моя кошка – xxoc
2018.
и жизнь стала такой сладкой, когда они впервые пересеклись в четырнадцатом году. и сердце быстрее биться стало, и слюни выделяться с ебанутой скоростью, да даже голова кружиться начала чаще в раз так сто. как мир медовой акварелью плыл сладко-сладко, застывая на языке кубиком сахара. как касания были где-то под кожей, пульсацией внутри карабкаясь по стенам сознания и дурманя его, словно самый сладкий яд. кажется, что дане голову вскружили, словно маленькому мальчику. он влюбился, пал под черными чарами, втрескался и просто был в чувстве полноценности, кружась в адском вальсе вместе с ним. они были одним целым, словно двумя сотканными полотнами, что по чистой случайности разъединили при рождении. без любви данька бы загнулся давно, но его тягали только вверх, щелкая суставами в руках. кашина возвышали, словно божество, а он в ответ давал всего себя. отдавал всю свою любовь, словно инкубатор, питая ею свою музу. его водили пальцами за нос, а он и рад этому был, словно не понимал простой истины, что любовь порою бывает очень зла, но это явно не про него и руслана. их общие «друзья» обсуждали за глаза, словно в песне олега лсп «млд». как вообще такие лохи, как они, имели право пиздеть что-то на их дуэт? и шлюхой и дебилом он явно не был, хотя вполне мог таковым показаться с первого взгляда. но, узнав хоть одного из них поближе, можно было смело сказать: оба парня были умнее крыс за спиной в миллион раз. им, сонно танцующим под куплеты, назло осуждающим сгнившим, нравилось ассоциировать с собой некоторые строки, чтобы медленный от травки танец под бит казался каждый раз более особенным. ах, не суть. для данилы самое главное– это то, что сердце рядом с музой своей билось чаще, как давление подымалось за секунду и температура желейный мозг плавила. как жар фениксом укрывал рыжую голову, лежащую на любимом плече, нежно поглаживая розу своим пустым черепом, словно собственной головой. темнотой на пальцах касаться с той нежностью, с которой мама-кошка своих детенышей вылизывает после рождения, с которой матушка поет тебе колыбельную в детстве, приласкивая локоны и завивая их одним прикосновением. он чувствовал то, чего никогда не смогут получить другие. все, что сейчас происходит– это эксклюзив, который не сможет испытать любой другой влюбленный человек. они особенны, они не такие, как все. созданные из разных лоскутов, что сшиты нитями судьбы. ею собственноручно вырезаны лобзиком, чтобы подойти друг к другу с верной стороны. для данилы в жизни значимость имеет только руслан, музыка и деньги. на втором плане стоят «друзья», тусовки и даже семья. все затмевает человек, который одним взглядом приведет душу обратно в тело. от руслана пахнет так, словно он ангел, что спустился с небес для того, чтобы рыжего оберегать, как свою зеницу ока. он– чистота, утренняя свежесть, белый порошок с синими и зелеными шариками, он нежность, что начинается на «р». руслан– дом, что полон горящего в груди тепла. он трепет неописуемый вызывает, когда в данины бетонные смотрит своими карими, на грани с цветом запеченной глины скалами, которые хочется укутать в свои объятия и всецело наплевать, что острые края через горящее сердце пройдут насквозь. тушенцов кажется идеальным во всех смыслах и со всех сторон: в анфас, профиль, полубок. он– бог, который прошел через ад и рай только ради мокрых, серых глаз. лично играл с сатаной в неравную игру ради поцелуев в шею, ради томного шепота на ухо и душу свою в итоге продал для создания прекрасного: у руслана получается абсолютно все хорошо, словно от его касания предметы оборачиваются в слитки золота и горы красных, пятитысячных купюр. он словно золотая антилопа, что бьет копытом по камню, а из него со скрежетом вылетают злотые. ай, да вот одна беда в безупречном таланте шатена– это все замечает только данила, лишь он лелеет свое восьмое чудо света. а хотя, может и не беда– для него это наоборот хорошо, ведь никто не метит свой заляпаный жиром взгляд на черты любимые, черты до ужаса красивые, что иногда своей очаровательностью заставляли пархать, словно бабочка над укрытым солнцем полем. если плачет его муза– значит, что в истерике исскуство. данила готов