Нет худа без добра

Через несколько дней, с самого утра Жданов оккупировал кабинет своего друга. Выразительно качая головой и периодически горько усмехаясь, Малиновский слушал пронзительную тираду Жданова и поглядывал на часы: всё-таки, хоть и основные приготовления были сделаны, а пару дел до вечернего показа и презентации новой коллекции, над которой они корпели с таким трудом, оставались. — Я понимаю, — восклицал он, — понимаю, как ей больно. Я дебил! Но она мне сказала, что ей смотреть на меня противно. Я теперь прокаженный, представляешь? — Андрюх, — успокаивал Роман как мог, — я понимаю, как это тяжело. То есть, не понимаю, слава богу, но могу представить. Ты столько раз говорил, насколько твоя жена «не такая, как все», что уже даже я в это верю. — Малин, ты же говорил, что она никуда не денется, — жаловался он горько, распластавшись подстреленным орлом по столу. — А что мне еще оставалось делать? — он присел рядом на уголок стола и заботливо погладил его по черной макушке, — Мне нужно было тебя добить и сказать, что ты идиот и бездарно просрал свою неземную любовь? — Малин, я родителям всё рассказал. — упавшим голосом сообщил он. — Тююю… — протянул тот и присвистнул, — всё, амба. И что они? Ты нам больше не сын? — Нет, наоборот. Мама даже предложила Кате кислород перекрыть. В финансовом плане, естественно. Чтобы она поняла, кого потеряла. Малиновский сдавленно кашлянул и многозначительно взглянул на Андрея, выгнув бровь. — Как-то это совсем бесчеловечно, — резонно заметил он. — Из нее же, как-никак, новый человек целиком вышел недавно. Не будь ребенка, понятно. Разошлись — выставил за дверь. А тут — дочь. Твоя кровь. Да и тем более, заставлять ее вернуться против воли манипуляциями, ты представь, что это будет за жизнь… А ты сам что думаешь? Надеюсь, не собираешься прислушиваться? — Конечно, нет… — сказал он задумчиво, — Это бред полный. Я же ее вернуть хочу, а не отвернуть. — Эх, вот что значит повезло с родителями… — угрюмо заключил Малиновский. — Да даже если она к тебе не вернется, ты лучше триста раз подумай, прежде чем дрова ломать. В этом ты, конечно, большой профессионал, но ты не пори горячку, ладно? — Ты прямо ангел во плоти, Ромк. Сидишь у меня на правом плече и пытаешься вразумить. А мама — на левом. — Мда… — протянул Роман тоскливо, — Марго — очень специфичная женщина. Я даже не ожидал. Помолчал секунду и неожиданно добавил: — Да она же сама женщина! Как такое можно придумать, а как же их эта хваленая женская солидарность? Жданов протяжно вздохнул, и собравшись с силами, покинул кабинет. Драма драмой, а предстоящий показ никто не отменял. Сил не было даже удивиться непривычно здравомыслящему Малиновскому. Довольно быстро решив все рабочие вопросы, Жданов занялся праздношатанием по этажу. Нутро точила горькая обида и в горле непрестанно свербило. «Мне смотреть на тебя не приятно» — гудело в голове, и сердце тут же заходилось от давящей боли. Он ходил мимо кабинетов с умным видом, а сам постоянно проверял дисплей телефона: вдруг позвонила или написала? Но она не звонила и не писала. В его голове не укладывалось: как можно вот так, окончательно и бесповоротно отрезать человека от себя, будто его рядом никогда и не было? А потом в голову Жданова запрыгнула мысль: а вдруг она его проверяет? Доверие было сильно подорвано, и теперь она испытывает его, хоть и говорила вчера об обратном. Ну, Жданов, — звучал в его голове ее насмешливый голос, — и насколько тебя хватит? Да, цветы каждый день — это красивый жест, но что кроме этого он мог сделать? Да и из дома он ушел вчера как дурак, хлопнув дверью. Наговорил всего, еще больше ее расстроил. Жданову снова сделалось виновато и горько. До показа оставалось несколько часов, и он твердо решил: на всю жизнь. Его хватит на всю оставшуюся жизнь. Он сейчас соберется, приедет к своей Катюше, и будет валяться у нее в ногах и просить прощения. Она, конечно, пошлет его куда подальше, а он уедет на работу, проведет показ, а потом опять поедет и будет валяться в ногах. Или у порога. До утра. А потом снова уедет на работу, а вечером приедет, и опять, и опять будет каяться и виниться, и так до тех пор, пока она не простит. Она должна простить. Эта женщина была послана ему свыше, — убежденно думал он, — все не могло так глупо закончиться. Он ее заслужил, выстрадал и не мог позволить себе ее потерять, просто не