Просто представьте

      Просто представьте — у меня с этим туго, но — вы просто представьте, как его находят наутро в бассейне после вечеринки. Его не заметили ещё вечером, потому что все гости спрятались в дом, стоило дождику, такому маленькому, холодному и неприятному, когда вы в купальнике, начать накрапывать. Вы ведь помните, как он любит дождь, правда? Но мы отвлеклись: итак, его находят наутро. Его находит кто-то, кто не имеет к вечеринке вообще никакого отношения: сосед, решивший подстричь газон, пока солнце ещё не взошло слишком высоко и не стало невыносимо жарко; сосед доходит до живой изгороди и, проигнорированный, настораживается, почему этот незнакомый паренёк не подаётся на его голос и что он вообще делает в чужом бассейне. Его находит кто-то, кто вообще его не знает: младшая сестра хозяина вечеринки, которая уснула раньше всех на раздвижном кресле прямиком из времён молодости наших родителей с подставкой под ноги с берушами в ушах и открытой домашкой на лептопе, что так и пролежал всю ночь на её бёдрах; сестра выглядывает в окно, но видит первый кадр очередного дурацкого новомодного сериала, переполненного драмой, — мертвец в бассейне. Его находит кто-то, кто встаёт раньше всех из оставшихся: парень, которому через несколько часов нужно быть на футбольном поле и отрабатывать удар; парень находит его чисто случайно, просто потому, что, кажется, забыл на шезлонге рубашку.        Просто представьте, как он, запрокинув голову, качается на этом тонком надувном матрасе ужасного цвета, будто бы кто-то в фотошопе выкрутил яркость лайма на максимум. Его светлые-светлые волосы расходятся нимбом в застывшей воде, его глаза навечно распахнуты, рот чуть приоткрыт, а рёбра почти просвечиваются сквозь кожу — настолько он тощий даже спустя годы после своего детства. Он особо не распространялся об этом, но кое-что всё равно иногда рассказывал, но вернёмся. Его тонкие руки, больше похожие на две плети, застыли и их уже не разогнуть.        Просто представьте, как копы заминают это дело. Остановка сердца, наркотики, утопление — кому хочется возиться с мальчишкой без прошлого, которого угораздило умереть на заднем дворе парня, живущего в двухэтажном коттедже, чьи родители — синоним слова «связи»? Поэтому мы ничего о нём не услышали.        Или нет, другой сценарий.        Просто представьте, как он решает добраться до другого края страны на попутках. Как, перекинув за плечи небольшой рюкзак, в который умещается вся его жизнь, он пускается в своё первое путешествие, в котором он достаточно взрослый, чтобы быть один на один против мира взрослых, чьи зубы и ножи острее. Он даже не успевает покинуть штат, но уже натыкается на опасных парней, которых не умаслить подвешенным языком. Ему говорят, чтобы он вытаскивал из своих карманов всё до последнего цента, если не хочет проблем. Эти парни, что всегда задирали слабых, разживаются жалкой сотней или около того, и, не то опасаясь раскрытия, не то озлобленные настолько небогатой наживой, огревают его камнем по темени, сбрасывают в кювет, в колючие кусты, где он угасает от потери крови.        Просто представьте, как он там лежит уже бездыханный, как под его головой растекается липкая жижа, к которой устремляются все — мухи, букашки, жуки. На клеточном уровне печень, лишённая кислорода, но не ферментов, начинает самопереваривание, если точнее — автолиз. Иронично, но он сопутствует и другим метаморфозам: когда гусеница становится бабочкой, головастик — жабой. Просто представьте, как он начинает меняться, превращаться в тело, в объект. Как спустя всего три часа — за такое короткое время даже не выспишься —  у него мутнеет роговица, он остывает. В среднем, на пару градусов, по градусу в час. Просто представьте его бледную кожу, ещё более бледную, чем обычно, почти прозрачную, как через неё начинают просвечивать сосуды. Как ещё мягкие первое время мышцы постепенно коченеют: от головы к ногам. Как они теряют былые объём и эластичность. Как его тело затвердевает, незримо становится меньше. Представьте, как сгибаются его руки в локтях и ноги — в коленях, чуть сжимаются пальцы. Как он лежит в этой позе несколько дней, а затем будто бы отмирает.        Просто представьте, как жизнь, прежде сдерживаемая иммунной системой, начинает брать своё, как она начинает движение из кишечника и захватывает всё новые и новые пространства для обитания. В первые двадцать часов все эти микробы и микроорганизы доберутся до печени, через пару дней — займут собой всё. Клетки начинают свой распад, превращаясь в газы и жидкости, столь манящие для птиц, падальщиков и насекомых. Каким райским уголком он будет для последних, сколько личинок будет копошиться в пока ещё теле.        Просто представьте, как быстро его не станет, как скоро утреннее солнце однажды тронет белёсые кости. Как их найдут в конце октября, когда облетевшая листва стыдливо покажет своё летнее сокровище.        Ладно, я сгустил краски.        Представьте, что он добирается до границы нашего штата, даже пересекает следующий, и следующий, и следующий, но однажды водитель позади не вписывается в поворот или у него отказывают тормоза на склоне, и тогда машина влетает в него, зажимает между бампером и отбойником, раздробив кости. Или кто-то выскакивает из-за поворота, нарушая скоростной режим, и сбивает его прямо на пешеходном переходе. Или остановившаяся вдали от заправок и придорожных кафе очередная попутка оказывается для него последней.        