Вкл. Loreley — Blackmore's Night
Деревянная дверь распахнулась, с грохотом ударив по стене. В таверну завалились самые настоящие бугаи с мутными рыбьими глазами, но такими довольными лицами. — Э-э-эш! — лениво позвал один из них, заваливаясь на своего друга. — Пива нам! — они плюхнулись за столы, высматривая женщину за стойкой. Она резко развернулась да так, что коса ударила ей по лицу. — Ещё раз так откроешь дверь, — она подняла массивную деревянную кружку, замахиваясь и угрожая, — и я разобью её об твою голову, ещё и должен останешься! — мужики захохотали, держась за пояса, — Понял? — рявкнула она под конец. — Да понял, понял! Не кипятись ты так! — покрасневший от смеха он не убирал от своего большого живота не менее больших рук. — Надо будет — починю. Заскочу к тебе на огонёк, так сказать, и… — Никаких, твою козу, «и»! — в этот момент в него полетела мокрая тряпка, которая со шлепком достигла своей цели. Таверна в Фогбридже была единственным живым местом. Ощущалась весомая разница между тем, что было на улице, и тем, что было внутри небольшого дома. Если снаружи было прохладно, неприятно моросил дождь, а вокруг был густой молочного цвета туман, то в таверне было тепло и уютно, а от зажжённых повсюду ламп исходил приятный оранжевый свет. Хозяйка этого заведения сделала всё, чтобы её таверна «Свинья под дубом» стала не просто единственным лучиком света в этом месте, а самой яркой звездой, на которую непременно наткнутся путники с тугими кошельками. Эш, конечно же, не против помочь бедным изголодавшимся странникам: накормить и приютить их за скромные пару десятков монет. Она охотно выслушивала любые их истории и была в курсе большинства событий, происходящих за пределами мёртвого городишки. Фогбридж находился на перекрёстке и, по сути, должен быть процветающим, но из-за гнетущей атмосферы путники предпочитали идти в обход через другие города и деревеньки. Поэтому его нельзя назвать живописным и богатым местом, какую бы корчму тут не построили. — Чтоб даже не думали нажираться здесь в хламину, больше не продам, — женщина начала демонстративно расставлять кружки перед уже захмелевшими мужиками, на что другие посетители невольно начинали хохотать. Эта обычная сцена стала едва ли не традицией, как и то, что ближе к ночи Эш помогали выпроваживать «нахрюкавшихся гадов» на улицу. Снаружи бесновался холодный ветер. Он завывал, тем самым сливаясь с воем и лаем дворовых и бродячих собак. В «запотевшем» окне едва показалась невысокая тёмная фигура. Спустя несколько секунд, дверь едва слышно отворилась, и в помещение зашёл некто в капюшоне, натянутым едва ли не до носа. Путешественник незаметно прошёл в угол таверны и сел за стол, располагая подле себя походную сумку коричневого цвета. Смех, крики и пение местной звезды не собиралось прекращаться в ближайшие часы, потому, если бы не зоркий глаз Эш, этот весьма подозрительный посетитель так и остался бы незамеченным. Женщина развязанной походкой подошла к столу и, опираясь о него рукой, взмахнула косой, перекинув её за плечо. Она смотрела на сидящего гостя сверху вниз, ожидая какой-нибудь реплики, но её не последовало. Он лишь неторопливо копался в своей сумке. — Кхм! — прокашлялась, привлекая внимание, Барнз. Тот оставался безучастен. — Кхм-кхм! — и снова никакой реакции. Женщина закатила глаза и со вздохом обратилась к гостю. — Добро пожаловать в «Свинья под дубом». Чего изволите? — Молоко, — равнодушно произнёс, как оказалось, парень. На это хозяйка лишь удивлённо приподняла одну бровь, выжидая, что тот скажет что-нибудь ещё, но спустя несколько секунд стало ясно, что это весь заказ. — И всё? Только молоко? — она стала