имбирь и мёд

Есть что-то опасное в линиях жизни. Линии жизни – это предназначение, судьба, участь, фортуна и немного удачи. Глупо слепо доверять такой старинной, древней и похожей на басню сказке. Его бабушка была непреклонна в таких разговорах – что Боги ничего не решают, но милостивы к тем, кто молился и верил. Но Шисуи не из таких людей. Шисуи живет с целью, решительностью, сочувствием, ради справедливости, и, самое главное, честно. Выросший в городском районе Столицы Огня, это означало, что он видел и слышал вещи, которые не должен был видеть и слышать в своем возрасте. Возможно, это был вопрос времени. Будучи родом из милитаристской и сильно политизированной семьи, было неизбежным, что его детская непорочность и чистота будут разрушены так же, как и его восприятие мира. Итачи, кузену Шисуи, повезло меньше. Итачи был вынужден выйти за пределы своих возможностей с детских лет, и принимал всё как должное. Это было нездорово, но это было неизвестно из-за его наследия. Поэтому, когда Шисуи получил резанную рану прямо поперек своей ладони на его последнем задании под прикрытием, которая практически повредила бледную, морщинистую кожу, и изуродовала его линии жизни уродливым шрамом, он должен был задаться вопросом. Задаться вопросом, может ли это что-то значить. *** Суи-Ла находится на окраине Конохи, в нескольких сотнях миль от столицы, и в то время, как для него было бы благоразумно переехать в другую страну, есть что-то блестящее в идеологии «прятаться на виду у всех». Это сельский район, с большим количеством земли и разбросанными домами. Это небольшой городок, расположенный в центре Суи-Ла с её рынками, магазинами одежды, пекарнями и мясными лавками. Не так уж далеко от домов – учитывая, что они окружают город – но это расстояние. От покатых зеленых холмов, золотистой пшеницы возле коттеджей и оврага, который имел свою душу – здесь тихо и странно. Шисуи может почувствовать запах листьев и деревьев. Теплое солнечное сияние напротив гардений и пионов. Мягкое позвякивание деревянного колодца, бьющегося о стены, и мягкое мерцание колокольчиков-фуринов. Обидно, что ему приходится распаковывать вещи, потому, что иначе он лежал бы на траве и нежился на солнышке, как спящий кот. *** Распаковка вещей, честно говоря, такой геморрой. Он хмурится при виде своих коробок, подписанных как «хрупкое», сгрудившихся в углу, готовых быть разорванными и отброшенными в сторону. В них наборы тарелок, фарфор из белой кости и хрустальные стаканы, засунутые в пенопласт. Пораженно вздохнув, он решает отложить канцелярский нож на гранитную столешницу и прогуляться. Нет смысла беспокоиться, думает он. Брусчатка и сухая галька дробятся под его ногами. Ива гордо возвышается на углу подъездного пути, скрывая кусты роз и птиц поющих в их ваннах. Он касается плакучей ветви, маленькие бугорки бутонов скользят по подушечке его большого пальца. Что-то яркое и розовое мелькает в уголке его глаз. Но оно исчезает, как только он поворачивает голову. *** В следующий раз, когда он ловит проблеск розового, он отказывается от своего первого вывода. Оно не розовое, но перламутровое. Розовато-белое, переходящее в насыщенный имбирный, и прячущееся между лепестками. Это волосы. Шисуи знает, это звучит нелепо, но у неё розовые волосы. Он не может увидеть её лица, верхняя часть которого закрыта соломенной шляпой, на ней сиреневая блузка и белые джоггеры, слишком светлые, чтобы быть испачканными. Но, может быть, солнце делает это возможным. Солнце, безусловно, ярче и сильнее в этой части Листа. В столице было жарче, но там солнце не было таким жестоким. Возможно, это компромисс. В конце концов, здесь в Суи-Ла, гораздо прохладнее. Шисуи смотрит, как она несет ящик с землей. Он прищуривает глаза, хорошо, ну это хотя бы похоже на землю. Землю, покрытую белыми маленькими камешками и зелеными саженцами, скрученными в своих корнях. Она приседает с пластиковым ящиком и берет пакетик с землей – растением, понимает он потом – и помещает их в небольшой колодец. Ловкие пальцы вращают корни