Недетский взгляд

Рано утром, когда Геральт был занят медитативным натиранием лезвия меча замшевой тряпочкой, а двое мальчишек, едва продравшие глаза, поглощали скромный завтрак и тихо перешептывались, Лето притащил оленью тушу. Даже не взглянув ни на кого из товарищей, он свалил свою добычу на разделочный стол и бросил, не оборачиваясь: — Давай, пацан, берись за нож. Сразу было понятно, к кому именно Лето обращался. Внимательно изучив исписанную неровным поспешным почерком походную тетрадь Риэра, старший ведьмак, похоже, мысленно присудил ему статус равного себе охотника за чудовищами, и теперь называл юношу только по имени. И единственным, кто не заслужил подобной чести, остался Дани — именно ему и принадлежала сейчас честь взяться за разделку огромной туши. Парнишка безропотно поднялся с места, отложив в сторону недоеденную краюшку хлеба, подошел к разделочному столу и, придирчиво осмотрев свою будущую жертву, выбрал среди развешенных на стене в специальных держателях инструментов самый длинный, немного изогнутый нож. По части обращения с мертвыми тварями Дани за последние недели успел стать настоящим мастером — правда, обычно под его нож попадали существа куда менее приятные, чем матерая рогатая скотина, встретившая свою смерть сегодня утром. В иные дни Лето заставлял Дани потрошить трупы утопцев, гарпий и эндриаг, которых добывали в окрестностях крепости Риэр и Геральт — учил правильно вскрывать их панцири, брюхи и грудные клетки, сливать кровь и извлекать органы, с ювелирной точностью вырезать ядовитые железы или тонкие хрупкие голосовые связки. И, стоило отдать мальчишке должное — учеником он был толковым и схватывал науку налету. Геральт мало знал о методах обучения, практиковавшихся в давно сгинувшей Школе Змеи, но догадывался, что искусство использования ядов и зелий было своего рода их отличительной особенностью, и Лето, заполучив в свое полное распоряжение неокрепший юношеский разум и руки, решил, судя по всему, вырастить из мальчика себе подобного — а, может быть, даже того самого алхимика, которого им так не хватало, чтобы начать создание нового выводка ведьмаков. Геральту же, наблюдавшему за этим всем, и предпочитавшему пока не вмешиваться в процесс обучения, не хотелось даже думать, как именно юный ученик Лето, явно не собиравшийся становиться охотником на чудовищ, в будущем использует полученные от наставника ценные навыки. Геральт помнил, что выросло из этого мальчишки в прошлый раз, когда ничему подобному его не учили — и нынешние перспективы выглядели, прямо сказать, пугающе. Дани, явно не слишком восторженно впитывавший новые знания, предпочитавший пока прыжки по Гребенке и схватки на мечах точной науке алхимии, тем не менее, учился старательно и быстро. Он был умен — исключительно умен для своих лет — совсем не брезглив — его стошнило над вонючей тушей утопца всего один раз — самый первый — и пугающе упорен. Если одну голосовую связку гарпии не удавалось извлечь сразу, над второй он мог прокорпеть несколько часов, чтобы наконец получить безупречно чистый ингредиент, вырезанный словно умелой рукой хирурга. Книг по алхимии в Каэр Морхене было не слишком много, но вечерами Лето заставлял Дани просиживать над ними и подробно отчитываться о полученных знаниях. В лабораторию мальчишка пока не допускался, набираясь теоретического опыта, но Геральт знал — практические занятия тоже были не за горами, и подопытными крысами в экспериментах юного гения вполне мог стать он сам в компании с ничего не подозревающим Риэром — Дани должно было хватить научного пыла, чтобы этическая сторона вопроса его не тревожила. И Лето, вероятно, был от этой черты характера парнишки в еще большем восторге, чем от всех остальных. Но сегодня под его нож попался олень — и это было очень странно. — Поискать безоары? — деловито поинтересовался Дани, уже сделавший первый надрез под брюхом зверя и теперь методично расширявший его. — Если охота, — отмахнулся Лето, — вообще-то, это — наш ужин. Когда три пары удивленных глаз сошлись на нем, ведьмак снизошел наконец до пояснения: — Сегодня