В нависшей тишине и страхе

Когда Анна вышла из ванной в коридор, она с удивлением обнаружила себя перед двумя в равной степени плотно запертыми дверями: одной — в комнату Эльзы, другой — Кристофа. Онемев, она почувствовала, что дыхание ее, только что бывшее таким спокойным, сбилось, а к горлу подступил комок. Первая мысль, что от нее закрылись, причинила боль. Впервые в жизни её испугало одиночество, в котором она всегда видела убежище. Но в следующее мгновение Анна сжала руки в кулаки и, сделав глубокий вдох, отмела эти панические мысли. Она заставила себя вспомнить, как Эльза примчалась, бросив всё, в Лондон, когда ее похитили, как вчера чуть не выломала дверь в ванную… «Ты единственная, кто есть у меня» Страх, пытавшийся взять верх над Анной, развеялся в ту же секунду, словно утренняя дымка легкого тумана. Ей даже захотелось рассмеяться над тем, насколько всё оказалось просто. Чувствуя несмелую гордость за себя, за то, что смогла взять под контроль захлестнувшую ее волну эмоций, она с облегчением улыбнулась. Она подошла к двери в гостевую спальню. Воспоминание, которому не было и двух часов, всплывшее перед внутренним взором, заставило ее отчаянно покраснеть. Успокоившееся ненадолго сердце снова пустилось вскачь, но уже совсем по другому поводу. «Ты думала, что сможешь дразнить меня, и тебе ничего за это не будет?» Эти слова волновали и проникали под кожу. Во взгляде Кристофа, сопровождающем их, читалось что-то такое, чему она не могла дать названия, но чувствовала, что от этого сладко сжимается внутри, где-то в районе солнечного сплетения, и щеки покрываются горячим румянцем даже сейчас. Желание снова ощутить эту близость, туманящую сознание, почувствовать то же волнение от его прикосновений, от его взгляда охватило её. Охватило даже вопреки страху и неуверенности, которые преследовали её бóльшую часть жизни. Анна нерешительно постучала. Вышло совсем тихо, и она уже решила было, что её не услышат, но спустя пару секунд оттуда донеслось: — Да? Сглотнув, Анна надавила на ручку, открыла дверь и заглянула в комнату. — Не помешала? — Заходи. Анна шагнула вперед, осторожно прикрыв за собой дверь с мягким щелчком, и огляделась по сторонам. Приглушенный свет прикроватной лампы мягкими мазками ложился на полурасстеленную постель, на однотонные обои, на занавески, отрезающие их от сумасшедшего мира за окнами, и на Кристофа, стоящего посреди комнаты в расстегнутой рубашке и рукавами, закатанными до локтя. От одного взгляда на него Анне стало жарко и, не в силах отвести глаз, она даже забыла все заготовленные слова. Только удивленный вздох сорвался с её губ. Проследив направление ее взгляда, Кристоф принялся торопливо застегивать пуговицы на рубашке. — Извини, я собирался… — произнес он, кивнув в сторону постели. Звук его голоса привел ее в чувство. — Ничего, что я?.. Просто Эльза закрылась у себя… Не хочу ей мешать, — пробормотала она сбивчиво, чувствуя жар, устремившийся к её шее и щекам. — Конечно… Анна могла ощущать его напряжение в повисшей паузе. Она спрашивала себя, виден ли ему огонь, пожирающий её изнутри. Ей даже на миг показалось, что она готова сбежать. Ладони ее вспотели, а в горле пересохло. Никогда прежде она не нервничала так сильно, как сейчас. Никогда прежде она не боялась всё испортить так сильно, как сейчас, почти кожей ощущая тишину, окутавшую их двоих. «Еще не поздно отступить, развернуться и уйти» Но колебания закончились, как только она набралась храбрости и посмотрела ему в глаза. Притягательная сила его пристального, теплого взгляда заставила её забыть обо всем. Обо всем, кроме… — По поводу того, что ты говорил, там, в ресторане… — произнесла Анна на выдохе, сцепив пальцы перед собой. «А вот теперь уже