Handle With Care

Ясность можно найти в душе небольшого дома, заброшенного после Призрачных Всадников.        Наконец, смыв со своего тела грязь, любые остатки и напоминания о том, где он был, Тео снова начинает чувствовать себя самим собой. Почти.        Дело в том, что он уже не совсем уверен, кто этот человек. Тот Тео, который лгал, манипулировал, обманывал и убивал на своём жизненном пути, чувствует, что его оставили внизу. Тот, что вернулся, — всего лишь дешевая имитация предыдущего, он идет по тонкой грани между адом и землей, сражаясь плечом к плечу с теми же людьми, которые хотят его смерти. Больше не имея никакой власти, он теперь в долгу перед стаей Скотта, и его жизнь напоминает пребывание на минном поле. Один неверный шаг, и все взорвется и снова превратится в дерьмо. Тео придется действовать осторожно.        Он выходит из душа и вытирается, натягивая одежду, которая определенно не его, но сидит достаточно хорошо, чем могла бы. Самое смешное в возвращении из Ада то, что у тебя нет времени на подготовку. У Тео не было денег, негде было остановиться и никаких вещей, кроме покрытой грязью одежды, в которой он вернулся, и неработающего мобильного телефона в кармане. Кажется, вся эта штука с «исчезновением людей» в некотором роде удобна, поскольку все оставшиеся вещи практически являются честной добычей.        Считается ли это воровством, если рядом нет никого, кто мог бы забрать эти вещи?        Не то чтобы его слишком беспокоила моральная сторона ситуации. Он уже выкопал себе могилу и слишком хорошо знает, что однажды ему снова придется лежать в ней, и никакие добрые дела не смогут этого изменить.        Так что Тео справляется. Он собирает коллекцию одежды, часть которой сидит хорошо, а часть совсем не сидит на нём. Некоторые ночи он отдыхает в чужих кроватях, их запахи теперь настолько слабы, что его даже не беспокоит, а другие ночи он «спит» в своем грузовике, синем пикапе, где он хранит большую часть украденных вещей. Он берет с собой не только предметы первой необходимости. Это маленькие, на первый взгляд несущественные предметы, такие как потертая колода карт, несколько книг, кубик Рубика, чертова куча денег, которые он безжалостно украл из десятков и десятков оставленных кошельков, и средства для волос, потому что, если стая находится в позиции Я-буду-относиться-к нему-как-к-«Классическому Тео», тогда он, черт возьми, будет выглядеть соответствующе.        Тео стоит перед зеркалом в ванной, затуманенный паром от душа. Он пишет свое имя на запотевшей поверхности.        Тео Тео Тео Тео        Как будто, если он напишет это достаточное количество раз, он, наконец, узнает, как быть собой.        Тео вернулся не таким. Он это знает, чувство этого, так же как здравомыслие в последнее время кажется неуловимым понятием. Реальность кажется такой же. С ним что-то не так, и Тео не знает, что именно, но это самое конкретное, что он почувствовал с тех пор, как вернулся.        Он проводит рукой по стеклу, чтобы стряхнуть конденсат, проверяя, видны ли изменения, но в зеркале все то же самодовольное лицо.        Сообщение от Лиама выводит его из мыслей.        — Встретимся в больнице как можно скорее        Тео направляется к своему пикапу и едет к больнице Бейкон-Хиллз.        Он снова играет в «притворись волком», хотя чувствует себя скорее бездомной собакой.        Овца в волчьей шкуре: всё лает, да не кусается.        *        — Эй, — говорит Лиам, разрушая чары молчания, нависшие над двумя парнями с момента их поступления в больницу, — Что с тобой было в камере на днях?        Тео не отвечает на его вопрос, а вместо этого спрашивает:        — Итак, есть ли план? Мы собираемся просто бродить по больнице и надеяться вызвать Всадника?        — Есть план, — сухо отвечает Лиам. — Просто подожди.        Они снова замолкают, и, видимо, бету это просто не устраивает.         — Почему ты взбесился? — Лиам спрашивает еще раз, — Ты что-то там видел?        Тео лжет, потому что в наши дни это проще, чем что-либо еще:        — Я просто хотел выбраться из этой комнаты. Там было душно, тесно и плохо пахло, как еще я мог заставить вас обратить на меня внимание?        Он не уверен, что помнит, когда в последний раз говорил кому-то что-то правдивое.         — От тебя пахло страхом, — отмечает Лиам, пристально глядя на химеру голубыми глазами.         