Ghostly

Хенджин с Джисоном наперегонки добегают до желудка и сердца университета, проворный Хан умудряется первым отодвинуть стул у нужного стола, где все уже весело обсуждают предстоящие праздники, но Хван садится первым и довольно усмехается. Смотрит на раздувшего щеки поникшего Джисона, который топает в сторону сладкой парочки Минхо и Дохи. Хенджин быстро пробегается взглядом по лицам друзей, здоровается привычно и выдыхает. По правую руку от него Сынмин бодро переговаривается с Лиен, Чанбин пытается впихнуть кусочек курицы в рот своей девушки, на это смеется Чонин, пытаясь сфоткать всех и сразу. Бан Чан прячется за спину смеющегося Феликса, Минхо и Дохи охотно позируют, как и Хан, крадущий курочку с тарелки Чанбина. Хенджин поворачивается лицом к камере, пододвигает стул ближе, обнимая одной рукой попивающую газировку Хану. Она чуть давится, сбрасывает его руку, но Хван не сдается и ловким движением переплетает их пальцы под столом. Улыбается в камеру, когда Чонин все-таки умудряется сделать селфи. За столом снова воцаряется гомон, каждый просит показать фотку, даже Хана тянет руку к телефону Чонина, но тот упорно не дает никому свой девайс. — Эй, мелкий, припомню ведь, — тянет Чанбин, на что все смеются. Хенджин чувствует себя крайне счастливым. Поворачивает голову к Хане, замечая, как у той глаза светятся. — Как себя чувствуешь? — тихо выдыхает вопрос на ухо Хван, поглаживая большим пальцем ладонь девушки. — Прекрасно, — колокольчиками отзывается Ли, но тут же хмурится. — К чему этот вопрос? Хенджин отрицательно качает головой, пододвигает к ней свою любимую персиковую газировку. Наказывает есть побольше и вливается в разговор с Ёнбоком, который сетует на отсутствие времени. — Ты знаешь, что преподаватель Пак поставил нам зачет автоматом? — вспоминает резко Хана, оборачиваясь к Хенджину. Тот тоже поворачивает голову к ней, и лица вдруг оказываются так близко, что Хван не отказывает себе в удовольствии мазнуть губами по кончику ее носа. — Поздравляю, — улыбается Хенджин, зарываясь носом в волосы Ханы. — Мы молодцы. — Ты почти все сделал. — Ты вдохновляла, — смеется Хван, замечая передразнивания Чонина и Хана напротив. Те делают вид, что страстно целуются. — Ничего-ничего, мы тоже скоро будем с парочками, — немного обиженно бурчит Хан, щуря взгляд на Хенджина. — Не завидую твоей будущей девушке, — откликается Минхо, за что тут же получает полный обиды взгляд. — А я вот завидую, — вставляет Хана, хитро улыбаясь. — Джисон может прокатить с ветерком на новом байке. — Ага, а чего добился ты? — поддерживает Хан, подмигивая быстро Ли. Хван удивленно открывает рот, хмурится на, страшно сказать, но, кажется, свою девушку. — То есть, тебе нужен мотоцикл, чтобы стать моей девушкой? Хана смеется, бросает скомканную чистую салфетку прямо в Хенджина и устраивается в его объятиях. — Мне нужно тепло, — будто сама себе говорит Хана, и Хван ее полностью понимает. До лекции остается еще много времени, когда они все дружно встают из-за стола и разбредаются по аудиториям. Хана идет впереди с Дохи, беззаботно переговариваясь о предстоящей вылазке на природу. — Так странно, — слышит Хенджин чужой разговор девушек. — Хан предложил проехать половину Кореи в поиске нормальной раменой, хотя она за углом университета. Я ему вроде говорила. — Это Хан, — смеется на замечание Дохи. — Но кемпинг всем нам будет полезен. Только представь… — Знаешь, — вдруг совсем незаметно дергает Хвана за рукав Джисон, останавливая, — поздравляю. Хенджин несколько раз моргает, вглядываясь в серьезного Хана. Тот хлопает его по плечу, бросая напоследок, что ключи от своего байка оставит в раздевалке вечером. Заслужил, мол, разок