О моём перерождении в человека

Тучи над городом тумана рассеялись, и на него наконец стали попадать лучи солнца, которые освещали площадь довольно тусклым желтоватым светом. На улицах не было ни единой души, а ветер просвистывал сквозь оголённые ветви деревьев, колыхая деревянные таблички магазинчиков и, конечно же, «Свиньи под дубом». То, что произошло пару дней назад, повергло городских в шок и ужас. Дружина, которую так восхваляли, пропала, а Эзра, главный в ней, вернулся с ужасными ранениями, от которых скончался к утру. Бившись в предсмертной агонии несколько часов, он судорожно вжимался своими изломленными пальцами в кровать. В какой-то момент он резко ослаб, а спустя уже полчаса его жена овдовела. Тяжёлое испытание выпало на долю фогбрижцев: непогода, влияющая на урожай; надвигающаяся война; пропажа людей. Теперь довершением стало это. Опасающиеся жители стали собирать вещи и срочно уезжать из города. И без того безжизненный, он стал мрачным и пугающим. Однако остались те, кто хотел собрать новую дружину и пойти по следам первой, чтобы разделаться с проклятыми волками. — Даже не думайте, — рявкнула Эш, громко ударив по столу обеими руками. — Вы с ума сошли? — Ты не понимаешь, женщина! — стал орать крепкого телосложения брюнет с чернющими толстыми бровями, сдвинутыми к переносице. — Фогбридж — наш дом. Мы здесь родились и выросли. И мы не отдадим его каким-то волкам! — Вы — идиоты! — швырнула в него кружку с пивом на дне. Мужчина кое-как успел отскочить, а снаряд разбился об каменную стену, оставив лишь мокрый след и запах хмеля. — Сколько ещё вам нужно смертей, чтобы понять, что нельзя ходить в лес?! Десять?! Двадцать?! В этот момент он бросился к барной стойке и, схватив женщину за грудки её коричневого льняного платья, приподнял её, в то время, как она вцепилась в оба его запястья. — Не забывай своё место, — прищурившись, процедил он сквозь зубы. Эш продолжала смотреть гневно, злобно оскалившись. — Точно не такой, как ты, говорить о смертях. Гнев с лица Барнз исчез, осталась растерянность и разочарованность. — Пошёл прочь, — негромко, но уверенно произнесла она. Её брови резко сдвинулись в озлобленной гримасе, а рука потянулась к бутылке неподалёку. — Ты чего о себе возомнила?! — он потянул её резко вверх. В этот момент Эш с размаху разбила сосуд об его голову, и тот, замешкавшись, попятился назад, но по-прежнему не отпускал её. Тогда женщина вцепилась ногтями в его лицо. — Перестаньте! Растащите их кто-нибудь! — стали кричать в таверне. Мужики попытались удержать своего друга, выкрикивая: «Джейкоб, прекрати! Она же баба!», но тот лишь становился злее. По его лицу стекал эль вперемешку с кровью, а бешенные глаза карего цвета горели огнём от света ламп. Эш тоже не отступала. Даже, когда Оливер схватил её за талию и стал тянуть в противоположную сторону, она вырывалась. — Не смей убивать парней своей тупостью, урод! — кричала она. — Ты их погубишь! — Они — мужики, тупая ты… — он не успел договорить, потому что его вывели прочь. В таверне воцарилась гробовая тишина. Оставшиеся в помещении то переглядывались, то окидывали взглядом Барнз. Женщина, нахмурившись, натирала до блеска деревянный стол, в который от его чистоты можно было бы глядеться, словно в зеркало. Никто не осмеливался как-либо тронуть её или окликнуть, ибо слишком велик был страх перед ней в таком состоянии. Никто не напоминал ни Барнз, ни упоминал где-то ещё о теме, похороненной много лет назад. Была это лично ошибка Эш или испытание Божье неизвестно. Что было известно, так это то, что за всем этим следовали свои последствия. Весьма плачевные последствия. Через пару минут она, накинув овчинный тулуп, вышла из заведения