мы празднуем, — лениво, и словно ничего другого от этой ситуации ожидать было невозможно, сообщил он, — канун Йуле — вы, парни, что — совсем счет времени потеряли? Геральт удивился бы меньше, скажи Лето, что собрался влезть в оленью шкуру и отныне бегать по лесам в компании таких же рогатых тварей, и по взгляду Риэра ведьмак понял, что тот разделял его изумление. Дани же, казалось, принял высказывание наставника не просто, как должное, а с большим энтузиазмом. Он с удвоенным рвением взялся за нож, и руки его задвигались быстрее и легче. — Я уже и не помню, когда в последний раз что-то праздновал! — заметил он, пряча улыбку, и на мгновение Геральт ощутил неуместный укол жалости — в своих выкладках и мрачных пророчествах он совершенно забыл, что парнишка, однажды уже выросший в Грозу Севера, тирана и завоевателя, пока что был всего лишь мальчиком, изгнанным из родного дома, преследуемым и проклятым, а теперь еще и оказавшимся там, где и представить себе прежде не мог. Решив не задавать больше глупых вопросов, Геральт отложил меч и тряпочку, встал и потянулся. — Коли так, — заявил он, — я беру на себя часть с выпивкой. Винодельню мою, должно быть, уже сровняли с землей и на ее месте отгрохали перегонный цех, но кое-что мне удалось перед отъездом спасти. Я хранил это для особого случая — но раз уж Лето заговорил о праздничном ужине, ничего более особенного в наших жизнях больше не случится. — Об этом я уже и сам позаботился, — осклабился Лето с видом непередаваемого превосходства, — в одном из погребов еще остался бочонок-другой махакамского спирта. Велико было искушение выпить его весь, пока я куковал тут один, но вам, считайте, повезло. Геральт, чуть нахмурившись, покачал головой. — Не думаю, что это хорошая идея, — заметил он, — мы-то с тобой после этого пойла половину вечера не запомним, а наши юные товарищи после первого глотка лягут под стол, и праздник на этом закончится. — Я прошел Испытание травами! — обиженно запротестовал Риэр, которому идея торжества в сомнительном семейном кругу, похоже, казалась все более увлекательной, — больше того — пил сливовицу из Белого сада! Уж с махакамским спиртом как-то управлюсь! — Никто не спорит, что ты выживешь после испытания спиртом, — спокойно откликнулся Геральт, — но ведь наша цель — не нажраться в жижу и заблевать всю крепость, а отпраздновать Йуле. Ты уже взрослый, если хочешь, можешь начинать квасить хоть прямо сейчас. Но вино я все-таки принесу. Может, кто-то да соблазнится. — Я буду вино! — пообещал Дани, полностью поглощенный извлечением оленьих потрохов — с истинно мальчишеским энтузиазмом он погружал руки по локоть в оленье брюхо, а, добравшись до желудка, все же пристально изучил его содержимое в поисках полезных твердых комочков. На подготовку к праздничному ужину ушел целый день. Наблюдая за тем, как Лето, натащивший из леса больших еловых лап, развешивал их в Каминном зале, Геральт лениво размышлял, зачем ведьмаку понадобилось все это затевать — сложно было поверить, что Йульские традиции хоть как-то волновали товарища, и еще сложнее, что нечто подобное он устраивал каждый год. Возможно, Лето всеми силами пытался показать Геральту, что не такой уж плохой наставник из него получится, когда в Каэр Морхене появятся первые ученики. Может быть, таким неуклюжим способом старший охотник хотел подбодрить младшего — Риэр хандрил уже значительно меньше, чем в самом начале, но все равно иногда впадал в унылую меланхолию, видимо, вспоминая об оставленном в Нильфгаарде возлюбленном. Но сильнее всего верилось в самую невероятную из версий — этот праздник Лето устроил в основном, чтобы показать Дани, что старый ведьмак был способен на нечто большее, чем бесконечные избиения на тренировочной площадке, приказы закапываться по уши в требуху утопцев и занудные лекции о ядах и противоядиях. Как ни странно было в этом убеждаться, смышленый, старательный, хоть и себе на уме, отважный, пусть и очень осмотрительный парнишка вызывал в суровом наставнике, который умел убивать даже невинных, не моргнув глазом, искреннюю симпатию. И в какой-то