задавать вопросы, но не на один из них путник не отвечал. — Может, желаете отведать чего-то, вроде тушёного кролика? Сырного пирога и лукового супа? Жаренную курицу с тимьяном? — Только молоко. Хмыкнув, женщина пошла за стойку. Проходя мимо столика с бугаями, она бросила в их сторону непонимающий взгляд, едва заметно пожав плечами. На это они лишь развернулись в сторону парня, сидящего в углу комнаты. Туда едва попадал свет ламп, потому всё, что было видно, так это изношенную влажную накидку и аккуратные черты нижней части лица, вроде тонких губ и слегка вздёрнутого носа. Спустя уже полминуты Барнз принесла заказ, проговорив, как будто автоматически: «Две серебряных…». Путник неспешно взял стакан. На его руки были надеты чёрные перчатки без пальцев. Поднеся молоко к лицу, он принюхался, после чего так же неторопливо поставил стакан обратно на стол. — Молоко пропало, — произнёс он негромко. — Я не буду его пить. — В смысле пропало?! — дёрнулась Эш. Она выхватила стакан и принюхалась. Вопреки неприятному запаху, женщина проморгалась и продолжила. — Н-нормальное молоко! На это парень лишь подпёр голову рукой, всем видом показывая безразличие. — Если молоко, от которого за версту несёт кислятиной, — это нормально, то мои соболезнования завсегдатаям этого места, — в таверне воцарилась тишина. Все переглянулись и даже бард перестал играть на своей начищенной до блеска лютне. В «Свинье под дубом» было всего два правила: первое — не устраивать дебоши, и второе — не говорить, что это место ужасно. — Что вы сказали? — едва ли не по слогам проговорила Эш, опираясь о стол руками. — Что ваше заведение — весьма сомнительное, — ответил тот, тем самым навлекая на себя гнев хозяйки таверны. — Да как ты… — женщина была уже готова накостылять наглецу. — Подумаешь, молоко пропало! Это не делает заведение ужасным! Закажи…те чего-нибудь ещё! — Пожалуй, воздержусь. Он встал, потягивая за собой накидку и закидывая на плечо сумку. Дорогу ему преградил один из мужиков за соседним столом. Это была настоящая груда мышц ростом под два метра, которая по всем параметрам превосходила путника. — Что такая мелюзга, как ты, позволяет себе? — глухим голосом спросил он. — Уйди, — парень проигнорировал вопрос бугая и оставался безразличен и к тому, что за его спиной выстраивались другие завсегдатаи заведения, которых он оскорбил ранее брошенной репликой. — Пока ты не попросишь прощения у всех здесь присутствующих и… — он выхватил из рук Барнз стакан и сунул его под нос своему собеседнику, — не выпьешь это молоко, — путник слегка повернулся вбок, чтобы не чувствовать запаха, исходящего от прокисшей мерзости, — никуда не пойдёшь. Повисла гробовая тишина. В воздухе чувствовалось напряжение и даже Эш, которая была оскорблена подобной репликой в сторону её таверны, начала сжимать ткань своего коричневого платья. — Да ладно тебе, Эзра, — она подала голос и засмеялась в попытке перевести тему. — Молоко ведь, правда, прокисшее, — она подошла и коснулась плеча мужика, посмотрев на юношу в накидке. — Давайте я принесу вам чего-нибудь другого. Сама Эш не понимала, почему так реагирует. Ей казалось, что именно сейчас нельзя позволить случиться потасовке. Всем своим телом она чувствовала что-то такое, что сжимало до боли её грудную клетку и холодило промеж лопаток. Пара секунд и дверь за спиной Эзры резко отворилась вовнутрь, тем самым спихивая груду мышц на парня, стоящего перед ним. Тот ловко соскочил со своего места в сторону, в то время, как его собеседник упал на пол, опрокинув на себя стакан со скисшим молоком. В таверне, наконец-то, раздался дружный хохот, и тишины не стало. — Чёрт, Эш, — прошипел