Handle With Care

Последние несколько месяцев жизни Тео наполнили его своего рода удовлетворением, которое, как он думал, он никогда больше не почувствует. Он не скажет, что заслуживает этого, но он более чем благодарен. Даже не может выразить это словами.  Есть Дженна, с ее суровой, но материнской натурой, которая не терпит никакого дерьма, но все равно обращается с Тео так, будто он прожил с ними два года, а не те два месяца, которые прошли с тех пор, как он перестал спать в своем пикапе. Более того, Дженна обращается с Тео, как со своим собственным сыном: успокаивающе гладит его по спине и готовит ему кружку горячего кофе всякий раз, когда она находит его сидящим за кухонным столом поздно вечером с покрасневшими глазами, когда он сгорбился над своим ноутбуком и подаёт заявки на столько стипендий, сколько он может найти. Суетится над ним по утрам, упрекает химеру в том, что она никогда не высыпается. Говорит «Я люблю тебя», как будто знает, что это незнакомая фраза для ушей Тео, и не ставит под сомнение его неспособность сказать это в ответ. Обнимает его крепкими объятиями, как будто компенсируя десятилетие, которое он провел без них, хотя она ничего не знает об этой части его жизни. Материнская интуиция или что-то в этом роде.  И Дэвид, который изо всех сил старается превратить Тео в своего протеже-медика, берет его на дежурства в отделении неотложной помощи, чтобы он следил за ним, засиживается с Тео допоздна по ночам, когда бессонница старшего мужчины берет над ним верх, говорит с ним о том, в каких колледжах лучшие научные факультеты, или о том, как умирающие нейроны разрушаются, словно сжимаясь, или о том, что маленьким городам вроде Бейкон-Хиллз нужно больше врачей, даже если это не то, чего хочет Тео. Даже если он не уверен, чего хочет. Дай время, и ты найдёшь себя. Но их отношения — это больше, чем просто разговоры о науке, это то, как они обычно встают раньше всех остальных в доме, и Дэвид будет рассказывать истории о Дженне или Лиаме, или о них троих вместе, и он заставит его почувствовать, что однажды Тео тоже станет частью этих историй. То, как Дэвид замечает, как трясутся руки Тео, когда они начинают говорить о колледже, или карьере, или будущем в целом, и говорит, Все в порядке, и тому подобное, меня это тоже заставляло нервничать, когда он меняет тему. Как будто он всегда наблюдает. Даже если он ничего не говорит, он наблюдает, убеждаясь, что с Тео все в порядке.  И у него есть Лиам, который заботливый и добрый, который заставляет его смеяться — тот тип смеха, который заставляет Тео хвататься за живот, или за стол, или даже за самого Лиама, все, что не дает ему почувствовать, что он будет смеяться, пока он не выдохнется. Или его сердце взорвётся от счастья, что-то в этом роде. Даже если это звучит не так уж плохо.  Но это больше, чем просто способность Лиама рассмешить Тео. Потому что иногда Лиам поздно ночью стучит в дверь Тео, бормоча что-то о том, что он не может заснуть, хотя Тео никогда не видел, чтобы у мальчика были проблемы с засыпанием через несколько минут после того, как он положил голову на подушку. И Тео не нужно говорить «входи», чтобы Лиам вошел, он подходит к кровати и заползает на нее, рассказывая Тео обо всех моментах своего дня, когда химеры не было рядом, чтобы стать свидетелем самого себя. Иногда он делает это, пока Тео не засыпает. Иногда Лиам все еще здесь утром, когда Тео просыпается, прижавшись лицом к подушке и слегка приоткрыв рот. Когда Тео спросил, почему Лиам так делает, почему иногда по ночам ему не хочется спать в собственной спальне, бета просто пожал плечами и сказал: «Просто хочу, чтобы и тебе снились хорошие сны». Проходит пара недель, когда Лиам пробирается в комнату Тео, и Тео снова спрашивает то же самое, прежде чем Лиам признаёт: «Думаю, я сплю лучше, когда я с тобой». И единственная мысль Тео: Я думаю, что все становится лучше, когда я с тобой.  