с места. Он схватил ее волосы, намотал их на кулак, дернув резко, и только тогда Анна, вскрикнув, очнулась от оцепенения. Острая боль привела ее в чувство. — Так ты сегодня говорила, что я насиловал тебя? — его хриплый, осатаневший шепот заползал в уши ядовитой змеей. Ей хотелось зажать уши, чтобы не слышать этого, зажмуриться, чтобы не видеть его омерзительного лица. — Я тебя спрашиваю, паршивка! — рявкнул он и так сильно дернул ее за волосы, что слезы брызнули из ее глаз. — Говорила? Отвечай! — Говорила… Она отказывалась поверить, что всё это происходит наяву. — Это покажется тебе детской забавой после того, что я сделаю с тобой сегодня, маленькая дрянь, — страшно прошептал он ей на ухо. Этот шепот парализовал ее. — Пожалуйста, помогите, — прохрипела Анна отчаянно. Снова рванув ее за волосы, Ренделл потащил ее в другую комнату. Приставив пистолет к ее шее, он заставил ее лечь на спину, и стал расстегивать брюки свободной рукой. Анна впилась пальцами в холодный пол, чувствуя как ломаются ногти. — Только пискни, и твои мозги украсят обои. И вообще, кончай этот бездарный спектакль, всё равно тебе меня не обмануть. Я же знаю, тебе нравится это. Всегда нравилось. Холод ствола обжигал, мешал сделать вдох, больно давил на трахею. От ужаса ее покинули последние силы. Ей хотелось только одного — умереть. Чтобы сердце, мучительно и бешено колотящееся в груди, не выдержало и разорвалось… Чтобы боль в голове наконец-то разорвала серебряную струну ее сознания… Она все испортила… Она всего лишь маленькая, глупая девочка… Она ни на что не способна… Перед ее зажмуренными глазами стоял образ Эльзы, свернувшейся на полу, ее лицо было бледным и безжизненным. Анна была уничтожена. Всё кончено. Все ее решения в итоге привели к смерти сестры… Ей не оставалось ничего другого, кроме как умереть самой. Вся ее борьба была бессмысленна. Сопротивление бесполезно, она слишком слаба. Помощь не придет. Она осталась одна. Она снова одна… «Поэтому ты снова позволишь ему сделать с собой всё, что он захочет?» Звенящая пустота. Один удар сердца… второй… третий… «НЕТ» Анна открыла глаза. Посмотрела прямо на своего мучителя, на своего главного врага, на тень, преследующую ее всю жизнь, на свой главный страх. Она не знала, что он увидел в ее взгляде, но это что-то заставило его замереть. Она не знала, откуда у нее взялись силы. Игнорируя боль, игнорируя пистолет, упирающийся в ее шею, она умудрилась высвободить ногу и с размаху ударила его в пах. Ренделл жалобно застонал, сжавшись пополам. Его рука с пистолетом ослабла, и Анна, воспользовавшись этим, забрала оружие, вскочила на ноги и направила пистолет на него. — Ты всегда был мне отвратителен, — произнесла она срывающимся голосом. — У тебя был шанс одолеть меня, когда я была маленькой, но ты забыл, что я выросла, что я стала сильнее. Ты мог победить, когда я хотела убить себя, но когда я решила, что лучше уничтожу тебя… Она надавила на спусковой крючок, глядя в его отвратительные, желтые глаза, смотрящие на нее снизу вверх, но у ее трясущихся пальцев не хватало силы, чтобы надавить на него до конца. Первый порыв желания отомстить отпустил ее сознание из-под кроваво-красной пелены. Пистолет дрожал в ее руках. Анна не знала, что делать. Ренделл продолжал сверлить ее пораженным взглядом… Она не хотела становиться убийцей. Она не могла себе позволить опуститься на его уровень. «Но он убил Эльзу…» Слезы покатились по ее щекам. — Будь ты проклят, Джейкоб Ренделл! Я больше не боюсь тебя. Я тебя презираю. В этот момент она услышала топот тяжелых ботинок в квартире. Группа людей в одинаковой форме темно-синего цвета вбежала в комнату и, действуя как единый организм, рассредоточились по периметру, слушаясь безмолвных приказов своего командира. Кто-то осторожно забрал у нее жгущий ладони пистолет. Двое высоких мужчин подняли Ренделла на ноги, заломав ему руки за спину, и потащили на выход. Последним, что запомнила Анна, был его испуганный, жалкий взгляд, не отрывающийся от ее лица. Очнувшись от оцепенения, она рванулась в комнату, в которой оставалась Эльза. Едва не подскользнувшись на повороте, она добежала до нее, увидев, что сестру уже кладут на носилки. — Осторожнее, мисс, — сказал кто-то рядом. — Она жива? — Да.