Маленькие люди

Я наспех напечатала сообщение и без раздумий отправила его. Вот так просто репетиторство по родному языку было отменено. Хорошо ещё, что в этот день не было смены в кафе. Дядя очень не любил прогулы. Ким Намджун непременно воспользовался бы его недовольством и жужжал бы у него над ухом. Он и так только это и делал. Достал. Неужели он и раньше так меня контролировал? Почему я это позволяла? Мы с ним не разговаривали с того самого дня, как я побывала в Скворечнике. Отчасти это было обусловлено тем, что он снова стал бы расспрашивать меня обо всём. Но на этот раз я уже не смогла бы ответить, что в биографии Ким Тэхёна всё гладко и ровно, без каких-либо шероховатостей. Только, конечно, если не решилась бы соврать. Но врунья из меня отвратительная, а у татуировщика был очень острый нюх на ложь. Так что в последние дни я обходила его салон за три версты. Однако с дядей он всё так же общался, и это принесло свои плоды. Буквально накануне дядя подошёл ко мне и стал расспрашивать как бы невзначай, где этот Ким Тэхён живёт и чем занимается. А я ему: «Он курьер», — потому что я не собиралась разбалтывать чужие секреты. Тогда дядя спросил, где именно Тэхён работает курьером. И тут уже я запнулась, тем самым безбожно паля всю контору. В итоге я всё-таки намолола нечто вроде: «Кажется, в каком-то кафе… что-то не могу вспомнить название…» Но дядя, конечно, прекрасно понял, что я чушь несу — хотя ничего и не сказал. Спасибо, Ким Намджун. — Теперь мне неловко, что Чимин должен быть моим преподавателем, — вздохнула я, возвращаясь в реальность. — Наоборот, — провозгласил Чонгук, — пусть это будет именно он. — Вот именно, — добавил Тэхён, осматриваясь по сторонам. Тэхён и Чонгук не помнили, где оставили машину. Они забрали меня с репетиторства по истории, но в этом районе можно парковаться только тем, кто здесь живёт. Так что они припарковали автомобиль где-то неподалёку и пошли мне навстречу, и теперь мы битый час слонялись по округе в его поисках. — Как можно было оставить машину и забыть, где? — негодовала я. — И ещё мы, кажется, уже были в этом месте. — Тут надо свернуть направо! — вдруг воскликнул Чонгук, указывая на перекрёсток спереди. Подобных перекрёстков тут было завались. Однако Чонгук оказался прав. В прошлый раз, если мы действительно проходили именно здесь, мы никуда не сворачивали. Теперь же, когда мы прошли мимо маленькой детской площадки, они наконец перестали ссориться по поводу того, куда свернуть теперь, и оба признали, что узнают эту местность. Вскоре мы нашли их автомобиль. Им оказался маленький доисторический Хёндай грязно-голубого цвета. — Дэнни арендовал нам эту старушку для работы, — объяснил Тэхён, когда я спросила, откуда у них машина. Он уселся за руль. Мне позволили сидеть спереди, а Чонгук обустроился на заднем сиденье. — Не знала, что у тебя есть права, — хмыкнула я, пристёгиваясь. — Права-то есть, — хихикнул Чонгук, — но лучше не спрашивай, кто ему их выдал. Я округлила глаза. — Они ненастоящие? — Не переживай, — вздохнул Тэхён, при этом не ленясь наградить подлого товарища хмурым взглядом через зеркало заднего вида, — я отличный водитель. Мне с первого же дня понравился Чон Чонгук. Понимаете, он был более открытый, но при этом как будто не любил всякие откровенности. Ким Тэхён, с ним всё наоборот. Он то и дело с тобой откровенничает, но при этом ты ни черта его не знаешь. И разговоры у вас вечно по душам, а сама его душа при этом — потёмки. Чонгук был совершенно не таков. Он готов выдать тебе все секреты, серьёзные и не очень, просто потому что… ну, потому что язык у него за зубами не