прокатить свою даму сердца. — Ты чего? — Хана подходит к застывшему Хенджину первой, аккуратно касается его пальцев, но тут же убирает их. — Да, так, задумался, — хмурится Хван, и что-то липкое и беспокойное тревожит его сердце. Кажется, что все так и было. Он фокусируется на лице Ханы, смахивает выбившуюся прядь с ее лба и быстро, почти невесомо, касается теплой щеки. — Здесь никого нет, чтобы играть в любящего парня, — фыркает Хана, отворачивается и краснеет, когда понимает, что в коридоре они одни. — Ты о чем? — Хенджин решительно не понимает женщин. Кажется, что за прошедшие несколько дней у него жизнь начинает бить ключом. Наконец-то еда приносит удовольствие, разговоры — легкость, а чужой смех заставляет сердце биться быстрее. Он жить только начинает. Жить так, чтобы не притворяться, чтобы не бояться. Смерть — не страшна, потеря близкого — вот что действительно теперь страшно. И для него это абсолютно нормально. Когда Хана падает в зале, тянется к нему, Хенджин не думает ни о чем. Тянется в ответ, вытягивает ее на свет и больше не отпускает, держит так крепко, что порой в груди больно. Она об этом случае молчит и хмурится, а Хван смиряется. Не заговаривает первым, делает всё, чтобы они оба забыли как можно быстрее плохое. — Спор, — просто кидает Хана и пожимает плечами, мол, как ты мог забыть. Хенджин помнит. Закатывает глаза, подхватывая девчонку и взваливая себе на плечо, устремляется вперед под дружный смех некоторых встречающихся на пути студентов. — Эй! Пусти сейчас же! — взвизгивает Ли, вцепляясь в плечи Хвана мертвой хваткой. — Отпущу, подожди, — обещает хитро Хенджин, уверено шагая вперед. — Я не шучу, немедленно! — Думал, ты будешь полегче, — с усмешкой прилетает ответ, отчего Хана вырывается еще энергичнее. Хенджин игнорирует. Шагает прямиком к нужной двери, распахивает ее ногой, отмечая, что в это время бассейн пуст. Голос Ханы разлетается эхом ровно как и смех Хвана, тот умудряется на ходу сбросить кроссовки и рюкзаки, перехватывая ношу удобнее. — Даже не думай, не прощу никогда, — грозится Хана, когда до воды остается какой-то жалкий метр. Она оказывается снова на ногах, но плечи Хенджина так просто не отпускает. Глядит хмуро в темные глаза, в которых искрится смех. Губы парня выгибаются в плутовской улыбке, он бросает быстрый взгляд на воду, затем снова на Ли. — Ты серьезно считала, что я играю все эти дни? Голос Хенджина от стен не отскакивает. Ложится прямо в душу Ханы, которая так и замирает с открытым ртом и рвущимися нотациями. Что-то во взгляде Хвана заставляет ее окаменеть, вглядываться в него долго-долго, до мурашек, до оглушающей тишины. Она не торопится с ответом, не торопится делать выводы. Просто вдыхает этот момент в себя и чувствует, как оглушительно может биться ее сердце. Хочется обнять этого человека напротив и всегда-всегда слушать только его смех и голос, утонуть в нем и никогда больше не думать ни о чем. Быть вместе. До старости и дальше. Целоваться до дрожи, гулять до обессиливания, разговаривать до хрипоты. Поддерживать, смеяться, любить. — Мне казалось… — выдыхает Ли, на секунду закрывая глаза. — Вдруг ошиблась? — Ты нерешительная, — фыркает Хенджин и кривит губы, но те все равно как-то расползаются в улыбке. — Эй, Хана Ли… Девчонка поднимает на него взгляд. Наверно, это и называется искрой? Тонкая тугая нить вдруг прошивает, связывает, а распутываться совсем не хочется. Только еще больше вязнуть, гореть ярче и тонуть так глубоко, чтобы потом не всплыть никогда. Хенджин кивает на это согласно. Принимает условия, каждое и без пометок, подписывается под еще невысказанными словами и тянет их обоих в воду. Хана взвизгивает совсем по