и устремилась на своё место. Оно стало ей таким родным за эти годы, что она приходила. Заброшенная церковь Филарета, Бога-созидателя. Безжизненные каменные стены были единственными её слушателями. Оно и хорошо, ведь того, что говорила Эш здесь, не слышал никто. Крыша, которая вот-вот да должна была обвалиться, кое-как держалась на неведомой силе, поскрипывая от сильного ветра. Небольшой зал был заполнен деревянными скамьями, большинство из которых были давно разбиты. Все они были устремлены передом к каменному алтарю, накрытому ветхой потемневшей тканью багрового оттенка. На ней стояла деревянная чаша, принесённая Барнз и наполненная чистой ключевой водой. Встав перед ней, женщина взглянула на своё отражение. Отвращение — всё, что чувствовала она, видя своё лицо. Хлопнув по воде и, тем самым, выпустив пар, она опрокинула её на каменный пол. Схватившись по обе стороны алтаря, она опустила голову, тяжело дыша. Её губы дрожали и злобно бормотали что-то невнятное под нос. Казалось, что даже она сама не понимала того, что говорит. Подняв взгляд и посмотрев исподлобья на наполовину разбитый витраж, зрачками она поймала один из лучей солнца, прошедший через него. Она зажмурилась, а потом припала на колени, уперевшись лбом в сложенные замочком руки. — Филарет, — начала она шёпотом, — Всемогущий и Всесущий, Всеслышащий и Всезнающий, не позволь парням умереть по глупости Джейкоба. Я прошу тебя, и вкладываю в свою просьбу всю свою веру. Молю… Ответом ей была тишина, иногда прерываемая скрипом крыши. Вздохнув, она встала с колен, оттряхнув подол платья. Филарет — Бог-предатель, как говорили люди не только в Фогбридже, но и других городах и странах. Он оставил свои создания, обрёк их на страдания и мучения, требуя взамен всепоглощающей веры. Последние сто лет весь мир погряз в хаосе: эпидемии идут одна за другой, страны без конца воюют между собой, дети рождаются слабыми или не рождаются вовсе. Человечество стремительно двигалось к своей собственной кончине. И это — вина Филарета, отца, покинувшего своих детей. Но почему же в него так верила Эш? Она и сама не знает ответа на этот вопрос. Барнз чувствует, что должна верить. Должна, потому что иначе не может. У неё нет никого и ничего, кроме призрачной надежды на то, что с ней Филарет, и что он видит все её хорошие поступки, которые она совершала и совершает по сей день после своего самого большого греха. Барнз не боится смерти, а боится того, что ждёт её после неё: Ад, вечные муки и постоянное напоминание о загубленной жизни. По возвращении в таверну, хозяйка не обнаружила в ней никого, кроме сидящего на одном из столов Оливера. Он продолжал мучить свою лютню, которая издавала измученные звуки. — О, вернулась, — он заулыбался, как только поднял на неё взгляд. — Я уж волноваться начал. Тебя не было весь день. — Разве? — Барнз флегматично приподняла брови, развязывая пояс от тулупа на талии. — Ты ушла, когда было ещё светло, а сейчас ни единого просвета на небе. Женщина прошла мимо барда к барной стойке, из-под низов которой достала самый дорогой и крепкий алкогольный напиток. Глаза Оливера округлились, когда темноволосая налила себе целую кружку и выпила её залпом, даже не закусывая. Тяжело дыша, она прищурилась и стала всматриваться в лицо своего приятеля, а на её лице стал играть румянец. — Когда? — хрипло задала вопрос она. Оливер посмотрел на неё вопросительно. — Когда Джейкоб поведёт парней в лес?! — она сорвалась на крик. — З-завтра… — заикаясь ответил бард, прижав к груди лютню. — Вечером, когда вспашут поле и соберут все факела и вилы. — Идиоты! — швырнула кружку в сторону, отчего та разлетелась вдребезги. В ту же секунду она обхватила своё