степени, это тоже пугало. Геральт знал, как тот, кем Дани уже однажды стал, умел пользоваться чужим хорошим отношением. И не было в мире симпатии сильнее, чем та, что любой ведьмак питал к кому-то совершенно бесплатно. К закату с приготовлениями было покончено. Развешенные и разложенные тут и там еловые ветки источали терпкий аромат, с которым смешивался запах запеченного мяса, плавящегося воска свечей и ровно горевших в большом камине крупных поленьев. Риэр и Дани, радовавшиеся предстоящему торжеству, как несмышленыши, накрывали на стол, а Лето с видом строгого, но справедливого патриарха, восседал уже во главе, поглядывая на мальчишек с выражением легкого отеческого снисхождения. Геральт, как и обещал, выставил на стол три бутылки знаменитого вина «Белый Волк», спасенные сперва из Корво Бьянко, а потом — от настойчивых притязаний Лютика, и праздничное подношение теперь соседствовало на столе с огромным оплетенным соломой кувшином со спиртом — старый ведьмак догадывался, что то были остатки былой роскоши, тщательно хранимой прежде рачительным хозяином Весемиром, и от этой мысли ему совершенно неуместно стало как-то грустно. Он дал себе слово, что наутро после Самой Долгой Ночи непременно сходит на могилу наставника — может быть, даже в компании остальных обитателей замка. Закончив с раскидыванием по столу тарелок, ножей, вилок и стаканов, Дани потянулся за одной из бутылок, критически посмотрел на этикетку и усмехнулся. — «Белый Волк», — прочитал он вслух, покосившись на Геральта, — а вино-то — красное… Геральт мученически возвел очи горе и, не сдержавшись, пробормотал: — Яблоко от яблоньки…- но тут же осекся — не от удивленного взгляда Дани, не сумевшего понять, что ведьмак имел в виду, а от еще одного мучительно грустного воспоминания. Он помнил каждое празднование Йуле, которое они с Йеннифер устраивали до Зимней войны в Туссенте — на них непременно приезжала Цири и всякий раз отвешивала точно такое же замечание прежде, чем звонко рассмеяться, легко выдернуть пробку и сделать первый глоток из горла. Писем от супруги, занятой исследованиями в каэдвенских лесах, Геральт не получал уже пару недель. — Довольно болтовни, — объявил Лето и, когда мальчишки послушно заняли свои места за столом, старый ведьмак взялся за большой блестящий нож и торжественно отрезал первый кусок от оленьей ноги, лежавшей на ближайшем от него блюде. Умаявшиеся за день предпраздничной суеты, похоже, даже больше, чем от обычных напряженных тренировок, мальчишки набросились на еду, как голодные волчата. Первая бутылка вина опустела быстро — Лето, несмотря на скептицизм, выдул едва ли не половину, и Риэру с Дани досталось всего по одному стакану. Геральт же тянул свою порцию медленно, намереваясь сохранить голову ясной, чтобы не допустить неприятных неожиданностей и неуместных откровений — об умении бывшего будущего Императора закладывать за воротник он пока ничего не знал. Тарелки опустели и снова наполнились, но первый голод был утолен, и мальчишки явно начинали скучать — Дани, куда менее выносливый, чем остальные, даже принялся прятать в ладони короткие зевки, и стоило, возможно, предложить ему отправиться на боковую, но Геральту отчего-то вновь стало его жаль. Первый за долгое время праздник выдался не слишком праздничным, и отличался от обычного ужина лишь хвойным запахом, количеством свечей и обильностью угощения. Самое время было пожалеть, что ни Лютик, ни Зяблик этой зимой явиться в Каэр Морхен не пожелали, и не в кого было кидать хлебные корки, веля заткнуться. И Геральт решил принять удар на себя. Петь и играть на ложках он, конечно, не собирался, но кое-какие идеи у него все же имелись. — Раз все наелись, — заявил он, поглядывая на то, как Риэр лениво вытирал мякишем остатки жира со своей тарелки, сыто вздыхая, — может, во что-нибудь поиграем? — В чехарду? — ехидно поинтересовался Лето, — ну давай, становись раком. Геральт послал товарищу тяжелый взгляд, уже чувствуя, что сморозил глупость, но Риэр пришел ему на выручку. — А помнишь ту игру, которую мы затеяли в том году? — обратился он