держится. И на такие вещи, как личное пространство, ему начхать. Но в то же время он не любил всякую мурятину, как он сам это называл. Под мурятиной он подразумевал это самое — то есть откровенные такие, чувственные и душевные разговоры. Ему скорее нравилось похохотать с чего-нибудь, согнувшись буквой «г». Вообще, он был парень довольно несерьёзный, но очень простой. И порой, когда Тэхён наводил туману (что бывало частенько), Чонгук мог взять и просто сдуть этот туман, даже особо не напрягаясь. Тэхён на него за это бесился, наверное, потому что от таких выкрутасов сильно страдал его имидж. Но для меня это был полный восторг. Тэхён написал мне, ещё когда я была на репетиторстве. Мы с ним и до этого виделись пару раз. Первый, чтобы сгонять на крышу одного офиса, на которую он мог пробраться. А второй, чтобы поесть бургеров, в смысле настоящих мясных, а не макдональдских — это ему вдруг приспичило. В последний раз он захаживал за мной вечером покачаться на качелях и рассказать про бал. Оказалось, его организацией занималось некое семейство неземных богачей в честь какого-то их знаменательного события, причём состояться этот бал должен был в банкетном зале на одном из их огромных земельных участков. Уметь танцевать на самом деле было не так уж и обязательно, если ты записался не в качестве гостя, собирающегося участвовать в программе. Для многих гостей это была просто костюмированная вечеринка, на которой дресс-код — условие для входа. Однако у нас был билет как раз на эту самую программу, поэтому нам стоило подготовиться. В общем, позвонил он мне где-то после обеда и заявил, что можно провести первый танцевальный урок. Я думала было отказаться из-за второго репетиторства, честное слово! Но тут же вспомнила, что накануне мы переписывались всю ночь, и я не сделала домашнее задание. А моя репетиторша по корейскому языку — это совсем не то же самое, что историчка. Она никогда не стеснялась закатить тебе хай, если ты осмеливался прийти на её занятие неподготовленным. Видите? Абсолютно всё было против учёбы в этот день. Тэхён ещё объявил, что он за мной приедет, да ещё и с Чон Чонгуком, да ещё и отвезти учить танцам. Так что я не виновата — это простая арифметика. Как только мы уселись в машину, стал накрапывать мелкий дождик. День вообще с самого утра был неважный, влажный, какой-то зеленоватый, хотя и тёплый — в общем-то всё к дождю и вело. По пути до Скворечника Тэхён дал разрешение покопаться у него в бардачке и выбрать там, чего бы послушать. Я себя чувствовала королевой. Но музыка у него оказалась вся незнакомая. Я перебирала диски, хмыкая и кивая, мол, «это не то, и это не то, нет, нет…» — как будто знаю этих исполнителей чуть ли не лично каждого. Так я добралась до The Smiths, единственной смутно знакомой группы среди толпы незнакомцев. Намджун показывал мне их пару лет назад, когда мы с ним только познакомились. Я достала диск, вставила его в проигрыватель, и заиграла песня «Some girls are bigger than others». Я нашла её грустной и поделилась своими ощущениями с ребятами. А Тэхён ответил, что в ней поётся о размерах девчачьих грудей. Он держал ладони на руле и не отрывал серьёзного взгляда от дороги — круто выглядел, одним словом. В этот день он снова был здорово прикинут, как на праздник. На нём была белая рубашка в тонкую чёрную полоску, свободная такая, широкая, а поверх неё чёрно-красная олимпийка с бело-голубой полосой на груди. Такие цветастые олимпийки, иногда ещё со всякими светоотражающими прибамбасами, были очень модными на то время — не знаю, правда, как сейчас. Рубашка была заправлена в белые широкие брюки