лицо ладонью, выглядывая из-за дрожащих пальцев. — Вечером… Неужели непонятно, что нельзя ходить в лес под ночь?! — Многие пытались донести это Джейкобу, но ты сама знаешь, что для него на первом месте стоит сначала работа в городе, а потом уже всё остальное. — Любому ребёнку ясно, что ночью в лесу опаснее. Хоть с факелами, хоть без. Тем более теперь, когда волки распробовали человеческое мясо по полной, — она отдёрнула руку от лица и оперлась плечом о каменную стенку вблизи себя. Скрестив руки на груди, она вновь подняла взгляд на Оливера. — Присмотришь завтра за трактиром? — Конечно, что за вопросы? — парень снова безмятежно начал играть на лютне, наслаждаясь её измученными взвизгиваниями. Но в какой-то момент он отдёрнул руку и посмотрел на женщину. — Погоди, а ты? — Мне завтра нужно будет уехать из города. Оливер прочитал в лице своей подруги какую-то странную решимость. Даже не столь странную, сколь страшную. Сейчас, в эту минуту, её лицо казалось настолько мрачным, что по спине барда пробежался табун мурашек. Он не знал, куда она собиралась, но и спрашивать не горел желанием. — Без глупостей, — осторожно проговорил он, медленно пронеся аккуратные тонкие пальцы над струнами, — хорошо? Но в ответ ему было молчание. На следующий день у Эш случилось некое чувство дежавю: в таверне с утра было так же пусто, на улицах была суета, связанная со сборами, а женщины влетали к Барнз с вопросами об их «милых». К обеду женщина собрала сумку и, окинув своё родное место взглядом, вышла, направившись к церкви. Оказавшись на месте, она удивлённо посмотрела на алтарь. Чаша, которую она вчера опрокинула на пол, была в целости и сохранности, наполненная водой. Барнз стала осторожно осматриваться, медленно проходя мимо скамеек. «Я же вчера разлила воду. Я точно это помню, — думала она про себя, кладя сумку на пол. — И не наливала. Более того, я даже не поднимала чашу». Посмотрев на своё отражение в воде так, словно события вчерашнего дня повторяются, у неё появилось чувство, будто за ней кто-то следит. Это заставило её резко развернуться, но никого позади не было. «Здесь никого не может быть, — продолжила она в своей голове. — Вера в Филарета иссякла, а церковь давно заброшена». Сняв капюшон, она припала на колени перед алтарём. — Не знаю. Я уже ничего не знаю, — начала она тихо, а голос её подрагивал. — Я не знаю, поступаю ли я правильно сейчас, и поступала ли правильно прежде. Вправе ли я вмешиваться, пытаясь спасти чью-то жизнь, если всё, что я могу, так это только губить её? — лучи солнца, прошедшие через стёкла витража, отразились яркими цветами на лице женщины, освещая её едва заметные морщинки у глаз и на месте носогубных складок, что было связано с тем, что она постоянно улыбалась. Сейчас же её лицо выражало лишь тоску и печаль. Только здесь, в этом месте, она была честна с собой, ведь её никто не видел. Придерживаться образа весёлой и задорной хозяйки трактира — это её главная работа. Розлив пива и эля — это всего лишь второстепенная работа, некое хобби или часть её образа, и не более. Или же это якорь, оставшийся после смерти её отца? Встав с колен, женщина сложила указательный, средний и большой пальцы, окунула их в холодную воду, и коснулась ими лба. Прикрыв глаза, она позволила капелькам стечь по крыльям носа, оказаться у носогубных складок, а затем у губ. Стерев их тыльной стороной ладони, она взглянула на полуразбитый витраж. На нём был изображён парень в белых одеяниях и такой же белой накидке, закрывающей почти всё его лицо. В одной руке у него был деревянный кривой посох, а другая висела в воздухе, удерживая солнце. Имя ему — Филарет. Закат. Оставшиеся мужчины и юнцы собирались на