Недетский взгляд

Вцепившись в черную шерсть, Лилия вскарабкалась на широкую собачью спину, ухватилась за длинные уши и слегка дернула их на себя. — Вперед, Лео! — скомандовала она, и пес, сохранявший невозмутимое спокойствие, медленно двинулся вперед по комнате к огромной радости маленькой королевы. — Она его заездит, — недовольно заметила Ани, но Ламберт лишь отмахнулся. Лео — большой охотничий пес — уже давно выбрал себе новую хозяйку, и стоило признать, что принимал в ее воспитании едва ли не больше участия, чем родная мать и верный телохранитель. Когда Лилия была совсем маленькой, Лео часто подходил к ее колыбели и, положив массивную голову на бортик, внимательно следил за королевой, пока та безмятежно спала, умными грустными глазами. Поначалу Ани и Ламберт пытались отгонять пса от детской кроватки, но всякий раз, точно почувствовав, что с ее стражем поступили так несправедливо жестоко, девочка просыпалась и требовательным громким плачем велела вернуть его на место. И Анаис вскоре смирилась. Долгие зимние вечера, когда малышка лежала распелёнатая на постели матери, Лео проводил рядом с ней, позволяя Лилии уткнуться в свой густой черный мех, и охранял ее сон. Если девочке нездоровилось, пес узнавал об этом первым, и, пока маленькая королева хворала, не отходил от нее ни на шаг — и только в его присутствии девочка переставала капризничать. Когда же Лилия научилась уверенно держаться на ногах, Лео, который и сам лишь пару лет назад вышел из щенячьего возраста, стал для нее товарищем для игр. Маленькая королева могла выделывать с ним совершенно что угодно — хвататься за хвост и уши, карабкаться по огромному туловищу собаки, как по мохнатому холму, разъезжать на нем верхом и подставлять щеки под большой мокрый розовый язык, когда Лео решал, что его подопечная слишком сильно измазалась. На официальных приемах, в которых Лилия вынуждена была принимать участие с пеленок, только присутствие верного пса рядом с креслом регента могло заставить маленькую королеву не крутиться, не выражать недовольство и усталость от происходящего громким плачем или унылым хныканьем. Послы и советники же так привыкли к присутствию Лео на всех важных мероприятиях, что, когда во время Зимнего бала пес однажды немного приболел и не смог присутствовать, гости то и дело справлялись у Анаис о его здоровье. Ламберт давно смирился с тем, что пес больше не считал его своим единоличным господином и повелителем. Зверь оставался образцово послушным, не забыл и не игнорировал ни единой команды, сопровождал ведьмака во время его вылазок в лес или на долгих прогулках, которые с ними разделяла и Анаис. Но вся его любовь, забота и нежность доставались маленькой Лилии. И в глубине души Ламберт прекрасно понимал Лео. Внешне королева, взрослея, все больше становилась копией своего отца — светлый младенческий пушок с годами превратился в мелкие рыжие кудри. Глаза приобрели глубокий шоколадный оттенок, а черты лица все больше напоминали славного короля Виктора — чем тот, конечно, страшно гордился. Но из всех детей Анаис именно Лилия была больше всех похожа на нее во всем остальном. Из девочки рос настоящий сорванец. Она была упряма и бесстрашна, и, когда худо-бедно научилась облекать свое мнение в слова, никогда не упускала возможности высказать его громко и настойчиво. Лилия не была избалованной — просто точно знала, чего хочет, и желания ее, по большей части, исполнялись. Малышка сама, без подсказки матери, быстро потеряла интерес к платьям и кружевам, в которые ее поначалу пытались рядить. Не трогали королеву и красивые искусно сделанные куклы, которыми ее заваливали желавшие угодить гости. Только одна — подарок старшей сестры — еще оставалась в фаворе и сидела в изголовье кровати маленькой королевы, хоть она никогда