девчачьи, когда летит в бассейн, а руки Хвана подхватывают, держат, не дают отстраниться. Под водой действительно все иначе: от приятной темноты до оглушающего спокойствия. Из них Хана выныривает первой, отфыркивается, наблюдая, как Хенджин следом появляется на поверхности глянцевой воды и трясет мокрыми волосами во все стороны. Ли красноречиво начинает брызгаться, мстит сладко, когда Хенджин закрывает один глаз и наугад действует также. Их перестрелка быстрая, Хван заканчивает первым, подплывая ближе. Вода бисером стекает по лицу, застревает на ресницах и губах. Хана улыбается, подныривает, надежно хватается за его плечи и пытается утопить, но пловец он действительно хороший. Тянет к себе, погружая обратно под воду, не давая утонуть слишком глубоко, но и на поверхности не оказаться. Сжимает бережно, кружит разок для профилактики и выныривает, оказываясь ближе, чем рассчитывала Хана. Она прижимается к нему всем телом, выдыхает судорожно в чужую шею, почти неслышно, что знала. Видела, как игра давно распалась на неправильные кривые пазлы. Что Хенджин проиграл спор Джисону. Проиграл спор Хане. Но это Ли благополучно умалчивает. Обнимает, расслабляясь в руках Хвана и невероятно теплой толкающей будто верх воде. — У меня только один вопрос, — усмехается Хана, немного отстраняясь. — Как одежду сушить будем? Хенджин смеется. Помогает Ли вылезти из бассейна, рассказывая об удивительной способности Бан Чана забывать свою одежду в его шкафчике. Они подхватывают рюкзаки и кроссовки Хвана, забираются в мужскую раздевалку и замирают. Здесь, кажется, все началось. Хана опускает глаза, когда Хенджин стягивает с себя футболку и бросает на шкафчик. Роется в нем, и девушка лишь краем глаза наблюдает, насколько все-таки Хван Хенджин стал ей близким. До дрожи в коленках. — Держи, это мои, — он протягивает большую оранжевую футболку и спортивные шорты. — Ты серьезно? — Оверсайз сейчас моден, — нравоучительным тоном осекает Хенджин, демонстративно отворачиваясь. Хана стягивает футболку и джинсы, неприятно липнущие к коже. Внимательно следит, чтобы Хенджин не повернулся, но тот выглядит крайне заинтересованным своим шкафчиком. Нацепляет его шмотки, ловит на ходу чистое полотенце и подсушивает волосы, пока Хван натягивает на себя сухие джинсы. — Это так странно, — глухо откликается Хана, когда случайно задевает свое отражение в зеркале взглядом. — Что именно? Тебе идет оранжевый, — как бы между прочим вставляет Хенджин, но ему действительно нравится. — Да ничего, — трясет головой Хана, промокая волосы. Она слишком долго вглядывается в свое отражение, будто впервые видит. Мокрые волосы липнут к шее, оранжевая большая футболка и шорты скрывают фигуру, но цвета действительно ей идут. Такой яркий Хана не носила никогда. Глаза становятся живыми, темными, уходят бледность и круги под глазами, а на дне зрачка зажигается огонек жизни. И все это действительно за пару дней. За каких дней? Хана моргает на собственный вопрос. Когда она была дома? Во сколько сегодня пришла в университет? Где… — Хана, — Хенджин касается ее талии аккуратно, вырывая из странного водоворота мыслей. Точно, она пришла сюда с Хенджином. Он держал ее за руку, когда к ним присоединился Джисон. Хван попросил подождать в столовой, пока сбегает за любимой для них газировкой. — Прости, я просто… — Хана не может подобрать правильные слова. Успокаивается, когда Хенджин касается губами ее виска. Медленно, вдыхая влажный аромат волос и воды, и улыбается, глядя на себя и девушку в отражение. Ли тоже улыбки скрыть не может, но отстраняется, чуть вскидывая подбородок. — Не распускай руки. У нас даже свидания нормального не было. — Хочешь сказать, что после