Твоя итальянская кровь

POV/ВИОЛЕТТА Последнюю ночь мне не спалось. Добравшись до особняка Алфи завёл меня в дом и оставил в гостиной на попечение няни, будто я одногодка Луи. А сам он развернулся и побрел к выходу, командуя своими «солдатиками», чтобы те не спали на посту в эту ночь и готовились к нападению. Мальчик же, к слову, был рад, что ему не придётся коротать вечер в одиночестве и поволок меня за руку в свою комнату. Мы поднялись на второй этаж, и Льюис тут же высыпал свою огромную коробку игрушек, показывая мне каждую, описывая детали в мельчайших подробностях. А я сидела и улыбалась как ополоумевшая, потому что мысли мои были далеко. Переживания выстроились в огромный замок, где на самом верху томился Тео, чуть ниже я, а в самом низу уже Соломонс и мой брат. Грядёт война, иначе к чему всё это затишье? Луи вырывал меня из переживаний, забалтывая какой-то детской ерундой, а я снова пропадала в своих переживаниях. Под конец вечера мальчик уснул прямо на ковре, надев пижаму задом наперёд, опустив голову на моё колено. Он сладко спал и губы его слипались также, как у отца, хотя последнего спящим я и не видела. Я гладила мальчика по волосам, приглаживая его густые пряди, представляя, кем вырастет добрый Луи, что вынужден коротать дни и ночи в полном одиночестве, что разбавлялось только редким урчанием няни на заднем фоне. Шёл двенадцатый час, а Алфи всё не было, чтобы хотя бы кто-то помог мне перенести мальчика в кровать, и я сделала это сама, а после, плотно укрыв одеялом, поцеловала его в макушку, пожелав добрых снов. Вернувшись к себе, я долго ворочалась, пытаясь уснуть, то считала овец, то прислушивалась к шуму на улице, то принимала тёплый душ, чтобы хоть как-то сомкнуть после глаза. Но, сон всё не шёл, и я решила перекусить, спустившись вниз по ступеням, хватая кусок хлеба, на него слой масла и стакан тёплой воды. Хозяйничать в чужой мне кухне не хотелось. В районе часа, а может, двух ночи, я услышала какой-то шум внизу: хлопнула дверца машины, затем шаги и чье-то невнятное бормотание, а уже потом настойчивый стук в дверь. Я лежала неподвижно, решив, что кто-то из слуг да откроет, но по-видимому, Луи умотал всех так, что через десять минут настойчивого стука, мне пришлось подняться и рвануть вниз, накинув на тонкую сорочку свой халат. Поежившись от холода, я побрела по лестнице, видя за винтажной дверью двойной силуэт. Ноги мои обдувало сквозным ветром, поэтому я скакала на цыпочках, боясь ступать на ледяную плитку прихожей всей ступней. Открыв, я увидела в доску, или же в стельку, а может, вдребезги пьяного еврея, а ещё стоящего рядом с ним мужчину, что практически держал на себе Соломонса, как большая черепаха. Алфи беспомощно висел: шляпа его съехала, пальто нараспашку, рубашка обнажала грудь и болталась, выползшая из брюк, а те в свою очередь прочно держались на бедрах. — Какая фея, — заметил незнакомец, удовлетворенно оценив меня с ног до головы, поправив свои маленькие стекляшки-очки, — Я не знал, что у тебя есть дочь. Я подняла брови, и Алфи словно пробудился ото сна, вздергивая голову, заметив стоящую на пороге меня. — Это моя сварливая женушка, — съязвил он, проталкиваясь в дом. — Чего? — спросил его мужчина. Алфи подошёл ко мне и схватив за подбородок, легонько чмокнул меня в носик, обдавая ароматом прогорклого рома, заставляя меня возмущенно отпрянуть. — Того, блять, — бурчал еврей, снимая лениво талит, накидывая мне на плечи, как на вешалку, и от шарфа повеяло шлейфом его духов, — Я однажды удачно подвез её после