мог. Наспех пошарив по карманам, он убедился в наличии ключей от машины и стремглав понесся к лифтам. Катерина тем временем озадаченно стояла на парковке торгового центра с пакетами продуктов в одной руке и дочерью в другой; смотрела на свой заблокированный со всех сторон другими машинами автомобиль и не знала, что делать. Ее подперли настолько, что двери ни с одной, ни с другой стороны открыть было невозможно. Как назло, ни на одном лобовом стекле не было номера телефона. Впрочем, она быстро обнаружила, что даже если бы и был, позвонить она все равно не смогла бы, так как оставила мобильный в машине, так что путь к варианту вызвать такси и забрать автомобиль позже, усложнился дополнительным шагом в виде того, чтобы попросить вызвать ей такси у случайного прохожего. Маленькая егоза на руках от жары уже начинала хныкать, и Катя торопливо пошла к первой попавшейся паре. — Извините, пожалуйста, мне очень неудобно! Пара остановилась и внимательно посмотрела на растерянную Жданову. — Простите, у меня тут такая ситуация… — начала она сбивчиво, попутно покачивая разревевшуюся на руках дочь. — Екатерина Валерьевна! — вдруг за ее спиной донесся очень знакомый голос, — Какие люди, ничего себе! Катя машинально обернулась и увидела быстрым шагом идущего к ней Германа. Полянского она не видела вот уж несколько лет. В России он не жил, бывал в Москве только по рабочим вопросам. В последний раз они виделись на их с Андреем свадьбе, а больше встречаться не доводилось. Сияя белозубой улыбкой, он уважительно кивнул замешкавшейся паре и вновь обратился к Кате, обеспокоено поглядывая на плачущую девочку. Даша ни на шутку разошлась и громко ревела, извиваясь на руках у матери. — Катя, у вас что-то случилось? Быть может, я смогу помочь? — спросил он и широко и добродушно улыбнулся малышке, терзающей мамины волосы, после чего та затихла, нахмурилась, но через мгновение просветлела, а потом и вовсе залилась смехом. — Здравствуйте, Герман, — Жданова учтиво кивнула и вздохнула, висящими в руке пакетами указав на свою машину. — Есть небольшая проблема. Вы не могли бы мне вызвать такси? У меня кошелек с собой, только телефон в машине остался. Полянский бросил озадаченный взгляд на забаррикадированную Катину иномарку и покачал головой. — Вот паркуются же, о других совершенно не думают! Он поспешил принять из Катиных рук пакеты с продуктами, подарил еще одну фирменную улыбку зачарованно глядящей на него Даше и полез в карман за телефоном. — Знаете, как мы поступим. Я сам отвезу Вас домой, а мой водитель разберется с этой неприятной ситуацией и пригонит вам вашу машину. Только адрес скажите. — Нет, это как-то неудобно, — начала отнекиваться Катя. — Я не хочу вас отвлекать от дел. Мы лучше на такси, а потом я оставлю дочку с няней и съезжу. Просто сейчас она устала, да и спать хочет. — Екатерина Валерьевна, люди Андрея Жданова — мои люди, так что возражения не принимаются, — Полянский мягко остудил Катин пыл и галантно повел их с малышкой к своей машине. — А по дороге мы с вами поболтаем. Вы мне что-нибудь интересное расскажете. Прислонившись лбом к холодному стеклу на втором этаже, Жданов остервенело сжимал кулаки. Вот уж час он изводился, ища пятый угол в собственном доме. Он снова приехал к жене поговорить. Просто поговорить. Без криков и истерик, без швыряний вещами и хлопания дверьми. Он просто хотел снова попробовать. Черт возьми, попытка не пытка. Он поклялся себе, что будет пытаться ее завоевать опять и опять, но вопреки самогипнозу вновь закипал. Когда он приехал, Кати с дочкой дома не оказалось. Ее машины тоже не было, и Жданов решил подождать их возвращения, потому что надолго жена никогда не отлучалась из дома с Дашей. Спустя минут сорок, он не выдержал и набрал ее номер — тишина. Гудки шли, но трубку Катя принципиально не брала. Андрей звонил уже четвертый раз, когда его взгляд упал на роскошный внедорожник, подъехавший к дому. Из машины вышла Катя с ребенком на руках в компании некоего мужчины. Тип стоял спиной, и Жданов никак не мог рассмотреть нормально его лица. Они еще минут пять о чем-то оживленно беседовали, после чего Катя, радушно помахав кавалеру рукой, наконец, вошла во двор. Жданов не помнил, как очутился в гостиной. Приступ неконтролируемой ревности и боли пронзил насквозь все его существо, на побледневшем лице выступила испарина. Резким движением он взъерошил