ею и не играла. Куда больше Лилию занимали лошади в дворцовых конюшнях, которых малышка совсем не боялась, кошки то и дело сновавшие по коридорам королевской резиденции, собаки, жившие на псарне, свиньи, которых девочка увидела однажды в деревне, когда вместе с матерью объезжала окрестности Вызимы. Даже голуби, обсиживавшие статуи в дворцовом саду, и ласточки, по весне вившие гнезда под карнизом над окнами ее спальни. Но Ламберта, понадеявшегося было, что из малышки вырастет настоящая охотница, надежная спутница в его лесных вылазках, ждало страшное разочарование. Однажды проведав, что между рагу на столе и кроликами в специальных садках существовала прямая и непосредственная связь, Лилия горько проплакала почти целый день, а потом наотрез отказалась есть мясо. Анаис приходилось идти на ухищрения, чтобы дочь не умерла с голоду, пусть опасность этого и оставалась довольно призрачной. Она велела поварам измельчать мясо почти в пыль и добавлять его королеве в суп, чтобы та ничего не заметила. Компромисс — в основном, конечно, с совестью — был достигнут. Но о том, чтобы взять девчушку на охоту Ламберту нечего было и мечтать. Он предполагал, что, узнай Лилия, чем он зарабатывал на жизнь до того, как стать королевским телохранителем, королева немедленно перестала бы с ним разговаривать. Вполне могло оказаться, что бедненьких накеров и хорошеньких красочных эндриаг доброй правительнице Темерии тоже стало бы жалко до слез. Анаис такое трепетное отношение дочери ко всему живому было чуждо и непонятно, но Виктор, узнав о наклонностях младшей дочери, был на седьмом небе от счастья. Он и сам всегда презирал охоту и, хоть и не отказывался никогда от доброй порции жаркого или куска говядины на ужин, называл процесс добычи этих лакомств варварским и жестоким. Король грозился даже, что, когда Лилия немного подрастет, он научит ее лечить раненных животных — в конце концов, именно это его умение в свое время свело их с Анаис вместе. Ани не возражала против магического образования для дочери, но особого энтузиазма на этот счет тоже не проявляла. Поживем — увидим, — говорила она, — может, Лилии и вовсе не захочется изучать заклинания. Накануне четвертого дня рождения у девочки нашлось только одно желание — она несколько недель подряд упрашивала мать отпустить ее вместе с дядюшкой Ламбертом в лес, чтобы посмотреть на зверушек в естественной среде обитания. И к заверениям, что в это время года все мало-мальски интересные звери еще спали в своих норках, Лилия оставалась глуха. Ламберт же, к недовольству Ани, неожиданно встал на сторону юной подопечной. Зима в тот год выдалась теплая и дождливая, и к ее концу, на который и приходился день рождения Лилии, русаков, хорьков, барсуков и лисиц вполне можно было встретить недалеко от столицы — звери, изголодавшиеся за зиму, подбирались ближе к человеческому жилью и забывали об осторожности. И Ламберт клятвенно пообещал не только, что сможет защитить малышку от любой возможной опасности, но и что ни одно животное на глазах у королевы убито не будет. Даже волков, реши они напасть на путников, ведьмак собирался отгонять Аксием, хотя проще, конечно, было бы их прикончить. Анаис сдалась, пусть и очень неохотно. — Тогда, — заявила она наконец, — возьмешь с собой еще и Людвига. Ламберт пошел на этот компромисс, хотя уступка эта была нешуточной. В отличие от младшей сестры, сын Анаис рос изнеженным и не слишком смелым. Парнишке уже исполнилось четырнадцать, и он гордо считал себя взрослым, но по-настоящему полезным вещам, по мнению ведьмака, так и не научился. Людвиг неплохо разбирался в оружии и военной тактике, но не тренировочного меча в руках ни разу не держал, плохо стрелял из арбалета, попадая в мишень раз через десять, не выносил вида крови и хорошо