до тех пор, пока они не сравняются, и мягко поглаживают их. Промыть и повторить. Шисуи не уверен, как долго он стоит там, наблюдая, как она сажает свои ростки; в задней части его шеи появляется жар, который скатывается вниз по позвоночнику и оседает у основания его ног. Он укрывается от сияющего яркого солнца под деревом, и когда оборачивается, чтобы посмотреть на неё – – она ушла. *** Какая-то часть него – детская, чудная, почти невинная его часть, та его часть, которая отказалась умереть глубоко внутри него, потому что в нем все ещё оставалась вера – верила, что она не настоящая. То, что розовая фея, мельком увиденная им позавчера, была всего лишь плодом его воображения. Он наливает себе чашку зеленого чая и садится за стойку. Микото-обаа* отругала бы, если бы узнала, что у него нет традиционного обеденного набора. Шисуи действительно любит свою столешницу, ему нравится белый и кобальтовый водоворот мрамора. Ему нравится гладкая поверхность и сглаженность среза. Ему нравится, что он может сидеть на своем стуле и вертеться. Повернуться, и увидеть солнечные лучи, выглядывающие из-за занавесок, и рассеивающиеся в воздухе. Он думает, что возможно столешница это нелогично, потому что для того, чтобы её использовать, ему придется готовить, а его младший кузен по сей день клянется, что рисовые шарики Шисуи чуть не убили его. Шисуи отказывался говорить с ним в течение пяти дней. Он голоден, скучает и несчастен. Когда он выходит из дома и запирает дверь, то видит её в обрезанных джинсах и белой блузке. Её ловкие, волшебные пальцы касаются стеблей маргариток. *** «Вот, держи, отчаянный, - Гурен – так её зовут, судя по бейджику – ставит перед ним тарелку супа и тарелку салата из морских водорослей. – Ты уверен, что не хочешь сэндвич или что-нибудь ещё? – она смотрит на него настороженно. – Для супа жарковато». «Для супа никогда не бывает жарко, - Шисуи одаривает её дружеской улыбкой и затем наклоняет голову. – Отчаянный?» «О тебе ходит куча слухов, знаешь, - её голос тягучий, слабый акцент тянется к последнему слову. – Одни говорят, что ты шпион, другие – что ты главарь наркобизнеса, третьи – что ты беглый принц, ищущий свою невесту, чтобы ослабить одиночество уединения, - она фыркает на это. - Я уже много раз видела этот взгляд, парень. У тебя есть выдержка. Ты солдат?» Есть доля правды в этих слухах. Он работал шпионом на одного из лидеров наркобизнеса, но он не был принцем и не искал невесту; его глаза всё ещё искали розовую нимфу. Так что, возможно, она не ошиблась. «Нет, мээм, - усмехается Шисуи. – Не солдат. Я думаю, здесь вокруг их слишком много, в любом случае». Он бывший полицейский; на одну ступень ниже солдата, но на одну ступень выше гражданского. Гурен кивает, и смотрит на него настороженно. Она улыбается мило и резко: «Я с тобой разберусь когда-нибудь, моп-топ». *** Шисуи размышляет над тем, что ему сказала Гурен. В городе много подозрительных людей. Возможно, потому что Суи-Ла – сельский район; люди уезжают отсюда, а не приезжают. Может быть, он хочет выбраться из города и зажить простой жизнью, оправдывает он себя. Нет ничего неправильного или странного в том, что он живет здесь. Правда в том, что после ареста наркокартеля Данзо, тайно на его жизнь было совершенно несколько покушений. Залечь на дно и уехать из города было его лучшим выбором. Микото-обаа была вся в слезах, но понимала, когда он сказал ей, что уезжает. Итачи – его бедный, драгоценный кузен – был обескуражен, но сердился совсем не на него. Он был зол на цепь событий. Интуиция горожан была на высоте. Но Шисуи не хотел выдавать свои секреты. *** «Имбирь?» - Шисуи поднимает пучок золотистого волокна, который он нашел на земле у закусочной. Ошарашенный странным растением – так ли это? – он смотрит на отметину на волокне. Оно тонкое, великолепно протерто, почти как тонкие волоски, и выглядит свежим. У человека, который срезал это растение, ловкие пальцы, умело управляющие лезвием. «Ой, извините за это. Я и не заметила, что он выпал из моей коробки», - послышался