Упрямец

— А было очень тяжело? — Да, хозяин.       Загорелый дочерна мальчишка лет четырнадцати вышел навстречу старику, чтобы помочь ему управиться с коровами, но, завидев вооруженного мотоциклиста, сначала застыл в страхе, а потом обратился в бегство, громко выкрикивая, как заклинание: «Хозяин! Хозяин!», — как будто его супруг смог бы уберечь мальчишку от пугающего призрака.       Его губы, благородных очертаний и столь соблазнительные для омежек, растянулись в усмешке. Мальчик был хорошеньким. Каким же тогда стал Феликс? Под жарким мексиканским солнцем все плоды созревают быстро.       Но весть о возвращении хозяина распространилась еще быстрее.       Едва босые пятки убегающего парнишки скрылись из виду, как уже перед входом в резиденцию собралась толпа. Из флигелей и пристроенных к ним клетушек появлялись всё новые слуги, служанки и рождённая ими бесчисленная детвора, путающаяся под ногами, и Харлей господина. Бронзовые лица слуг, сияющие радостью, были обращены к наследнику знатного рода, явившемуся наконец, чтобы взять бразды правления в свои руки. Во множестве глаз, устремлённых на него, он видел, как в скопище крохотных зеркал, своё отражение — всадника на могучем боевом коне.       Некоторых из слуг он приветствовал, называя их по имени, — высокую сухопарую женщину с внушительными седыми косами, закинутыми за спину, он почтил особо. Она стояла на каменных ступенях у входа в кухню и как бы возвышалась над всеми. Искусная повариха и великая труженица, она обладала способностью из ничего сотворить кулинарное чудо. — Ангелина! Ты совсем не изменилась! Надеюсь, ты приготовишь хороший кусок мяса и угостишь им голодного странника? — Конечно, господин Хёнджин. Я зажарю в вашу честь отборную свинину, а от запаха приправы у вас помутится разум ещё до того, как мясо ляжет вам на тарелку. Но почему, сеньор, вы заранее не известили хозяина о своем возвращении? — В армии некогда писать письма, и нет надежды, что они будут доставлены…       Он одарил кухарку благожелательной улыбкой и скользнул взглядом по всё густеющей вокруг него толпе. В основном это были немощные старики, женщины и дети. Война дотянулась своими жадными руками и до этих отдалённых мест, истребила всю молодую мужскую поросль. Он сам участвовал в уничтожении своего народа. Но теперь он навсегда покончил с войной. Дом его предков ждал хозяина. Это величественное здание, со всеми флигелями и пристройками, с обширными землями вокруг, принадлежало ему! Он тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли о прошлом. Переворачиваясь с боку на бок в тёплой ванне, он оглядывал хозяйские покои.       Здесь раньше безраздельно властвовал его отец, и вся обстановка соответствовала его вкусам. Массивная дубовая, тёмных оттенков мебель была доставлена из Испании ещё в восемнадцатом веке. Кое-где трещины и царапины, оставшиеся после перевозки, так и не излечили ни мастера, ни время, а сейчас их припорошила вездесущая пыль, потому что покои не открывались и не убирались после смерти хозяина. Голубая шёлковая драпировка поблекла, выцвели и занавески на окнах. Персидские ковры, купленные в самом Тебризе, когда-то стоили целое состояние, но теперь, наверное, годились лишь на тряпки. На всём в этой комнате лежала печать упадка и обнищания. Не нарочно ли Феликс оставил покои в таком виде, как он их покинул? Размышляя об этом, Хёнджин уставился на громадную кровать под балдахином в центре комнаты. Пять поколений наследников мужского пола были зачаты на этой кровати. И ему предстоит исполнить на этом ложе свой долг. Проклятый падре Сальвадор и больная госпожа ждут не дождутся момента, когда это случится.       А ведь именно ему предстоит уложить в постель Феликса. Судя по первой после долгой разлуки встрече, он превратился в твёрдый орешек. Неизвестно, что на уме у этого котенка, отрастившего длинные и острые коготки. Он способен отказать супругу в близости, и вся дворня, вся прислуга будут хохотать над мужем, который слишком долго странствовал. Ни священник, ни свекровь не могут приказать ему.       Ему будет противиться не прежний робкий девственник, а зрелый сильный омега, прошедший за годы войны множество испытаний и, наверное, уже познавший альф. Джин представил себе его обнажённое тело, округлые линии бёдер, красивые сильные ноги и упругую грудь, крепкую задницу, и эти мысли возбудили его.       