еще, что при Реданском дворе никто не решался сойтись с ним в драке. Быть бы тогда Его Высочеству битым — тут и сомневаться было нечего. По лесам Людвиг ездить не любил, предпочитая пользоваться порталами, и чувствовал себя в бальном зале или на торжественном параде куда ловчее, чем в седле. Он любил рассуждать о рыцарстве и героических подвигах, но Ламберт был уверен — реши парнишка облачить свое субтильное тельце в полный тяжелый доспех, оно непременно сломалось бы под его весом. Анаис, знавшая обо всем этом, не оставляла попыток привить сыну хоть какие-то собственные привычки и предпочтения, но юноша мягко, но уверенно этому сопротивлялся. Впрочем, поездка в лес, во время которой не должно было погибнуть ни одно животное, могла оказаться отличным компромиссом и для Людвига. Принц боялся, что мать считала его слабаком и рохлей, и мог использовать этот шанс доказать ей обратное. Лилия же от предстоящей прогулки была в полном восторге и с самого утра считала минуты до того момента, как отправится в лес. До этого, однако, девочке пришлось выдержать все формальные процедуры поздравлений ее с днем рождения. Первым — еще ранним утром — в Вызимский дворец прибыл, конечно, Виктор в сопровождении недовольного Людвига. Парнишка терпеть не мог ранних подъемов, хотя отец, воспитывавший в нем какую-никакую дисциплину, редко позволял сыну поваляться в постели хотя бы до десяти. В подарок дочери славный король Редании привез, конечно, очередную книгу — очень старую, но с большими красочными картинками животных, большая часть которых, насколько было известно Ламберту, давно вымерла — не без помощи его коллег, конечно. Лилия пока не умела читать, но один взгляд на искусную яркую иллюстрацию, изображавшую золотого дракона, привел ее в полный восторг, заставивший девочку на время забыть о предстоящем путешествии. Следующих гостей — куда менее важных — она принимала, разложив книгу на коленях и перелистывая тяжелые страницы. Лео, сидевший рядом с троном, то и дело просовывал голову под локоть своей воспитанницы и заглядывал в фолиант, а Лилия деловито поясняла ему: — Вот это — серебристый василиск, такие живут только в Туссенте. А это — шарлей. Он похож на большой камень с ножками… Делегация из Нильфгаарда прибыла только к полудню, когда большая часть гостей уже успела засвидетельствовать королеве свое почтение, а книга была просмотрена от корки до корки и начата заново. Вместе со старшей сестрой Лилии, Императрицей Леей, прибыла и ее советница-чародейка, которую Ламберт, положа руку на сердце, терпеть не мог. В Темерии, да и за ее пределами — везде, где люди осмеливались открывать рот на эту тему — ходили упорные слухи, что именно Лита вар Эмрейс правила Империей, и ни одно решение Леи не принималось без ее участия. На политику, впрочем, ведьмаку было глубоко наплевать, и в чародейке-советнице ему не нравилось совсем не ее умение манипулировать молодой Императрицей. В присутствии Литы медальон на шее Ламберта, который тот упорно продолжал носить, начинал дрожать так, словно за спиной советницы возвышался целый сонм призраков, и игнорировать эти сигналы было сложно. Впрочем, Анаис, хоть и считала Литу заносчивой стервой, оставалась для чародейки подругой — хоть и заклятой, и была, пожалуй, едва ли не единственным человеком на Континенте, кто осмеливался не только возражать имперской советнице, но и подшучивать над ней. Если бы не Лита — объясняла Анаис — ни Лилии, ни, вероятно, ее самой давно не было бы на свете. Ровно четыре года назад чародейка спасла их обеих, и теперь пользовалась доверием Ани и, надо сказать, похоже, платила ей той же монетой. Между женщинами существовала странная, необъяснимая и непонятная Ламберту связь, соединявшая двух настолько непохожих друг на друга людей очень