Универсальное оружие

      На следующий день я понял, что все же не смогу встать с кровати и отправиться на работу в качестве менеджера Руби. Весь день я пролежал с неясной тревогой, опасаясь, что сейчас придет отец и спросит с меня за мою праздность. Или еще хуже: придет и скажет, что он нашел еще одного человека, который может помочь ему или Руби получить выгодное место, и мне придется ехать с еще свежими повреждениями к новому клиенту.       Однако день прошел мирно. Несколько раз мне звонила Руби, чтобы узнать, как я. Пару раз звонила Сайто, чтобы узнать подробности о расписании сестры. Отец не вспомнил обо мне. И это прекрасно. Я весь день провел, дремля в постели, подлечивая раны, и поедая все, что только мог найти в холодильнике.       На следующий день я уже вышел на работу. Если слишком долго позволить себе отдыхать, выйти из бурного образа жизни сестры, то потом будет непонятно, откуда у какой проблемы ноги растут.       Почти половину недели я провел в привычном спокойствии. Сестра работала и сверкала, я улыбался, кивал, жал руки и подписывал бумаги. Но это было именно работой. Следить, чтобы сестра поела, или поспала лишний час в машине, или не узнала о том, что ее едва не сняли с рекламы — вот, что для меня чуть меньше похоже на работу. Пусть это и трудно, пусть я нервничаю часто из-за этого, но мне хорошо от мысли, что сестра осталась счастливой. Пусть улыбается. Единственная искренне улыбается из нашей семьи. Пусть улыбается, а не плачет.       И вот под субботу отец появился вновь. Вновь привычно он отвел меня в машину, вновь я переоделся на ходу, вновь он сменил мне пирсинг на шее. В этот раз все это было ради режиссера. Со слов отца я понял, что мне придется еще не раз к нему приехать. А все из-за того, что планы на него были в долгосрочной перспективе. Отец видел в картинах этого человека потенциал, но пока подходящей роли для себя или моей сестры не подмечал. К тому же расписания их были забиты уже на год вперед. Значит, с этим человеком они будут сотрудничать не раньше, чем через два года. На моей практике уже были похожие случаи. С такими клиентами как раз проще всего, потому что со временем узнаешь, если не о всех их предпочтениях, то об очень многих. К тому же иногда бывают вечера, когда этим любителям детских тел, хочется не плотских удовольствий, а просто выпить (они не обращали внимание на то, что мне еще несколько месяцев нельзя было пить алкоголь до совершеннолетия, они смотрели на меня, как на равного) или поговорить.       Самым удивительным для меня было, что наша машина остановилась не перед загородным домом, не перед домом в престижном районе, а перед домишкой в самом посредственном квартале. Стены обшарпанные, на лестнице дома ступени чем-то заляпаны, с улицы постоянно доносится шум. Было сложно поверить, что интересующий моего отца человек живет в таком месте.       Мы поднялись на нужный этаж, я невольно с каким-то внутренним почти детским смехом заметил, как отец опасается касаться перил, дверных ручек и стен. Я же наоборот от этого места начал испытывать какое-то приятное напряжение. Как в детстве, когда мама водила нас на праздники к себе на работу. Это было самое недоступное для нас место, поэтому самое желанное. Это же место почему-то протягивало нить в мою память в те мгновения, когда мы с мамой и сестрой вечерами в дождливую, промозглую и невзрачную погоду сидели втроем и играли.       Эти невзрачные стены с ободранной краской, эта сырость в воздухе, шум и запахи из квартир. Что-то такое уютное и дорогое они будили во мне. Те счастливые несколько лет детства, пока мать была жива, с нами.       Отец постучал в дверь на предпоследнем этаже и незаметно вытер руку о брюки. Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стоял мужчина с сальными волосами и уставшим взглядом. Вернее, взгляд, мне кажется, больше говорил, что ему все равно, кто именно перед ним. Любой другой человек поменялся бы в лице, начал лебезить. Но этот режиссер посмотрел на нас почти с претензией.       На нем был какой-то старенький невзрачный плед, какими часто покрывают плечи или поясницы бабушки, а под ним растянутая кофта, словно ее неосторожно стирали или носили уже слишком долго.       — Вы Камики Хикару? — я удивился: выходит, моего отца могут и не знать?       — Верно, здравствуйте, — отец не изменился в лице и слегка поклонился. — Вот мой сын, о котором я говорил. Он будет рад удовлетворить любую вашу потребность.       