свидания я могу их распускать? — делает шаг назад Хван, становясь крайне задумчивым с нахмуренными бровями и витающим взглядом. — Смотря, насколько хорошо оно пройдет, — дразнится Хана, делая шаг к нему. Хенджин чуть удивлен, кивает примирительно, а во взгляде зажигается чертовский огонек. Хана обходит его по кругу, закидывает свой рюкзак за спину и поднимает мокрую обувь, глядя на нее откровенно неприязненно. — Тогда жду вечером, — она вздрагивает, совершенно не ожидая того, что Хенджин все-таки осмелится прижать ее близко к себе. — В кабинете преподавателя Пака. — Ты серьезно? — удивление отдается в груди Ханы. — Абсолютно, — усмехаются ей в макушку, а затем все-таки выпускают. Хана выходит, не оглядываясь. Шлепает босыми ногами по коридору, слыша, как вдогонку Хенджин хочет дать ей свои сандалии, но уходит она быстрее. Давит улыбку в себе, а та расцветает сама собой, сверкает ярче всех бриллиантов. Хана поднимается на третий этаж и совершенно этого не замечает. Вбегает резко в нужную ей аудиторию, в надежде, что преподавателя нет на месте. Аудитория 318 оказывается пустой. Хана замирает спустя два шага, будто наталкивается на стену. Ей кажется, что позади нее захлопнулась ловушка, хотя, на самом деле, всё было идеально тихо. Напротив нее, чуть склонив голову, стоит госпожа Ли. Ее призрачная фигура едва виднеется в свете солнечных лучей, а заплаканные глаза смотрят с такой грустью, что у Ханы тут же щемит в сердце. — Милая, — тихо откликается мама, на что Хана едва может отрицательно качнуть головой. — Пора тебе кое-что вспомнить.

***

Хенджин в который раз поправляет воротник своей белой рубашки. Еще раз внимательно пересчитывает количество цветов на каждой парте. Розовая камелия окутывает своими ароматами всю аудиторию. Бесконечное множество этих цветов ютятся на каждой парте, на ступенях, у преподавательского стола. И куча огонечков-свечек не тухнут, оплывают воском, даруя достаточное количество романтического освещения. — Кто делает свидание в универе? — продолжает сетовать Хан, хватая еще один букет из багажника машины Минхо. — Ты хоть раз делал? Джисон отрицательно качает головой. На этот же вопрос также отвечает Минхо, укладывая цветы удобнее в руках. — И как тебе разрешили? — недоумевает Хан, поднимаясь по тихим пустым коридорам. — Я в оргкомитете состою, забыл? — усмехается Хенджин, расставляя цветы по столам. — Это оригинально, — кивает одобрительно Минхо, разглядывая внимательно Хвана и цветы. — Если мне нравится, то девушке точно зайдет. — Ты бы дал за цветочки в аудитории? — хмурит брови Джисон и довольно улыбается, когда два его друга хором просят его заткнуться. — Учитесь, пока я жив, — Хван кидает быстрый взгляд на Хана, который никак не мог поджечь свечу. — Тебе бы в организаторы свадеб, — вздыхает Белка, морща нос. — Ну, а что? Джинни качает головой, поправляя и расставляя все, указывает Лино и Хану нужные позиции, а затем выпроваживает, благодаря за помощь. — Ключи помнишь где? — интересуется Джисон прежде, чем покинуть аудиторию. — Помню, — кивает Хван, поджигая последнюю свечу. — Там же и презерв… — Думаю, он без тебя справится, — хватает за шкирку парня Минхо и они уходят. Хенджин слышит удаляющиеся шаги и смеется. Проходит жалкая минута, и он уже в третий раз поправляет рубашку. Интересно, волноваться так нормально? Четвертое по счету сообщение не прочитано. Хван хочет набрать, узнать, все ли нормально. Пальцами касается камелии, выстукивая второй рукой пятое, контрольное, сообщение. Он сам не знает, почему эти цветы выбрал. Потянуло его к ним, когда увидел. Словно это было что-то важное. Хенджин набирает номер, но гудки не идут. Он чертыхается, запускает