Боттичелли в окопе

Солнечные лучи проникали сквозь высокие окна палаты, рисуя на стенах полосы света и тени. Олег, лежащий на кровати, прикрыл глаза, чтобы уйти от надоедливого сверкания. Гул от соседних палат казался слишком громким, но Волков был словно в вакууме, окруженный тишиной, которую нарушали только собственные мысли. Пять пуль, прошивших его грудь, тяжелым грузом лежали на его душе.  В комнату вошел молодой человек с огненно-рыжими волосами, доходящими до плеч. У него были голубые, как небо, глаза, а на лице играла лёгкая, неуверенная улыбка. — Здравствуйте, Олег, меня зовут Сергей Разумовский, — сказал он, протягивая дрожащую руку. Олег лениво приоткрыл глаза, отстранённо посмотрев на протянутую руку. — Олег, — ответил он, не желая даже попытаться взять её. Сергей отступил на шаг, немного смутившись. Он был здесь, в военном госпитале, как волонтер, в надежде помочь раненым солдатам. Но Олег казался неприступной крепостью, которая отказывалась открывать свои ворота. — Вы знаете, Олег, я учитель истории. У нас с вами может быть много общих тем для разговоров, — сказал Сергей, пытаясь найти ключ к сердцу Олега.  Олег ничего не ответил. Он вновь прикрыл глаза, словно пытаясь заблокироваться от внешнего мира. Сергей понял, что Олегу не легко говорить о войне, о ранах, которые он не мог залечить ничем, кроме времени. Разумовский решил попытаться отвлечь Волкова от своих удачных мыслей, и развлечь его беседой.  — Я очень люблю историю, — продолжал Сергей, — У меня есть куча книг о войнах, о героях, о людях, которые боролись за свою свободу. Может, вы хотели бы почитать что-нибудь? Олег молчал. Он был уставшим от войны, от смерти, от безжалостности, которая его окружала. Сергей понял, что он не должен навязывать свои интересы, что нужно дать Олегу время. Внезапно, Олег дёрнулся, как от удара и резко притянул  руку к сердцу.  — Пять, — прошептал он, словно в тумане. — Пять пуль. Сергей внимательно смотрел на него. Это был первый раз, когда Олег заговорил о войне. Сергей чувствовал, что он наконец-то проник в его крепость. — Пять пуль, — повторил Сергей, — Но вы живы, Олег. Вы выжили. И это главное. Вы ещё можете спасти много людских жизней.  Олег невольно закусил губу. Сергей понял, что он не должен перебивать его мысли. Он просто сидел рядом с Олегом, молча наблюдая за ним, давая ему время. — Знаешь, Сергей, — сказал Олег, словно в сонном бреду, — Я тоже люблю историю. Но не так, как ты. Я люблю её изнутри. Я видел её своими глазами. И знаешь что? Она жестока. Беспощадна. Отвратительна. У неё всегда привкус металла и соли. Она всегда грязна. Сергей внимательно слушал его монолог, каждый раз кивая головой, показывая, что он с ним.  Олег сжал губы, словно пытаясь сдержать сильные эмоции, которые громом раздались по всему телу. Он перевел взгляд на Серёжу, его голубые глаза казались бездонными, словно отражали весь ужас войны.  — Пять пуль... — прошептал Олег, — это не просто раны, это - медальоны. Каждый из них - это история... Его голос был тихим, но в нем слышалась сталь. Он начал рассказывать, не глядя на Разумовского, словно боялся, что тот увидит его слабость.  — Были мы тогда в засаде, — начал Волков, —  в Афганистане. Горная местность, закрытая со всех сторон... Мы ждали душмана. Часами сидели, ноги отнимались, холод пробирал до костей. Я видел их в бинокль, они поднимались в гору, целая группа. На них не хватило бы у нас боеприпасов. Но по радио пришел приказ: атаковать. Мы бросились вперед, крики, выстрелы... Я чувствовал адреналин, я был как зверь, жаждущий крови. Но это была не кровь, а огненная жидкость, она обжигала все внутри. Мы били по ним, но их было много, они шли как волна. Я видел, как упал Максим, мой товарищ, его разорвало гранатой. Я кричал, хотел броситься к нему, но меня толкнул в сторону Саша. Он сказал: "Олег, вперед! За мир!" Я пошел дальше, стрелял, не целясь, просто стрелял, чтобы остановить их... И тут я упал. Боль, как от горящего угля, прожгла меня насквозь. Я видел их лица, они были в недоумении. Они не понимали, что я еще жив. Я лежал в крови, в пыли, и думал: вот и все... Но кто-то закричал: "Олег! Живой!" Это был Саша. Он прикрывал меня, стрелял, кричал, чтобы они отступили. И они отступили... Олег замолчал, его голос свернулся от боли, в глазах блестели слезы.  