Отец кивнул мне и чуть подтолкнул к режиссеру. Я поклонился и с недоумением посмотрел на него. Обычно меня сразу пропускали вперед, но он отчего-то медлил.       — Тайши, — он поклонился в мою сторону.       — А-аквамарин, — я удивился и поклонился следом. Мое имя обычно или уже знали, или оно не очень интересовало тех, кто собирался воспользоваться моим телом.       Он впустил меня в комнату, оставшись, как это часто бывало с отцом, чтобы перекинуться парой слов. Я вошел в узкий коридор и остановился в растерянности. Куда идти, в какую из закрытых комнат?       За спиной хлопнула дверь. Чуть шаркающими шагами он подошел ко мне, я замер, думая, что он намеревается прижаться ко мне. Но он остановился в нескольких шагах от меня.       — И чего ты застыл? Если намерен вести диалог, то это делается лицом к лицу.       Я с удивлением обернулся. Может, он ролевик? Может, он что-то недопонял? Но мой отец же не мог слишком эвфемистично ему рассказать, какие виды услуг я предоставляю.       Господин Тайши подошел к небольшому столику, взял ручку и что-то написал на листе бумаги. После чего он подошел ко мне и на уровне глаз выставил лист. «Твой отец следит за нами?»       Я запаниковал. Об этом не должны были знать. Что мне делать? Пытаться играть непонимание или признаться?       — Судя по твоему смятенному виду и молчанию, я прав. Уши, глаза? — он смотрел на меня спокойно. Мне казалось, что он должен был бы прийти в гнев и выгнать меня взашей.       — Только камера, — я сам видел, как отец однажды отсматривал компромат на партнера, который отказал ему в помощи. Видео было без звука, зато мое лицо и чуть вытянутое из-за формы камня тело, были отчетливо видны. Как отцу было не противно смотреть на собственного сына, которого растлевал другой мужчина?       — Если ты хочешь выжить в своем закулисном мире, то надо научиться владеть лицом не только в спокойной обстановке, но и когда все идет к чертям, — Тайши смял листок и кинул куда-то в угол. — Где камера?       — Господин, зачем вам это? Давайте я просто уйду. Скажу отцу, что я вам не понравился. Вам не будет ущерба, — я чувствовал, как начинаю задыхаться от страха. Если отец узнает о том, что произошло, то мне конец. Если господин Тайши выложит прессе все о наших делах, то пострадает Руби.       — Успокойся, парень, — он сжал мои предплечья в руках и нагнулся, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я предполагаю, слышал кое-что о тебе и твоем отце. Если бы я хотел, то уже давно бы слил все знакомым журналистам. Или еще круче: снял бы фильм на основе вашей истории и посвятил бы его вам. А теперь ответь: где камера?       — Господин, пожалуйста, — я замотал головой и в панике попытался отступить, но он крепко держал меня. От его твердого и спокойного взгляда я почувствовал, что выхода у меня нет. — На шее. В камне.       — Как часто Камики просматривает содержимое записей?       — Только если его планам мешают.       — Отлично. Тогда сейчас ты его снимешь, положишь на кровать, а мы с тобой поговорим. Хорошо?       Я закивал, как ребенок, которого уговаривают не плакать. Мне было страшно. Ситуация не укладывалась в обыденность. Меня словно вытолкнули на тонкий лед. Каждый шаг может стать последним.       Я послушно снял микродермал и положил на незаправленную кровать. Я с растерянностью посмотрел на него. Руки дергались то вверх, то вниз, не зная, нужно ли снимать одежду.       — Просто сядь, — он кивнул мне на стул и протянул чашку с чаем.       Я уселся на самый краешек стула и нервно смотрел на Тайши. Он сел напротив меня на кровать, отхлебнул от своей чашки. Его взгляд до сих пор был равнодушным. Он поставил чашку на пол, сжал в замок руки и вперился в меня.       — Можно прояснить? Тебе 17 лет. Ты работаешь менеджером у своей сестры. Твой отец заставляет тебя спать с влиятельными людьми для налаживания знакомств. И, судя по всему, — он неожиданно приблизился ко мне и резко задрал мою сорочку, — избивает тебя, если что-то идет не по плану.       Я знал, что на груди еще не сошли следы от последнего побоя. Отпираться смысла не было. Он достаточно нарыл на нас.       — Твоя сестра покрывает ваши дела, а…       — Нет! Это неправда! — я вскочил и с трясущимися руками от испуга и злости шагнул к нему. Пусть разоблачает меня, моего отца. Но сестру не смеет трогать! Она ни при чем, она ничего не знает!       Тайши умолк ненадолго и смотрел на меня.       — Успокойся. Я делал выводы исключительно из слухов, медийных фактов и твоего состояния. Насколько я понимаю, твоя сестра ничего не знает о том, что твой отец делает с тобой?       — Да. Не трогайте сестру.       — Хорошо. Я понял, — он снова взял кружку. — И зачем ты все это делаешь?       — Чтобы сестра могла жить спокойно. Была счастлива. Чтобы ей не пришлось заниматься тем, чем занимаюсь я.       — Ага, — Тайши посмотрел на меня. Почему-то мне показалось, что в его взгляде читалось: «какой же ты дурак». — И ты считаешь, что это нормально? Правильно?       — Да. Я ее брат, я ее защищаю так.       Тайши все время спокойно говорил, но после моей последней фразы встал, размеренно подошел ко мне и дал мне увесистый щелбан.       — Ты или больной, или настолько жалкий человек, что тебя даже жалеть противно.       — Я не прошу меня жалеть, меня все устраивает, — меня начинало злить его поведение, вопросы. Еще немного и я просто сорвусь с места и уйду. Пусть отец изобьет меня.       — Устраивает его… Тебе 17 лет, а твое тело оприходовали уже все, кто только хотел. У тебя на уме только сестра. Да ты просто и не пробовал жить так, как это неудобно твоему отцу.       — Ну и что? Дожил же как-то, и дальше жить буду, — я поднял на него глаза и твердо посмотрел на него.       — Знаешь, удивительно, что твоей лжи верит столько людей. Я бы, только посмотрев в твои глаза, не поверил — пустота и усталость, — он снова сел и тяжело вздохнул. — Хорошо. Давай я скажу тебе последнюю вещь. Если тебя и после этого не пошатнет внутри, то можешь уходить. Я скажу твоему отцу, что все прошло отлично.       Я кивнул. Мыслями я уже уходил от него.       — Ты никогда не задумывался о том, почему твой отец не разрешает тебе выходить на свет? Сниматься в кино? Твоей сестре можно, а тебе нельзя?       Я молчал. Мне нечего ему ответить, я много раз думал об этом, но однозначного ответа получить не смог.       — Твоему отцу когда-то тоже приходилось стлаться под многих. Но только те люди делали это силой, ничего не предлагая взамен. Это один из многих тайн мира шоу-бизнеса. Со временем он многого добился. А теперь представь себя на его месте: ему пришлось столько выносить, столько времени, сил, здоровья выложить ради того, чтобы однажды у него родился сын, который точная копия его, не обделен талантом. И самое главное — ты молод. Ты привлекательнее для того, чтобы тебя можно было продавать со сцены. Тебя большее количество человек захочет увидеть своим кумиром. Твой отец не хочет все это терять. Он слишком горд, самовлюблен и, пожалуй, несчастлив. Чтобы ты не смог стать его конкурентом, тебя надо уничтожить: втоптать в грязь, сломать в тебе личность, внушить страх, что от твоей работы зависит судьба сестры, которую — он знает — ты любишь.       Я слушал, забыв о дыхании, его монолог.       — Неужели ты хочешь продолжать плясать под его дудку? Хочешь продолжать ломаться, забывать о себе? Хочешь продолжать растить тайны, о которых твоей сестре не хотелось бы однажды узнать? А она узнает. Кто-нибудь на ухо нашепчет.       — И что вы предлагаете?       — Доверься мне. Дай мне помочь тебе выйти из тени отца, стать актером. У тебя есть все данные, у меня необходимые знакомые.       Я помолчал. Он определенно прав. Даже если часть его слов ложь, его мнение о моей позиции в жизни, о моем будущем абсолютно верны. Если я ничего не поменяю в своей жизни, то однажды снежный ком из лжи и позора сметет Руби. Да и я сам. Насколько меня еще хватит, может, это не нормально, что я смотрю на все происходящее в моей жизни так, словно это терпимо? Что со мной станет, когда мое тело перестанет нравиться людям?       — Но какая вам от этого выгода? — мне важно, чтобы дегтя ложка не перевесила массу меда.       — Я не могу тебе сейчас сказать всего. Но давай договоримся, когда ты захочешь от меня уйти — я скажу всю правду, — ой как мне не нравится это виляние словами. Но пока что он мой единственный шанс, сам я на ноги встать не смогу, не чувствую в себе сил. — Пока что тебе главное знать одно: я получу неплохого молодого актера, ты получишь независимость, честное имя и сможешь оберегать сестру не от сплетен о себе. К тому же отец перестанет на тебя влиять настолько.       — Хорошо, идет, что мне делать? — я протянул руку. Мне не нравилась эта недомолвка, но это была лучшая из зол. Я и сам поищу на него информацию, если почувствую неладное, то разорву эти отношения.       Тайши пожал мне руку.