схватить заряженный ствол и патроны, покорно выслушивая на ушко слова об обидчиках, мрачно пиля взглядом бетона и не боясь запачкать его в кровавых пятнах. кашин готов клясться на собственной артериальной, что убьет каждого, кто касался тушенцова, вырвет кадык и трахею каждому, кто обидел его любовь. улыбка руслановская по лицу бьет пощечиной, заставляет безотрывно смотреть на себя и мысли переворачивать в вальсе. желудок скручивается в узел, когда чувства окутывают с головой и заставляют вжаться в родное тело, объятьями желая переломать ему все кости, выдавить карие глаза и носить на шее, словно амулет. хочется тушенцова украсть, чтобы никто не видел его, никогда не контактировал с ним и остался только с кашиным. всю свою ебучую жизнь они кружатся в ебанутом танце, с высокой колокольни насрав на чужое мнение. жить, наверное, надо как эти двое. беззаботно, счастливо и с любовью самой искренней, платонической, никак иначе. но и секс у них был. и он был не менее ебанутый, чем сами парни– с неописуемой любовью, но и в меру жесткий: с засосами, укусами, удушением, шлепками и всем остальным, что стыдно сказать вслух. но при этом, эти двое занимались не сухой еблей и долбежкой в жопу, а любовью. в этой любви каждому было хорошо, парни к друг другу прислушивались и делали настолько хорошо, что казалось, что это– рай на земле. все, что происходит, кажется самым приятным в жизни сном, из которого совсем не хочется выбираться. никто кашина не понимает, считает странным и поехавшим со своей якобы «любовью», но ебет ли его чужое мнение? у него есть то, о чем он мечтал всю свою жалкую жизнь: тушенцов и деньги. он может позволить своей любви абсолютно все, обеспечить сладкую жизнь на двоих и радоваться происходящему до самой старости... хотя нет, старость– это громко сказано. данила и руслан точно не доживут даже до тридцати, умерев возможно где-то в двадцать пять. они будут похоронены в одной могиле, с одной плитой и одной надписью о смерти, одним именем и одной судьбой. они знают, как они умрут, какого числа и во сколько. у них так мало времени, но они никуда не торопятся, наслаждаясь каждым днем, что провели друг с другом. они ненавидят жить, терпеть не могут других людей, питают отвращение даже к своим семьям, но это все можно вытерпеть только ради того, чтобы быть вместе.***
руся своего не ругает за наркотики, а только ласково лежит на особо любимых коленях головой, пока его любовь всей жизни принимает внутрь первую половинку грамма. а тот и рад, темноту держит в руках и мурлычет, как будто не понимает ничего совершенно, как крохотный несмышленый котеночек. с даней хорошо, он открыт всегда для нового горизонта. готов хоть на край света со своей безумной любовью, готовый в ад зайти первым (вернуться домой?), только бы счастье да благополучие любимого было. он зависим от музы своей полностью, о, ну разве это плохо? факт уверенности в партнере был стопроцентный, словно в тесте на наркотики. они никогда не променяют друг друга на того, кто и половины пламени в душе не зажжет своим холодным факелом. какой смысл быть с тем, кто не приведет тебя даже в гнилые чувства? о, нет, точно не про них, ведь кашин готов даже свою грудь для руслана вскрыть и ребра в разные стороны потянуть, чтобы как шкаф распахнутый перед ним встать и нежно-нежно проговорить: «смотри, родной, это все для тебя». а руслан только внутрь калачиком заберется, вместо сердца, вместо легких, вместо всех-всех внутренностей. все сожрет, словно хищник, не оставив от бывшего мясистого наполнителя даже кусочка, но заменив собой все что необходимо для жизнедеятельности. даже так не даст умереть своей любви, поддержит дыхание и кровообращение вместо природой данных органов. тушенцов– наркотик, свежесть, магический кристалл, что бывает недоступен по понедельникам и в середине недели, забывая дорогу домой, но потом он обязательно вернется и извинится за свою глупую пропажу. без руслана жизнь не имеет смысла, не имеет красок. без него только серость с примесью песка. если руслану что-то не нравится– это значит, что вещь недостойна даже взгляда даниного. не заслужившая даже вздоха в ее сторону. когда тушенцов снова приходит к тебе с ночевкой– жизнь кажется