Представьте, просто представьте себе, как дамочка с весело накрашенными губами и криво наклеенными ресницами опускает окно и спрашивает, куда ему нужно. Как им, оказывается, по пути — она как раз живёт в ближайшем городе, запрыгивай. Она немного неряшлива, неуклюжа и абсолютно дурна в своей непрекращающейся болтовне, но разве можно винить его в том, что их пикап съезжает на неприметную колею у леса? Допустим, под предлогом сходить в туалет. Но вместо облегчения он встречает смерть. Разве можно винить человека, что он не распознал маньяка?        Ладно, меня заносит.        Просто представьте, что этого не было. На самом деле всё происходит гораздо прозаичнее: посреди своего пути от океана к океану он решает устроить кемпинг и теряется. Сначала он идёт неподалёку от меток, но, увлекшись, плутает, не может выйти к дороге. У него заканчиваются сэндвичи, неделю назад старательно упакованные старушкой, держащей закусочную и показывающую посетителям своих хохлатых и голошеих кур, у него заканчивается вода. Он никогда не был бой-скаутом и, обессилевший, он бредёт между деревьев, что похожи друг на друга как копии, снятые с копий. Он съедает непонятно что, в конечном итоге травится и умирает в бреду и судорогах. Или на него нападают дикие звери. Или он ломает позвоночник, упав с обрыва. Или получает заражение крови не в состоянии обработать рану по всем правилам.        Опять заносит.       Просто представьте, просто подумайте, зачем он вообще может пуститься в это путешествие? Что, если это бакет-лист? Что, если на медосмотре его анализы обнаружили онкологию и уже тогда, тем промозглом весенним днём врач покачала головой: без терапии ему осталось несколько месяцев. Он ведь небогатый, откровенно — бедный, за обучение платит фонд, вешать на них ещё лечение — выше его сил, поэтому он пускается в первое и последнее турне в один конец и, достигнув конечной точки, решает закончить эту пьесу на своей ноте. Просто представьте, как пряжка ремня сдавливает его шею, пока та не хрустит и его тело, больше не жрущее само себя, больше не обременённое тяготами жизни, не обмякает. Просто представьте, что в ободранном номере захудалого отеля с вытертым ковролином и вонючим кондиционером, словно там стухло яйцо и сдохла мышь, в ванной, где у зеркала отколот угол, он вскрывает просвечивающиеся сквозь пергамент кожи вены.        Просто представьте, что он падает с лестницы и, ударившись слишком сильно, всё забывает, вплоть до имени. Самое ужасное, что документы не при нём и он остаётся в этом городе, в этом штате, на самом краю обозримой вселенной.        Просто представьте, так ведь вполне могло быть.        Просто представьте, что летом он влезает не в те отношения. Ни к чему не обязывающая интрижка оборачивается леденящим кошмаром. Партнёр снимает на телефон, как дерёт его, как он отсасывает, как кончает ему на лицо. Просто представьте его глаза, задёрнутые дымкой помешательства и чего-то нездорового. Вы ведь видели этот редкий опасный огонёк в его глазах, правда? Его ведь не мог видеть только я. Должны, обязаны быть те, кто замечал, как он облизывает губы и как зажигается на мгновение его взгляд, когда заходит речь о жертвах или несчастных случаях. О катастрофах. Он тогда похож на мотылька, что летит на пламя. Так иррационально… Вернёмся. Представьте, что, опомнившись, он хочет уйти, потому что ему больно, ему мерзко и, вообще, это — слишком, поэтому партнёр шантажирует его. Он грозится разослать эти фото и видео всему кампусу. И ему приходится остаться. Или, наплевав, согласиться, что не так уж и важно, потому что итог, в сущности, один, но отложен во времени: ему отвешивают пощёчину, он отшатывается, заваливается и падает головой назад. Он ударяется об угол стола. Вокруг брызги крови, его глаза, его такие невообразимые глаза закатываются. Его суют в мешок пополам с мусором и старыми вещами, его — нет, мешок — везут на свалку, над которой кружат орущие вороны. Через час воздух в той квартире разъедает хлорка. «Кто его хватится, — подумает парень, — без рода, без племени, прозябающего в полупустом общежитии летом». Он, видимо, не догадывается, что его хвачусь я. Никто, видимо, об этом не догадывается.        Просто представьте, уделите этой мысли минуту вашего времени, пока вы заняты ничем: куда и почему человек пропал ещё месяц назад, но всем всё равно? Просто представьте, если ему ещё можно помочь, как эта вероятность тает, словно снежок на майском солнце, с каждой упущенным часом, минутой, секундой.       Просто представьте. Потому что я прокручиваю всё это постоянно. Потому что он должен быть здесь, с нами, со мной, сидеть на этом чёртовом занятии и передавать по ряду записку «Кто после пар в кино?». Я думаю о нём постоянно: когда просыпаюсь, когда нарезаю круги на пробежке, когда стою в душе, когда завариваю овсянку, когда иду на учёбу, когда не слушаю лектора, когда возвращаюсь домой, когда делаю домашку, когда ужинаю, когда пытаюсь заснуть, когда сплю. Я столько раз злился на его манеру тянуть гласные, я столько раз раздражался его корявому почерку, я столько раз объяснял ему банальные вещи, я столько раз вытаскивал его среди ночи из сомнительных мест, что, кажется, могу назвать его своим другом, хотя предпочёл бы подобных друзьям тишину. Просто представьте, только за один этот месяц мой средний балл упал на полпункта и я впервые не отсылаю свой табель родителям, я впервые им вру. А что им сказать? «Прости, папа, я не могу учиться, потому что мой друг пропал». Просто представьте, с какой около световой скоростью за мной приедут и заберут документы. И всё же.       Просто представьте, где он, почему не хихикает с заднего ряда аудиторий, не дурачится, не топчет коридоров кампуса, и наткнётесь на чудовищный вывод: где угодно.        Просто представьте, просто спросите себя: «Где Какавача?» —  и не найдёте его там.