голос, воздушный и легкий, как сам ветер. Шисуи медленно оборачивается, будто солнце растворяется перед своим заходом. Воздух покидает его легкие с громким щелчком, когда его глаза останавливаются на ней. Розоволосая фея с пятнышком грязи на подбородке и растрепанными от ветра волосами. Он сглатывает, подавляет легкую дрожь восторга – он нашел её – и спрашивает: «Это твоё?» Она кивает, и поднимает свою ладонь, чтобы он отдал найденное ей: «Это для магазина». Шисуи протягивает пучок ей, и спрашивает: «Магазина?» Она хмурит тонкие мягкие брови, и, хлопая своими зелеными – на самом деле зелеными-зелеными – глазами, смотрит на него: «Вы здесь недавно, не так ли?» Он гримасничает, почесывает затылок, и признается с сожалением: «Это очевидно, да?» Она улыбается ему, ямочка подергивается под её подбородком, и засовывает мешочек в свою сумку-мессенджер: «Я здесь единственная, у кого есть аптека». На этот раз глазами хлопает Шисуи: «Вы врач?» «Я предпочитаю термин «травник». Но у меня есть сертификат МД, - она пожимает плечами, и поднимает руку, - Харуно Сакура». Он берет её – с дрожащими пальцами и блеском в глазах: «Учиха Шисуи». *** «Я даже не… - Сакура запинается, озадаченная ситуацией, - я и не подозревала, что у меня появился новый сосед. Сезон сенокоса заставляет всех быть на взводе, я была так занята, - она хмурится больше для себя, чем для него. – Прости, что не представилась тебе раньше». Шисуи фыркает и отмахивается. Он делает ей чашку чая; жасминового, для нервов. «Это не так уж и важно, Сакура». Ему нравится, как её имя слетает с его губ. «Но, как один из очень немногих врачей в городе, я должна хоть что-то сказать, - возражает Сакура, она крутится на его стуле – совсем как он, думает Шисуи радостно – и продолжает. – Я имею в виду, что это просто плохие манеры, ничего не говорить». Он ставит перед ней чашку с чаем. Шисуи пожимает плечами, и садится на свою часть, он смягчает её вспыльчивость следующими словами: «Я всё равно тебя встретил, нет?» Она делает небольшой глоток чая, и бросает на него испепеляющий взгляд. Покачав головой, она печально улыбается: «Пожалуй, это так». «Если ты хочешь загладить свою вину передо мной, - Шисуи смотрит демонстративно и драматично на свои ногти, - ты можешь приготовить мне ужин». Он задается вопросом, не слишком ли он дерзок. Смех Сакуры подобен колокольчикам-фуринам. «Если ты хотел получить бесплатную еду, всё что тебе нужно было сделать, это попросить». Его лицо пылает, одна его часть хотела надуться, а другая – спрятать лицо за ладонями, чтобы скрыть свой румянец, но он довольствуется едва заметной милой улыбкой. Все же, она смеется, в любом случае. *** «Я думаю, ты готовишь карри лучше, чем моя тетя, - Шисуи почти задыхается от вкуса свинины. – Это тыква?» «И картошка», - кивает Сакура. «Серьёзно, где ты научилась готовить? - спрашивает он через несколько минут. – Я могу приготовить лапшу и только». «Не рис? - она усмехается при мысли. Он отрицательно качает головой. – Я чувствую, что за этим стоит какая-то история, - весело предполагает Сакура. – Что касается меня, ладно, моя наставница часто говорила мне: будь то еда или лекарство, каждый ингредиент имеет значение. Я следую этому уроку всегда, когда что-то делаю. Как фермер, я очень бережно отношусь к тому, как выращиваю свои травы и специи». «Ты ведь не из тех, кто помешан на здоровой еде, верно?» - осторожно спрашивает Шисуи. Она закатывает свои глаза цвета мяты, и сухо смотрит на него. «Нет. Но я очень осторожна, когда покупаю ингредиенты. Я думаю, может быть это из-за того, что я врач, я знаю, что определенные продукты и ингредиенты делают с нами». «Тебя это когда-нибудь беспокоит?» Сакура наклоняет голову, «Что ты имеешь в виду?» «Тот факт, что ты так хорошо знаешь обо всех ингредиентах, что не покупаешь некоторые, даже если это выгодно», - он не уверен, что в его словах есть хоть какой-то смысл, но всё что угодно, лишь бы она продолжала говорить. «Я думаю, что качество побеждает количество, - она выгибает бровь. – Ты так не думаешь?» Пища