он. — Молоко реально прокисло. — А, да? — брови хозяйки резко взлетели вверх, а она театрально коснулась своих пухлых губ ладошкой. — А я не знала! Тогда все посмотрели на своего спасителя, который, возможно, предотвратил избиение. Это был хилый старичок с краснющим лицом и белыми жиденькими усами над губами и в поношенной шапке набекрень. Его голубые, ближе к белому, глаза бегали по помещению, а сам он тяжело дышал. — Т-там… т-там в лесу! — начал судорожно он. Улыбки с лиц присутствующих пропали. — Нашли охотников. — Охотники ведь там и должны быть, нет? — кряхтя поднялся Эзра, смотря в сторону странника с какой-то злобой. — Вы не понимаете… — бормотал старик, дрожащими руками снимая головной убор и прижимая его к груди. — Разорванных. Их нашли разорванными. Барнз инстинктивно прикрыла моментально открывшийся от шока рот обеими ладонями, а мужики помрачнели в лице. — Это были волки? — спросил кто-то из-за столов. — Или медведь? — Может быть, это кабан? — Да какой кабан разорвёт взрослого мужика?! — Да обычный. Споры продолжались ровно до момента, пока Эзра не ударил кулаком по стене, тем самым напугав всех присутствующих. — Тихо! — скомандовал он. Дождавшись полнейшей тишины, он обратился к дрожащему старику. — Уже месяц животина в лесу беснуется. Сегодня была последняя капля, — развернувшись к помещению лицом, он пробежал по нему глазами карего цвета, выискивая поддержки. — Завтра утром мы, дружина, пойдём и перебьём всех волков, каких только увидим. — Да! — поддержали его мужики, активно возвышая кулаки к потолку. Под шум посетителей, путник в плаще вышел на улицу. Оказавшись на холодной вечерней улице Фогбриджа, он направился вдоль дороги, ведущей в лес. Из мутного окна за этим наблюдала Барнз. Она хотела было выскочить, чтобы окликнуть незнакомца, но его невысокая фигура успела раствориться в тумане.Вкл. Alone — Andrey Vinogradov
На рассвете начались сборы. Жёны собирали своих мужей, а те, в свою очередь, отыскивали повсюду вилы и всё, что может пригодиться в походе на лесных волков. Особенно предприимчивые решили взять немного мяса, чтобы использовать в качестве приманки. Жители города, сокрытого в тумане, уже более месяца находятся в страхе перед теми, кто живёт в лесу рядом с ними. Местные животные совсем распоясались и, если раньше добычей были они, то теперь добычей стали, напротив, люди. Около шести человек было разорвано в клочья и столько же без вести пропали. Пошла молва, что даже в городе стали пропадать люди, дескать, волки утаскивали. Правда это или нет — никто не знал. Многие, а особенно люди преклонного возраста, верят в то, что это вина животных, а не тех, кто сам уходит гулять по лесу. Кто знает, быть может, это вовсе и не волки, а болото, которое навсегда затянуло неосторожных жителей Фогбриджа? Эш, по своему обыкновению, затирала стойку до блеска. Был уже полдень, но никто в таверну так и не заходил. Все мужики ушли в лес, а женщины не ходят в подобные места. Барнз лишь вздохнула, когда в очередной раз к ней зашла одна из местных девиц спросить, а не пришёл ли её ненаглядный. Почему же она стала хозяйкой таверны? Она задавала себе этот вопрос всего пару раз в жизни, и это был второй. Её отец заведовал этим местом, а до него его отец. Семейное дело от отца к сыну. Вот только её отцу повезло куда меньше, у него родилась дочка, а жена скоропостижно скончалась. Новую женщину он принять так и не смог, сердцу было чуждо. Так и умер он от чахотки много лет назад, оставив таверну своей любимой и единственной дочери. Та была и не против, хотя и где-то в глубине души хотела выучиться грамоте и переехать в один из центральных городов, чтобы там служить