Тео просыпается позже обычного, во второй день декабря, от косых солнечных лучей, проникающих сквозь его жалюзи, запаха вафель и сладкого кленового сиропа, доносящегося из кухни, и звуков Лиама, поющего про себя в ванной по соседству.  Тео просыпается второго декабря в 9:46 утра, и все, к чему шла его жизнь последние несколько месяцев, превращается в полное дерьмо.  * — Подожди, мне не нужно пробовать или что-то в этом роде?   Спортивный координатор, невысокая брюнетка с постоянным выражением раздражения на лице, вздыхает: — Нет. Почему ты хочешь? Тео быстро качает головой, так же озадаченный тем, почему ему практически вручают ужасный костюм талисмана Циклонов — неуклюжее темно-бордовое торнадо с конечностями, решительными бровями и улыбкой, которая больше похожа на гримасу — так выглядел спортивный координатор, когда Тео выразил заинтересованность в этой позиции. Серьезно? Ты хочешь быть талисманом?  Думаю, в конце концов, это не такое уж и популярное выступление.  — Вот расписание всех встреч, игр и школьных мероприятий, которые тебе предстоит посетить в костюме, — женщина протягивает ему лист бумаги. — Ты можешь пропустить до трех из них. После этого нам придется рассмотреть возможность поиска кого-то другого на эту должность. Чего не произойдет, так что удачи.   — Подождите, что… что мне делать?  Раздраженное выражение лица становится еще больше, когда она отвечает: — Разве ты раньше не видел талисман? Носи костюм. Появляйся на мероприятиях, фотографируйся с людьми. Будь взволнованным. Иди домой. Другие вопросы?   — Нет, не… — Хорошо, — перебивает женщина, — Хорошего дня, и вперед, Циклоны!  Тео выходит из спортзала и пытается сложить громоздкий костюм Циклона Сида во что-то, что не займет все заднее сиденье его машины, вызывая у него небольшой страх каждый раз, когда он смотрит в зеркало заднего вида.  Просматривая расписание, ожидая возвращения Лиама с тренировки по баскетболу (первая его и Алека), возможно, Тео тоже начинает сожалеть, что не присоединился к команде. Он полагал, что роль талисмана позволит ему сохранить свой рабочий график в прежнем виде, что по большей части верно, а также даст ему возможность добавить что-то к его списку способов его «участия в жизни местного сообщества», что всплывает в каждом заявлении для колледжа, которое он подал на данный момент.  Все мероприятия проводятся вечером в пятницу и субботу, за исключением полуденных встреч, которые проводятся в школьные дни случайным образом на протяжении семестра. Но Тео сидит там и осознает, что «бодрый» — последнее слово, которым можно его описать. Даже замаскированный под ходячий торнадо шести футов высотой. Так что да, возможно, он немного сожалеет о своем решении.  Тео побывал на паре игр Лиама по лакроссу, тех, которые не противоречили его рабочему графику, видел невероятно глупый «Танец Сида Циклона», который какой-то бедняга, который последним обитал в костюме, должен был исполнять хотя бы один раз за игру. Это даже не танец. Во всяком случае, это смесь прыжков и быстрого вращения на месте под аплодисменты толпы, подстрекающие Сида: Сид-Циклон! хлоп, хлоп, хлоп-хлоп-хлоп. Ура.  Так почему же он на самом деле это делает? Вызывается надевать жаркий и неудобный костюм пару раз в неделю до конца семестра?  Потому что Лиам думает, что это круто. Ага. Думайте об этом что хотите.  Тео вспоминает, как в начале года он вез Лиама домой после того, как тот проиграл предпоследнюю игру в сезоне, бета говорила, Хотя мы проиграли, и вся школа ненавидит меня за то, что я не справился с потенциальным победным броском, по крайней мере, талисман все еще улыбается мне, понимаешь? К тому же, он танцует этот крутой танец каждый раз, когда я забиваю.  