Скольких парней и девушек он познал за прошедшие годы — и продажных шлюх, слетающихся, как ночные бабочки, на огни походных костров, алчных до солдатских денег, и высокородных аристократов, которым нравилось его сильное тело, покрытое боевыми шрамами и рубцами. Одни из них были истинные красавцы, другие простушки — так себе, а некоторые и вовсе уродливы. Он брал их всех без разбору, стремясь близостью заглушить, как и рисовой водкой, и французским вином, запах проливаемой им каждодневно крови, но воспоминания обо всех этих женщинах остались в прошлом — все кошки были серы и неразличимы в сумерках памяти. Но Феликс совсем иной…       Или нет? Не намекнула ли госпожа София, что молодой хозяин Гран-Сангре не хранил верность покинувшему его супругу? Нет, этого не могло случиться. Просто ехидная старуха решила впрыснуть в сердце сына каплю яда, отравить то вино, что он выпьет сегодня, празднуя встречу с Феликсом. И всё же сомнение острыми шипами кольнуло сердце. Не поиздевалась ли над ним судьба? Ведь для судьбы это привычное дело. Он зажмурил глаза, откинул голову, упёршись затылком в край ванны, и представил себе, как пройдёт его первая вечерняя трапеза с омегой. _______________________       А пока супруг нежился в тёплой воде, смывая с себя многодневный пот и приставшую к коже пыль, Ликс был занят размышлениями о том, что приготовить ему на ужин. Кухонные проблемы в последние дни стали самыми трудными. С уходом Чонина Ангелина осталась одна на кухне, и от её кулинарной изобретательности и быстроты действий зависели и желудки, и сама жизнь всех обитателей Гран-Сангре. Молодой хозяин однажды спустился поутру в кухню, чтобы помочь приготовить завтрак для челяди, отправляющейся на полевые работы, и так остался там, превратившись в постоянную подручную пожилой поварихи. Сейчас та отмыла от соли чудом сохранившийся кусок свиной вырезки и начала нарезать овощи для гарнира. Она истратила последние капли арманьяка, сохранившиеся на дне бутыли, чтобы замариновать мясо, предназначенное вернувшемуся господину.       Какая «честь» для омеги, что супруг соизволил вернуться в своё поместье! Как ему хотелось, чтобы он сгинул навсегда на полях сражений. До Ликса доходили слухи о подвигах бригад контргерильи. Рассказывали, что они сдирают кожу с мёртвых республиканцев и шьют из неё себе жилеты. Для Хёнджина это было как раз самое подходящее занятие. Он ещё в детстве, как однажды поведала Феликсу свекровь, обожал потрошить и обдирать пойманных кошек. Почему же смерть пощадила его? Ведь он мог погибнуть от пули, ножа или от змеиного укуса и тем избавить от себя омегу. Но он почему-то выжил. «Неужели я желал ему смерти? До чего же он довёл меня! Да простит меня Господь за подобные мысли».       Парень прикрыл веки, и тут же перед его мысленным взором возникло красивое, мужественное лицо супруга. Феликс тряхнул головой, отгоняя наваждение, и занялся резкой овощей. Его нежные руки научились ловко управляться с массивным и острым кухонным ножом. Эта привычка возникла тогда, когда было совсем тяжко. Но сейчас вроде выровнялось и положение стало лучше, но помогать на кухне он не перестал. Да, сейчас не так часто, но всё же. Этому его точно не учили в закрытом лицее для омег. Там обучали игре на фортепьяно, танцам и хорошим манерам за столом. В колледж принимали только благородных мальчиков.       Ликс прибыл в Гран-Сангре восемнадцати лет от роду, невинный, как утреннее облачко, с приданым в полтора миллиона долларов, чтобы стать хозяином богатейшего в стране поместья, хотя тот и был расположен в южной части штата. Вчерашний школьник остался совсем один против всех.       Он вслух выругался, что, конечно, не пристало высокородному господину, откинул рукой мешающие ему волосы и тыльной стороной ладони отёр пот, обильно выступивший на лбу. Ему самому требовалось принять ванну, ведь весь пропах потом и устал. Перед ужином Ликсу придётся вымыть волосы и появиться перед супругом за ужином в соответствующей одежде.       Он выбрал костюм изумрудно-зелёного цвета, хотя подумал, что вырез будет слишком откровенно обнажать грудь, поэтому выбрал ещё и белоснежную рубашку. Впрочем, чего ему опасаться? Омега уже не школьник и знает, как оградить себя от поползновений Хёнджина. И знает, что скажет ему, когда он предложит разделить с ним постель. «Я оспариваю законность нашего брака, господин Хван, потому что вы не исполнили своих супружеских обязанностей в положенное время… Будь ты проклят, Хёнджин! Зачем ты опять появился в моей жизни?»       Неужели он польстится на его красоту? Феликс знал, что он красив, и научился пользоваться своей внешностью, кружа головы офицерам, и тем оберегать последние остатки былого достояния. Он умел вовремя ускользнуть от этих распалённых мужчин, но удастся ли ему ускользнуть от законного супруга, который имеет на него все права? Представив себе, как он заключит его в свои железные объятия, парень вздрогнул. — Остановитесь, господин! Вы уже нашинковали овощей на целый полк! — прервала его размышления Ангелина. — Ванна для вас готова. Джисон наполнил ванну в вашей спальню. Идите, я всё закончу сама, а вы приготовьтесь к встрече с мужем. — Не думаю, что ему доставит удовольствие моё общество, — сказал Феликс.       Ангелина сочувственно посмотрела на него. Уж очень сурово обошлась жизнь с молодым хозяином. Такой добрый господин, как Феликс, этого не заслужил. — Может быть, за эти годы его характер исправился? Может, вам будет хорошо вместе?       