поздно» Руки Кристофа замерли на пол пути, оставив большую часть пуговиц незастегнутыми. — Я не могу перестать думать об этом. Не могу перестать думать о тебе, — Анна ни на секунду не отвела взгляда, стараясь вложить в него все то, что не могла отважиться произнести вслух. Удивление в расширившихся глазах Кристофа стремительно уступало свои позиции. В оглушающей тишине комнаты, наступившей вслед за этими словами, Анне казалось, что она слышит стук своего сердца. Оно колотилось где-то в горле, пока она наблюдала, как он в два шага сократил расстояние между ними до нескольких дюймов. Словно во сне. В его взгляде она увидела такую жажду, что остатки сомнений растворились в то же мгновение. — Я тоже, — произнес он тихо. Кристоф провел подушечками пальцев по ее щеке, чтобы убрать лезущие в глаза пряди волос — невесомо, нежно. Стоя так близко, ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он, ни на секунду не прерывая зрительный контакт, взял ее руку в свою и поднес ее к губам. Анна замерла, затаив дыхание. Неотрывно следя за ее реакцией, он был готов остановиться в любой момент, пока его губы касались нежной, прозрачной кожи её запястья, в том месте, где белел уже затянувшийся шрам. Он оставил поцелуй в ямке на сгибе, в которой бился пульс и Анна ощутила разряд электричества, проскочивший по ее натянутым, как струна, нервам. — Дыши… — голос Кристофа был не громче шелеста ветра, низкий и хриплый. Только тогда Анна глубоко вздохнула — так глубоко, что закружилась голова. Она и вообразить не могла, какую бурю эмоций способны всколыхнуть в ее груди его простые прикосновения. Онемев и не в силах пошевелиться, она только и могла ловить каждый момент и каждое ощущение. Ей не хотелось разбивать это оцепенение — на это недоставало воли. Прикусив губу, она наблюдала сквозь опущенные ресницы за тем, как Кристоф оставляет поцелуй за поцелуем на ее точеном запястье, ладони, тонких, похолодевших от волнения пальцах. Всего этого стало так непереносимо много, что Анна зажмурилась крепче, пытаясь осознать происходящее, стараясь запечатлеть мгновение, заставить длиться его как можно дольше. Она не должна позволить панике, зарождающейся где-то глубоко на закорках сознания взять над собой верх. Его рука скользнула вокруг ее талии и прижала ее к нему, не оставляя пространства между ними даже для воздуха. Кристоф отпустил ее руку, предварительно положив ее себе на плечо, провел пальцами по тонкой ткани рукава, щекоча нежную кожу предплечий — огонь прикосновения его ладони сквозь прохладный шелк блузки. Она почувствовала, как растворяется в этом. Через секунду Анна ощутила его теплую ладонь у себя на щеке. — Ты даже не представляешь, как я хотел тебя поцеловать весь вечер. Она открыла глаза, вглядываясь в его лицо, стараясь не думать ни о чем, кроме того, что происходило здесь и сейчас. В ответ на его взгляд что-то новое и смелое проснулось в ней, и рванулось наружу, разбивая охватившее её оцепенение. — Всё ещё хочешь? — дерзко. Вместо ответа, словно бросаясь в омут с головой, Кристоф отчаянно поцеловал ее. Сознание подводило его. То, что она сама пришла к нему, ее слова, несмелые и одновременно странно решительные, ее просящий взгляд и ее дурманящий запах — всё вместе это обостряло каждое чувство, лишало его самообладания и заставляло отбросить даже мысли о попытках сопротивляться этому наваждению. Он осторожно надавил большим пальцем на ее подбородок, и Анна, повинуясь этому красноречивому жесту, приоткрыла рот. Кристоф углубил поцелуй. Чувствуя ее вкус, непередаваемый и прекрасный, он прижал её к себе ещё сильней. Из ее горла вырвался сдавленный стон, окончательно свёвший его с ума. Она привстала на цыпочки, обвив руками его шею. От близости, красоты