тёмной площади, полностью экипированные для похода в лес. В их руках были вилы, топоры и ещё незажжённые факела. — Сегодня мы положим конец волчьим бесчинствам! — воскликнул Джейкоб, подняв кверху вилы. — Да! — заорали пришедшие. Вторая дружина состояла из более, чем дюжины крепких мужчин и хилых парней. — Не поминайте, бабы, лихом, — обратился широкоплечий главарь к кучке женщин и детей, стоявших поодаль, — если мы не вернёмся. Но мы вернёмся, потому готовьте пир! На площади раздались аплодисменты, радостные крики и пожелания удачи, а сама дружина устремилась вдоль дороги, ведущей в лес. Мужики и парни шли одной большой слегка протянутой толпой. Смеялись, хохотали, обсуждали то, как будут разделывать «поганых волков». В какой-то момент речь зашла о политике и надвигающейся войне. — А если это всё же не волки? — подал голос совсем юный парень лет шестнадцати. — Тугланцы объявили нам войну на прошлой неделе. Может быть, что… — Не неси чепухи, малец, — перебил его высокий мужчина с вытянутым лицом и блестящим затылком без единой волосинки. — Тугланское княжество находится на севере, а Фогбридж находится далеко от границы с этими гадами. Рядом с нами, разве что, Дуплен, но они слишком трусливы, чтобы нападать на нас. Волки, очевидно, что волки. — К тому же, подумай своей головой, — вмешался в разговор другой парень лет двадцати. Он постучал по голове юнца кулаком, — кому сдался Фогбридж? Филаретом забытое место! — Филарет забыл обо всех нас, — злобно проговорил первый, потирая свою лысину. — Если он вообще существовал. После этой реплики парень, шедший рядом с юнцом, сжал лямку своей сумки и натянул капюшон до самого носа, когда ветер подул особенно сильно. — Рико, тут с тобой, кажется, не согласны, — ехидно заявил старший парень. На это мужчина лишь наклонился к несогласному да так, что бедолага почувствовал запах гниющих зубов. — Это так? — протянул Рико. Ответом ему были отрицательные махания головой. — То-то же, — после этого он резким движением положил руку на его голову, болтая её из стороны в сторону. Десять минут, двадцать, тридцать. И вот прошло полтора часа. — Ни одного волка! — Джейкоб ударил по стволу дерева, отчего тот обронил на своего обидчика предостаточно снега для того, чтобы тот стал полностью белым. Это вызвало смех у всех его окружающих, на что «гроза деревьев» лишь злобно зыркнул исподлобья, тем самым заткнув парней, но не мужиков. — И вправду, может, это и не волки вовсе? — задумался двадцатилетний парень, скрестив руки на груди и устремив взгляд в сторону. Хруст ветки. Все резко насторожились, уставившись по разным сторонам. Не было понятно, откуда донёсся звук. Однако было ясно лишь одно: он был совсем рядом. — Вон там, — шестнадцатилетний юноша указал пальцем в кусты. Маленькая тёмная фигура двигалась там. — Кто там?! — разорался Джейкоб, направив в ту сторону факел. Оранжевый свет осветил черты лица совсем маленького мальчика, карие глаза которого испуганно вытаращились на огонь. — Всего лишь мальчишка, — хмыкнул мужчина, выпрямившись. Он взглянул на ребёнка даже как-то раздосалованно. — Ты что здесь делаешь, малец? — Я потерялся, — проговорил он, прижав к груди обе свои маленькие ручки. Тогда кто-то из присутствующих заметил, что на них была кровь. — Я бежал и упал. — Куда же ты так спешил, что так сильно ободрал руки? Вон сколько крови. — Я видел что-то большое и страшное… — Волка? — обрадовался Джейкоб, но затем получил отрицательный мах головой и снова его лицо приобрело хмурость. — Как оно выглядело? — Не думаю, что стоит его сейчас расспрашивать, — раздался голос из толпы. Он не принадлежал взрослому мужчине. Стало ясно, что говорит подросток. Прежде, чем Джейкоб