пятерню в волосы, и слышит вдруг, как дверь открывается. На пороге Хана Ли, одетая в идеально-белое короткое платье. Такое же, как и на день красок. Оно ей чертовски идет. Медиум замирает, как и рваный вдох Хенджина. Он растягивает воздух в легких, всматриваясь в не-ведьму, окутанную теплым сиянием свечей. Будто из другого мира, из его абсолютно странных представлений о жизни. Хван делает шаг к ней. Всматривается в изученное до кончиков ресниц лицо, в блестящие темные глаза. Хана разрывает расстояние между ними прежде, чем Хенджин успевает что-то сказать. Прежде, чем он что-либо вообще успевает заметить. Хенджин лишь замечает покрасневшие глаза. Неприятное предчувствие взрывается в груди, он тянет к ней руку и Ли касается его пальцев, сплетает их со своими. Делает еще шаг, одним взглядом просит о тишине. Без вопросов, без лишних слов. Замирает непозволительно близко, нарушает собственные фобии и рамки, тянется к нему, и у Хенджина дыхание замирает на ее губах. Он касается ее так, как и не думал, не представлял: слишком нежно, до дрожи болезненно. Целует медленно, просто касается губ, замирает так, чтобы почувствовать тепло от тела, прижимающегося к нему. Он сам вжимается ближе, тянет носом воздух, чтобы судорожно выдохнуть, поцеловать глубоко, безумно, сладко. Чтобы дух выбился, а земля ушла из-под ног. И неважно что будет, когда он целует жадно и нетерпеливо, нежно и до дрожи бережно, будто целует впервые в жизни, чувствует впервые в жизни. Прижимает ближе, хотя, кажется, ближе уже некуда, прижимается сам и зарывается пальцами в мягкие волосы. Чувствует на своей шее прохладные пальцы, а во рту будто разливается вкус персиковой газировки и самых любимых чипсов. Хенджин тяжело выдыхает, когда случайно касается влажной женской щеки. Открывает глаза, вглядываясь в лицо Ханы Ли и искренне не понимает, почему девушка плачет. Его словно на электрическом стуле от их первого поцелуя прокатили, но не до слез же? Хенджин выдает улыбку, касается губами уголка чужого рта, хочет еще много-много раз целовать ее и вызывать только светлое, нежное, трепещущее. Что-то внутри бьется в нем, что-то скользит по ребрам, когда Хана в последнюю секунду отстраняется, замирает взглядом сначала на его губах, а затем тонет во взгляде. Хенджин стирает слезы большим пальцем с ее щек, прикладывается своим лбом к ее и дрожит, будто перед расстрелом. Пожалуйста, только не говори… Не говори… Он просит ее молчанием, но Хана только сильнее вжимается щекой в его ладонь, чтобы затем отпустить. — Хенджин, — его имя слетает легко, разбивает тишину и отдается в груди. — Что… — он выдавливает эти слова из себя, тянется к ней, к теплу, к жизни, к чувству, — случилось? Нужно быть очень сильным человеком для этого вопроса. Нужно быть мужественным и стойким, не сломаться, когда от тебя делают шаг, расцепляют пальцы, погружают во тьму. Рука Хвана так и замирает, не дотягиваясь до медиума. Всего сантиметр и он снова обязательно будет счастлив, не будет одинок, уйдет страх и вместе с ним уйдет и… — Мне жаль, — Хана прикладывает дрожащие пальцы к своим губам, будто запечатывает их, но продолжает говорить, говорить и говорить, потому что иначе больше нельзя. — Мне так… Плохо, больно, невыносимо, ужасно. Но Хана глотает эти слезы, пока Хенджин вглядывается в ее лицо и все там читает. Каждую строчку, каждую букву. — Скажи это, — он так давно знает, что уже забыл. Хана плачет искренне, Хенджин чувствует. Тоже бы заплакал, да сейчас уж точно не выйдет. И привычный холод рубит его по ребрам, когда он слышит то, что должен был услышать еще в самый первый день, когда только увидел медиума. — Ты умер, Хван Хенджин. Ты всего лишь призрак.