для размышления, задумывается он. *** «Итак, что это такое?» - Шисуи поднимает веточку чего-то фиолетового. «Лаванда, - отвечает Сакура, и продолжает опрыскивать свои растения водой. – Вообще-то кузина лаванды. Помогает людям спать». «Ты делаешь из нее таблетки?» «Нет, - она качает головой, солнце припекает ей плечи. – Это отнимает слишком много времени, и у меня всё равно нет оборудования для таких вещей. Думаю, моя аптека состоит скорее из целостного подхода. Масла, чай и крема, - она бросает ему баллончик с распылителем и показывает на свои розы. – От настоящих фармацевтических вещей я держусь подальше. Вакцины, вероятно, единственная настоящая медицинская вещь, которую я делаю». Шисуи смотрит на нее, и спрашивает с любопытством: «Почему ты кажешься…» «Кажется, что я ненавижу современную медицину? – Сакура морщится. – Я не ненавижу её, но большинство компаний – я уверена, так как такая есть у вас в столице – у них всегда есть скрытые мотивы. Цунаде-шишоу всегда раздражалась, что я не пошла дальше, в область высоких технологий. Таблетки и инъекции. Эффективные вещи. Мне всегда нравился натуральный метод». Шисуи думает, что взгляд Сакуры на медицину должен всегда исходить от сердца. Серьезно и честно. Делать добро, не ожидая ничего взамен. Исцеление – это одновременно нагрузка на разум и тело. Сакура начинает с твоего разума, и прокладывает себе путь в твоё тело. Так было с тех пор, как он впервые увидел её. Несколько проблесков этих ярких, цвета перламутра волос, и она проникает внутрь, как теплый солнечный свет. *** «Так что ты делаешь?» - однажды спросила Сакура. Они лежали бок о бок под плакучей ивой Шисуи, скрытые от яркого солнца и улыбающихся небес. «Что?» - Шисуи хлопает глазами от неожиданного вопроса, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на ее щеку, которая перевернута. Она в двенадцатичасовом положении, а он – в шестичасовом. «Просто ты никогда не говоришь о своей работе или, знаешь… откуда ты пришел, - быстро добавляет она. – И я знаю тебя уже около трех месяцев». Он думает об этом. «Как называется этот город?» «Цубаки», - говорит она ему совершенно очевидное. «Ты когда-нибудь раньше покидала Цубаки или Суи-Ла?» Сакура издает звук: «Несколько раз. Я была в столице Воды, Волне, и маленьком городе в Ветре». «Ты когда-нибудь бывала в столице Огня?» - любопытствует он. «Никогда в этом не нуждалась», - честно призналась она. «Столица огня, - Шисуи вздохнул, - одним словом, параноидная. Лист – милитаристская страна, но большая часть военных находится в столице. Многие граждане предпочитают жить за пределами столицы, просто потому, что городская жизнь чрезвычайно беспокойная, и чтобы побывать во многих местах, тебе нужно иметь разрешение». «Вроде разрешения к секретной информации?» «Хм, вроде того. Преимущественно государственное влияние. Обычно ты должен быть частью клана. Это трудно объяснить. Я служил в полиции». Шисуи слышит мягкий шорох травы, слабое шуршание ткани – её сарафана – и щелчок суставов. Её глаза полны интереса, и она смотрит на него. Розовые волосы нежны в небесном свете и тени, она удивленно выдыхает: «Ты офицер?» «Бывший полицейский, сержант, называй, как хочешь», - он моргает, почти загипнотизированный тем, как её ресницы трепещут в интересе. «Почему ты ушел? – она бессвязно бормочет. – Ты обнаружил что-то плохое? Политическое убийство? Ты в бегах? Кого-то ищешь? Участвуешь в защитной операции?» Шисуи смеется глубоко и поразительно: «Что с тобой и Гурен-сан? Вы смотрите сериал или что-то в этом роде?» «Это просто звучит захватывающе», - краснеет Сакура, и садится. «Подробности засекречены, - говорит он ей через некоторое время. – Но я кое-что обнаружил. Мне пришлось уйти из полиции, потому что люди узнали обо мне». «Ты работал под прикрытием?» - её брови поднялись вверх. «Угу». «Значит, это должно было быть что-то важное? – задумывается Сакура. – Достаточно важное, чтобы заставить тебя скрываться». «Я никогда не говорил, что скрываюсь», - прищуривает глаза Шисуи. «Тебе и не нужно