спортивного покроя. В ушах серьги, на пальцах кольца — всё как всегда. Что до Чонгука, тот был в широченных, как парашюты, классических брюках песочного цвета и в такой же светлой водолазке. В классической одежде он вообще ходил буквально всегда, когда не работал, и особенно любил всякие водолазки в обтяжку — в них было видно, как он здорово сложен. Я поняла, что сильно поторопилась, когда списала Чонгука со счетов в прошлый раз — он тоже имел страсть к нарядам. Стоит ли каждый раз упоминать, что на их фоне я выглядела бедной крестьянкой? Им, похоже, очень нравилось расхаживать вот так. Вскоре мы доехали до Скворечника, оставили машину на дороге неподалёку от двора и направились в дом. Дождик всё ещё накрапывал, противный и мелкий, однако, надо отдать ему должное, тёплый. Меня впервые провели на второй этаж, где за одной из дверей оказалось пустое помещение: маленькая, но светлая комнатушка с белыми стенами и глянцевым паркетом. Там передо мной появился Пак Чимин. Его мраморное, как у статуи, лицо ничего не выражало. — Привет, — сказал он, — я был немного груб с тобой в прошлый раз? Знаете, бывают люди с такими мягкими, милыми и округлыми чертами, что даже походят на детей и, разумеется, у всех вокруг вызывают восхищение. Но тем страшнее, если вдруг по какой-то причине они напускают на себя серьёзный, отчужденный и холодный вид. Пак Чимин был как раз таким. Он походил на куклу, никак внешне не выражающую свою неприязнь, и всё-таки жуткую. Всё дело было в его глазах, я думаю, — а если точнее, во взгляде, будто скрывающем тайную враждебность ко всему окружающему миру. «Он ждёт, что я буду отрицать?» — Да, был, — сказала я, изо всех сил имитируя спокойствие. «Ты и сам-то мне не особо нравишься». Улыбка коснулась уголков губ Чимина. «То-то же, — подумала я, — трюк не прокатил». — Ну, если так… — произнёс он таким голосом, будто сам не особо в это верил, — тогда извини. У меня не было намерений тебя обидеть. — Хорошо, — ответила я всё таким же ровным тоном, — прощаю. Не «ничего страшного», не «забудь об этом», а «так уж и быть — прощаю». «Ты хочешь общаться вот так, — подумала я, — но я тоже так умею». — Отлично! — Чонгук с такой силой треснул Чимина ладонью по спине, что тот едва не свалился. — Теперь мы всё уладили. Я перевела взгляд на смотревшего на меня Тэхёна, надеясь, что он прочувствует мою немую благодарность. Всё-таки получить это злосчастное извинение было приятнее, чем я ожидала. Отчасти приятно было именно потому, что Тэхён выбил его ради меня. Конечно, уладили мы всё только на словах. В лисьих глазах Чимина не прибавилось тепла, да и мне он не стал более симпатичен. Однако он действительно стал учить меня вальсу, причём подошёл к этому делу со всей серьёзностью. Насколько я поняла, танцы для него много значили. — Ключевой момент вальса, как и любого другого танца — чувство ритма, — объявил он, выйдя в центр комнаты, вытянувшись и обняв руками воздух, как если бы обнимал партнёра. — Если ты научишься чувствовать ритм музыки, дело останется за малым. Всё остальное: приставные шаги, техника и даже грация — решится на раз-два. Вальс — достаточно простая вещь. Счёт в нём всегда идёт до трёх. Вот так: раз-два-три, раз-два-три, раз-два три… — он закружился в такт своему счёту по центру комнаты. Должна признать, в танце этот парень был прекрасен. Каждое его движение смело можно назвать произведением искусства. В средней школе, ещё когда жила с родителями, я ходила на фигурное катание какое-то время, хотя и совсем недолго. Это, конечно, не одно и то же, но во многом похоже, я думаю. Мне вскоре пришлось бросить, потому что