Тогда они были друзьями, но сейчас все по-другому. И, может быть, Тео не совсем уверен, почему он чувствует внезапное желание сделать какой-нибудь грандиозный жест, который впечатлит бету, сказать: эй, я слушаю тебя, но он надеется, что его будущего унижения будет достаточно. Тео, возможно, не улыбнется радостно и не станцует для Лиама после поражения в игре, но, возможно, Сид это сделает. Размышления Тео прерываются видом Лиама, выходящего из школы. Он торопливо запихивает как можно большую часть костюма под пассажирское сиденье, дежавю, а затем бросает рюкзак поверх комковатой массы, чтобы скрыть остальную часть. Чаще всего Алек едет домой вместе с ними вдвоем, потому что Тео, очевидно, мистер водитель, но сегодня он дал химере понять, что останется после тренировки, чтобы поучиться.  — Привет, спасибо, что подождал, — приветствует Лиам, сидя на пассажирском сиденье и проводя рукой по мокрым от пота волосам. Теперь они короче, и хотя Тео, возможно, был очарован его неряшливыми длинными локонами, возможность увидеть лицо Лиама заставляет что-то трепетать в животе Тео. Химера, возможно, была поймана на пристальном взгляде пару раз после того, как Лиам впервые подстригся.  Тео кивает: — Как прошла тренировка? Лиам усмехается, взглянув на Тео, и начинает подробный обзор всего, что произошло во время тренировки, от разминки, с которой команда начинала, до изнурительной серии упражнений, которые они выполняли, хотя тренер похвалил «впечатляющую выносливость» Лиама. А Тео сидит, глядя на дорогу, хотя ему хотелось бы, чтобы он не отрывал глаз от мальчика рядом с ним. И он будет слушать, и слушать, и слушать, и… ** Он садится на кровати, ругает солнце за то, что оно светит, за то, что оно существует рядом с Тео и распространяет тепло там, где его не должно быть. Сегодня плохой день. Ему просто хотелось бы, чтобы небо отражало это.  Второе декабря, второе декабря, второе декабря, второе декабря.  И сердце колотится в его груди, в чужой территории.  * Это всё костюм. «Вот почему никому не нужен этот дурацкий талисман», — решает Тео. Он не похож на те, у которых съемная голова, так что тот, кто находится внутри, действительно может глотнуть свежего воздуха, если ему это нужно. Вместо этого, хочешь передохнуть? Нужно поссать? Внезапно почувствовали крайнюю клаустрофобию? Сними весь костюм.  Проблема со снятием костюма вместо того, чтобы надеть его, заключается в том, что для этого требуется нечто большее, чем просто Тео. Его руки недостаточно длинны — на самом деле Тео может быть достаточно смелым, чтобы утверждать, что руки ни у одного человеческого существа не являются достаточно длинными, чтобы дотянуться до толстого костюма и расстегнуть молнию, высвобождаясь из потной тюрьмы.  Тео обнаруживает это, стоя посреди своей спальни, извиваясь и крутясь, а его руки трясутся, что выглядит как дрянная имитация танца Циклона Сида, но на самом деле это его отчаянная попытка снять богом забытый костюм.  И он не может попросить Лиама о помощи, хотя мальчик находится всего в нескольких футах от него, в его спальне, потому что Лиаму еще предстоит это узнать. Таков план. Потому что это сюрприз.  Тео до сих пор не уверен, хороший ли он вообще, но он знает, что не хочет, чтобы Лиам, войдя в его спальню, обнаружил гигантский темно-бордовый торнадо, катающийся по ковру в попытке добраться до крошечной молнии на задней стороне спальника-костюма. Его гордость не выдержит этого, и бета, конечно, никогда не позволит ему смириться с этим.  Итак, Циклон Сид карабкается к двери своей спальни, приоткрывая ее настолько, чтобы его голос был слышен, но недостаточно широко, чтобы кто-либо мог увидеть ужас, стоящий за дверью.  — Дженна? Не могла бы ты подойти сюда на минутку? — Тео повышает приглушенный голос, надеясь, что она услышит, надеясь, что его голос звучит не так испуганно, как он себя чувствует.  