прочно. И спорить с этим ведьмак считал бессмысленным. Следом за Императрицей, цепляясь за руку матери, шествовала дочь Литы, маленькая принцесса Дани, моложе Лилии на несколько месяцев, крохотная и хорошенькая, как куколка, но державшаяся почти как взрослая дама. Девчушка, обряженная в шелк и кружева, обводила собравшихся надменным взглядом больших синих глаз и, казалось, оценивала каждого из них, делая какие-то, ей одной ведомые выводы. В подарок королеве Темерии Ее Величество Лея привезла, конечно, очередную куклу. Императрица знала, что сестра совсем их не жаловала, но, похоже, считала такой дар устоявшейся традицией, а традиции в Нильфгаарде были святы. Ламберт знал, что кукол этих мастерил муж Литы, удивительно возвышенный и утонченный для своего вида, матерый вампир, до сих пор торчавший посреди Императорского двора, как старый дуб, населенный гарпиями, посреди глазурной пасторали. И каждая из его творений была произведением искусства — иногда, оставшись с такой куклой наедине, можно было даже почувствовать, как она сверлит тебя совершенно живым взглядом. Новая претендентка на немедленное забвение оказалась рыжеволосой и кареглазой, одетой в охотничий костюм вместо кружевного платья. Так придворный вампир Ее Императорского Величества, должно быть, представлял себе Лилию через десяток лет. Но королева осталась к подарку почти равнодушна, хоть и поблагодарила сестру очень вежливо и дала Лео обнюхать подношение. Ламберт предполагал, что через пару дней голове новой куклы предстояло стать игрушкой для верного пса королевы, но никакого сожаления на этот счет не испытывал. В Нильфгаарде были свои традиции — а в Темерии — свои. После торжественного приветствия маленькой именинницы гости разбрелись кто куда. До вечернего приема времени еще оставалось много, а Лилии, как только ей позволено было встать с трона, не терпелось уже отправиться в путь. Сперва, однако, ее ожидало традиционное чаепитие в компании родителей, брата, сестры и самых близких друзей семьи — Ламберт и Лео входили в их число. Как, разумеется, и Лита. Стол накрыли на закрытой террасе, и, когда все расселись, между гостями потек неторопливый светский разговор, в ходе которого оскорблять друг друга дозволялось только Лите и Анаис, а Лее и Виктору оставалось лишь обмениваться взглядами. Ламберту, признаться, было даже жаль незадачливого короля. Юная Императрица, до сих пор не знавшая, что была плодом Викторовых чресл, в его присутствии сохраняла подчеркнуто нейтральное выражение лица — должно быть, все еще лелеяла обиду на мужчину, заменившего при матери такого же прекрасного и мифического, как золотой дракон из новой книжки Лилии, Императора Фергуса. Застольная беседа Лилию, конечно, не интересовала, и только хорошее воспитание мешало ей крутиться на стуле и откровенно ныть о том, что время неумолимо двигалось к вечеру, а обещанный матерью подарок так и не был вручен. Зато за столом блистал Его Высочество Людвиг. Пусть на стрельбище или в лесу он представлял из себя зрелище довольно жалкое, в компании светских дам — и особенно красавицы Литы — он превращался в настоящего лощеного ловеласа. Его шутки и замечания неизменно попадали в цель, заставляя женщин улыбаться — и даже заклятые подруги забыли обмениваться колкими замечаниями, пока Людвиг поддерживал приятную остроумную беседу. Казалось, он был сведущ абсолютно во всем, что могло заинтересовать дам. Легко и непринужденно принц рассуждал о последних дворцовых сплетнях, об изящных образцах современной поэзии и музыки, даже о породах лошадей и их преимуществах друг перед другом на скачках. Ламберт заметил, какими влюбленными глазами теперь глядела на блистательного кавалера маленькая Дани. И Людвиг, тоже обративший на это внимание, рассыпался перед ней в