белый лотос

Слухи ползут быстро, особенно в закрытых сообщества. Секта — идеальный рассадник для сплетен, и пусть информацию тут держат в крепком кулаке, что-то да просачивается, неосознанно, и, в итоге, добирается даже до бараков, где живет Сиба. Он, впрочем, совершенно не удивлен — лишь хмыкает, когда присутствует на вскрытии того самого горшка, в который ранее он сам заталкивает изломанный труп. Проникнуть сюда сложно, но Сиба знает способы убедить людей — устраивает истерику, мол, да как вы можете меня не пустить, пока мой юный племянник тут, я же за него беспокоюсь, мало ли, что тут происходит, мы только сбежали от плохих событий!.. И подобная чушь, людей легко запугать родительскими чувствами, потому что большая часть тут их никогда не испытывала, а другая либо чувствует подсознательную вину за то, что их дети теперь в секте, либо ловят примерно ту же волну. Тихиро лучше не знать, что он использует его для таких грязных игр, думается Сибе, когда он наблюдает за вскрытием горшка. Он не обидится, но точно посмотрит на Сибу своим классическим тихировским взглядом, каким он обычно смотрел на Кунисигэ после его глупостей — мальчик вроде страдает от горя, а холодные взгляды все равно бросать умеет. Большинство тут, конечно же, неофиты крови не видавшие, потому кому-то плохо, кого-то тошнит в кусты, пока сам он безразлично наблюдает за тем, как вокруг горшка расстилают пленку, чтобы его разбить, а останки позже свернуть в большой куль. Когда доносится звон, а потом — неприятный влажный плеск, стоит крови пролиться на пластиковую пленку, он лишь хмурится. Взгляд в лицо человеку, которого он допрашивал вчера, не вынуждает его ощутить горечь или вину, он лишь вспоминает, как говорил с этим молодым мужчиной вчера. Тот сидел прямо на стуле перед ним, с выдернутыми ногтями, дрожащий от боли, пока Сиба вертел в руках плоскогубцы. Начинать надо с малого. Если малец не расколется, то следом пойдут гвозди и молоток, ну а если и этого будет недостаточно… Впрочем, некоторые вещи не стоит озвучивать даже в мыслях. Он опускается на колено перед своим пленником, и тот, едва дыша, наконец произносит желанную правду, надеясь освободиться от ужасной боли. — Я… просто действовал по приказу… Мне оставили письмо!.. Это кто-то из руководителей, они тебя подозревают!.. Значит, малец и правда был лишь наемником, потому так отчаянно следил за Сибой с того самого дня. Неумеху видно сразу, но как Сиба может осуждать человека, который никогда не рисковал жизнью на поле боя? Это почти печально. Потому он быстро сворачивает шею своему незадачливому пленнику и запихивает его ночью в горшок, а после обмывает руки в пруде с карпами, и те плавают посреди кровавых разводах, постепенно расплывающихся. Когда же наступает утро и включают свет, то не остается ни следа. Никто так и не узнает, что случилось с юношей, чей труп оказался закрыт в глиняном горшке. Значит, кто-то из руководителей… Сиба украдкой смотрит по сторонам. Тут присутствует часть: они стоят у горшка и о чем-то перешептываются, выглядят озабоченно — типичные политиканы, которым все равно на утраченную жизнь, но есть дело до внешнего облика и проблем, которые могут возникнуть у них лично. Если Сибу подозревают, то это кто-то один, иначе они бы натравили на него еще убийц или подняли панику, но пока что реакции нет вообще, следовательно, этот кто-то хорошо скрывает свои домыслы. Если предположить, что все эти господа пытаются подлизаться к Хино Хабакири поближе, тот этот человек не станет рассказывать о своих домыслах остальным, чтобы выслужиться. Скорее всего он прекрасно понимает, кто убил юношу, и, значит… Сиба смотри на каждого. И лишь с одним — немолодым мужчиной с неприятной козлиной бородкой — встречается взглядом. В глазах того человека на секунду мелькает сомнение, но он быстро отворачивается, а Сиба про себя улыбается. Никогда не пытайся пойти против школы людей, что допрашивали врагов. Ты никогда не победишь. Малейшего движения брови или руки будет достаточно, чтобы определить вину, Сиба знает это — а виновник