И дверь в спальню Лиама открывается, потому что, конечно же, она открывается, и бета направляется к комнате Тео, размышляя о том, о чем он мог попросить Дженну, с чем Лиам сам не смог бы помочь, когда Тео резко захлопывает дверь перед носом Лиама.  — Нет. Мне нужна твоя мама, — говорит Тео с другой стороны двери. — Пожалуйста, просто позови ее.  — Что, почему? Тео, перестань вести себя странно, впусти меня, — заявляет Лиам, отталкиваясь от веса Тео, прижимающего дверь. Шестифутовый циклон против пяти футов восьми (с половиной!) оборотня, угадайте, кто победит.  Тео стонет, хотя он почти уверен, что звук теряется в толстом костюме, и пытается сопротивляться попыткам Лиама проникнуть в спальню, говоря: — Лиам, извини, но мне просто нужна твоя мама, чтобы помочь мне кое с чем. Хорошо?   — Отлично. Я ухожу. Тео слышит вздох Лиама по другую сторону двери, внимательно прислушивается, как его шаги удаляются в его спальню и сменяются шагами Дженны.  — Тео, милый? Ты в порядке? И Тео просто открывает дверь, быстро проводит Дженну в комнату и закрывает ее за собой. Пытается не чувствовать себя униженным из-за того, как она на самом деле подпрыгивает от внешнего вида Тео.  — Ой. О боже, — бормочет Дженна, — Ну, хм, это сюрприз. Таков и был план. — Что именно тебе нужно, дорогой? — Пожалуйста, расстегни это. Я не могу выбраться сам, — умоляет Тео, понизив голос, потому что он знает, что Лиам слушает, и может представить мальчика, прижавшего ухо к стене.  Дженна не пытается скрыть веселую усмешку на лице, когда она обходит Тео и расстегивает молнию на костюме талисмана.  — Я никогда не знала, что ты заинтересован в том, чтобы стать та… — Я не заинтересован, — перебивает Тео, вылазя из костюма, только для того, чтобы не дать произнести остальную часть предложения. Лиам определенно все еще слушает. — Я… проиграл пари. Спасибо за помощь. — Ох, ладно, милый. Конечно. ** Он думает, что, может быть, если он останется в постели и не сдвинется ни на дюйм, пока солнце не отступит и луна снова не займет небо, возможно, этот день будет другим. Может быть, тогда Тео не придется бороться с желанием причинить себе вред, причинить боль, исцелиться, причинить еще больше боли, снова исцелиться, причинить боль и… Его тело всегда было оружием, возможно, он не знает, как использовать его по-другому.  * — Первая домашняя игра состоится в следующую субботу, — сообщает Лиам за обеденным столом, но смотрит на Тео. Всегда на Тео. Он говорит, — Ты должен прийти.   — Ребята, вам всем следует прийти, — поясняет Алек, — Особенно потому, что никто из вас не присутствовал на нашей первой игре… — До этой игры оставался час, — перебивает Кори, — На следующее утро я был волонтёром! Алек пожимает плечами: — Да, да. Тем не менее, мы все равно надрали задницу этой команде. И я набрал четырнадцать очков. Все сам. — Оборотень, — говорит Мейсон себе под нос, маскируя это кашлем.  — Эй, баскетбол для оборотней не такой легкий, как другие виды спорта! — утверждает Алек, — То, что я сильный, быстрый и ловкий, не означает, что я могу чертовски метко прицелиться.   — Я буду там, — говорит Тео, глядя на Лиама, в то время как Мейсон, Алек и Кори начинают спор о том, какой вид спорта приносит сверхъестественным людям наибольшую пользу.  Всегда рядом с Лиамом. Даже спрятанный под костюмом Циклона Сида, стоящий перед студенческой секцией на баскетбольной площадке.  Тео немного попрактиковался во всей этой штуке с талисманом, ему пришлось появиться на встрече бодрости духа на прошлой неделе — повсюду давать «пять» и все такое, и на домашнем футбольном матче на следующий день. Ему даже пришлось пару раз исполнить танец Циклона Сида, и, если честно, Тео стал талисманом намного лучше, чем предыдущий, он получает странное чувство удовольствия от того, что ему не нужно быть Тео Рэйкеном во время футбольного матча, игры, встречи или соревнования по плаванию. Он может вести себя глупо, странно и забавно, даже если половину времени он делает это с иронией, хотя никто не понимает разницы. Толпе легко угодить.  