было, - фыркает она, её пальцы впиваются в травинки. – Никто не приезжает в Цубаки просто жить. Что ещё ты можешь мне рассказать?» Шисуи понимает, что Сакура не просто умная, а замечательная. *** «В тебя когда-нибудь стреляли?» «…наверное?» Неловкое движение пальцев. «Не смотри на меня так – я тебе ничего не скажу». «Но ты можешь!» «Я могу, но у тебя такой вид, будто ты вот-вот выпрыгнешь из окна». «…от волнения!» «Я рад, что моя боль делает тебя счастливой». «Ох, заткнись, Шисуи». *** «Сколько сахара ты кладешь в свою лапшу, Шисуи?» - недоверчиво спрашивает Сакура через стойку, упираясь пятками в металлический край. «Вдоволь, - отвечает Шисуи, и бросает ещё одну ложку, - мне нравится моя липкая лапша». «Как конфеты?» «Сакура, - начинает он, и разбрызгивает соевый соус, - ты не должна говорить о конфетах, особенно когда твои волосы похожи на сахарную вату?» «Что насчет твоих волос?» - она усмехается. «А что именно не так с моими волосами?» - он поднимает бровь. «Они выглядят как, - она делает паузу, и одновременно хмурит брови. – Выглядят как…» «Как?» - самодовольно улыбается Шисуи. «Не беспокойся, я придумаю что-нибудь», - фыркает Сакура. *** «С днём рождения!» - Сакура застает его врасплох с едой на вынос у его входной двери. С едой на вынос. Шисуи пристально смотрит на неё, часть его убеждена, что она на самом деле инопланетянка, потому что его Сакура, его Сакура, не верит в фаст-фуд, что более существенно, ест фаст-фуд. «Кто ты такая, и что сделала с моей розоволосой цветочной разведчицей?» Она уставилась на него: «Цветочная разведчица?» «Настоящая Харуно Сакура даже не мечтает о еде на вынос!» - он небрежно пожимает плечами. Сакура закатывает свои красивые глазки, и толкает его плечом в грудь, когда проходит в его кухню. «Это не еда на вынос. Это ресторанная еда». «Разве это не одно и то же?» «Я случайно знаю владельца, - многозначительно говорит она, - я им доверяю. Они делают хорошую, здоровую еду». «Думаю, этот луковая лепешка, пропитанная маслом мне подойдёт», - хихикает Шисуи, открывая коробку. «Это масло авокадо, - подмигивает она. – А иногда тебе нужно немного потрудиться, чтобы помнить хорошие вещи». «Ух ты, док, - растроганно комментирует он. – Врач дает мне еду на вынос. Скандал». «Неблагодарный». «Не к тебе, Сакура», - Шисуи смеется, и набрасывается на жареного цыпленка. Его поздравили с днем рождения. *** «Ты пьешь его черным, потому что это цвет твоей души?» - спрашивает однажды Гурен, наливая ему ещё одну чашку черного смоляного кофе. «Ты проглотила ту банку вишневых пирожных, потому что ты просто угощение?» - саркастично спрашивает Шисуи. «Ты становишься немного нахальным, парень. Похоже, слишком много общался с врачом», - она хмурит брови. «Почему ты думаешь, что это она?» - слишком поспешно спрашивает он; он мысленно отступает. Что он за бывший полицейский? Страстно желающий маленькую розоволосую фею, кажется, он напевает припев Bluebird. «Надо быть слепым, глухим и немым, чтобы не заметить, как ты на неё смотришь, парень, - фыркает Гурен. – Ты смотришь на неё так же, как дети смотрят на звезды. Полный удивления. Полный благоговения. Ничего общего с замешательством». Шисуи молчит, его лицо, горячее и ничтожное, под её пристальным взглядом. Прочистив горло, он говорит: «Она моя соседка». «Как удачно», - хихикает Гурен. Дверь открывается, в потоке воздуха дрожь колокольчиков-фуринов единственный признак нового посетителя, чья-то рука вцепилась в предплечье Шисуи, и его губы едва касаются её носа. «Шисуи», - Сакура дышит, и дышит так, будто ей не хватает воздуха, будто она бежала – он сужает глаза. Именно так она и выглядит – запыхавшаяся. Тут же адреналин и тлеющие угольки начинают накачивать его кровь, чернильные глаза стекленеют: «Сакура, всё…» И Шисуи точно не вскрикивает, когда она вытаскивает его из закусочной, бросая несколько йен** на стойку, и тянет. Сакура, возможно, выглядит измученной, но то, как она тащит его вниз по улице ничто, кроме как свидетельство её силы. Его фея – это одновременно земля и огонь.