успел открыть рот, чтобы заткнуть наглеца, смеющего ему указывать, тот продолжил уже увереннее. — Нужно обработать раны и накормить его. — Вообще, да, верно пацан говорит, — послышалось одобрение толпы. Мужчина лишь хмыкнул и отвернулся. — Делайте, что хотите. Мужики развели костёр и расселись подле него. Каждый прихватил что-то из дома, что заготовила ему любимая или он сам. Все угощали друг друга, хохотали, а кто-то и вовсе умудрился прихватить крепкие напитки с собой в поход. Чуть подальше на упавшем дереве расположились найденный мальчик и подросток в коричневой накидке с капюшоном, натянутым чуть ли не до носа. — Сейчас будет больновато, потерпи, — предупредил подросток, после чего зубами открыл бутылку с желтоватой жидкостью. Оказавшись на руках мальчишки, она лишь смыла кровь. — Неужели не больно? — удивился тот. — Не-а, — отрицательно махнул головой пациент. Он смотрел куда-то за спину парня, всматриваясь в толпу мужчин у костра. — Слушай, так у тебя и ран никаких нет, — мальчишка повернулся в сторону и задел бутылку, стоящую на дереве. Парень среагировал моментально, резким движением поймав её. От такого движения капюшон ненадолго слетел, из-за чего оттуда выпала толстая русая коса. Почти сразу она была спрятана, но стало ясно, что перед мальчишкой был вовсе не парень. — Вы… — не успел договорить он, как женщина сразу же закрыла его рот ладонью. — Эй! — послышалось позади. «Это конец…» — подумала Барнз. Она показала пальцем у губ, призывая свидетеля сохранить её тайну. — Вы есть-то будете? — Да, будем, — скорчила голос она. — Ещё минуту. Я почти закончил. Послышались отдаляющиеся шаги. Барнз выдохнула и убрала от рта мальчишки ладонь. — Почему вы скрываетесь? — спросил шёпотом он, подползая ближе, чтобы не было совсем слышно никому, кроме них. Даже деревьям. — Иначе бы меня не пустили сюда, — Эш заправила косу поглубже, чтобы в следующий раз такого не повторилось. — Не рассказывай никому, хорошо? Мальчишка кивнул. Барнз улыбнулась и они устремились к костру. У него их взглядом встретили мужики. На костре разогревалась какая-то жижа, которая походила на бульон. По запаху не было понятно, съедобно это или нет. Барнз решила, что сегодня она лучше побудет без ужина. Новообразовавшаяся дружина ещё полчаса посидела на месте, после чего потушила костёр и отправилась дальше вглубь леса. Становилось ещё холоднее, что казалось, будто бы где-то в самом сердце леса располагается очаг возледенения. Будто бы весь снег, вся эта метель и ветер исходят именно оттуда. Но нужно было двигаться дальше. Барнз кое-как удавалось удерживать капюшон на своей голове. Щёки её неимоверно сильно жгло обжигающим холодом, зубы стучали, а ледяной ветер пробирал до самых костей. Она уже пожалела, что пошла с дружиной. Сидела бы сейчас дома, в уютном кресле в своей таверне и попивала эль с Оливером, играющим на лютне и рассказывающим о своих похождениях по дамскому белью. С одной стороны. С другой же стороны, она чувствовала, что это её долг, — пойти с дружиной и помочь им. — Тимми, не отставай, — тихо проговорила Эш, чтобы было слышно только ему. Он шёл почти в самом конце, его уносило ветром, а маленькие ножки кое-как перебирали по стремительно нарастающему слою снега. Ботинки его были ободраны и, судя по всему, пропускали через подошву. Сам мальчуган обхватывал себя руками и шёл, стуча зубами. Барнз так хотелось накрыть его своим плащом, укутать по самый нос, но сделай она это сейчас, и всё пропадёт. — Эй, дайте ему что-нибудь? — А сам? — ядовито выплюнул лысый мужик. — Я болен. Если я сниму свою одежду, то вы принесёте в город лишь труп. — Права была Эш, — прошипел злобно Джейкоб, укрывая мальчишку своим