Handle With Care

Он снова в лесу. Неважно, ночь сейчас или день, он все равно чувствует биение ее сердца под кончиками пальцев. Он продолжает пытаться похоронить прошлое. По крайней мере, он не чувствует себя таким одиноким, когда она дышит ему в шею и шепчет ему на ухо все его грехи. * -Я не злюсь на тебя (2:34 утра) -Надеюсь ты хотя бы не уехал (2:36 утра) -Нам надо поговорить (2:37 утра) * Тео не хочет оставаться в Бейкон-Хиллз. На самом деле нет, но теперь у него есть оплачиваемая работа, которая требует, чтобы он действительно появлялся и предлагал свою помощь, когда Дитон в ней нуждается, так что оставаться здесь — это именно то, что он в конечном итоге делает. Это похоже на непроизвольную игру в прятки: постоянно избегать Лиама и остальной его стаи, но при этом задерживаться в месте, которое они часто посещают.  Дитон не задается вопросом, почему Тео ныряет назад, как только слышит, как Мейсон въезжает на парковку с Лиамом на буксире, и Тео ему за это очень благодарен.   Он все еще задерживается, скрытый от глаз в задней кладовке клиники, но достаточно близко, чтобы услышать разговор между Дитоном и двумя мальчиками, достаточно близко, чтобы почувствовать металлический привкус крови и яда, а также запах боли от Лиама.  — Охотники, — объясняет Мейсон голосом, в котором чувствуется приглушенная паника.  Тео слышит, как Дитон кладет Лиама на металлический смотровой стол, слышит тяжелое дыхание и болезненные стоны бета.  Дитон мычит, даже когда спрашивает: — Сколько? — Двое, — хрипит Лиам, — Они сбежали. Слышен звук хлопков латексных перчаток по коже ветеринара, стук медицинских приборов по металлическому столу. — Пурпурный монах, — бормочет Дитон, — Довольно распространенный вид. Это будет больно, Лиам. Тео слышит щелчок зажигалки, чувствует запах пепла сгоревшего волчьего аконита, прежде чем Дитон прикладывает пепел к ране Лиама.  А затем раздаются крики — гортанные крики боли, которые почти невыносимы для химерных ушей Тео. Он задерживает дыхание, ожидая, пока прекратятся крики боли Лиама, и постепенно они прекращаются, превращаясь в слабые стоны, когда начинается исцеление.   — Спасибо, — выдыхает Лиам, в его голосе чувствуется усталость. Тео не чувствует облегчения. Облегчение означало бы, что он в первую очередь беспокоился за бету, а он никогда не волновался. Тео Рэйкен не беспокоится ни о ком, кроме себя. Лиам Данбар — заноза в заднице, заноза в боку, а Тео это нисколько не беспокоит.  Но по какой-то причине звук успокаивающегося дыхания младшего мальчика успокаивает тесноту в груди Тео.  Странно.  — Что такое, чувак? — спрашивает Мейсон, в его голосе снова появляется тревога. — Ты что-то слышишь? Охотники последовали за нами сюда? Мучительно долгая пауза приводит Тео в бешенство, он готов выйти из укрытия только для того, чтобы надрать задницы тому, кто причинил боль Лиаму.  Впрочем, его это не волнует или что-то в этом роде. Тео обеспокоен собственным самосохранением, и охотники, бегающие по Бейкон-Хиллз, тоже представляют для него угрозу.  — Нет… дело не в этом. Мне просто показалось, что я услышал здесь еще одно сердцебиение, — отвечает он.  Дерьмо.  Конечно, Тео настоящий профессионал, когда дело доходит до контроля своего сердцебиения, но он так и не овладел искусством полной остановки его, когда ему этого хочется. Хотя сейчас это бы очень пригодилось.  — Есть собака, которую я держу в вольере на ночь для наблюдения, — говорит Дитон. — Не волнуйтесь, я уверен, что вы слышите именно её сердцебиение.  Тео добавляет это сокрытие к постоянно растущему списку вещей, за которые он должен однажды поблагодарить Дитона.  — Ох, уф, — Мейсон вздыхает с облегчением, — Заставил меня волноваться на минуту. Не знаю, как вы, а я думаю, что за одну ночь с меня было достаточно опасных для жизни выходок.  Лиам хмыкает в ответ: — Ага, и ты говоришь это мне. Еще раз спасибо, Дитон. Я буду держать вас в курсе ситуации с охотниками… дайте мне знать, если что-нибудь услышите. — Так и сделаю, — отвечает ветеринар.  Тео не двигается со своего места, пока не слышит колокольчики над выходои, сигнализирующие о том, что два мальчика покинули клинику. На столе для осмотра лежит единственная пуля, все еще покрытая кровью Лиама. При виде этого Тео становится плохо.  — Не хотичешь объяснить внезапное исчезновение? Кажется, будто ты кого-то избегаешь, — говорит Дитон, даже не взглянув на химеру.  Тео хмурится и начинает отвечать: — Я не… — Эй, Дитон, почему пикап Тео… — вопрос замирает в горле Лиама, когда его глаза встречаются с глазами химеры, — Тео. Ты здесь. Тео отрывает взгляд от Лиама, позволяя ему отскочить от крови, пятнающей его рубашку, на Мейсона, стоящего позади него, и на пол, где он и задерживает его.  — Проницательное наблюдение, — тянет он, и в его голосе сочится сарказм.  Не испугавшись, Лиам спрашивает: — Что ты здесь делаешь? Ты прятался от меня? В его голосе есть что-то похожее на обиду, разочарование. Тео игнорирует это.  Он пожимает плечами: — Охотники. Я бежал по заповеднику, когда услышал их, — лжет Тео. — Однако ушли прежде, чем они меня заметили. Я решил, что мне следует сообщить кому-нибудь об этом.  — Так ты решил рассказать об этом Дитону вместо нас? — Лиам усмехается, — Ты, должно быть, шутишь. — Без обид, Док, — быстро добавляет Мейсон, дрожащей улыбкой ветеринару. Дитон качает головой, видимо, удивленный этим сообщением: — Ничего. — Ты не пришел мне в голову, извини, что разочаровал, — отвечает Тео, сохраняя ровное сердцебиение.  — Речь идет о… — Лиам долго смотрит на химеру, похоже, передумав, прежде чем вздохнуть, — Ладно, неважно. Буду признателен за предупреждение в следующий раз.  — Твое желание — мой закон, — отвечает Тео стальным голосом.  Голубые глаза встречаются с серыми, и на этот раз все по-другому.  Лиам не смотрит на Тео как на почти друга, как на человека, с которым он играл в видеоигры и которого познакомил со своими родителями. Он смотрит на Тео, и ему кажется, что он смотрит на того придурка, который всего несколько часов назад пустил ему пулю в живот, как будто он смотрит на кого-то, кто никогда не был никем иным, как врагом.  — Знаешь, — начинает Лиам, и его тон прорезает смиренное раздражение, — Если ты собираешься остаться здесь, ты мог бы, по крайней мере, быть полезным, ты мог бы, по крайней мере, вести себя так, как будто тебе не плевать на людей в этом городе. Тео становится немного выше, изображая самую отвратительную ухмылку, какую только может изобразить, и говорит: — Тогда устрой чертову истерику, Лиам. Посмотрим, насрать ли мне. Я тебе ничего не должен.  — Ты не это имеешь в виду.  Это единственное, что говорит Лиам перед тем, как они с Мейсоном уходят, выглядя скорее усталым, чем злым.  Тео не может не вернуться к вредным привычкам, впуская людей, но отталкивая их, прежде чем они подойдут слишком близко. Так проще, так лучше. Он не боится ранить чувства, пока они живы, потому что именно так играют крутые мальчики — всё резко и бесчувственно, с бумажными стенами, скрывающими то, что плачет внутри.  — Иногда хорошо, когда люди на твоей стороне, Тео, — мягко говорит Дитон после того, как двое мальчиков уходят, — Одинокие волки не часто справляются самостоятельно. * Той ночью Тео покидает клинику с чувством сожаления в животе и с мальчиком с голубыми глазами в голове. Он устал и беспокоен до такой степени, что не может спать. Это не первый раз на этой неделе.  Поэтому, Тео едет прямо в заповедник в поисках боя, позволяет себе принять форму волка, позволяет себе чувствовать себя скорее животным, чем человеком. Он одновременно охотник и жертва, хищник и добыча.   Одинокий волк по своему выбору и по необходимости.  Не успел он оказаться в заповеднике, как услышал звук натянутого лука. Тео разворачивается, его золотые глаза останавливаются на фигуре одинокого охотника перед ним. Он издает предупреждающее рычание, царапая землю когтями, и приближается к человеку.  Охотник пускает стрелу, но сильно промахивается, и Тео думает, что это слишком легко, поскольку он пользуется возможностью наброситься на одинокого человека, его острые зубы мерцают в лунном свете всего в нескольких дюймах от горла охотника.  Дилетант, думает Тео. Он щелкает зубами рядом с лицом охотника, движимый запахом страха, который на этот раз исходит не от него самого. Это так здорово — снова играть большого злого волка. Вот для чего был создан Тео.  — П-пожалуйста, — умоляет охотник, голос едва слышен из-за веса Тео на его груди, — Если ты пощадишь меня, я обещаю, что остальные оставят тебя и твою стаю… Тео рычанием прерывает охотника, слишком взбешенный упоминанием о стае, к которой он даже не принадлежит, чтобы заметить звук еще нескольких ударов сердца позади него, пока не становится слишком поздно. Пуля вонзилась ему прямо под грудную клетку, и Тео развернулся и увидел целую группу охотников, по крайней мере на троих больше, чем встречали Лиам и Мейсон. Огонь под его ребрами и инстинкты подсказывают ему бежать, но Тео решает, что он покинет этот лес либо как убийца, либо как мученик. Его тело дрожит от предвкушения и желания разорвать что-нибудь на части. Он всего лишь животное, всего лишь сердцебиение и несколько зубов.   Тео сверкает глазами, выпрямляется и позволяет волчьей ухмылке расплыться на его лице. Он пришел в поисках боя.  Бой — это именно то, что он получит.