к Лето, — когда один участник говорит о том, чего никогда не делал, а остальные пьют, если в их жизни такое случалось? Старший ведьмак фыркнул. — И еще я помню, чем она закончилась, — ответил он, — вы с Зябликом остались трезвыми, как стеклышки, а нажрался я один. Потому что у вас, цыплята бесперые, ничего интересного в жизни не случалось. Дани неожиданно поджал губы и гордо вскинул голову. Он поднял свой стакан, полный вина из второй бутылки, и громко объявил: — Я никогда не убивал человека. Геральт и Лето переглянулись. — Коли так, я предпочитаю спирт, — заявил лысый, потянувшись к пока нетронутому кувшину, щедро плеснул в два стакана и пододвинул один Геральту. Они выпили, не чокнувшись. Риэр, явно подавив в себе желание попросить налить и ему тоже, остался сидеть неподвижно. — Ладно, — Лето утер губы, — теперь моя очередь, — он покрутил стакан в пальцах, заглянул на дно, точно искал там подходящий вариант для своего хода, но ничего не нашел, и пауза затягивалась. — Ну, — поторопил его Геральт, — выдай что-нибудь банальное, раз ничего умного придумать не можешь — ты никогда не носил кудри черные до плеч, ты никогда не стирал нижнее белье — столько вариантов! Вместо того, чтобы наградить товарища уничтожающим взглядом, Лето громко хмыкнул. — Ладно, так и быть, — сказал он со вздохом, — я никогда не танцевал на балу. Дани ожидаемо сделал долгий глоток из стакана — так, словно боялся, что иной возможности выпить ему не представится. Геральт последовал его примеру — не слишком охотно. Воспоминания о балах и приемах сидели в его памяти, как кость в горле, не вызывая ни капли теплой ностальгии. Как ни странно, Риэр по-прежнему не притронулся к своей выпивке, и Лето пристально посмотрел на него через стол. — Ты что, правил игры не понял? — спросил он с усмешкой, — давай, имперский сынок, пей, пока не остыло. Риэр ответил на его взгляд почти с вызовом, расправив плечи. — Я бывал на балах, — сообщил он с достоинством, — но никогда на них не танцевал — только стоял в Гранд-марше, а это — не считается. Надо точнее формулировать, Лето. — Экий ты ушлый, почти как твой братец-торгаш, — рассмеялся Лето, — но, по правде говоря, я тоже бывал на балах — надолго не задерживался, конечно. Снимал голову какого-нибудь аристократа, на которого взял заказ, и был таков. Дани натужно кашлянул, и Геральт заметил, что украдкой прихлебнутое только что вино едва ли не пошло у него носом. Лето, глянув на него, неожиданно решил оправдаться. — Это было давно, в юности, так сказать, — широко отмахнулся он, — в последний раз я прирезал какого-то хмыря на балу в честь тринадцатого дня рождения наследного принца при дворе Императора Фергуса. Он, кажется, был министром обороны. — Даги аэп Морын, — сдавленным хриплым голосом закончил за него Дани, и взгляд его черных глаз стал прямым и цепким. Геральт почувствовал, как в воздухе запахло жареным, и дело было вовсе не в оленине. — Точно, — фыркнул Лето почти с гордостью, игнорируя тяжелый взор мальчишки, — а ты, я смотрю, не только в альгульих кишках, но и в истории Нильфгаарда разбираешься. — С этого убийства началось восстание, приведшее к свержению Императора, — ответил Дани не своим голосом, и Геральт на секунду задумался, не стоило ли перевернуть стол, чтобы прекратить опасную беседу. Риэр опередил его. Он сделал поспешный глоток из стакана, потом вдруг веером брызг вернул вино обратно, закашлялся, грохнул по столу кулаком, словно выпитое попало не в то горло, и Дани испуганно глянул на него, готовый прийти на помощь. Юный ведьмак махнул рукой — мол, все в порядке, но продолжил кашлять — теперь уже довольно фальшиво. — Достаточно приятных воспоминаний, — объявил Геральт, когда Риэр закончил свой спектакль. Всем своим видом ведьмак давал понять Дани, чтобы тот держал язык за зубами, и мальчишка, похоже, понял его правильно. Он уставился в свой стакан и замолчал, — теперь моя очередь назначать ставку, — сказать было проще, чем сделать. Ведьмак обвел взором соседей по столу, многозначительно откашлялся — как назло, ни одной оригинальной идеи в голове так