преподаватели жаловались, что легче заставить дерево надеть коньки и станцевать на льду, чем пробовать учить меня сделать это. Но сейчас не об этом. В моей группе была одна девочка, которая танцевала лучше всех. На конкурсах ей вечно ставили высшие баллы за артистизм и технику, и она с малых лет выигрывала медали. Но мне её танец совсем не нравился. Потому что все чувства, которые она демонстрировала и за которые ей ставили такой высокий балл, казались мне липовыми и неуместными. Понимаете, она изображала то грустное, то радостное выражение, то корчилась, то вытягивалась в лице — словом, выжимала из себя по полной. В группе были ребята, которые не гримасничали столько, но их частенько недооценивали как раз из-за того, что они не гримасничали. А по-моему, в танце, как обычном, так и на льду, артистизм должен проявляться в движениях, а не в грустной моське. Так вот, я не знала, занимался ли когда-либо Пак Чимин танцами профессионально, но выходило у него именно то, о чём я говорю — то есть передавать эмоции именно через движения. Неописуемо красиво. Даже когда он просто вертелся без музыки, он походил на плывущего по воздуху лебедя. Я не могла этого отрицать, хоть он мне и не нравился. И я бы даже спросила у него, занимался ли он где-то, не будь он таким заносчивым. Когда Чимин закончил демонстрацию, он стал показывать мне, как нужно переставлять ноги. Уже здесь начались проблемы — я то и дело ступала куда-нибудь не туда и всё время какой-нибудь не той ногой. Тэхён и Чонгук, которые уселись в углу комнаты на полу, повеселились на славу. Когда я в очередной раз попыталась правильно переставить ноги и провалилась под их хихиканье, Чимин вышел из себя, развернулся к ним и сказал: — Наружу. Они сначала не согласились, но он надавил. Мол, мне из-за них не сосредоточиться — а потому вон отсюда. Тогда им, к моему ужасу, пришлось послушаться. — Мы подождём внизу, — сказал Чонгук. А Тэхён долго ещё на нас поглядывал и напоследок сказал Чимину: — Веди себя прилично. Мы с Чимином остались наедине. Моя неловкость резко взлетела до небес. — Так… — сказала я, умом снова возвращаясь к движениям. — Значит, нарисовать квадрат и двигаться по его траектории. — Давай уже попробуем вместе, — сказал он. Я даже сказать ничего не успела, как он приблизился ко мне, правильно поставил мои руки и повёл в танец. «Левая нога вперёд… теперь правая, — крутилось в моей голове, — теперь влево, теперь опять вперёд». Несколько раз я едва ли не сбилась, но получаться стало намного лучше. — Почему ты согласилась пойти? — спросил Чимин. — Ты же не умеешь этого делать. Я подняла на него глаза и увидела красную надпись на древнегреческом языке у него на шее. — Решила, что это может быть весело. — Танцы? — он двинул бровью. — Или Тэхён? «Прямое попадание». — И то, и другое, — ответила я, — а какие у тебя с этим проблемы? Он пожал плечами. — Никаких. Я нахмурилась. — Что-то непохоже. Улыбка коснулась его губ, но не глаз. — Я тебе ничего плохого не говорил, так что всё это доводы. — Я слышала всё, о чём вы говорили в прошлый раз. Так что это не только доводы. Чимин смотрел куда-то над моей головой. Я оступилась и сбила ритм. Мы начали по новой. — Я знаю, что ты слышала, — в конце концов ответил он, — и надеялся, что этого тебе будет достаточно, чтобы понять, что тебе здесь не рады, обидеться и не приходить больше. — Я задам свой вопрос ещё раз: какие у тебя с этим проблемы? Чимин вздохнул. — И до этого было много опасностей, а своим несвоевременным появлением только пополнишь их список. — Я? — изумилась я. — И чем это я могу быть опасна? Внезапно Чимин остановился, одной