тулупом, уже прогретым изнутри теплом его собственного тела. — Брать с собой детей — это абуза для настоящих мужчин, — Барнз лишь едва заметно усмехнулась. Спустя пару секунд мужчина поднял взгляд и осмотрелся, а затем нахмурился. — Где Влас? И Мик? — И правда, — отметили другие мужики. — Их давно не было ни видно, ни слышно. Я ещё удивился, чего это они варешки позакрывали. «Что-то здесь не так…» — подумала Барнз, осматриваясь. Через один только миг её настигла паника: Тимми тоже не было рядом. — Мальчишка пропал, — она старалась, сохраняя спокойствие, сообщить об этом Джейкоб, но метель лишь усиливалась. На секунду ей пришлось закрыться от резко влетевшей в неё кучи снега, упавшей с соседнего дерева и любезно отлетевшей ей прямо в лицо. Стоило ей убрать руки от лица и, проморгавшись, осмотреться, как она поняла, что осталась одна. — Мужики? — она продолжала звать, но никто не откликался. Где-то сбоку что-то прошуршало. Краем глаза Эш увидела маленькую фигуру. «Тимми! — воскликнула она и побежала в ту сторону. Она пустилась в погоню за мальчишкой. — Стой! Здесь опасно!». В какой-то миг она не удержалась на ногах и, поскользнувшись, упала и покатилась с пригорка. Острые и ледяные ветки кустов били по её лицу и телу. Она остановилась лишь, когда всем телом налетела на камень, ударившись виском. Через несколько минут Барнз очнулась. В ушах звенело, в глазах двоилось, а сама женщина ощущала лишь то, что кончики её пальцев на ногах и руках отказываются подчиняться ей. Однако вскоре она поняла, что из-за холода она перестала чувствовать своё тело. Признаком этого стала кровь на ладони Эш, что продолжала течь с её виска и устремлялась по лицу. Она не чувствовала боли. Кое-как привстав, она поняла, что за то время, что она лежала подле камня, её знатно так присыпало снегом. Он был везде: за шиворотом, в ботинках, капюшоне, волосах и даже во рту. — Помогите! — послышалось ей. — Спасите, пожалуйста! Тётя! — Тимми! — стала пытаться отзываться женщина. — Где ты?! — Помогите! Тётя! — ориентируясь на звук, женщина вышла к знакомому ей месту. Здесь они с мужиками останавливались какое-то время назад. Ветер стих лишь слегка, поэтому женщине по-прежнему с трудом удавалось устоять на ногах или хотя бы разглядеть хоть что-то дальше носа. — Тимми, где ты? — она прилипла к ближайшему дереву, удерживаясь за него, словно детёныш за свою мать. — Тимми! — продолжала кричать она. Тогда на глаза ей попалось огромное алое пятно около костра. Тогда она раскрыла глаза так широко, как только могла. Барнз вытаращилась на него, выискивая рядом хоть что-то. Так, взглядом женщина нашла следы, ведущие куда-то. Словно в бреду она, шатаясь, шла по ним. Те привели её к дереву, у которого лежали тёмные лохмотья. Подойдя к ним, Эш закричала. Осознание прошибло её так, что вся метель вокруг неё исчезла. Прямо сейчас она видела чётко и ясно: перед ней был разорванный вклочья Джейкоб. «Это повторяется…» — подумала она. Ноги её стали ватными, колени начали подрагивать. Она отшатнулась в сторону и упала на снег, удержавшись на нём руками. Всё содержимое её желудка прямо сейчас окрасило белую поверхность снега, оттеняющую синевой. «Нужно бежать!» — раздался в голове Эш её собственный голос. Она, шатаясь, встала на ноги и обернулась, готовая ринуться через весь лес обратно в Фогбридж, но впереди неё встал кто-то. Маленькая тёмная фигура. — Тимми? — с надеждой в голосе спросила женщина. — Тимми, нужно идти в город, — она стала идти ему навстречу, расставляя руки в стороны. Тогда ребёнок вышел из темноты и его лицо осветил свет луны, просачивающийся сквозь кроны деревьев. Барнз ахнула, встав в ступор. Её руки ударили по швам. Она перестала