и не появилось. — Давай я! — снова, как спасительный светоч, возник Риэр, — я никогда не рядился в женские тряпки! — Ты просто не помнишь, — фыркнул Геральт, — Йеннифер рассказывала, что, когда ты был маленьким, и твоя семья еще жила в Туссенте, Лите иногда становилось так скучно быть единственной девочкой в поместье, что она наряжала тебя и Мэнно в платья своих кукол и заставляла пить с ней чай. И твоя мама это одобряла — она считала, что так между вами образуется прочная братско-сестринская связь. Скорее, конечно, сестринская. Помрачневший было Дани вдруг прыснул со смеху, глянув на вытянувшееся лицо Риэра, а потом сделал щедрый глоток из своего стакана. — Я долго скрывался, — пояснил он, когда все посмотрели на него удивленно, — приходилось искать способы… А у Элайн, дочери князя Ардаля, было много платьев. Геральт на мгновение испугался, что Лето сейчас начнет задавать вопросы — например, о том, от кого это парнишке пришлось скрываться в это мирное время, но товарищ молчал, и ведьмак, помедлив мгновение, тоже хлебнул из стакана — спирт уже начинал ударять в голову, и следовало бы притормозить немного. — Было дело, — покачал он головой, — однажды мы с Ламбертом и Эскелем так накидались, что в наши пьяные головы пришла замечательная идея — нарядиться в шмотки Йеннифер, воспользоваться ее мегаскопом и призвать на наш праздник ее подружек — чародеек из Ложи. — Ты, наверно, чудесно смотрелся с декольте, — грохнул Лето, потом посмотрел на Риэра, — а ты — поблагодари свою сестру-вампиршу и пей, раз так. Риэр послушно выпил. — Тогда у меня есть еще одна ставка, — сообщил он, явно слегка сконфуженный прошлым фиаско, — я никогда не пользовался Правом Неожиданности, не предлагал и не требовал. Геральт охотно выпил, улыбнулся поверх стакана, украдкой глянув на Дани. Мальчишке на этом ходу пить точно не полагалось, и он просто не знал, наверно, что именно упущенная возможность воззвать к Праву Неожиданности и привела его в эти стены, эту компанию и это время. Лето, как ни странно, тоже остался безучастным. — Если мы планируем возрождать школу, — заметил Геральт, так и оставшийся одиноким в своем опыте, — вам обоим стоит поучиться прибегать к этой древней традиции — как еще мы собираемся нагнать сюда учеников? — О, у Лето — свои методы, — фыркнул Риэр и заслужил от лысого мрачный тяжелый взгляд, — но лично я считаю, что мы можем поначалу набирать добровольцев. Уверен, такие найдутся — особенно теперь, когда Зяблик сочинил столько новых песен о моих героических похождениях. Я-то, может, и такой себе герой, а он — гений, на его слова многие купятся. Вот поеду весной в Нильфгаард и, может, следующей зимой вернусь с целой толпой рекрутов. — Что напомнило мне об еще одной ставке, — хмыкнул Лето, поднимая свой стакан, — я никогда не спал с мужиком — ни давал, ни брал, ни в рот, ни в зад. — Да никто просто не захотел, — обиженно откликнулся Риэр, но глоток сделал. И Геральт со вздохом последовал его примеру. На вопросительные взгляды он только пожал плечами. — В юности я любил экспериментировать, — ответил он, — кроме того, представьте себе толпу разгоряченных мальчишек, в особенно холодные ночи деливших одну кровать на двоих или троих, без доступа к борделям или хоть каким-то женщинам. — Это не считается, — уверенно заявил Лето, нахмурив тяжелые брови, — помочь товарищу рукой — еще не значит стать пидором. — Какие-то двойные стандарты, — пожал плечами Геральт, — но, раз так, я все равно пью. — Ты спал с мастером Лютиком? — спросил Риэр чуть заплетающимся языком — вино явно ударило ему в голову и развязало язык, заставив задавать вопросы, на которые в других обстоятельствах он точно не осмелился бы. Геральт снисходительно кивнул. — А еще однажды — с твоим драгоценным учителем, — решил он нанести контрольный удар в голову. Риэр отвернулся и захихикал. Ламберту, судя по всему, весной предстоял серьезный разговор с бывшим учеником, — но для него это тоже был всего лишь эксперимент — никаких чувств, — ехидно докончил Геральт. — А с твоим бардом, значит, у вас был пылкий роман, — ехидно отвесил