комплиментах ничуть не меньше, чем перед ее и собственной матерями. Лилию, впрочем, красноречием брата было не пронять. Она поначалу была занята тем, что скидывала под стол самые аппетитные кусочки, которые Лео немедленно подхватывал огромной ненасытной пастью. Потом, когда поток шуток и сплетен немного поиссяк, юная королева наконец подала голос, гордо вскинув голову и глянув прямо на верного ведьмака. — Ламберт, — заявила она, — нам пора отправляться. А то стемнеет. — Верно, — Ламберт покосился на Ани — та лишь немного нахмурилась, — если мы хотим успеть до вечернего приема, надо поторопиться. — Людвиг, — скомандовала Анаис, — одевайся, поедешь с Ламбертом и Лилией. Лицо принца-ловеласа немедленно вытянулось и помрачнело — он заранее знал, что его ожидало, и, похоже, надеялся оттянуть этот момент на неопределенно долгий срок. Но мать была неумолима. Юноше пришлось потупить взор и покорно кивнуть. Но тут в дело вмешалась маленькая Дани. — Людо останется с нами, — сказала она твердо, смело посмотрев Анаис прямо в глаза. Женщина могла бы проигнорировать это наглое выступление, как уже проигнорировала недовольство Людвига, но личико Дани вдруг сморщилось, черные брови опасно надломились, а яркие маленькие губы капризно задрожали. — Людо останется! — повторила она уже значительно громче. — Может быть, Дани тоже хочет прогуляться в лесу? — неожиданно вставил свои пять оренов король-миротворец, за что удостоился раздраженного взгляда Литы. — Ни в коем случае, — отрезала чародейка, — моя дочь еще слишком мала, чтобы разъезжать по темерским лесам без охраны. — Ламберт стоит целой дивизии ваших рыцарей, — обиделась за друга Анаис, — а твоей малявке полезно будет узнать, что за стенами дворцов существует еще какой-то мир. Ламберту совсем не хотелось тащить с собой не только нытика-принца, но и пугающую живую куклу, к созданию которой тоже приложил руку вампир Детлафф, и он едва ли не впервые в жизни начал надеяться, что в этом споре Лита победит. — Никакая я не малявка! — уцепилась за обидное слово, меж тем, девочка, покосившись на Людвига — даже такая кроха, она уже не желала представать в сомнительном свете перед новым фаворитом, — хочу в лес с Людо. — Дани, в лесу холодно и волки, — попыталась образумить дочь Лита. — И зайцы! — поделилась своими знаниями Лилия, — и еще лисички и барсуки! — Хочу лисичек и барсуков! — подхватила Дани, теперь дергая мать на рукав нарядного платья, — хочу гулять, мамочка. — Лита, ну в самом деле, — спокойным выверенным голосом вмешалась вдруг Ее Величество Императрица, — почему бы Дани не прогуляться? Погода сегодня отличная, и немного свежего воздуха и свежих впечатлений пойдут ей на пользу. Лита, понимавшая, что оказалась в абсолютном меньшинстве, перевела взгляд с племянницы на Анаис, потом снова встретилась глазами с дочерью. — Дани поедет с ведьмаком, — наконец вынесла она вердикт. — Ладно, — неожиданно покладисто согласилась Анаис, — тогда Людвиг возьмет на седло Лилию. — Я поеду на Лео! — вдруг заявила маленькая королева, но этим планам, конечно, не суждено было сбыться. Людвигу оседлали личную лошадь Анаис, и юноша садился на нее осторожно и неуверенно. Весь его талант наездника сводился к тому, что он объезжал верхом выстроенные на площади войска — в Редании не существовало традиции королевской охоты, а учиться воевать на коне Людвигу было незачем. Дани, впрочем, все равно устроила небольшую сцену, громко изъявив желание сесть в седло вместе с принцем — злой дядька ведьмак, похоже, ей совершенно не нравился, и в этом был какой-то особый, высокий смысл. После короткой перепалки, Лита все же согласилась доверить жизнь своей деточки реданскому принцу, и тот аккуратно приобнял Дани за талию одной рукой, а при этом даже как-то горделиво выпрямился в