школы, а через девять месяцев она мне родила, — ехидничал Алфи, вводя в ступор своего знакомого, — Прям на уроке, правда? Вышла из школы с рюкзаком и с ребёнком. Я закатила глаза, перенимая пьяное существо из лап незнакомца. — Забирайте его! — пробасил он, стащив Алфи с себя, и практически взвалив на меня, словно я была тягловым ослом. — Спасибо, — прошипела я, повернув засов двери, наблюдая, как тень мужчины исчезает на пороге дома. Я сделала пару шагов, понимая что не дотащу его до спальни, потому что вес у Алфи был действительно медвежий. — Где ты так накачался? Еврей встрепенулся и выпрямился, застыв, как статуя. — В баре, — ответил он, пытаясь самостоятельно дойти до гостиной, стягивая с себя жакет, — Ждала меня, да? Я фыркнула, в очередной раз убеждаясь в том, что всё-то он знает, пытаясь уложить пьяного мужчину, толкая его в грудь. Алфи в принципе был практически без чувств, ничего не понимал, где он и кто он, но отчётливо называл меня по имени. Я пыталась его растормошить, но ничего не выходило, чтобы помочь ему снять рубашку, а ещё чтобы вытащить его настырные руки из-под моего халата. — Дай потрогаю, — бормотал он, вскидывая голову, смотря в мой подбородок как покорный щенок, что жаждал женской ласки, — Потрогаю и отпущу. Сразу спать лягу, — ставил он мне неравные условия, снова запуская ладонь под ткань халата, — Честно. Он ляжет, а что делать мне?! — И не мечтай, — отрезала я, сцепив руки Алфи на своём теле. Это «не мечтай» каждый расценил по своему или же одинаково? Тогда он оказался сильнее, хватая меня талию и роняя на просторный диван так, что я от силы захвата вполне могла быть раздавлена, а ещё повредить голову о жёсткую кожаную боковину. Еврей в этом деле был просто искушен до автоматизма, подкладывая руки под мой затылок, страхуя от сотрясения и возможной травмы головы. — Попалась, да? — улыбнулся он, смотря мне в глаза, задевая носом мой носик, целуя его несколько раз, — Момент истины… Алфи аккуратно приблизился к моим губам, не зная, как лучше подойти, чтобы наш поцелуй удался, задевая мои щеки и скулы. Я с придыханием ждала этого момента, облизнувшись немного судорожно, наконец, ощущая горячее тепло, бегущие по губам. До встречи с ним я жила не просто не познав радостей секса, но и вообще мужской ласки, и даже дурацкого поцелуя, который в этот миг сорвал еврей. Он пригубил меня, как крепкий напиток, а после вдохнул грудью аромат моих волос, ожидая, что я отвешу ему пару пощёчин, но я смиренно лежала, подмятая им, как котенок. — Наверное, всему виной неправильно затопленный камин, — шептала я в слух, прекрасно зная за нас двоих, что эта нехватка воздуха от его жарких прикосновений, бросающих меня в озноб. — Мм? — вопросительно мычал Алфи, не отрываясь от моих щёк и скул, целуя их, словно я редкий экспонат, который до сей минуты трогать было нельзя. Он снова поднял глаза и вернулся к губам, целуя уже более настойчиво и плодовито, запуская язык в мой сомкнутый в недоумении ротик. Я и понятия не имела, что и мне нужно что-то делать ими, чтобы привести Соломонса в минимальный восторг. Я вполсилы пыталась сопротивляться, но я оставалась всего лишь миниатюрной хрупкой девушкой, без возможности противостоять сильному и крепкому мужчине. Лишь мямлила что-то несвязное, мол, нет, Алфи, прекрати, хватит. Набор основных клише недотроги, от которых самой же становились смешно и противно. Слова мои становились всё тише, переходили на шёпот, а после в беззвучное шевеление губами, пока его губы плавали по моей шее, приводя меня