при дворе. Однако любовь к отцу и чувство долга прицепило её невидимыми оковами к этому месту. Было достаточно холодно, близилась зима, но снег никак не выпадал. Самая нелюбимая женщиной погода, но не в её силах на неё влиять. Она лишь сильнее натянула шерстяную кофту, затягивая пояс поуже на её весьма тонкой талии. Вздохнув, она убрала тряпку и присела за один из пустующих столиков, подперев подбородок рукой. Скучно, невыносимо скучно было ей. Она не привыкла к такой тишине, ведь в её таверне всегда было шумно, а сейчас даже бард куда-то подевался. «Навряд ли пошёл в лес, — подумала она про себя, зевая. — Он белоручка. Не в его стиле идти куда-то, кроме таверны или рынка». — Пойти что ли к бабам? — спросила она саму себя. Не любила она общаться с девками. Глупыми казались ей их разговоры, да и всё завязывалось на мужиках. А сама Эш, будучи хозяйкой таверны, каждый Божий день слышала, как те обсуждают одну да другую: у кого личико помилее, а у кого и вид сзади приличный. Эти разговоры тоже не особо ей нравились, но мужики хотя бы платили ей, а бабы только ревновали. Ревновали, ревновали, ревновали. Ревновали, потому что им казалось, что у их мужей с Эш много общего, да и внутренне чувствовали беспокойство. Однако, сколько бы не слышала она разговоров за своей спиной, ей было безразлично. Она знала, что никто из мужчин ей не интересен, да и сердце её давно уже… окаменело. Затянув косу поуже, она накинула капюшон и вышла на улицу. Ветер недружелюбно встретил её, задувая прямо ей в лицо. Накидка её, подобно парусу, наполнилась воздухом, и потянула её назад, но женщина устояла на ногах и, закрыв за собой дверь, пошла по улице. Серые, безжизненные и, как будто бы нарисованные, дома, ровные заборчики и дорога с колеями от повозок, — всё, что составляло улицы Фогбриджа. Как я писала ранее: не самое живописное место. Однако и заброшенным его не назовёшь. Кое-где в окнах было видно, как женщины стирают или готовят, где-то вдалеке слышался смех детей, но он был так далеко, что казалось, будто бы это было где-то в лесу. Щёки женщины порозовели от морозца. Она приподняла руки на уровень губ и начала дышать себе в ладони, чтобы хоть как-то нагреть их. Натирала с каким-то шуршанием такие же розовые небольшие ладошки. И вот она в центре города. На площади было также безлюдно, а в самом центре располагался небольшой каменный фонтан. Женщина, подстелив свой плащ, присела на него и стала смотреть в воду, по глади которой плавали засохшие грязно-жёлтого цвета листья и использованные спички. Как же в последнее время на её душе тоскливо. Она слишком долго смотрела на всё вокруг с оптимизмом, радостью и веселостью, стараясь воспринимать всё с лучшей стороны. Туман? Живописно. Лес и топи? Чудеса природы. Серые улицы? Возможность сделать свою таверну жемчужиной этого города. Вот только на своих плечах всё это тянуть — дело гиблое. За все эти годы она слишком устала. Устала от постоянного одиночества. Сколько бы людей не заглядывало к ней ежедневно, всем им нужно лишь пиво да еда. Завтра они и не вспомнят её. Эш всегда восхищалась путешественниками. Кто они, эти путники? Куда они держат путь? Зачем они путешествуют? Что уже повидали и, что предстоит повидать? Столько вопросов и она всегда задаёт их своим гостям. Все они отвечают однотипно, но столь воодушевлённо. У них нет якоря в каком-либо конкретном городе и они вольны делать всё то, что им хочется. Она завидовала им и хотела бы так же, но ей было слишком страшно покидать свою таверну. По рассказам посетителей, за пределами Фогбриджа творится неладное, надвигается война, поднимаются бунты и даже сама церковь начала свой поход за