которой Анна раньше никогда не испытывала, ощущения крепкого кольца рук вокруг ее тонкого, хрупкого тела, ее обдало горячей волной. Его вкус, оставшийся на языке, заставлял желать большего. Не отрываясь от её мягких, податливых губ, Кристоф присел слегка, поднял её на один уровень с собой, с такой легкостью, что Анна почувствовала себя пушинкой, невесомой и бесплотной. Она бы вскрикнула удивленно, если бы не поцелуй, не прервавшийся ни на миг. Одной его сильной руки было достаточно, чтобы балансировать, поддерживая её под бедра и не давая соскользнуть вниз. Анна, повинуясь проснувшемуся в ней инстинкту, обхватила ногами его пояс. От неожиданности и непередаваемо сладкого чувства голова её закружилась, дыхание её перехватило… Кристоф пронёс ее немного и посадил на приоконный диван. Пока его губы продолжали осыпать поцелуями ее лицо, его рука прошлась по ее талии, стянутой поясом, потянула вверх невесомую ткань блузки, заправленную в брюки, и скользнула под нее. Его горячая, шершавая ладонь провела по её шелковистой коже, последовала плавному изгибу тонкой талии, одновременно крепче прижав к себе. Анна замерла на мгновение, но не разомкнула сцепленные, похолодевшие от волнения пальцы, обнимавшие его за шею, не отпустила его, когда Кристоф хотел немного отстраниться, ощутив ее внезапно вернувшееся напряжение. Он поцеловал Анну в висок и прошептал ей на ухо: — Посмотри на меня. Анна послушно подняла веки, не понимая, зачем это нужно. Уже одних его горячих ласк было достаточно, чтобы забыть обо всем, а если еще погрузиться в эти опьяняющие глаза… Она поймала его взгляд, чувствуя, как глубоко в неё смотрят его потемневшие глаза. Он невыносимо долго изучал ее лицо, ее бирюзовые в теплом свете ночника, глаза, немного мутные и расфокусированные, с расширенными почти на всю ширину радужки зрачками, пока не увидел на самом их донышке тень страха. — Анна, ты не должна… Нам некуда спешить. Страх в ее глазах быстро исчез, сменяясь решимостью. Кроме того, Кристоф рассмотрел то, во что сложно было поверить. Вызов. Он словно прочитал в выражении её глаз, в которое вернулось упрямство: «Я доверяю тебе свое сердце, свою душу… Решишься ли ты взять ее? Она в надежных руках?» — Я знаю, но… — она запнулась, долго подыскивая подходящие слова, так долго, словно от них зависело всё. — То, что я чувствую сейчас, с тобой… Я никогда не чувствовала ничего подобного. Кристоф… Я люблю тебя, я хочу узнать, каково это, когда любишь. Его сердце сжалось на секунду, когда он уловил оттенок боли в её словах. Анна посмотрела на него с надеждой и капелькой опасения, что ее порыв столкнется с осуждением, непониманием… Но она увидела в его глазах одновременно трепетную нежность и чистое, абсолютное, всепоглощающее желание — пламя, сдерживаемое последними остатками воли. Пламя, способное за мгновение легко испепелить их обоих. Анна ощутила волну мурашек, пробежавших вдоль позвоночника, когда Кристоф зарылся пальцами в её волосы, заколотые гребнем на затылке. Стоило ему освободить их от гребня, прическа рассыпалась, укрывая рыжими мягкими прядями плечи, ложась на тонкие ключицы и щекоча чувствительную кожу её спины. Анна провела ладонями по его почти окаменевшим от напряжения плечам, освобождая их от рубашки, сопроводила рукава нежным касанием вниз, вдоль его рук, продолжавших держать ее так крепко. Что направляло ее? Неизвестно. Во всяком случае, это не мог быть разум — он выключился в тот момент, когда он посмотрел ей в душу своими глазами цвета виски и поцеловал. Кристоф отбросил ненужную уже рубашку на пол и так быстро снова заключил ее в объятия, будто опасался, что Анна исчезнет, если он замешкается хотя бы на мгновение. Она могла ощущать сквозь прохладу шелка его