Волков с детства мечтал о военной службе. Он видел себя храбрым воином, защищающим невинных людей, героем, чья сила и мужество вдохновляют всех вокруг. Он поглощал книги о войнах, о военных командирах, о героях, чьи имена стали легендами. Он тренировался в боевых искусствах, учился владеть оружием, с детства приучал себя к дисциплине и выносливости.  Он был готов к войне. Он был готов к сражениям, к победам и поражениям, к кровь и смерти. Он был готов к тому, что будет защищать свою Родину, что будет стоять на защите слабых и беззащитных. Он был готов к тому, что будет убивать.  Но он был не прав. Не понимал, что такое война на самом деле. Он не был готов к тому, что увидел. Олег не был готов к той жестокости, которую видел вокруг себя. Он не был готов к тому, как война ломала людей, как она отбирала у них душу, как она превращала их в зверей.  Он не был готов к тому, что он сам изменился. Что в нем тоже проснется  зверь, жаждущий крови, что он будет убивать без жалости, что смерть людей будет вызывать лишь безразличие.  Он не был готов к тому, что война не будет красивой, как на картинках. Он не будет лететь белой птицей на защиту к беззащитным, не будет стоять против плохих людей. Да и есть ли плохие люди? Они же все одинаковые. Все убивают, все подчиняются приказам, а за что воюют толком не знают. Он не был готов к тому, как война убьет его товарищей. К тому, что он увидит их смерть, почувствует их боль, как он осознает своё бессилие.  Читая «Войну и мир» Волкова всегда поражало, что Болконский идет на войну, потому что устал от светской жизни, от лицемерия этого общества. Хотя ведь есть смысл. В войне то точно нет лицемерия. В самих боях. В смерти нет лжи. То, что происходит на войне раскрывает чистую натуру человека, эта голая жестокость и жажда крови и мяса. Наслаждение от крика, когда кто-то опять измывается над своим врагом. В этом нет лжи. Нет секрета. Оно голое, нескрываемое, потому и ужасное. Олег не был готов к тому, что война убьет его мечту. Война убьет в нем мальчика, который мечтал стать героем. Она превратит его в воина, который убивал. Он был готов к войне, но он не был готов к тому, что она сделает с ним. Олег продолжал рассказывать о смерти, о страхе, о боли. Он говорил о своем оружии, о своем мастерестве, о том, как он убивал. Он говорил о той жестокости, которую видел вокруг себя. Он говорил о своем горе, о смерти товарищей. Он говорил о своей вине.  — Я не могу забыть их, — шептал Олег, — их лица, их голоса. Я вижу их во сне, я слышу их крики, я чувствую их боль. Я не могу забыть... Он замолчал, его грудь тяжело вздымалась. Серёжа сидел рядом, рука Олега лежала в его руке. Он не пытался утешить Олега, он просто был рядом, показывая, что тот не один.  — Я хочу забыть, — прошептал Олег, - но я не могу. Я не могу забыть эту войну. Она живет во мне, она съедает меня изнутри. Серёжа тихо сказал: «Но ведь ты не один, Олег. Мы вместе сможем пройти через это. Мы вместе. Олег посмотрел на Серёжу, на его добрые глаза, на его искреннюю заботу. Он впервые увидел в нем не просто волонтера, который бы бросал бессмысленные фразы, не вкладывая ничего в них, а того, кого Олег спустя время смог бы назвать другом, может даже смог бы доверить свои тайны, свои боли, свои страхи.  — Ты прав, Серёжа, — сказал Олег, — мы вместе. Разумовский был счастлив, что смог разговорить Олега и ничуть не удивлялся тому, что Волков был так закрыт в себе. Он видел в нем сильного и храброго солдата, который не хотел показывать свою слабость. —Знаешь, Сергей, а ты не такой каким кажешься на первый взгляд. —Приятно слышать. Зови меня Серёж. И если вдруг захочешь почитать, то зови. У меня не только военная литература, есть ещё много по истории живописи. Люблю Ренессанс.