одним большим экстазом. когда ты ебешь своего ангела любимого до стука заебавшихся соседей по батареям, до долбежки в дверь и до вызова ментов на ваш адрес. ах, как они все возмущаются, а как вам вдвоем похуй на их пустое злорадство. одинокие звуки, голоса падших, гневание псевдобогов, что на деле падшие бесы, которые не должны были донестись до ушей тех, кто стоит выше в иерархии. кровать дрожит, пуская вибрации по всей комнате, заставляя воду в стакане на тумбочке вылиться на пол, блестеть противно. мальчики басистые стоны слухи по подъезду пустят, запустив данным действием косые взгляды, как необходимый механизм. они не видят ничего, кроме друг друга, ведь они– это единственное, что в мире грязи чистым осталось. с русланом ебаться, безусловно, приятно. до дрожи в ногах хорошо с ним, но еще приятнее сидеть рядом и обнимать худощавое тело, которое все еще, спустя столько лет отношений кажется недосягаемым идеалом. даниле не ясно только одно– почему? он спросит по-немому в сотый раз– а почему же ты меня все-таки выбрал, руслан? а тушенцов лишь улыбнется, носом потираясь о щеку любимую, слыша вопрос так, словно он был не в голове. – ты– предел моих фантазий, данила, – и как он снова прочел мысли? как приятно держаться за руки, стоя на краю моста, за тонкой оградою. как глаза от холода слезятся, как ветер продувает насквозь, пока парни над застывшим льдом сцену из титаника повторяют. одно неловкое движение– и оба падут на заснеженную, заледеневшую водную гладь. это что-то вроде парного самоубийства, но они его точно не планировали. как снег над головой кружит, пока руслан тихо-тихо бормочет что-то. знать, что они точно не упадут раньше времени– просто прекрасно. с этой мыслью можно перебегать хоть шестиполосное шоссе в центре москвы, оставшись в конце полностью целым. руслан– исскуство, которое наяву и наизусть может повторить любую сцену из фильма. тушенцов прекрасный актер, словно снимался в кино всю жизнь. – мне кажется, что мы сейчас так высоко. дань, посмотри на небо. оно такое яркое... – начинает диалог руслан. – дай мне свою руку. кашин протягивает ему свою горячую ладонь прямо из теплого кармана. тушенцов с любовью берет ее в свою, начиная поглаживать родные костяшки с впитавшейся до костей краской. – я люблю тебя, дань. я никогда не отпущу тебя, слышишь? – слышу, русь. я тоже люблю тебя, – рыжий утыкается в любимое плечо. кажется, что они летят к звездам. луна ярко освещает две фигуры, которые стоят совершенно одни. нет других людей, которые бы осуждали их. да и похуй, если бы осуждали– они все ебанные лохи, и эти двое это знают. наплевать на общественное мнение, которое априори неверно. да и признаться честно– даня такого никогда не испытывал и, наверное, ни с кем больше не испытает. это все лучше любого оргазма, когда ты смотришь на него и понимаешь, что это– твой идеал, предел мечтаний и воплощение невероятного, действительного исскуства, которое никто бы не смог сотворить в реальности. ты не веришь, что такая красота реально может быть живой, не уверен в том, что это породили другие люди. человечишки же такие ужасные, до блевотных позывов отвратные, которые к сожалению делят с тобой воздух и землю, пьют ту же воду, разговаривают на том же языке. а руслан– это нечто неземное. рядом с ним не нужно никого больше, ведь он– это твое все. твой сон, горе и радость, наслаждение, утро, день, ночь, вся твоя когда-то никчемная жизнь сейчас только для него. рядом с ним ничего не болит, рядом с ним ты чувствуешь себя на небе вблизи с высшим разумом мира, ты ощущаешь себя звездой на темном небе, к которой докоснулся сам господь. ты испытываешь то, что никто кроме тебя не сможет. руслан– это зависимость, от которой бесполезно бежать, ведь он всегда рядом. хочется содрать с него кожу, напялить на голову его скальп и носить, словно шапочку. хочется целовать его ледяные губы и кружиться в танце на только выпавшем снегу, целуясь под лучами синей луны. с ним хочется пить дорогое шампанское, дарить бесценные подарки и водить по самым элитным ресторанам страны, но руслану это все чуждо. шатен также любит до искр в глазах, также хочет кружиться в танце и целоваться каждую минуту, проводя время с