нет, потому… Кажется, он найден. Ох, как же хочется курить… Он закидывает в рот сигарету и щелкает зажигалкой. — Значит, это и есть наша проблема? Молодой голос из-за спины вынуждает Сибу обернуться; когда он видит Хино Хабакири собственной персоной, то ничуть не удивляется, в конце концов, когда в твоей секте происходят такие дела, ты обязан заявиться лично, это что-то вроде правил приличия. Сегодня тот выглядит иначе: в черного цвета дорогой юкате, длинные волосы собраны в небрежную косу позади, на ушах болтаются крупные серьги. Любопытная персона. Да, как Сиба и предполагал, он выглядит необычайно юно, хотя ему уже больше сорока; значит, он опытный чародей, с ним нужно быть осторожнее. И, скорее всего, он видел куда больше, чем следует — пока остальные воротят носы от трупа в пленке, Хабакири подходит ближе и небрежно осматривает его, хмуря тонкие брови, после чего поднимает взгляд на них всех, собравшихся тут словно зеваки. — Господа, у кого хватит моральных сил убрать тело? Сиба тут же бодро поднимает ручку. В том, чтобы свернуть труп в куль, когда под ним заблаговременно расстилали пластиковую простынку, нет ничего сложного; от запаха крови Сибу перестало воротить где-то в начале войны, а от видов трупов — где-то к ее окончанию, а когда он и вовсе отделил от себя мораль, то стал идеальным солдатом «Камунаби» и ее шакалом, готовым на все ради правительства, что бы оно не приказало. Когда ты шагаешь единым строем, то тебе кажется, что ты действительно сражаешься ради чего-то лучшего, вроде светлого будущего, но в итоге ты приходишь все к тому же результату, понимая, что громкие речевки были лишь имитацией чего-то иного. Вот так и разочаровываешься в светлом обещанном будущем. Когда Сиба сворачивает труп в один огромный куль, запечатывает его так, чтобы ни капли крови не вытекло, он ощущает на спине пристальный взгляд и оглядывается. Удачно; Хино Хабакири подходит ближе и внимательно смотрит на него, но пока что в его глазах не чувствуется угрозы, лишь легкое подозрение. Сейчас из закутка с горшками уходят почти все — мало кому приятно смотреть на уборку трупов. — Интересное рвение. Не брезгуешь трогать тела? — Я бывший военный, — улыбается Сиба, и Хабакири склоняет голову набок, отчего серьги на его ушах начинают звенеть. — И, полагаю, чародей. Это не вопрос — утверждение, и Сиба решает не играть в секреты. Он просто пожимает плечами. Скорее всего после этого по его досье вновь пройдутся, а там наверняка будет указана связь с «Камунаби»; Сиба уверен в способности Азами выпускать на рынок нужную информацию. — Ну, если такое можно назвать настоящим чародейством… Вы, уважаемый, не переживайте, я из армии ушел сразу после войны. Однако, Хабакири не выглядит так, будто бы его это напрягает. Хорошо играет лицом? Он лишь задумчиво потирает подбородок, оглядывая Сибу с ног до головы, а потом голосом более спокойным (хотя на губах заметно проступает ухмылка) замечает: — Редко к нам заглядывают столь уважаемый гости. — Лишь шпионы, да? — хмыкает Сиба и озирается по сторонам. — Ладно, покажите, куда девать вашего жмура, — когда Хабакири называет ему место и идет следом за ним, Сиба добавляет: — Вы не волнуйтесь, уважаемый как-вас-там-по-имени, я тут не ради расследования. Уже двадцать лет я вспоминаю тут ужас, а тут еще и другая беда приключилась… А у вас тут настоящий покой. Полезно прочистить голову, знаете ли. — Действительно? Кажется, Хабакири это веселит, и Сиба выразительно на него смотрит. Главное — врать уверенно. — Может, я и не все пока понимаю, но тут я могу спокойно отключить мозг и просто насладиться процессом. Плюс, тут помогут. У меня простые запросы. — Интересный ты человек… — Сиба. — … Сиба-сан, верно. Не хочешь ли обговорить все это лично, с глазу на глаз? — когда Сиба удивленно (в этот раз искренне) склоняет голову набок, Хабакири воспринимает его замешательство как повод продолжить. — Было бы интересно продолжить нашу беседу. Я не соврал — редко когда к нам приходили люди столь уважаемые. Мы могли бы помочь друг другу, сделать это