дышать. Это не был Тимми. Бледная желтоватого оттенка кожа, тонкие обескровленные губы и даже одежда, что была на нём в тот день: всё это выдавало в нём его. Когда он приподнял голову, чтобы взглянуть на женщину, та упала на колени, раскрыв рот. Морозный ветер подул в лицо мальчику, показав его лицо: зелёные стеклянные глаза смотрели бесцельно куда-то сквозь Эш, лицо было изуродовано разрывами и порезами. — Тётя, помогите мне, — это был голос Тимми. Но принадлежал он мальчику, стоящему с явной сутулостью перед ней в разорванной одежде. Его губы едва шевелились. — Филипп?.. — произнесла дрожащим голосом Барнз. Мальчишка моментально бросился вперёд, прямо на женщину, повалив её на снег. Лицо его преобразилось: гримаса боли исказила его, рот стал открываться столь неестественно, что казалось, будто бы перед ней не человек, а кукла. Он впился в неё своими руками с отросшими и где-то сломанными ногтями. По описанию, им больше подходило бы слово «когти». Эш чувствовала, как они протыкают её одежду и протыкают кожу. — Тётя, помогите мне! Помогите, я потерялся! — продолжал кричать мальчуган, но с каждым словом его голос становился всё выше и выше. Он стал более скрипучим и нельзя было сказать, что он принадлежит ребёнку. Скорее уже дряхлому старику, что предался безумию. Теперь, когда он так близко, Эш была уверена, что это он. — Что ты делаешь?! Остановись! Эй! — кричала она от страха и боли. Сейчас она чувствовала приторно сладковатый запах, плавно переходящий в запах гнили. С каждым словом этого существа запах становился всё более и более явным. Он исходил от него, из самых его внутренностей. Чудовище стало тянуться к ней своими острыми длинными клыками. Стало ясно, что никто Барнз не поможет и она умрёт здесь, если не предпримет хоть что-нибудь. Не придумав ничего и не найдя рядом ничего, что помогло бы ей, она вцепилась в него своими руками, но тому было безразлично. Скорее, даже наоборот: действия жертвы даже раззадорили его. Тогда Эш сместила большие пальцы на его глаза, приложив все усилия для того, чтобы выдавить их. Разразился нечеловеческий вопль и хватка существа ослабла. Тогда Барнз, что есть силы, оттолкнула его от себя и вылезла из-под него. Всё тело болело: удар об камень и нападение этого странного существа давало о себе знать даже при таком морозе. Окоченевшие части тела разразились пульсацией, кровь циркулировала с неимоверной скоростью, отдаваясь в висках и барабанных перепонках. Жертва бросилась бежать, поскальзываясь и спотыкаясь, но не позволяя себе упасть. Рычание и ускоряющиеся шаги послышались ей позади. Один поворот за другим. Женщина соскальзывает в овраг в надежде запутать преследователя, и ей это удаётся: оно пробегает мимо. Эш старалась даже не дышать, хоть и удавалось ей это с трудом. Сердце в груди бешенно стучало, готовое разорвать грудную клетку. — Тётенька, — тихо послышалось ей сбоку, отчего она отскочила. Это был Тимми. Мальчишка сидел, весь трясся и со слезами на глазах смотрел на Барнз. — Мне страшно. — Пресвятой Филарет, — прошептала она, бросившись прижимать мальчугана к себе. — Я думала, что тебя тоже… — Нет, тётенька, — начал он неторопливо, а затем сделал небольшую паузу. На плечо женщины что-то капнуло, стекая по руке. Она повернулась и увидела прозрачную вязкую жидкость, — я тоже. Крик. Эш кричала, что есть силы от невыносимой боли. Резкая боль охватила всё её плечо и часть шеи. Горячая кровь струилась по одежде, обагряя снег. Барнз пыталась оттолкнуть его, раскрыть его челюсть шире, чтобы выбраться, но лишь порезала руки об острые, как бритва, клыки. Силы стали покидать её, а горло было разодрано от крика, что звука издать она больше не могла.