любимым даже под разбитым корытом у моря. ему не нужны деньги, его интересует лишь одно– чистейшая, словно в детстве к родителям и миру, любовь. деньги, в их случае, являются только приятным бонусом, который позволяет жить на широкую ногу. они могут побывать везде, где мечтали в нищем детстве, кататься под дождем на арендованном кабриолете, в унисон срывая голос под любимые треки. когда руслан говорит о том, что он какой-то «не такой», а по его щекам катятся слезы, даня готов весь мир свернуть, словно клочок бумаги. шатен смотрит на других, задаваясь бесконечными вопросами, почему же данила среди всех выбрал именно его. у кашина на сердце буквально его имя выцарапано, все его мотивы написаны только из-за того, что рядом его муза, все слова о любви написаны исключительно с самыми чистыми и искренними намерениями. какие «они», когда рядом с тобой просто блядское живое исскуство? – русь, ты лучший самый, – он жмется ближе, укутывая руслана своими безграничными объятиями. по его красным щекам катятся горячие кристаллы. он носом тычется в кашинское плечо, шмыгая и всхлипывая, кусая и без того израненные губы. – я никогда никого так не любил, как тебя. с тушенцовым хочется провести всю свою жизнь, остаток никчемных годов. отдать ему всего себя, совместно сгорая до тла и вдыхая прах друг-друга в ноздри, словно самый чистый кокаин. хочется разделить с русей могилу, целоваться с ним и мусолить вместе таблетку амфетамина, но перед этим встретить с ним самые важные праздники и оглохнуть от его голоса, потерять зрение от его красоты и стереть все набитые знакомым мастером татуировки, потому что данила слишком часто их касался. руслан молчалив с другими, словно его не интересуют чужие речи вовсе. тело всегда холодное, губы слегка синие, а взгляд такой уставший, но до боли в груди родной и влюбленный, когда его глаза скользят по лицу кашина. улыбка, которая способна побудить оскалить клыки в ответ даже в самом плохом настроении. тушенцов всегда чист, идеален даже на утро после пьянки, словно навел марафет буквально за минут пять до пробуждения. данила никогда не поймет его секрета, да и не надо, наверное. он никогда не сможет быть на него похожим. такие разные, словно небо и земля, солнце и луна, лето и зима, но такие дополняющие друг-друга. они отрывали от себя куски плоти, чтобы было безупречное совмещение. никто из их знакомых не видел таких идеально подходящих друг к другу людей, но гнилым незнакомцам не за чем знать их секреты. руслан ненавидит незнакомцев, да и в целом надух не переносит абсолютно всех людей, кроме дани. он словно кот, что не терпит посторонних на своей законной территории и рядом со своим хозяином. никто не поймет их, парни убедились в этом уже не в первый раз. друзья постепенно начинали отворачиваться от них, аргументируя это максимально глупыми вещами, а иногда вообще говорили что-то вроде «вот бросишь употреблять– тогда поговорим». разве они не понимают, почему руслан и даня это делают? мальчики просто наслаждаются жизнью, пробуя абсолютно каждый вид доступного им удовольствия. впереди их короткой жизни была еще вся аптека, заграничные товары оттуда же, некоторые виды травы и кристаллов, пару полок в азбуке градуса и красном-белом. в отличие от тушенцова, кашин не боялся смешивать наркотики с алкоголем, да и ебашил все, что мог. руслан же пробовал лишь какой-то лайт, очевидно переживая за себя и свои болезни, в то время как его партнер шел во все тяжкие, накручивая себе все больший срок по два-два-восемь, либо наживая пожизненное в рехабе. но ругаться было так бессмысленно– жизнь скоро кончится. надо просто быть рядом, потом беззаботно целуя свою любовь в губы и лоб. даня готов кожу с себя содрать, лишь бы только руслан был рядом. трясется за него так, словно без него он сам перестанет существовать в целом. прекратит жить, а может даже умрет. не откроет глаза, когда поймет, что руслана рядом больше нет. воткнет в грешную грудь острый нож, чтобы воссоединиться со своей любовью, что сожжена была на костре. это все– самый страшный кошмар данилы, который он боится воплотить в жизнь. боится лишиться того, чем живет уже который год, не желая что-то в принципе менять. он слишком привык