место уютным и приятным для каждого. Сиба кокетливо смотрит на труп у себя на плече. — Не побрезгуете? Хабакири лишь улыбается ему, и этого становится достаточно. Сиба милостиво принимает приглашение на чаепитие на следующий день, пока сам в голове отмечает, что Хино Хабакири не подозревает его слишком сильно — значит, мысль о том, что выследивший его человек никому ничего не сказал, чтобы получить всю славу себе, оправдалась. Нет ничего проще людей… которые пытаются добиться расположения руководства таким путем. Сиба улыбается, а в его голове в это время рождается план. Следующей ночью Сиба решает рискнуть, и делает повторную вылазку на завод. В этот раз он совершает все возможные ошибки, которые можно собрать в единый сборник и назвать его «Шпионаж для чайников: как поступать не нужно», потому что он оступается везде, где только можно. Но, разумеется, Сиба оставляет пространство для собственных маневров. Он понимает — если ближайший прислужник подозревающего его человека мертв, то он полезет в это дело сам, не желая больше рисковать с утечкой информации. Психология таких людей проста до безобразия: они просто хотят выслужиться перед большим боссом и только. Сибе почти смешно… не будь много лет назад он точно таким же. Но прошлое осталось в прошлом. Для большинства (не для Тихиро). Это надежный и простой план, потому спустя всего полчаса блужданий по коридорам Сиба чувствует присутствие за собой, а когда мгновенно перемещается за спину идущего у него по пятам человека, то видит подтверждение своей утренней догадке, а также то, что этот мужчина вовсе не чародей — а если и да, то его способности невероятно слабы. Не ровня Сибе… совершенно. Сломать ему руку, чтобы тот не попытался выкинуть какой-то фокус, легко; затем требуется всего один прыжок до импровизированной пыточной. К сожалению, не всю кровь со вчерашнего дня удалось оттереть, надо бы исправить (нельзя, чтобы кто-то пришел в это место банально на запах), но сейчас алые пятна на полу работают в пользу Сибе, придавая легкого флера обстановке. Кто бы подумал, да? Он швыряет свою новую жертву на стул. Та слишком занята скулежом из-за сломанной руки, потому не догадывается сбежать, пока есть возможность; но Сиба быстро это исправляет, приковывая его по рукам и ногам, игнорируя жалобный плач из-за переломанной руки. Сам он садится напротив и закуривает, а когда на него бросают разъяренный взгляд, Сиба предвосхищает все обиженные разговоры и начинает первым: — Можешь кричать сколько угодно. Я покрыл помещение защитными амулетами, нас никто не услышит. — Ублюдок!.. — визжит тот, захлебываясь воздухом. — Думаешь, я тебе хоть что-то выдам?! Сдохни, милитаристская псина! — О, я не думаю. Сиба вежливо улыбается. — Я в этом уверен. Дальше не следует ничего особенного: простые пытки по учебнику, начиная от вырванных ногтей и заканчивая сломанными пальцами. Однако и в этот раз молоток не пригождается, хотя Сиба уже готов занести его и раздавить пару пальцев на ногах, ну так, в качестве угрозы. Люди тут совершенно не умеют держать язык за зубами. Впрочем, он только рад — так быстрее получить информацию. У него нет времени разбираться с кучей людей слишком долго. Пока он моет инструменты, позади доносится слабый плаксивый голос: — Весь культ… просто прикрытие для бизнеса Хино-сана… Даже производство оружия и наркотиков… лишь оболочка… Уловка для правительственных агентов вроде тебя… Только поглупее… Сибе вспоминается странный меч из плоти. Скорее всего это и есть истинная цель. Но другой вопрос зачем производить такое странное оружие? — Но кто стоит за Хино-саном… мне неизвестно… — Понятно, — Сиба кладет плоскогубцы на место и потом разворачивается к своему пленнику, неторопливо подходя ближе. Он замирает над ним, и когда мужчина смотрит на него слезящимися глазами, умоляя отпустить, лампа над их головой моргает. — Последний вопрос. Что ты знаешь про «Хисяку»? На лице мужчины появляется удивление, искреннее. — Кто? — Ясно. Что ж, это было ожидаемо. Вряд ли руководство так просто дает своим не самым надежным