седле, вскинул голову и держаться стал уверенней. Женское внимание — даже со стороны такой соплячки — действовало на принца, как ведьмачьи эликсиры на Ламберта. Сам же ведьмак усадил перед собой раскрасневшуюся от предвкушения приключений Лилию, а верный Лео побежал рядом с Буревестником, то и дело пристально поглядывая на свою подопечную, точно не до конца доверял Ламберту. За несколько дней до дня рождения королевы выпал, видимо, последний в этом году снег, и, хотя дни стояли солнечные и довольно теплые, грязновато белый полог еще держался, а в лесу, раскинувшимся почти сразу за Южными воротами Вызимы, и вовсе лежал почти нетронутым. Ехали неспешно. Людвиг, к его чести, правил своей лошадью твердой рукой и ухитрялся даже болтать со своей маленькой спутницей. Лилия же не обращала на брата ни малейшего внимания. Стоило компании въехать под сень редкого черно-зеленого леса, как юная королева принялась пристально оглядываться по сторонам, надеясь высмотреть среди стволов лисичку или зазевавшегося зайца. Однако лес был безмолвен и казался безжизненным, и Лилия скоро разочарованно сникла. — Где же зайчики? — обиженно спросила она у Ламберта, словно это он специально велел всем лесным обитателям спрятаться и не показываться на глаза. — Давай поищем? — немного подумав, предложил Ламберт. Высматривать живность с седла не имело никакого смысла, а Лео, оказавшись в знакомой обстановке, уже рвался сойти с проторенной тропы и погрузиться в чащу, чуя то, что глаза его маленькой хозяйки пока не видели. Сделав знак Людвигу, ведьмак свернул с тракта, и очень скоро тропка под копытами лошадей совсем исчезла. Ламберт по-прежнему четко отслеживал направление, заблудиться спутники никак не могли, но, когда чаща вокруг начала сгущаться, принц, отстававший на полкорпуса от Буревестника, притих и больше не щебетал, как беззаботная малиновка. — А здесь и правда водятся волки? — наконец отважившись, тихо спросил он. — Большая стая живет южнее, — не счел нужным врать Ламберт, — иногда они подходят ближе к городу, но не часто. Не бойся, Твое Высочество, если они появятся, я знаю, что с этим делать. — Ты даже меча не взял, — сказал Людвиг, и это была чистая правда. Ламберт, надеясь на силу ведьмачьих знаков и не желая расстраивать королеву, выехал в лес безоружным. — А зачем Ламберту меч? — заносчиво осадила брата Лилия, — от кого ему тут нас защищать? Не от лисиц и зайчиков же? — Я слышал, раньше здесь водились варги и даже лешие, — не сдавался Людвиг, нагоняя жути. — Больше не водятся, — отрезал Ламберт. — Ты их всех убил? — милым голоском поинтересовалась малютка Дани, и ведьмак перехватил вопросительный взгляд Лилии. — Прогнал, — нейтрально ответил Ламберт, хотя это была бесстыдная ложь. — Мой папа говорит, ведьмаки убивают чудовищ, — авторитетно заявила Дани. — Но твой-то папа до сих пор жив, хотя знаком с целыми тремя ведьмаками, — возразил Ламберт, — твой дядя Риэр же не пытается его убить, верно? — Верно, — подтвердила Дани и замолчала. Ламберт заметил, что девочка странно насторожилась и точно принюхалась, повела носом так, словно уловила далекий и весьма приятный аромат. И глупо было предположить, что она только сейчас распознала запах духов, которыми облился ее учтивый спутник. Ведьмак едва подавил желание поинтересоваться у девчушки — которая уж точно скорее относилась к категории чудовищ, чем людей — что именно она почувствовала. Его собственные инстинкты молчали. В лесу вокруг не происходило ничего необычного — чаща была по-прежнему тиха и пустынна. — Давайте поищем следы на снегу, — предложил Ламберт, придержав своего коня, — может, Лео что-нибудь учует. Лилия с энтузиазмом закивала, а на лице Людвига, обутого в новехонькие замшевые сапоги, появилось такое кислое выражение, точно он