волосы на голове и ослабил галстук. Волна удушья некстати подкатила к оцепеневшему горлу. В голове стоял нескончаемый гул, отчего собрать мысли воедино не получалось. — С кем ты была? — процедил он медленно, почти по слогам, когда Катя показалась на пороге прихожей. — Ты так рано приехал. Что-то случилось? — спросила она, с опаской поглядывая на мужа. — Случилось! Ты наставляешь мне рога, хотя строишь из себя святую! Сколько ты с ним? Как часто вы встречаетесь? — слова остервенело вырывались изо рта, Жданов еле держал себя в руках, чтобы не начать кричать при ребенке. — Андрей, успокойся. Это был Герман. Он просто помог мне. — Мне хоть Вася! Помог что?! Пережить измену мужа-подлеца? А, может, ты только и ждала, чтобы я оступился, чтобы был повод разойтись! Так? Говори! Ты давно с ним? — Прекрати истерику! — отрезала Катя. — Ты испугаешь ребенка. Пожалуй, я отнесу ее в детскую и всё тебе объясню. — К дьяволу твои объяснения! Пока я пашу на работе, ты разъезжаешь с мужиками на дорогих тачках! С моим ребенком! Как ты вообще смеешь! Ведешь себя как шлюха! Его слова прервала увесистая звонкая пощечина. Катя молча развернулась и понесла девочку в детскую, пока Андрей, прислонив ладонь к полыхающей щеке, мрачно сверлил глазами пол. — Вот что, — сказал он металлическим тоном, задыхаясь от гнева и бессилия, — собирай свои вещи и возвращайся к родителям. После развода мы встретимся с нашим семейным юристом и позаботимся о выплатах, которые будут поступать тебе в качестве алиментов, а пока, до развода, будь добра позаботься о себе сама. Машину тоже оставь здесь. Катя застыла на лестнице, с немым недоумением глядя на мужа. В какой-то момент ее плечи поникли, будто последняя надежда безвозвратно рухнула. Она подняла твердый взгляд и посмотрела Андрею в глаза. — Хорошо. Я сегодня же перееду, — ответила она беспристрастно. — Не беспокойся. Спокойствие Катерины его разозлило еще больше. И так заведенный до чертиков, по пути к выходу, он порывисто схватил стоявший на столе маленький стаканчик с недопитым молоком и швырнул его в стену, а у порога на вешалке рывками отломал несколько крючков, прежде, чем вылететь из дома пулей, оглушительно хлопнув дверью. Гнал за сотню, как в бреду, не обращая внимание на светофоры, а потом, остановившись у заправки, наконец выдохнул и набрал матери. — Алло, мам. Ты была права. Маргарита что-то еще говорила, но Андрей ее слов разобрать не мог: глаза пеленой застилала невыносимая клокочущая обида, его откровенно швыряло из стороны в сторону и подбрасывало от бессильной злобы. Завершив разговор, он дрогнул плечами, и уронив голову на руль, просидел так еще несколько мгновений, пока сзади не начали сигналить. А добравшись до офиса и вовсе закрылся у себя в кабинете и ни с кем не разговаривал до самого показа. Уже когда он собрался пойти в демонстрационный зал, рабочий телефон зазвонил. — Андрей Палыч, Полянский на проводе, — отрапортовала секретарша, — соединяю. — Привет, Андрюха! — треснул в трубке веселый голос, — Как дела? — Как сажа бела, — мрачно отозвался Андрей, — по какому вопросу, старик? Тысячу лет не общались. — Да по поводу Катерины. Я на нее у торгового центра сегодня наткнулся, ей на парковке машину какие-то умники к выезду заблокировали, я их с дочкой докинул сегодня до дома. Ты ей передай, что я распорядился, ее машину перегнали к вам во двор. Она тебе должна вот-вот позвонить, а то ее мобильник внутри автомобиля остался. — Какого автомобиля, — не понял Жданов, — так это ты был? Пазлы в его голове начали складываться. Он ведь поначалу и не понял, о каком Германе идет речь. — Я, Андрюх. Своих не узнаешь уже? Вышел бы поздороваться хоть, раз дома был. Жданов нервно сглотнул и задрожал всем телом. Господи, каких же гадостей он ей наговорил! — Ты волосы что ли отрастил? Я тебя со спины и не узнал. — Да я уж сто лет такие ношу. Эх, Жданов, ты перетрудился! — Наверное, — бросил Андрей. — Ну, ладно, спасибо, — он старался сохранять непринужденный голос, а осознание рухнуло на него с такой силой, что ему немедленно хотелось просто выпрыгнуть в окно. — С меня коньяк! — Давай, созвонимся! — бодро попрощался Герман и отключился. Шумно грохнув трубку в базу, Андрей опустил голову и стукнул себя по ней кулаком несколько раз. Счетчик его грехов перед женой неумолимо рос, и как оправдаться после такого, он себе уже просто не представлял.