ладонью обхватил мою шею со стороны затылка, а вторую, прежде чем я успела закричать, плотно прижал к моим губам. — Слушай меня внимательно, — тихо произнёс он, — отвечай на каждый мой вопрос честно. Поняла? Я задрожала, как осиновый лист на холодном ноябрьском ветру, и покивала головой. «Тэхён сейчас в этом доме». Нужно было всего лишь закричать, но у меня едва хватало сил, чтобы сделать вдох. У Пак Чимина были удивительно холодные и удивительно цепкие руки. Казалось, он мог сломать мне шею так же легко, как мог бы проломить соломинку — одними только пальцами. — Много Тэхён успел тебе рассказать? — тихо спросил он. Всё ещё дрожа, я отрицательно покачала головой. — Ты знаешь, кто мы такие? «Телохранители?» Что-то подсказывало мне, что будь оно так — он не стал бы спрашивать. Поэтому я снова покачала головой. — Но ты догадываешься, верно? — прошептал Чимин, приблизившись настолько, что весь мир сузился до двух глаз, смотрящих на меня с необъяснимой злобой. Ему пришлось невыносимо долго ждать ответа. Пак Чимин в этот момент дышал так же громко, как и я — только вот не от страха, а от ярости и нетерпения. Шея побаливала. Мне было непонятно, какой вариант ответа будет самым безопасным. Поэтому я выбрала честный. И кивнула головой. «Даже у самого наивного появились бы подозрения после такого вопроса, идиот ты несчастный». Желваки на его лице заходили ходуном, а глаза заблестели. Он вышвырнул меня из рук с такой силой, что я потеряла равновесие и чуть было не свалилась, но удержалась в последний момент, отлетев назад на несколько широких шагов. — Ты уйдёшь, — сказал он, — и оставишь Тэхёна в покое. Мы найдём для бала кого-нибудь другого. Я выпрямилась на ослабших ногах, потирая шею. Образ Ким Тэхёна, совсем недавно стоявшего в этой комнате, возник в голове. «Так это правда», — прошептала моя горесть. Он действительно был тем, кем татуировщик его считал. Хотелось бы мне прийти в неподдельный шок от таких новостей, но знаков было слишком много. — Кто вы такие? — спросила я. Всё-таки мне нужно было знать. Хотя я уже догадывалась, нужно было, чтобы кто-то сказал вслух — иначе не поверю. — Проваливай отсюда. Нам здесь не нужны зрители. Злой он был, как собака. Я и сама не понимала, чего он так на меня злится. Возможно, он сам по себе человек такой, и всё-таки это странно. — Говори, кто вы такие, иначе я буду болтливой, — выдала я. — Всем расскажу, что ты мне тут устроил. И вообще расскажу всё-всё-всё, — зачем я так сказала, ума не приложу. Я толком и не знала ничего, чтобы можно было что-то кому-то рассказывать. Чимин развернулся ко мне с круглыми, как блюдца, глазами. Его ладони сомкнулись в кулаки, и в ту секунду мне действительно показалось, что он меня сейчас поколотит. Однако почему-то я его не боялась. Хотя я, конечно, могу и привирать, но сейчас мне действительно так кажется. — У меня принцип, — прошипел Чимин, — я не обижаю женщин. — О, я вижу, что ты сама галантность, — глухо прохрипела я, не отнимая ладони от шеи. — Кто вы такие? Чем вы занимаетесь? Я бросила взгляд в сторону двери. А сама продолжаю приговаривать: «Давай, рассказывай, кто такие». Однако от Чимина не ускользнуло, что я подумываю улизнуть. — Думаешь, я не смогу тебя достать, даже если ты сейчас уйдёшь? — Не сможешь, — ответила я, — но я не побегу. Потому что Тэхён не ответит на мои вопросы. — С чего ты взяла, что на них отвечу я? — С того, что я могу взамен пообещать, что буду молчать и ты больше меня не увидишь. Здесь его взгляд дрогнул, но всего на мгновение. И снова — мраморная непроницаемость, кукольная маска вместо лица. Не вызывал у меня