лизнул попку муравья. Ламберт спешился первым. Он помог маленькой королеве вылезти из седла, взял ее за руку и дождался, пока спутники присоединились к ним. Дани по-хозяйски ухватила ладонь Людвига, а тот вцепился в нее в ответ так, словно надеялся найти у малышки защиты перед лицом неведомой опасности безмолвного леса. — Ну, поглядим, — объявил Ламберт и огляделся по сторонам. Они прошли несколько десятков шагов по нетронутому снегу. Лошади покорно остались у них за спиной — в лесу им ничто не угрожало. Лео поначалу вырвался немного вперед, принюхиваясь к земле, но потом вернулся к хозяйке и засеменил рядом с ней. Людвиг под ноги не смотрел, предпочитая таращиться на голые древесные кроны, а вот его спутница напротив, казалось, сама превратилась в маленькую охотничью собачку — еще секунда, и припадет к земле. Ламберт тратил слишком много времени, чтобы присматривать за детьми, а потому пропустил момент, когда Дани вдруг дернула Людо за руку и прошептала с внезапным воодушевлением: — Туда! Лилия услышала ее и оглянулась в указанную сторону. — Что там? — спросила она требовательно, — лисичка? Но Дани ей не ответила. Она вдруг бросила руку своего сопровождающего и, взламывая хрупкий наст, устремилась куда-то вбок. — Эй! — прикрикнул на нее Ламберт, чувствуя, как в груди у него похолодело, — куда?! Он не мог бросить Лилию, но и бежать с ней было невозможно. Ведьмак подхватил королеву на руки и поспешил следом за юркой, как голодная белка, нильфгаардской принцессой. Людвиг плелся сзади, сильно отстав. Через несколько минут стремительной погони Дани, а за ней и ведьмак вылетели на небольшую заснеженную полянку, окруженную плотной стеной леса. У невысокого снежного холма Ламберт наконец увидел то, что погнало вперед вампирского детеныша, и поспешил спрятать лицо Лилии у себя на плече. По белоснежному полотну растекалось багряное пятно свежей крови. Русак — почти полностью выпотрошенный — таращил пустые глаза в чистое зимнее небо, и остатки его жалких внутренностей были разбросаны вокруг маленькой тушки. Должно быть, на зверька напал небольшой хищник, не сумевший справиться со всей доставшейся на его долю добычей, или его спугнул человеческий запах поблизости — может быть, лиса или куница. Лилия на руках Ламберта завертелась, пытаясь вырваться, но тот держал крепко. — Идем отсюда, — твердо заявил ведьмак, — ничего тут нет интересного. Людвиг, только сейчас поспевший за спутниками, заметив тельце несчастного зайца, охнул и попятился, на лице его появилось такое выражение, словно всем сейчас предстояло полюбоваться на съеденные им за чаем пирожные. И принц был только рад выполнить команду ведьмака. Но Дани, все же хищно припав к земле, похоже, даже не услышала Ламберта. Перебирая руками и ногами, словно сама вдруг превратилась в куницу, девчушка подобралась к распотрошенной тушке, и Ламберт даже глазом не успел моргнуть, когда Дани ухватила пальчиками кусок пропитанного кровью снега и, поднеся к губам, жадно высосала его почти досуха. За свою жизнь ведьмак навидался дерьма. Он видел, как выглядели обугленные останки людей, попавшихся на обед королевской виверне, он копался в трупной яме, выискивая целую человеческую печень для приманки на альгуля, он встречался лицом к лицу с рыдающей полуденницей, лишь пару дней назад бывшей простой деревенской девушкой в венке из ромашек. Но зрелище маленькой принцессы, забирающей в ладошки окровавленный снег, оказалось едва ли не самым пугающим из всех, и Ламберт почти пожалел, что не взял с собой серебряный меч. Хотя что бы он стал с ним делать? Напал бы на крохотную вампиршу и принес ее мамаше отсеченную кудрявую головку? Вот это был бы номер! Из-за стволов вдруг вылетел Лео. Пес остановился на краю поляны, как вкопанный, припал на передние лапы