к той жизни, которая у него сейчас. у него много денег, полная аптечка под рукой, любимый до гроба руслан. что еще нужно для счастья? он проживает ту жизнь, о которой фантазировал в детстве после вечернего купания, выводя в расслабленном состоянии скукоженными пальцами узоры по ковру на стене. в ужасных мыслях о потере тает мозг, расплываясь молочной карамелькой на солнце. за окном сплошная темнота, которую нежно разрезают фонари, освещая тихие питерские улицы. летний ветер покачивает тяжелые ветви деревьев, колыхает листья и осыпает некоторое их количество на горячую землю. в руках шуршащий блистер с облаткаминебольшой полый внутри шарик из крахмальной муки, желатина и т. п. для приёма лекарств в порошках. каких-то руслановских таблеток. выдавив с громким щелчком несколько штук, данила закидывает их в свой рот, после чего целуя свою любовь в губы, проникая сквозь чужие зубы внутрь, передав тому яркие таблетки. со стороны это все выглядит кинематографично– красно-желтые облатки скользят меж языков и кафельно-белых клыков, чуть расстворяясь слюной и осыпаясь неприятной смесью на розовый язык. после завершения поцелуя тушенцов послушно запивает лекарства стоящей рядом с ним водой, то же самое делает и даня. когда ты наркоман, а у твоего парня эпилептические припадки и туретта– это достаточно полезно. ему лечение (ладно, не всегда), а тебе прикольно танцующие носки на сушилке. на твою и без того больную голову его лекарства действуют просто ахуенно (хоть иногда и становится очень страшно, когда ты в слезах лежишь на полу и пытаешься наладить свое сбившееся к хуям дыхание). у руслана немного иная реакция на запрещенные вещества– обычно он много молчит, пялится в одну точку и иногда пускает слюни. хотя чего греха таить– у дани тоже такое бывает. дане нравилось, что не нужно обкалывать ноги и руки, оставляя на коже серые следы от шприцов. сходил родному за пачкой– вечером расслабился. – хаха, – начинает диалог руслан, – прикинь че, дань? – че? – данилка кладет ему на голову плечо, смотря в телефон партнера. тушенцов, судя по всему, просто листает ленту вконтакте. доверие максимально– нет секретов, обвинения в изменах и тому подобного. оба свободно знают пароли друг друга, спокойно могут ответить от лица партнера на пришедшее сообщение. – меня сегодня чуть машина не сбила. я, к счастью, успел перебежать дорогу, поэтому эта махина мимо меня проехала со свистом, ну иль эт у меня в ушах звенело... бля, я думал потеряю сознание от страха прям там, – прижимает рыжего к своему плечу, сгибая руку и зарываясь ладонью в непослушную, светлую челку любимого партнера. – как раз тебе, блять, писал. чуть телефон не уронил от ахуя... – я же говорю, – кашин хихикнул, – умрем только после двадцати пяти, русь. вместе. раньше нельзя. – бог уберег, дань, не иначе, хыхы. иль эт ты был на самом деле?***
такие глупые, молодые, думающие, что им можно все, обосновывая все тем, что «в жизни надо попробовать все». они снова накуренные, сидящие у окна и наблюдающие за покачиванием деревьев за стеклом: сегодня погода не так благоприятна, как в тот день. земля сырая, хлюпающая, словно чья-то дырка в смазке... тупое сравнение, однако, оно первое пришедшее рыжему в голову. может, он слишком пошлый... данила вообще, помимо странных мыслей о сексе и дырах, около часа пытается сложить из бумаги оригами (если быть точнее, то ебучего журавля) по гайду из интернета, но руки его совершенно не слушаются. то не сгибается рука, то лист бумаги. а если что-то из них и складывается, то не в нужном кашину месте. а руслан, даже в состоянии опьянения, поддерживает своего любимого– говорит о том, что он все сможет, что всегда рядом, после чего смазанно целуя в чуть щетинистую щеку с чпокающим звуком. руся касается босыми ногами подоконника, чуть потной ладонью трогая прозрачное стекло, скользя вниз и переводя взгляд глаз на попытки дани сделать птичку. – бля буду, – выдыхает ком воздуха, – я сверну его. – может, потом? – а если времени не будет? неее, бля, я щас хочу... – если трезвый кашин упертый, то страшно подумать, что происходит с его козляче-бараньей натурой в наркотическом угаре. – время будет всегда, родной. не переживай, ты научишься.