Тео отводит взгляд и хмуро произносит:        — Ты никогда не умел хорошо читать химосигналы, не так ли, Лиам? — он делает паузу, — А почему тебя это вообще волнует?        — Я не знаю, — утверждает Лиам.        И тишина снова окутывает их.         *        — Это твоя блестящая идея? Забаррикадируемся в морге? — Тео сплевывает, маскируя тревогу презрением.        Целая больница, в которой можно было спрятаться, и Лиаму пришлось выбрать морг. Это было похоже на жестокую шутку, но Тара была единственной, кто смеялся.        Лиам выглядит решительным, потому что он всегда так делает:        — Призрачные Всадники преследуют живых, поэтому мы прячемся среди мертвых.        Бета рывком открывает один из шкафов, видны две бледные ноги, хотя остальная часть тела скрыта темнотой. Это мог быть кто угодно. Это могла быть она.        Тео провел достаточно пряток с мертвецами, чтобы воздержаться от этого всю оставшуюся жизнь.        — Я не полезу ни в один из них.        Он задерживает дыхание, молясь всем богам, в которых он не верит, чтобы Лиам хотя бы раз не был упрямым, чтобы они могли уйти из морга и никогда не оглядываться назад. Младший мальчик молчит, и Тео чувствует вкус крови во рту, чувствует фантомную боль от того, что его сердце вырывают, несмотря на то что оно ощутимо бьется в груди. Тео снова видит Тару своим периферийным зрением, ее темные волосы падают ей на лицо. Он не может повернуться и посмотреть, не может рискнуть узнать, что на этот раз это реально.        — Я тоже, — внезапно решает Лиам, быстро закрывая шкаф. Тео старается не показывать, какое облегчение он чувствует.        Поэтому он играет засранца, как и раньше:        — Надо было оставить меня в камере предварительного заключения.        — Надо было оставить тебя в земле, — мгновенно парирует бета, не осознавая, какой эффект эти слова оказывают на химеру.        Тео ощетинивается и поворачивается к Лиаму:        — Как ты думаешь, что я там делаю? Просто тусуюсь со своей умершей сестрой, хорошо провожу время, обсуждая с ней детские воспоминания?        — Я думаю, ты там гнил.        Боже, как бы Тео этого желал. Ему очень, очень хотелось бы, чтобы все было так просто, а Лиам даже понятия не имел о правде.        — Лиам наконец-то понял хоть что-то верно, — отвечает он голосом, лишенным эмоций.        Но бета просто обязан продолжать нажимать на все чертовы болевые точки Тео:        — Я также знаю, что что бы с тобой ни случилось, ты это заслужил.        Тео усмехается, но это похоже на лезвие бритвы, упирающееся ему в горло. Его голос напряжен, когда он спрашивает:        — Правда?        Это правда.        Лиам и Тео выбираются из больницы живыми, но именно тогда Тео начинает понимать, что быть мертвым, возможно, было проще.        ***        Тео приобретает плохую привычку.        Кошмары неумолимы, уже давно. Третью ночь подряд он просыпается с криком, колотящимся сердцем и когтями, вгрызающимися в обивку заднего сиденья его машины. Тео никогда не может полностью вспомнить кошмары, когда он бодрствует, только смутные вспышки бьющегося сердца, удерживаемого вне тела, удушья от вины, крови и раскаяния, Ада.        Есть одна вещь, которая помогает, и это боль.        Он узнает об этом однажды ночью после особенно ужасного кошмара, трясущимися руками тянется к груди и не осознает, что его ногти случайно превратились в когти. Кончики оставляют пять идеальных маленьких углублений, кровь едва выступает на поверхность, а царапины заживают сами собой.        И мгновенно Тео чувствует себя более приземленным, чем когда-либо с момента возвращения. Он наблюдает, как кожа снова срастается, сосредотачивается на сопровождающей ее жгучей боли. Может быть, это все, что ему действительно нужно, думает он, чтобы начать исцеление. Возможно, психологические шрамы заживут так же, как и телесные раны. Он засыпает.        Тео во второй раз вонзает когти глубже, задыхаясь от боли, но наслаждаясь ясностью, которую она приносит. Он разочарован, чувствуя, как раны начинают заживать, хотя когти все еще впиваются в его грудь. Мышцы и кожа напряглись на кончиках его пальцев, пытаясь заменить то, что было разрушено.        Его рубашка испорчена — мокрая и в пятнах багрового цвета. Но в ту ночь Тео ничего не снится: кровь прогоняет все плохое, скрывающееся за его веками.        Его руки покрыты красным, мальчик пытается чувствовать что-то кроме страха.