еретиками по всему материку, скашивая людей без разбору налево и направо. Женщина устремила свой взгляд на свои ладони, лежащие на её коленках. Приподняв внутренней частью кверху, образовывая тем самым что-то вроде чаши, она посмотрела на свои руки. Руки, которые столько раз наливали одни и те же напитки, подавали одну и ту же еду, хватали одних и тех же мужиков за уши и вытягивали из таверны прочь. На что она потратила столько лет? Можно ли сказать, что она бессмысленно прожгла их? Звон монетки. Через долю секунды в ладонях Эш оказался один серебряный. Она вздрогнула и подняла взгляд. Перед ней стоял вчерашний парень всё в том же поношенном плаще. Он также натянул капюшон на половину лица, потому всё, что видела женщина, так это его тонкие обескровленные губы, не выражающие ни единой эмоции. — Молоко стоит две серебряных, — усмехнулась она. — Но мне и того не надо. Прокисшее ведь, — она протянула монету обратно, но её вчерашний гость, как говорится, и ухом не повёл. Стоял, подобно каменной статуе, и придерживал одной рукой сумку на своём плече. — Забери. — Не ваша вина, что молоко прокисло, — ответил он спокойно. — Но я ведь хозяйка таверны и я подала своему посетителю прокисший напиток. — Это был знак, — женщина приподняла одну бровь. — Знак того, что я плохая хозяйка? — она засмеялась, но собеседник оставался всё так же безразличен. Почувствовав какую-то неловкость, она прокашлялась, обратив взгляд в сторону. Спустя пару секунд, женщина вернула взгляд к парню. Он пугал её своим равнодушием, граничащим с безразличием. Его голос был монотонным и не выражал абсолютно никаких эмоций. Он был будто бы бездушным. Он никак не выделялся и даже сапоги его были обычными, с грязной подошвой, потому что эти три дня не прекращаясь шёл дождь, и только сегодня он прекратился, хотя тучи по-прежнему затягивали небо. Но что-то было в этом путешественнике отличительное, но Барнз не могла понять, что же именно. Разве что выделялась его прямая осанка, под стать аристократии. Но чего бы забыть аристократу в этой дыре? Вот именно, что незачем ему здесь появляться. Недвижимость парня нарушилась его неторопливым разворотом в сторону. Он выдохнул и пар пошёл из его рта. Да уж, было очень холодно. — Когда вернётся дружина? — спросил он всё так же монотонно. — Сегодня до заката, — ответила с улыбкой Эш. — Я уже приготовила им еды да напитков. Только вот барда найти не могу. Не пойму, где же он… — Они не вернутся, — прервал он её, после чего сошёл с места и пошёл вперёд. Веселость с лица женщины пропала и она с непониманием провожала его взглядом. — Что за чушь ты несёшь?! — она резко встала с фонтана. — Чего бы им не возвращаться? Волков перебить не смогут, думаешь? Плохо ты знаешь нашу дружину! Они парни крепкие! — Все так говорили, — не останавливаясь ответил он. Он посмотрел куда-то в небо, но из-за расстояния его лицо рассмотреть так и не удалось. — Оденьтесь потеплее. Сегодня пойдёт снег. Это паршивое высокомерие раздражало Эш. Её губы дрожали от злости, но в голове творился сущий кавардак. Со вчерашнего дня эта мелюзга гнула пальцы перед ней и Эзрой. И тут же она вспомнила вчерашний вечер. — Стой! — вскрикнула она. Тот прошёл ещё пару метров, но потом всё же остановился. — Куда ты пошёл вчера после таверны? Парень встал к ней в полоборота. — Не ваше дело, — проговорил он негромко, после чего, игнорируя все требования Барнз объясниться, ушёл. Женщина сидела за столом, сложив на нём руки и уткнувшись в них лицом. Уже был вечер, а никого так и не было. «Еда же пропадёт…» — грустно думала она про себя. Наконец послышались шаги за дверью, она вздрогнула и заулыбалась, глядя в её сторону. Та