Ревность

Смерть, как и любовь, придаёт жизни смысл. Но как жить дальше, если твою любовь постигает смерть?

Ванда устало сбросила сапоги. Отшвырнула блокнот. — Не смотри так, будто тебе не плевать. Затяжка. — Мне не плевать. Знакомый жест. Заправленные за ухо волосы. Ванде хочется щёлкнуть ножницами. И запустить пальцы, и перебирать, перебирать тёмные прядки. — Враньё. От собственной неопределённости сводит желудок. Сигарета на полпути до выгорания летит в пепельницу с меткостью Соколиного глаза. — Держу пари, он не желал тебя отпускать. Ванда фыркает. — Больно было? Баки вскидывает брови. — О чём это ты? Ванда рекошетит: — Больно было узнать, что она умерла? Баки словно цепляет на себя маску Зимнего, но мимолётно. — Я не любил её. Если ты об этом. Ванда криво усмехается. Тянется за новой сигаретой. Кресла, в которых они сидят, стоят друг напротив друга, и каждая морщинка на его лице доступна для её взгляда. — Брось, Ванда, ты ведь не куришь. Смотрит на неё то ли с сожалением, то ли с нежностью. Ей бы по душе пришлась ненависть. Пусть её ненавидят. С любовью жить сложнее. Без любви жить невозможно. — Сожалею насчёт Вижена. Прости, что не сказал раньше. Ванда неопределённо ведёт головой. — Это было вынуждено. Он так решил. Первая слеза. — Это был его выбор. Мне пришлось принять его. Вторая. Нервные попытки вытереть щёки. С грацией волка Баки встаёт, чтобы утешить её. Его движения легки и осторожны. Он взволнован. Руки мягко скользят по её плечам, увлекая в объятия. И Ванда цепляется за него, впервые позволяя себе эту слабость. Баки понимал её. Клинт — нет.