Возможно, Тео тоже не замечает разницы, танцуя и вертясь внутри заплесневелого костюма, иногда он ловит себя на том, что отражает ухмылку, которую фанаты видят на внешней стороне костюма.  Не то чтобы он когда-нибудь в этом признается. В любом случае, он делает это только для того, чтобы удивить Лиама.  Тео также не уверен, что когда-нибудь признает это.  ** Он помнит ее. Конечно, он помнит. Она была в каждом действии: нарезала и пекла сахарное печенье, румяные щеки, кончики пальцев в вишневых пятнах и распущенные волосы. На ее левой руке скопились браслеты дружбы из бисера. Всегда левая рука. Светящиеся в темноте звезды на потолке, и на стенах, и даже внутри ее шкафа, потому что там тоже должен быть свет. Мамина дочка, но и папочка тоже. И она была юна. Боже, она была так чертовски юна.  Возможно, ему стоит побыть в постели еще немного.  * Лиам спрашивает: — Какой спор ты проиграл? И Тео удивлен, что младшему мальчику потребовалось так много времени, чтобы даже признать ложь. Должно быть, всю последнюю неделю его разъедал интерес, так как Лиам взял на себя смелость ворваться в комнату Тео, пока химера делает домашнее задание.  — Не знаю, о чем ты говоришь, — пожимает плечами Тео, записывая ответ на задание по анатомии. — Знаешь, — утверждает Лиам. — В тот день, когда ты не впустил меня в свою комнату, но очень нуждался в моей маме? — Итак, ты подслушивал. — Ладно, слушай, это не моя вина, — возражает Лиам. — Тонкие стены, суперслух? Между комнатами двух мальчиков есть ванная. Даже имея немного лучший слух, чем у Тео, Лиаму, вероятно, приходилось стоять, прижав ухо к двери спальни, чтобы услышать суть разговора с Дженной.  Он продолжает: — Итааак... какой спор ты проиграл? — Как будто я когда-нибудь поспорю, зная, что могу проиграть, — ухмыляется Тео, кладя руку на грудь, издевательски обижаясь. — Как будто ты меня совсем не знаешь. — Но- Тео закатывает глаза, подбегает и поглаживает место рядом с собой на кровати: — Не волнуйся об этом, щеночек. Расскажи мне о своем дне. ** Как будто его тело знает, что означает этот день, еще до того, как его мозг успевает это осознать, и эта дрожь в груди с каждым ударом посылает предупреждающий сигнал остальному телу. Это имеет смысл, — полагает Тео. В любом случае, это принадлежит ей. Психосоматика или нет, но волна тошноты накатывает на него, пока он пытается бороться с желчью, подступающей к горлу, желудок скручивается, когда Тео кусает губу. Сильно. У него на языке медный вкус. Что-то стучит у него в висках. Возможно, это память. С головокружением и затуманенными глазами Тео, спотыкаясь, бредет из уютной спальни в ванную, которую Лиам покинул полчаса назад. Он благодарен за то, что остается незамеченным, запирает за собой дверь, хотя люди в этом доме слишком внимательны, чтобы постучать, прежде чем войти.  Однако Дженна, Дэвид и Лиам находятся внизу, праздно болтают и удовлетворенно завтракают за кухонным столом, как семья. Если им интересно, где находится химера — наверху, где льется душ, чтобы заглушить звук его сухих потуг над унитазом, сопливого носа и грозящих пролиться слез, они не интересуются долгим отсутствием.  Так лучше.  * Студенческая секция Cyclone, не забудьте прийти на первый домашний баскетбольный матч сезона — в эту субботу в 19:00 против Devenford Prep — в бордово-белом костюме! Сфотографируйтесь с Циклоном Сидом, чтобы попасть в программу #mostspirited на этой неделе. Подпишитесь на @BHHSAthletics, чтобы получить дополнительную информацию. Вперед, Циклоны! ** Обычно в этот день он остается один. Сидеть и вариться в этом, охотно тонуть в ненависти к себе, даже больше, чем обычно. Минус в том, чтобы сейчас быть вдали от семьи трудно: заперёшься в одном месте слишком надолго, и люди обязательно забеспокоятся. — Тео?   