Смуглое, цвета шоколада, лицо Ангелины покрылось морщинками возле глаз и рта, когда она лукаво улыбнулась. — Вода останется водой, сколько ни лей в неё вина. Есть люди, которых ничем не исправишь. И господин Хёнджин именно такой.       Феликс гордо вздёрнул подбородок и направился в свои покои. — Пусть Джи достанет мой зелёный костюм и ту рубашку с кружевами.       Ему хотелось показаться перед Ангелиной невозмутимым и распорядительным хозяином. Он тщательно прятал от неё свою робость перед супругом. Хватит бояться! ______________________________       Альфа вошёл в просторную обеденную залу, и взгляд его сразу же упёрся в громадных размеров стол, залитый живым золотистым светом множества свечей. Лишь два прибора были выставлены на массивной дубовой столешнице двадцати футов длиной. Один для хозяина во главе стола, другой для супруга сбоку, по правую руку от мужа, а не напротив, как полагалось по этикету, что было весьма разумно, иначе им пришлось бы напрягать голос, чтобы поддерживать разговор.       Он сделал круг по комнате, полюбовался через большие окна прекрасным зрелищем внутреннего сада с фонтаном. Мощные балки из тёмного полированного дуба пересекали потолок, c которого свисала в самом центре тяжёлая люстра. При внимательном рассмотрении обнаружилось, что свежие свечи в серебряных подсвечниках, расставленных на столе. Скатерть, белоснежная и отглаженная, и золотые столовые приборы с гербом Хванов подозрительно отсутствовали. Вместо них был выставлен старый столовый набор из серебра.       Так было странно входить в эту столовую. Но теперь он не был тем избалованным ребёнком, что раньше. Всё было здесь незнакомо ему. Он осматривался, запоминая каждую мелочь, вспоминая рассказы. Заранее примерял на себя роль, которую сам взял на себя по своей же инициативе. Альфа остановился посреди столовой и не мог понять, как дальше себя вести.       Не хотел обманывать сам себя. Но придётся. Он в красках знает историю того, по какой причине Хван Хёнджин уехал из этого дома. Скандал с отцом и недостаток внимания со стороны отца, резкое расхождение мнений на очередную шлюху и выбор развлечения. И вот теперь он приехал, чтобы изучить семейное дело Хванов, познакомиться с супругом, побывать на знаменитых апельсиновых плантациях. Завладеть тем, что принадлежит не ему. И тут он заметил парня, стоявшего позади него в проёме двери. Пока Хёнджин исследовал столовую — Феликс изучал его самого. — Как долго ты собираешься разглядывать меня, дорогой, прежде чем наберёшься духу заявить о своём появлении? — улыбкой, больше похожей на издевательскую ухмылку, альфа приблизился к омеге, не торопясь, словно хищная пума, подкрадывающаяся к своей добыче.       Его взгляд несколько раз пробежал по фигуре парня сверху-вниз и обратно — от прически и до кончиков туфель, — и сам он вдруг ощутил внезапный жар в теле. «Боже, как он хорош!». Золотые локоны были уложены за уши. Изящные изумрудные гвоздики на крохотных мочках ушей вздрагивали и поблёскивали при каждом движении его головы. Крупный изумруд на золотой цепочке виднелся в вороте тонкого атласного пиджака, подчёркивающего тонкую талию. У него пересохло в горле от мысли, что этот лучистый камень касался нежной плоти. Тёмно-зелёные атласные брюки ниспадали мягкими волнами вокруг невероятно стройных ног. Солнце поцеловало его кожу там, где она не прикрывалась одеждой, веснушки были рассыпаны по его щекам и изящному носику.       Как он желал сорвать с него этот мягкий материал и рассмотреть, в каких ещё местах его тело носит следы загара! — Зелёное тебе к лицу! — нарушил он тишину. — Для большинства этот цвет невыгоден. — Я не принадлежу к этому большинству! — откликнулся омега как можно более равнодушно.       Мгновение Феликс колебался, как поступить — остаться на месте или попятиться от него, и решил смело шагнуть ему навстречу и объясниться. — Мне не требуется собираться с духом, чтобы встретиться с тобой, Хёнджин. Я лишь предпочёл хорошенько разглядеть тебя, пока ты не догадался о моём присутствии.       Джин усмехнулся, взял супруга за руку и в знак приветствия чуть сжал его тонкие пальцы. — А почему ты думаешь, что я не заметил, как ты вошёл? Я выжил на войне только потому, что научился чувствовать спиной приближение врага — в любом месте и в любое время, даже во сне. Кроме того, тебя выдал запах твоих духов. — А я, значит, твой враг, Хёнджин? — парень с достоинством выдержал его прямой, весьма циничный взгляд, и он отпустил его пальцы. — Ты? Не знаю. Перед моим отъездом я дал тебе достаточно поводов для того, чтобы с отвращением относиться ко мне… Но, возможно, я смогу как-то изменить твоё мнение о себе.        Его рука скользнула по плечу, затем прошлась по шее, надавила на подбородок, заставив Феликса поднять голову. Он почти пропал.