и низко зарычал. Дани, отбросив очередной кровавый снежок, сделала то же самое. Ее хорошенькое кукольное личико было измазано красным, а в крохотном рту блеснули удлинившиеся белые клыки — перед ведьмаком и его спутниками была больше не принцесса, а маленький опасный зверек, хищник, готовый броситься на любого, кто покусился бы на ее добычу. Лео, все еще рыча, явно собирался напасть на Дани, и у Ламберта язык не повернулся в первый момент осадить пса. Лилия на его руках вертелась и вырывалась, ведьмак с трудом удерживал ее на весу, но маленькая королева вдруг точным ударом врезала кулаком ему прямо в переносицу, и Ламберт отшатнулся и разжал руки. Упав в снег, девочка тут же вскочила на ноги. Она бросилась Лео наперерез, прямо к Дани, и принцесса-вампиреныш, видя новый источник опасности, обернулась навстречу Лилии. Пес, желая защитить свою госпожу, ринулся наперерез, но королева выкрикнула удивительно твердым для четырехлетки голосом: — Назад, Лео! — и тот замер, точно наткнулся на невидимую стену. Возможно, подумалось Ламберту, который теперь мог лишь тупо наблюдать за происходящим, — не стоило так старательно воспитывать в собаке послушание… Лилия, меж тем, уже оказалась рядом с Дани. Та оскалилась и зашипела, но королева — бесстрашная настолько, насколько бывают бесстрашными только маленькие дети, не знавшие опасности — вдруг хлопнула вампиршу по рукам, в которых все еще оставались ошметки окровавленного снега. — Плюнь! — скомандовала Лилия. Совершенно ошеломленная, оглушенная, как акула, которой щелкнули по носу, Дани послушно сплюнула кровавую слюну. — Нельзя есть зайчиков! — авторитетно заявила Лилия, и Дани растерянно моргнула, будто готовая вот-вот расплакаться. Королева же, обогнув вампиреныша, присела прямо на снег над тушкой несчастного русака. — Бедный, — тихо-тихо проговорила она, погладив слипшийся от крови мех, — разве тебе его не жалко, Дани? — Бедный, — как-то безжизненно повторила принцесса. За спиной Ламберта раздались булькающие неприятные звуки — Людвиг, похоже, все-таки не смог удержать в себе пирожные. Сам же ведьмак, сбросив с себя оцепенение, медленно приблизился к девчонкам. — В природе водятся хищники, — заметил он, стараясь, чтобы голос его звучал твердо, — и те, на кого они охотятся. Всем приходится выживать так, как они могут. Должно быть, заяц попался лисе, и она была очень голодной. Дани, начав всхлипывать, отерла окровавленные ручонки о черный лоснящийся мех своего полушубка. — Я испачкалась, — пожаловалась она, — мамочка будет ругаться. Осторожно, как игошу перед ритуалом погребения, Ламберт поднял принцессу на руки, прихватил пригоршню чистого снега и принялся отирать дрожащие ладошки. Никакого слада с этими вампирами — а ведь если бы Геральт-таки убил папашу этой малышки, сейчас Ламберту не приходилось бы разбираться с последствиями. — Мы похороним зайчика? — спросила Лилия, подняв на ведьмака полные надежды глаза. — Иди к брату, — как мог, мягко ответил ведьмак, — я похороню его по-эльфски, — это означало, что Ламберт собирался бросить тушку зверька под ближайшее дерево, но Лилию его ответ, похоже, удовлетворил. Она послала прощальный взгляд растерзанной жертве жестокой природы и, махнув Лео, пошла к Людвигу. Ведьмак же пристально посмотрел в заплаканные синие глаза маленькой хищницы. — Больше никогда так не делай, ясно? — сказал он строго. Девочка всхлипнула. — Только не рассказывай дядюшке Эмиелю, — отчего-то вдруг попросила она, — он расстроится. — Знаешь, что? — неожиданно усмехнувшись, заявил Ламберт, — думаю, о том, что тут случилось, мы вообще никому не расскажем — договорились? Дани согласно закивала, все еще шмыгая носом, и доверчиво прижалась к злому дядьке ведьмаку, прямо рядом с отчаянно дрожавшим медальоном у него на груди.