Лето. — Почему же «был»? — ведьмак точно знал грань, за которой нужно было перестать кривляться и подтрунивать, и она пока не была достигнута. Зато выражением лица Лето можно было искупить любое позорное откровение. — В Нильфгаарде за это вешают, — с неожиданной мстительностью и отчего-то явно восприняв его шутку всерьез, заметил Дани, — а мастер Лютик, насколько я знаю, имеет виды на мать Риэра. Геральт только после его злых слов понял, что просчитался — он не знал, рассказали ли Дани о великой любви, связывавшей того, другого Эмгыра с Рией, и как он отнесся к этой истории, но неловкая шутка задела парнишку за живое. — Больше не вешают, — поспешил исправить неловкость Риэр, — Лея отменила этот закон. Да и Геральт шутит — он ведь женат, помнишь? — Жена — не стена, — решил докопать начатую могилу Лето с бессердечной жестокостью, взглянув на Дани, словно хотел распалить в том злость еще больше, посмотреть, как мальчик будет с ней обращаться. Дани сжал кулаки и заметно побледнел. — Я правда пошутил, — вклинился Геральт, протянув руку и похлопав паренька по плечу, — нас с Лютиком много, что связывает, но он, как бы это сказать… мне не любовник, даже не друг. Он — часть меня самого, словно мы с ним — разделенный надвое человек, одному из которых досталось все хорошее, а другой — я. — Да ты нажрался, приятель, — ехидно заметил Лето, посмотрев на товарища — слишком пристально для того, кто продолжал дурачиться и шутить, — сейчас нам всем начнешь в любви признаваться. — Ты сам заговорил о сексе, — напомнил Геральт, — и я даже думать не хочу, кем или чем обходился ты, пока сидел тут один и медитировал на бочки со спиртом. Только ли для тренировок ты разводишь утопцев?.. На этот раз кулаки сжал Лето. — Завали ебало, — сказал он угрожающе спокойно, но Риэру такт был неведом. — А Ламберт говорил, что Лето боится медитировать, чтобы его не выебал какой-нибудь накер, — вставил он, как лучшую шутку на свете, — я вот никогда не спал ни с одним чудовищем, ни в рот, ни в зад! — Отличная ставка! — рассмеялся Геральт, но глоток все-таки сделал. И это, похоже, немного разрядило сгустившуюся атмосферу, — суккубы — считаются, — подмигнул он удивленно примолкшему Риэру, — была на моей памяти еще одна вампирша, и, повторюсь, однажды я переспал с Ламбертом — а это все равно, что с делить постель с парочкой накеров. — Избавь меня от подробностей, — взмолился Риэр, — он все-таки мне почти как отец! — А я — ни с кем не спал, — вдруг тихо-тихо, как-то виновато подал голос Дани. Он опустил глаза в свой нетронутый стакан и был отчего-то красным, как освежеванная туша. Лето и Геральт снова переглянулись. — Этой зимой тебе ничего не обломится, — пообещал лысый с угрозой, — даже не надейся. Дани вскинул на него испуганные глаза, словно ведьмак произнес нечто совершенно противоположное и даже штаны уже приспустил. — Ладно-ладно, хватит, — поднял Геральт руки, — праздник начинает скатываться. Я, конечно, понимаю, что Самая Долгая Ночь темна и полна ужасов, но довольно об этом. Давайте я наконец предложу свою ставку — я никогда не убивал королей. Лето рассмеялся, осушил залпом свой почти полный стакан и потянулся за добавкой. — Чего-то более оригинального не мог придумать? — спросил он, — понятное дело, что эти цыплята ничего подобного не делали. — Я бы хотел, если б мог, — все так же тихо, словно обращался к самому себе, произнес Дани. На него вино действовало совсем не так, как на остальных — оно, похоже, делало паренька задумчивым и все глубже погружало его в неприятные воспоминания и меланхолию. Он говорил, конечно, не о Фольтесте, за которого выпил Лето, а должен был — Эмгыр, а об Узурпаторе, в его времени все еще восседавшем на троне Нильфгаарда. Но развивать мысль, к счастью, парнишка не собирался. — А я думал, что Хенсельта в Вергене уложил именно ты, — заметил Лето, не обративший на внутренние терзания Дани никакого внимания. Геральт покачал головой. — Я вышел и прикрыл за собой дверь, — ответил он, — все остальное сделал Вернон Роше. — Выпьем же за ублюдка, — неожиданно рассмеявшись, заявил