горячее тело, остатками бодрствующего сознания удивляясь тому, как это возможно. — Только у меня одно условие. Легкий поцелуй в губы. — Какое? Молчание. Ещё серия поцелуев по направлению к уху. У Анны перехватило дыхание. — Кристоф? Его губы проделали дорожку по ее шее, заставляя кожу гореть. Анна запрокинула голову, открывая доступ к каждой веснушке, покрывающей молочно-белую бархатную кожу шеи, ключиц и плеч. Ничего её больше не останавливало, ничего не пугало. Она хотела большего. — Какое условие? — прошептала она, не узнавая свой голос. — Ты должна забыть всё, что было с тобой в прошлом… Один долгий, особенно чувствительный поцелуй в основании шеи заставил Анну прикусить губу, чтобы сдержать громкий всхлип. — И только? Я, кажется, уже ничего не помню, — хрипло произнесла она, кажется прекратив осознавать себя. Её руки огладили его широкие плечи, встретившись пальцами у границы роста волос. — Кажется? Кристоф отстранился. Выжидательно глядя на неё, приподнял бровь. Их скрещённый, пристальный взгляд, длящийся и длящийся… — Нет, не кажется. Точно. Точно не помню. Она сказала правду. — Хорошая девочка, — шепнул он ей на ухо. От этих слов и его голоса — низкого и бархатного, кажущегося таким спокойным, если бы не хриплые, грудные нотки, у Анны перехватило дыхание и сладко сжалось внизу. Пойманный ее глазами его испытующий, чуточку хмельной взгляд будто спрашивал: все ли хорошо? Она почувствовала, что тонет в нем. Ощущать себя слабой в его сильных руках, ощущать себя в полной его власти, быть послушной ему оказалось так легко и сладко. Её сознание, затуманенное его тяжелым дыханием и горячими руками у нее на талии, отказывалось думать о чем бы то ни было, кроме того, как сильно ей хотелось снова почувствовать его губы на своих губах, о том, чтобы еще раз ощутить его вкус, дурманящий, забирающий волю, слегка терпкий, как вино, которое они сегодня пили. Кристофу хватило одного этого красноречивого взгляда из-под её полуприкрытых век, прочертившего линию от его глаз к губам и остановившегося на них. Словно приказ. Он поцеловал ее снова, чувствуя, как отчаянно смело она отвечает на каждое движение его губ, чувствуя, что ее руки на его плечах — единственное, что держит его сознание от соскальзывания в безумие, держит с неожиданной силой. Анна растворялась в этом горячем, требовательном поцелуе, который оставлял терпкий вкус на языке, чувствовала, что тает в его руках, словно мягкий воск. Поцелуе ли? Скорее — в глотке воды в иссушенной земле — длинном, жадном, непрекращающемся. В полете… Когда ветер наполняет крылья, шумит в ушах и ты забываешь, где небо, а где земля, и только линия горизонта остается нерушимой перед зажмуренными от страха глазами. Его твердая, сильная ладонь гладила ее спину. Пальцы, очерчивая крылья лопаток, бусины позвоночника и мягкие изгибы плеч, то и дело натыкались на тонкие бретели ее невесомого белья. Глубокий вырез её блузки приоткрыл поцелованную солнцем кожу — воспоминание о прошедшем лете. Его губы вернулись к изучению ее тонкой шеи, постепенно переходя к точеным ключицам, а руки не переставали крепко держать ее талию и затылок, путались в медных шелковых волосах, не давая её голове запрокидываться слишком сильно, лаская кожу, ставшую такой горячей. Все звуки, кроме их частого, сбитого дыхания и созвучного стука сердец, исчезли. Анна перекрестила лодыжки за его спиной, сильнее прижимаясь к нему, почувствовала, как его тяжелый, рваный выдох, почти стон, отзывается в ней волной жара. Ее пальцы, легкие, словно мотыльки, запутывались в его мягких волосах, отливающих в полутьме живым белым золотом, порхали по его широкой спине, изучали каждый напряженный мускул, каждый изгиб, заставляя Кристофа ощущать мурашек