симпатии этот тип. — Хорошо, — почти торжественно провозгласил Чимин, — обещай. В комнате воцарилась тишина. «Раз-два-три». Отличный получился танец. Если честно, до сих пор понятия не имею, что на меня тогда нашло. В последнее время я была сама не своя. Может, всё это вина дурацких стрессов. Когда человека душат — естественно, чёрт подери, он начнёт буйствовать. «Раз-два-три». А может, это всё влияние Ким Тэхёна. Он знал, как открывать все двери, и знал, что за ними находится. Могло ли это заставить меня верить, что он может знать и нужную мне дверь тоже? «Раз-два-три». Одно могу сказать точно: я, наверное, сошла с ума. Слетела с катушек. Лишилась рассудка. Я вдруг позабыла обо всех элементарных наставлениях, которыми меня кормили с раннего детства. Я позабыла обо всех поучениях татуировщика, занудных и очень правильных. — Ну же, — поторопил он, — обещай! Я продолжала хранить молчание. Стоит перед тобой злющий бык и требует, чтобы ты что-то ему говорил, а ты молчишь в тряпочку и хоть бы хны. Говорю же, у меня совсем голову отшибло. — Обещаю, что никому ничего не скажу, — пролепетала я. — И что больше здесь не появишься. Тишина. Пак Чимин улыбнулся, на этот раз во все тридцать два зуба, и на этот раз его глаза превратились в две игривые щёлочки. — Я разрешаю тебе самой сделать предположение. Как думаешь, чем занимается Тэхён? Я сглотнула накопившуюся слюну. — Вы какие-нибудь… бандиты? — Правильно. Сердце заколотилось, как оголтелое. — Я так и знала, — прошептала я. — Вы в какой-то группе? — Той самой, которая организационная преступная, — подтвердил Чимин, — да, именно так. Я злопамятный человек, Шин Рюджин. Если из-за тебя у меня что-то сорвётся, проблемы будут и у тебя, и у всех, кого ты знаешь. «Сорвётся». — Я никому ничего не скажу. — Ты и без этого можешь навредить, — он двинул бровью. — Что-то ты не сильно удивлена. Ты одобряешь подобное? — Конечно, нет. — Тогда почему такая безмятежность на лице? Тэхёну и Чонгуку было по восемнадцать, а вот Пак Чимину — двадцать два. Как-то раз Тэхён упоминал об этом. В тот день я и сама почувствовала, что он старше. — Тэхён… и Чонгук не кажутся мне плохими. Чимин поджал губы. — Это заблуждение, что среди бандитов водятся одни плохиши. Со своими достоинствами, со своими недостатками — такие же обычные люди, как и все остальные. — Но вы нарушаете закон… правильно? — Потому что не боимся попробовать, — холодно пропечатал Чимин. — Большинство людей не нарушают закон, потому что боятся наказания, а не потому что ими движут их собственные нравственные качества. — И всё-таки законы существуют, — выплюнула я, — а это значит, что в людях заложены нравственные качества. — Разве что в той горсточке, которая эти законы писала, — усмехнулся он, — и то, эти законы были написаны всего лишь для регулирования общества. — Какие красивые оправдания для своих злодеяний. — Хочешь сказать, я не прав? Представь, нам разрешат безнаказанно убивать. Как думаешь, количество убийств останется прежним? — улыбка поползла по его лицу. — Твои «хорошие» Тэхён и Чонгук поддерживают меня… впрочем, ты права, считая их таковыми. В сравнении с некоторыми мы — самые настоящие святоши. У нас есть принципы. — У кого именно — у нас? — В нашей организации. — И чем занимается ваша организация? — Ну уж нет, — усмехнулся он, — этого я тебе рассказывать не буду. У тебя, похоже, были сомнения. Надеюсь, я рассказал достаточно, чтобы лишить тебя их. Чимин прошёл к двери и открыл её для меня: — Уходи, — сказал он, — на сегодня твой урок окончен. Я оценил выбор Тэхёна. Ты очень красивая птичка. Но ты несёшь смерть на своём хвосте.