Приглушенный голос Лиама раздается с другой стороны двери, и химера вздрагивает на полу в ванной. Душ все еще работает, комнату окутал густой влажный туман.  — Чувак, ты серьезно просидел там целый час. Меня беспокоит счет за воду. И ты.  Тео медленно садится, поворачивает ручку крана в душе, чтобы перекрыть горячую воду. Остается лежать на полу, застыв, глядя на дверь, не позволяя Лиаму войти. Он молчит, думая только об одном, второе декабря, второе декабря, второе декабря. Не может сформировать связную мысль, кроме этой. Он слышит, как Лиам шевелит дверную ручку, мальчик спрашивает: — Что-то не так? Могу ли я войти? И действительно, он не может игнорировать Лиама вечно, даже если захочет. Итак, Тео стоит на трясущихся ногах и  смотрит на это мрачное лицо в зеркало, думая, второе декабря. Думая, убийца.  — Я, — он откашливается, стараясь, чтобы его голос звучал не так сломлено, — Я в порядке. Я выйду через секунду. Встретимся внизу? — …Да, конечно. Тео не дышит, пока не слышит топот ног Лиама от двери. И он думает, что чем дальше Лиам, тем хуже он себя чувствует. Забавно, как это работает.  * — Ты обещаешь, что будешь там? Я действительно хорош, — говорит Лиам, вытягивая мизинец наружу в жесте, который Тео хорошо знаком. И любим.   — Ты оборотень, — заявляет Тео очевидное, даже когда он сцепляет свой мизинец с мизинцем Лиама. — Было бы обидно, если бы ты был чем-то менее чем серьезно хорошим. Зачем ты вообще меня преследуешь по этому поводу? А как насчет Мейсона и Кори?  Лиам пожимает плечами, опускает их руки, положив их обратно на диван, мизинцы все еще обхватывают друг друга. Бета смотрит на них и снова на телевизор, где последние тридцать минут показывают «Наполеон Динамит», но их прерывистый разговор все равно заглушил большую часть сюжета.  — С тобой все по-другому, — бормочет Лиам, похоже, он сожалеет о своих словах еще до того, как они слетают с его губ.  Но Тео, он просто позволяет заявлению повиснуть в воздухе на мгновение. Обдумывает слова, как будто они действительно важны.  Он говорит: — С тобой тоже по-другому.   И это что-то значит. Что-то действительно важное, но слишком священное, чтобы выразить его более конкретными словами. И когда Лиам смотрит на него с тайной улыбкой, играющей на его губах, Тео чувствует, что он тонет, и тонет, и тонет, и… Ему придется держаться немного крепче. Если Лиам и замечает это, он ничего не говорит. ** Девятилетняя рана, все еще сочащаяся и гноящаяся. Горе похоже на раскалённый нож, который в это время года печёт только сильнее.  Но ему придется показать свое лицо. Приходится есть, хотя это все равно, что пытаться набить черную дыру. Должен стараться не подавать никаких тревожных сигналов, потому что, если кто-то спросит, что случилось, он не знает, что из него выйдет. Боится узнать, что из него может выйти. Может быть, это будет сильным ударом. Возможно, оно вырвется прямо из его груди или выползет из горла, пульсируя, пульсируя и истекая кровью по полу, гравию, почве, пока не найдет свое место.   И он может указать на эту бьющуюся штуку и сказать: Это. Вот что случилось, так как порядок снова восстановлен. Но вместо этого Тео упаковывает свою боль с ее грубыми и неровными краями во что-то аккуратное, в образ восемнадцатилетнего мальчика, которого не преследует собственный грех. Спускается по ступенькам, как будто не чувствует дыхания призрака ему в шею, и говорит: — Доброе утро.   