со скрипом открылась и тихонько зашёл высокий худощавый парень с лютней в руке. — А, это ты, Оливер… — зевая начала она. — Где шлялся весь день? — И тебе привет, дорогуша, — приторно заговорил бард. — Понимаешь ли, дела-а-а! — запел он. — Избавь меня от своего пения, прошу, — раздражённо проговорила она, подпирая щёку кулаком. — По бабам шлялся? Ну, точно ведь, мужиков ведь в городе нет. Все ушли в лес, отвоёвывать территорию, так сказать, а ты, белоручка драная, воспользовался этим. — Не понимаю, о чём ты, — рассмеялся он, усаживаясь на стол и начиная бренчать на своём музыкальном инструменте. — Жду, когда тебе набьют морду за это, ох, как я этого жду, — злорадно засмеялась женщина, поправляя свою русую косу. — Не набьют, меня тут все любят. — Не настолько, чтобы прощать им то, что ты прыгал под одеяло к их жёнам. Оливер — молодой бард, одетый не слишком вычурно, но со своей долей экстравагантности. Заключалась она в подвёрнутых штанах и смешных ботинках с острыми носами. На лицо он был мил почти, как младенец: голубые глаза и каштанового цвета волосы, спускающиеся почти до плеч. Он имел больше от женщины, чем от мужчины, как подмечала Эш. Наверное, это и позволяло ему всю жизнь находить общий язык с дамами. — Давай налью тебе чего. Так сказать, прогреть горло, — улыбаясь предложила Барнз, устремившись к стойке и виляя своими широкими бёдрами. — А то тебе петь ещё. — И если дама захочет того-о-о, то её желание — закон для сердца моего-о-о-о! — запел тот, вытягивая губы в эдакую трубу и поднимая брови высоко-высоко. — Поняла, — засмеялась она, наливая ему сливовое вино, которое явно было сделано не из того, чьё название носит.Вкл. Wings of Apocalypse — Eternal Eclipse
Вдруг раздался истошный девичий крик, из-за которого и Оливер, и Эш вздрогнули, а бард даже чуть не опрокинул свою драгоценную лютню. Они переглянулись и оба устремились на улицу, на ходу накидывая верхнюю одежду. Они выскочили на улицу, на которой не было почти ничего видно. Бард и хозяйка таверны побежали в сторону площади, где горели фонари и толпилось очень много людей. Кое-как протиснувшись, перед их глазами предстала картина, которая заставила Эш зажать рот ладонью, чтобы всё то, что она сегодня употребила в пищу, не вышло обратно. — Пресвятой Филарет… — лишь это смог произнести бард, шокировано глядя на представший перед ним ужас. У фонтана, на котором сегодня днём сидела Эш, располагался Эзра, придерживая вспоротый живот. Из-под его больших пальцев шла тёмно-красная жидкость. Он едва-едва прикрывал всё то, что люди привыкли называть органами. Его жена с искорёженным от ужаса и истерики лицом, ревела и кричала, придерживая его голову. — Смотри на меня, смотри! — сквозь слёзы кричала она. — Не закрывай глаза! — она повернулась к толпе. — Чего же вы стоите?! Зовите лекаря! — Что случилось?! — кричал кто-то из толпы. — Где остальная дружина? — Не волки это, я говорил! Говорил, чёрт вас побери! — А кто?! — Это всё засланцы соседней страны. Выродки! Твари! Эзра же сквозь едва открытые глаза смотрел на свою жену. Его лицо выражало непомерную боль. На его бороде была засохшая кровь, что, судя по всему, незадолго до этого, брызнула из его рта. Он весь дрожал. Груда мышц, которую уважали и боялись, сейчас беспомощно располагалась полулёжа у фонтана, образовывая под собой лужу крови. Его возлюбленная не брезговала. Присев перед ним на колени, она судорожно гладила его по щекам, кричала его имя, но с каждой секундой всё больше понимала, что вот-вот случится. И тогда на водную гладь в фонтане за спиной Эзры упала первая снежинка, предвещающая начало самой холодной зимы за последние несколько веков.