вдоль позвоночника. Чувствительные подушечки ее тонких пальцев нашли круг татуировки на его плече, обвели его, повторили каждую выбитую чернилами линию, за что их хозяйка была награждена легким укусом в ключицу. Кристоф нервничал, как будто в первый раз. Он боялся разбить тонкий хрусталь ее израненной души, которую она доверила ему — доверила вот так просто, целиком, без остатка. Но Анна, заметив, как дрожат его пальцы, расстегивающие ее блузку, накрыла его руки своими, помогая справиться с последними непослушными пуговицами. Ей некогда было додумать мысль о том, откуда взялась эта дерзость, потому что в следующий момент его губы взяли в плен мочку её уха, и она пропала. Даже металлический холод пряжки его ремня, обжегший ее теплую кожу, не заставил ее отстраниться. Она не могла вспомнить впоследствии, в какой момент Кристоф перенёс ее на постель, зато прекрасно помнила нежные, почти трепетные прикосновения его рук и губ, изучающие ее секреты и тайники, извлекающие на тусклый свет ночника такие сокровища ощущений, о существовании которых она даже не подозревала, раздувающие такой пожар в груди, что тяжело становилось дышать. Помнила его темный взгляд, направленный прямо ей в душу, пока его рука, взяв в плен обе ее ладони, прижала их к подушке у нее над головой. Не земляникой Анна пахла в его руках. Дождь, пряности, шампанское, что-то ещё, чему не было названия… Искры этого запаха пронзали его мозг, опьяняли его так, как никогда прежде не опьянял даже самый крепкий алкоголь. Кристоф каждую секунду боялся, что сейчас эта иллюзия по имени Анна покинет его, и он проснётся в своей холодной постели один, с горьким осознанием нереальности оборвавшегося сна, как это случалось уже не раз. Поэтому он не останавливался ни на миг, целовал каждый дюйм ее бархатистой кожи: веки, губы, изящные уши, словно вырезанные из мрамора, шею, ямочку между ключицами, в которой билось ее неровное дыхание, маленькую, совершенную грудь, нервно подрагивающий живот, продвигаясь все ниже… Неспешно, но горячо. Медленно, но страстно. Постепенно, но всё разом. Стремительно, но так долго. Избавившись от одежды, они словно стали двумя существами без плоти и крови — только чистый, сияющий свет. Загадка и сфинкс. Болезнь и лекарство. Жажда и вода. Небо и птица. Она помнила томление ожидания и потускневший уже, отдаленный страх — вдруг она снова всё испортит? Но четверной счет танго, звучащий по кругу, кажущийся бесконечным, она помнила вспышку наслаждения и свою судорогу, когда он нашёл сосредоточие всех ее ощущений. Она помнила, как отыскала его руку, сжимающую её бедро и переплела их пальцы, как другая её рука сгребла простыни в пригоршню, как упругой дугой изогнулась её спина… — Не думал, что ты такая чувствительная, — его хриплый шёпот. — Ещё… — Скажи «пожалуйста». — Пожалуйста… Крис… Его имя, на которое не хватило её сорвавшегося дыхания, умоляющая интонация, стон, переходящий во всхлип, который она не успела проглотить — словно молния прошлась по его оголенным нервам. Когда он бережно, осторожно вошел в нее, податливо выгнувшуюся ему на встречу, собирая губами капельки пота на ее лбу и висках, переплетая свои пальцы с её, Анна окончательно потеряла себя в беспрерывном калейдоскопе. Она почувствовала, как сильная дрожь напряжения пробила его тело, отзываясь в ней, как он уперся лбом в основании её шеи, тяжело дыша. Они замерли, привыкая. Чувство полноты, защищенности и нежности затопило её. Первое его осторожное движение заставило её судорожно втянуть воздух через сжатые зубы. Каждое последующее — бояться, что ей никогда не будет хватать его. Она подалась навстречу ему, голова её запрокинулась назад от совершенной страсти, прошившей её насквозь. Анна обхватила