в мягкий восторг. Его горячие руки совсем нежно сжимали грудь, которую я оголяла без его просьб, обнажая небольшие округлости, и Алфи припадал к ним, вынуждая меня стонать в его ладонь. Сколько длилось это безобразие, как я вообще оказалась под ним и когда Соломонс успел стянуть с меня всё, что недавно так сильно мешало ему, образуя недосягаемость — неизвестно. Алфи ловко забрался своей сухой рукой в мои невольно намокшие трусики, и перед глазами моими всё поплыло. Разум уже поехал и не кричал «остановись», а тело превратилось в одну сплошную точку удовольствия, и я закрыла глаза, запрокидывая голову. Еврей ловко ласкал меня одной рукой, забравшись под платье, в котором я спала часом ранее, а другой рукой мял мою небольшую девичью грудь, целовал и кусал мою шею. Я была не уверена, что он понимает с кем находится, и кто же лежит под ним, скромно вздыхая. Пожалуй, это была последняя здравая мысль, посетившая меня, перед тем, как мои ножки подломились от этого сладострастия. Альфред услышал стон одобрения и поднял глаза, кажется, узнав меня с первого раза. — Аа. Мисс Чангретта в моих руках по собственной воле, значит, да? — начал клокотать невнятно, пытаясь вязать слова с нитью смысла, покусывая меня за правый сосок, заставляя вскрикнуть и получить ладонью по губам, а уже после того, как я стихла — ещё и по груди, что больно качнулась от шлепка его руки. — Тс… Только разбуди мне Луи, — рыкнул он, — Я тебя тут до смерти затрахаю, однако. Дрожь побежала по моему телу. Не так я себе представляла первый раз, и далеко не так его описывал Алфи. Впрочем, грязная белиберда мне нравилась, и я ощущала устойчивый жаркий ком внизу живота, ожидая разрядки. Соломонс, не думая, стащил с меня трусики и залез головой между моих ножек. Я едва не потеряла сознание от наслаждения, когда он забрался туда своим горячим языком. Он делал это весьма умело, задевая нужные точки то тут, то там, выводя меня на тихие стоны, пока пальцы мои зарывались в его волосы. Я извивалась точно змея в траве, вздергивая голову и снова опуская, словно меня резали лезвием удовольствия. Руки его обводили мою бедра, мои ягодицы и слегка пощипывали, царапали ногтями. Изредка он поднимался к груди, оставлял на ней жадные засосы, вёл влажную линию к шее, и на ней вырисовывал фирменные отметины, а после снова припадал к сокровенному низу. Вскоре, ощутив горячую волну, что была похожа на сход снега с лавины накрыла меня полностью и с головой. Я вскрикнула, прикусила губу и забилась в конвульсиях женского счастья, опускаясь на диван, теряя пространство и время. После я ненадолго притихла, а Алфи всё продолжал ласкать моё жаркое юное тело своими кипящими ладонями. Алфи приподнялся, лицо его было влажным, а по груди бежал пот. Пальцы его прошлись по моему лону, что содрогалось с негой в пульсации, а он смотрел и изучал, периодически поглядывая мне в глаза, словно не узнавал меня или с кем-то путал. Он стащил с себя брюки, приспустил их лениво до колен, а после и белье, а что было под ним, я не увидала. Соломонс тяжело опустился сверху, схватил меня за подбородок, словно пытаясь узнать меня в ком-то, придирчиво осматривая, как коня на рынке. — Кто ты, блять, такая? — спросил он меня прямо, когда я опустила волосы на плечи, пытаясь вразумить его. — Виолетта, — ответила я, за что получила сомнительную гримасу и слабую пощечину. — Виолетта… — задумался Алфи, держа свой вес на мышечных руках, что выползли из тени и были весьма обширными. Я поглаживала его руки, ощущая мягкую кожу, обводя пальцами