Лето, — я до сих пор помню, как перед заварушкой с Дикой Охотой, здесь, в Каэр Морхене, он смотрел на меня так, будто мог в любой момент вцепиться мне зубами в глотку. Повезло, что тогда мы были на одной стороне. — Заварушка с Дикой Охотой? — поднял голову Дани — его подернутые тоскливой поволокой глаза теперь смотрели на Лето с нескрываемым любопытством. — Я тебе потом расскажу, — пообещал Геральт, предвосхищая ироничный ответ лысого. Он давно заметил, что, вытащив парнишку из его времени и вывалив на него целый шквал информации о полной событий жизни его альтер-эго, эмгыровы дети намеренно или случайно старательно избегали рассказывать Дани о Цирилле. Может быть, история та была слишком сложной, и родственники боялись окончательно перегрузить паренька известиями, но куда более вероятным казалось Геральту, что для Литы, Риэра и Мэнно старшая сестра была скорее частью истории, персонажем героических легенд или даже предметом пропаганды, а не живым человеком. Близнецы родились после ее исчезновения, а Лите старшая сестра никогда не нравилась. И Геральт был вовсе не уверен, что именно он должен был рассказывать Эмгыру вар Эмрейсу, что тот упустил свой шанс стать отцом не только этого выводка юных незнакомцев, но и той, что была дочерью и ему самому. Эту тайну он, наверно, предпочел бы оставить при себе, не делить воспоминаний, пусть и звучало это весьма эгоистично. Дани согласно кивнул. Лето же вдруг хлопнул ладонями по столу и встал. — Надоела мне эта игра, — заявил он, — время за полночь, самое время для Йульского полена. Геральт, и до того сомневавшийся в преданности товарища старым традициям, на этот раз посмотрел на него, как на незнакомца. Мальчишки тоже удивленно переглянулись. Лето не обратил на них ни малейшего внимания, ничуть не смутившись. Он обошел стол, широким шагом пересек зал и вернулся, неся в руках небольшой обрубок соснового ствола, благоухавший смолой и снегом. Свою добычу под пристальными взорами остальных он водрузил на стол. — Лент, простите, не нашлось, — буркнул он, — но обойдемся и без них. Эй, пацан, тащи свечу. Дани, а обращались, безусловно, именно к нему, расцвел буквально на глазах. Геральт мысленно поблагодарил Лето за этот странный, но невыразимо благородный жест. В компании трех ведьмаков — самый слабый, не владеющий знаками, обманчиво бесполезный — Дани чувствовал себя в Каэр Морхене не на своем месте, а Лето своим коротким приказом буквально сообщил ему — ты дома, ты среди своих. И Геральт не смог бы выдумать лучшего способа это сделать. Парнишка прихватил оплывшую до половины высокую желтую свечу, подошел к ведьмаку и, когда тот посторонился, принялся капать воском на подсохшую сосновую кору — без лент ритуал и впрямь выглядел не так уж торжественно, но Дани, похоже, было все равно. Он вернул свечу на стол и вопросительно посмотрел на лысого. — Чего ждешь? Тащи его в очаг, — поторопил его тот, и мальчик, ухватив полено так, словно остальные могли встать у него на пути и отобрать его, поспешил к камину, где почти все дрова уже прогорели, и теперь только мерцали горячие угли. Дани немного замешкался, уложив свою драгоценную ношу поближе к решетке — он не понимал, как ловчее разжечь его от тлеющих углей. Риэр подошел к нему сзади, улыбнувшись, присел на корточки рядом. — Можно я? — спросил он тихо, и Дани благодарно кивнул. Юноша сложил знак Игни — полено, затрещав, занялось, и оба мальчишки поднялись и некоторое время стояли бок о бок, глядя, как язычки пламени лизали плотную, тут же задымившую кору. Геральт сидел на своем месте и, когда Лето с независимым видом устроился напротив него, перехватил взгляд товарища, едва заметно улыбнулся и одобрительно кивнул. Через несколько минут мальчики вернулись к столу, и Геральт разлил по стаканам остатки спирта, не обойдя на этот раз вниманием даже раскрасневшегося — от тепла очага или счастья — Дани. В голове приятно шумело. Ведьмак перевел взгляд с одного товарища на другого и остановился на Лето. — Я рад, что приехал сюда, — сказал он негромко, — Спасибо тебе. Но Лето лишь снисходительно отмахнулся.