Он не осознавал, насколько это будет тяжело — спуститься вниз и попросить Дженну подать ему вафли и апельсиновый сок, заставить Дэвида выдвинуть стул между ним и Лиамом, который Тео занимал последние два месяца.  И Тео останавливается на полпути ко входу в кухню, глядя на стопку вафель на столе, и вспоминает, как она ненавидела вафли, но всегда клала банановое пюре поверх блинов. По-другому их есть нельзя. Заливала все это дело сиропом и потом еще и взбитыми сливками. И тогда это был не апельсиновый сок. Всегда яблочный. — Ты в порядке, милый? Голоден? Тео делает шаг назад. И другой.  — Я… Ещё один.  Он не может ответить на вопрос и даже не помнит, что спрашивала Дженна. Он делает еще шаг назад и шепчет: — Я опаздываю на работу.  Тео вышел за дверь, но призрак совсем рядом.  * И они ходят по лесу, ходят по лесу, собирая палки и камни, крошечные полевые цветы и странные перья, пока их карманы не набиваются ими. Заляпанные грязью ботинки и грязные руки, указывающие на каждую синюю птицу, которую они видят.  — Наперегонки до моста? — спрашивает она, и Тео хочет сказать «нет-нет-нет», потому что он знает, что произойдет потом, знает, что Они сказали ему там сделать. Жаль, что он уже не мог видеть мост с того места, где они стоят на поляне. Но она уже бежала, пройдя половину пути, хотя и не знает, что мчится насмерть, поэтому Тео следует за ней, весь в долговязых конечностях и неуклюжей храбрости. — Теодор, ты проиграл. Снова. Она произносит его полное имя только для того, чтобы раздражать его, но ему девять лет, и он знает, что собирается сделать очень плохой поступок, поэтому позволит это. Позволил бы ей кричать «Теодор, Теодор, Теодор» десять миллионов-триллионов раз, если бы это изменило окончание этого путешествия.  — Прости, — говорит он, делая шаг вперед, но не встречаясь с ней взглядом. Только вниз, вниз, вниз, в воду, думая о том, насколько далеко она кажется. Думая о том, что они так и не научились плавать должным образом. В любом случае, мы живем не так близко к океану, всегда говорили их родители.  И он делает еще один шаг вперед.  — За что, чудик? Ещё один.   ** Он застыл на месте, ноги свесились с края моста, а вода устремилась вниз. Второе декабря. Здесь даже прохладнее, чем тогда, холодные порывы ветра бьют ему в спину, которые он представляет как фантомные руки, пытающиеся столкнуть его в воду.  Тупая травма, переохлаждение, нарушение дыхания. Вот что убило ее в протоколе. На необычном медицинском жаргоне это означает: она упала. Ударилась головой о множество камней. Вода была ледяной, слишком холодной, чтобы ее стройная фигура могла продержаться больше нескольких минут. Она утонула. Никогда не была сильным пловцом.  Он хочет обвинить своих родителей, где бы они ни находились. Где-то под землей. Хочет спросить, какого черта двое взрослых позволили двум детям, девяти и двенадцати лет, бродить по природной тропе в одиночку. Но они оба часто так делали, и ничего плохого не происходило, пока это не сделал Тео.  Тео выворачивает карманы и дрожащими пальцами бросает в воду комок палочек, полевых цветов и перьев, которые он собрал по пути к этому месту. Ветер воет сильнее. Он бросает гладкий камень и вздрагивает от слабого всплеска, который он производит. Второе декабря. Убийца.  — Прости меня.   Он сломанный, звучит влажно и оставляет горький привкус во рту, грудь сжимает от сдерживаемых эмоций. И Тео знает, что он должен делать, продвигаясь вперед по уступу, пока не будет уверен, что еще один сильный порыв ветра заставит его полететь вниз, тело умоляло о боли. Тупая травма, переохлаждение, нарушение дыхания. Неприятное сочетание. Он выздоровеет, но недостаточно быстро.  Тео ждет, пока ветер снова усилится.  Он смотрит вниз, пытается ослабить хватку на гниющем дереве, которая удерживает его от падения вниз.  Тео смотрит вниз.  Прости меня, Тара.   Жаль, что он всегда боялся воды.