различные нательные рисунки. — Это я, Алфи, — проговорила я шёпотом, смотря в серые и смотрящие сквозь меня глаза, краснючие и пустые, словно передо мной кукла. — Ты не Виолетта, — прохрипел он, — Какая-то самозванка, — твердил Соломонс, запуская средний палец мне в рот, — Я же знаю Виолу с первых шагов. Она не ляжет со мной после всего, что было. Не родит мне ещё одну дочь. И сам я вряд ли уж до субботней молитвы доживу. Я попыталась понять, что он лопочет в пьяном угаре. — У тебя есть сын, — вторила я, — И до субботы ты ещё как доживёшь. Алфи рассмеялся истерически. — Давай, спроси же меня, где моя дочь, — шипел он мне в губы со злобой и болью в слезливых и чёрных, как смоль, глазах. Я облизнула губы, чувствуя его дыхание на них, а после боль в нижней челюсти, когда Алфи сцепил мой подбородок до посинения кожи. — Я её сам же и убил, — прорычал он мне в лицо и холодная солёная вода капнула на мой нос, заставляя меня сморщится, а еврея отпрянуть. Он был обнажен, держа на бёдрах брюки и нижнее белье, пока он вытирал лицо, пытаясь от меня отползти, но я не дала, вжав его своими ногами, опуская за непоколебимую шею к себе. — Я нечаянно, — закряхтел он почти бесшумно, ежась от моих рук на его спине, — А Лука меня убьёт, дааа, — закончил он свою демагогию. Через мгновение он устало промычал мне на ухо и уснул, обняв меня, как старого друга. Я пролежала так пару минут, а после попыталась поднять его, чтобы выползти, но у меня ничего не вышло. Алфи совсем обмяк и все мои усилия потеряли всякий смысл. Через какое-то время моих размышлений Соломонс перекатился на спину, продолжая спать. «Ничего и не было?! » — возмущенно подумала я, накидывая платье и стягивая с него испачканную одежду, швыряя её рядом, отправляясь к себе, укутав Соломонса тонким покрывалом. Спустя пару часов Алфи открыл глаза, ощущая, как каждая косточка ноет, а голова отбивает похмельный ритм. Всё, что он помнил, это лицо Виолетты и свою исповедь, нащупывая на краю кофейного стола пистолет. Еврей сел, схватил из кучи белья свои брюки, натянул их, затянул пояс и побрел наверх, взводя оружие. О чем он думал? Обо всём, проверяя магазин, в котором играла в рулетку лишь одна пуля. Соломонс преодолел этаж, открыл дверь комнаты Виолы и встал рядом с кроватью, держа её затылок на мушке. Как же он ненавидел и любил эту девушку, что мирно спала, укутавшись в воздушное одеяло, сладко сопя. — Мать твою, — шептал он, — Маленькая итальянская дрянь. Что же ты делаешь со мной?! Зачем ты так издеваешься, а? Алфи сжал кулаки, а после навёл дуло уже на себя, ткнув им в висок, оставив небольшую отметину. — Пап, — позвал его голос из постели, и Виолетта заерзала, крепко обнимая проснувшегося так несвоевременно Луи, — Папочка, ты что? Тебе плохо? Алфи взвыл в голос, а после, уронив пистолет рухнул на колени, разбудив Виолетту, что испуганно смотрела на мужчину. Она знала, что если мужчина плачет, то к нему лучше не подходить. Такой момент мужской слабости стоит перенести с достоинством и сохранить в мужчине честь. Алфи едва ли не катался по полу, оплакивая то ли самого себя, то ли Луи, то ли их с Виолой исковерканную любовь, то ли новорождённую дочь, которую он так сильно любил. Что-то заставляло его лежать посреди спальни и выть на глазах у близких, пока на шерстяной ковёр падали его слезы, состоящие из скорби и боли. Виолетта сидела рядом с Луи, поглаживая того по волосам, прижимая к себе. А Алфи всё лежал на прохладном полу без рубашки и закрывал лицо руками, пытаясь закрыться от всего мира.