руками его плечи, нашла его губы своими. Теперь они были единым целым. Она ощущала стук его сердца в себе, наслаждение стрелой пронзало ее тело. Она уже не помнила, кто она и откуда, что было с ней сегодня, вчера, несколько лет назад — она послушно выполнила условие, поставленное Кристофом, она могла гордиться собой. Впрочем, это уже не имело значения. Ничто — ни прошлое, ни будущее, не имело никакого значения. Только в соприкосновении их тел и душ, в смешанном, горячем, тяжелом дыхании, одном на двоих, только в шорохе простыней, только в их проглоченных стонах был смысл. Губы напротив губ. Частое дыхание. Ногти, впивающиеся в бледную, горячую кожу его плеч, оставляющие маленькие отметины на ней в форме полумесяцев. Перетянутая струна чувств — вот-вот порвется. — Ш-ш, тише… — доносилось до неё иногда, словно сквозь время и пространство. Он проклинал себя за это «Тише», желая слышать ее, но… Но она послушно старалась быть тише, несмотря на то, что для этого приходилось кусать губы, а затем и ребро ладони. Раскинув руки на постели, она почувствовала такую свободу, что захотелось кричать, но очередной жаркий поцелуй не дал ей этого сделать, выпивая её до дна. Анна ответила на этот поцелуй, вкладывая в него всю свою любовь, кажущуюся невыносимо тяжелой для нее одной, сжавшую сердце мягкими лапами. Казалось, каждая секунда превратилась в вечность. Но эта вечность оборвалась, когда она ощутила, как все внутри у нее судорожно дернулось и сжалось в агонии упоения, наполнив их до краев одним на двоих восторгом. Стараясь восстановить сбитое дыхание, Анна спрашивала себя, ее ли это тело способно чувствовать так ярко, вбирать каждую ласку так жадно? — Ты так прекрасна, — прошептал Кристоф ей на ухо. Его низкий голос, утомленный и срывающийся, заставил сердце пропустить удар. Невесомый поцелуй в ямку на виске — там где в волосах среди меди затерялось серебро. Спустя бесконечно длинное мгновение, когда она наконец осознала себя и смогла пошевелиться, она обнаружила себя лежащей в сильных объятиях Кристофа. Голова ее покоилась на его плече, волосы в беспорядке рассыпались по подушке и по его, едва заметно поднимающейся, широкой груди. Анна сонно изучала его профиль, освещаемый мягким, тусклым светом, его светлые волосы, прилипшие к вискам, чувствовала, как они щекочут ее лоб. Его умиротворенное выражение лица так отличалось от обычного, дневного, делало его непривычно расслабленным и уязвимым, почти беззащитным. От внезапного прилива нежности сладко прихватило сердце. Слёзы навернулись на ее глаза. От восторга перехватило дыхание и она едва слышно всхлипнула. — Что-то случилось, тебе плохо? — обеспокоено спросил Кристоф, приподнимая голову. Как оказывается, он вовсе не спал. — Нет-нет! Совсем наоборот, — Анна счастливо улыбнулась ему. — Просто я люблю тебя, Крис. Он взял ее лицо в ладони, вытер набежавшие на глаза слёзы и поцеловал ее. Прежде чем раствориться в поцелуе, Анна подумала, насколько он отличался от всех предыдущих, — такой длинный, спокойный и нежный… Он словно закреплял это новое ощущение близости между ними. Ей не нужно было словесное подтверждение его любви, она чувствовала все в этом поцелуе. — Мне нравится, когда ты называешь меня так, — прошептал он, почти не размыкая их соединенных губ. Его рука огладила мягкий изгиб ее талии. — Как? «Крис»? — Мгм… Она уже почти заснула, слушая его глубокое дыхание, ощущая тепло его тела… «Интересно, уже есть двенадцать?», — неожиданно для нее самой всплыло в её угасающем сознании. Нигде в обозримом пространстве она не увидела часов, а шевелиться не было сил. Даже если бы и были, она всё равно ни за что не покинула бы крепких объятий Кристофа. «В любом случае, с Днем Рождения тебя, Анна»