пешкам подобную информацию, слишком велик риск утечки, а добраться до кого-то знающего, чтобы его пытать, сейчас пока что нереально. Так рассуждает Сиба. Но, к счастью, глава показал свою благосклонность к нему, явно заинтересовавшись в банальном равнодушии к трупам. Не иронично ли? Но, может, именно таких людей они и ищут в свои стройные ряды, чтобы проще было идти по головам. Те, кто убивает в себе мораль, охотней согласится избавиться от парочки людей. Об этом Сиба размышляет, когда пинком открывает дверь в кабинет Хабакири и вталкивает туда жертву ночных истязаний. Глава секты сидит за столом, смотря на него из-под полуприкрытых глаз, но он не выглядит удивленным — просто наблюдает за тем, как Сиба за шкирку тащит человека и кидает его на ковер прямо перед его столом. Позади на стене он мельком замечает крохотные пятнышки крови, но решает не придавать им особого значения, потому что сейчас ему нужно сыграть идеальную роль в другом месте. — Зацени, — улыбается он, пинком поддевая свою жертву. Тот громко стонет, полубессознательный, а изо рта у него продолжает течь кровь. — Подарочек тебе принес, начальник. А то были у меня некоторые подозрения, решил проследить… И оказалось, что предатель-то вот тут как тут. Хабакири смотрит на Сибу пристально, затем опускает глаза вниз. — Что с ним? — Откусил себе язык, чтобы замолчать навсегда. А руки и ноги мне пришлось сломать, чтобы он не сбежал. И почти и не вранье. Ну… кроме истинный причины, по которой был откушен язык. Смыкать чужие зубы так, чтобы они отрезали все верно — такая головная боль… Но Сибу учили подделывать следы преступлений. Это одна из наук, которым обучают в секторе государственной слежки и допросов. Ни у кого не должно возникнуть подозрений о благочестивом госаппарате. Хабакири молча смотрит на извивающегося бывшего товарища. Затем — вновь на Сибу. — Допустим, это так. Но я не могу поверить тебе просто так, без доказательств, понимаешь? — Разумеется, босс! — Сиба шуточно козыряет и тычет пальчиком в сторону стоящего рядом телевизора. — Вы камеры проверьте. На картинку они смотрят оба: на то, как жертва ночных пыток выносит из кабинета образец странного клинка из плоти, и больше — ничего. Конечно, в «Камунаби» не обучали искусству монтажа, но зациклить запись так, чтобы пробелы, где Сиба появлялся на записях, довольно легко. Вот так хобби, когда ты записываешь фильмы с эфира на кассету и потом удаляешь рекламу может пригодиться и на заданиях, мотайте на ус. Главное — сделать все так, чтобы было незаметно. Потому Сиба выбирает ночь, когда монтировать придется не так уж и много. А уж зациклить запись, где нет пометки о времени… Вообще элементарно. — Вот видите. Он попытался свистнуть меч. Я когда покурить втихую пошел — сразу почуял, что что-то тут не то! Хино Хабакири улыбается краешком рта. — Покурить, значит. — Простите, но я просто обязан был спереть немного сигарет на черный день. Не могу жить без курева, ломает… — Сиба драматично хлопает ладонью у сердца. — Не обессудьте, я все равно не успел ничего стырить. Или это тоже наказуемо? Ну… Я могу извиниться там… Не знаю. Только сигареты не забирайте. Сиба вежливо улыбается. Улыбается и Хино Хабакири, когда раз за разом смотрит на запись, явно пытаясь найти в ней не состыковки. Но правда проста: меча и правда нет на месте, потому что кое-кто решил спрятать его от Сибы, не уведомив руководство. А вырезать крохотный фрагмент, где Сиба шатается по освещенным местам… очень легко. Не зря же он все время прятался в темноте, там, где камеры не могли его рассмотреть. Плюс способность телепортации — это так удобно. Наконец, на него поднимают взгляд. Хино Хабакири улыбается, но глаза его холодны, словно лед. — Избавься от него. И это первая проверка. Сиба кивает — нет ничего проще, чем простое убийство. Когда он хватает за шиворот ложного предателя и тащит прочь, на пороге он вдруг оборачивается, потому что его окликают. В этот раз голос Хабакири звучит задумчиво, без угрозы. Что он задумал? — Погоди-ка… Ты ведь дядя того мальчика, Тихиро, верно?