Рев

Персиваль уже в третий раз обходил окрестности, считая вдохи, которые требовались ему, чтобы завершить круг. Достигнув жилища Нунду, названного Аделаидой, как он с удивлением обнаружил после того, как сопровождал Ньюта во время кормления, он остановился с тихим удовлетворенным урчанием. Время выдержки улучшилось. Когда он только начинал несколько дней назад, то едва успевал пройти круг, двигаясь неуклюже и запыхавшись. С едой и отдыхом его выносливость продолжала расти, как и способность координировать ненужное количество конечностей, которыми он теперь обладал. Вчера он даже смог сделать короткий рывок, не упав, а его рысь становилась все более естественной. Поначалу отсутствие боли и возможность по-настоящему отдохнуть отгоняли все остальные мысли, но теперь, когда он полностью выздоровел и больше не хотел есть, к нему начала подкрадываться скука. Персиваль привык к напряженной жизни, выполняя важную работу в течение долгих часов каждый будний день и в большинстве выходных, чего ему, честно говоря, делать не нужно было. Целыми днями бездельничать начинало его раздражать. И это раздражение не имело ничего общего с тем, что Ньют последние два дня был занят жарой Эрумпента (которую, судя по всему, звали Розмари — Персиваль не знал, почему он ожидал лучшего от человека, назвавшего Нунду Аделаидой и Вампуса Престором), оставляя его без присмотра, не говоря уже о чтении скучающему Вампусу. Остановившись перевести дух в той части леса, где, как он был уверен, обитал единорог, хотя Персиваль еще не встречал его, он вздохнул. Ньют все еще был рядом, хотя и немного отвлечен. Он не должен его пропустить. Проблема заключалась в удивительной… доброте Ньюта. Он так трепетно относился ко всем своим созданиям, обращался с ними как с людьми, и это помогало Персивалю не сойти с ума и не поддаться инстинктам Вампуса, которые, как правило, подавляли любое рациональное мышление. Без Ньюта он, скорее всего, уже сошел бы с ума. Гриндевальд не солгал — в лучшем случае Персиваль до конца своих дней останется с человеческим разумом в теле Вампуса, — но даже извращенный гений Гриндевальд не смог предвидеть Ньюта. Ньюта, который был таким преданным и безвозмездно дарил свою любовь. Ньюта, который выглядел слишком мило со своими рыжими волосами, искрящимися глазами и веснушками, разбросанными по бледной коже. Ньюта, который, будучи человеком, совершенно не знал, что его Вампус, по сути, тоже человек. Персиваль снова вздохнул и начал грузно шагать обратно к мастерской, но остановился возле дерева, где жили Боутраклы. Ньют лежал на земле и спокойно спал, и даже во сне он выглядел усталым. Вероятно, он пытался уговорить одного особенно привязчивого Боутракла вернуться на дерево к своим сородичам, хотя маленькая зеленая головка, выглядывавшая из нагрудного кармана, свидетельствовала о провале. Пока Персиваль наблюдал, головка исчезла — до сих пор Пикет в основном избегал большого Вампуса, который, вероятно, был довольно пугающим для такого крошечного существа. Ньют сморщил нос, издав при этом негромкое фырканье. Персиваль мог бы поворчать на абсолютную нелепость всего, что связано с Ньютом, но вместо этого почувствовал растущую нежность, глядя на спящего волшебника. Ему явно было не по себе на земле, но даже очень умный Вампус не смог бы так просто переместить целого человека, не разбудив его, а Ньюту явно требовался сон. К счастью, дверь мастерской была открыта, так что он легко проскользнул внутрь и стянул с кровати одеяло. Накрыв Ньюта как можно лучше, он возился с краями, пока тот не оказался полностью укрыт и не стал менее подвержен холоду, а Боутраклы одобрительно защебетали. Почувствовав себя немного лучше, Персиваль решил, что ему также нужно немного поесть, так как он был уверен, что Ньют пренебрегает не только своим телом, нуждающимся в отдыхе. Это создало для Персиваля новую проблему, не связанную с отсутствием у него подвижных пальцев. Он знал, где Ньют хранит еду для всех существ в своем чемодане, но не имел ни малейшего представления о том, где хранится пища, пригодная для людей. Он полагал, что у Ньюта должна быть какая-то еда, учитывая, сколько времени он проводит здесь, но Персиваль не видел, чтобы Ньют ел что-то, кроме того, что приносила Куини. В этот момент его действия привлекли внимание других любопытных существ, и, обернувшись, он увидел, что Дугал, Демимаска, внимательно его рассматривает. Прежде чем Персиваль успел что-либо предпринять, глаза Дугала вспыхнули удивительным голубым светом, а затем Демимаска ткнул пальцем, указывая на дверь мастерской. Персиваль изо всех сил старался выглядеть благодарным, что было нелегко в обличье Вампуса, но Дугал, похоже, понял его и осторожно похлопал по одному из многочисленных коленей Персиваля. Иногда его все еще поражало, какой маленький рай создал здесь Ньют, где все эти разные существа помогают друг другу (и Ньюту). За все время его пребывания здесь между ними не было ни одной ссоры, если не считать нескольких мелких стычек. В мастерской Дугал указал на один из верхних шкафчиков и что-то прощебетал, предоставив Персивалю разбираться самому. Очень полезный этот Дугал. Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь будет так хорошо думать о Демимаске, но последние несколько месяцев его жизнь катилась кувырком. Опираясь средней парой лап на столешницу, Персиваль достаточно поднялся, чтобы открыть шкафчик одной когтистой лапой и обнаружить перед собой целых две полки с пакетиками, наполненными чайными листьями вместо ожидаемого запаса еды. Неужели у Ньюта действительно не было ничего съедобного для себя? После все более отчаянных поисков Персиваль нашел одну сплющенную пачку печенья и, забрав свой трофей, отступил в сторону, пораженный тем, сколько видов чая может понадобиться одному человеку. Он осторожно положил пакет рядом с Ньютом, стараясь как можно тише ступать на своих кошачьих лапах. Это было жалкое угощение, и он тихонько заворчал, потому что Ньют заслуживал большего. Поэтому, если он хотел, чтобы Ньют был накормлен как следует, в реальности у него был только один способ сделать это. И даже это зависело от взаимодействия множества чар, которые капризничали даже в лучшие времена. Не привыкший отступать перед трудностями, Персиваль направился обратно в мастерскую. Прищурившись, он посмотрел на лестницу, ведущую туда, где, как он надеялся, сейчас находилось жилище сестер Голдштейн, затем закрыл глаза и прыгнул. Хотя он не помнил, чтобы лестница была там в первый раз, когда он залез в чемодан, когда он открыл глаза и увидел уютную комнату с двумя кроватями и множеством кружев, Персиваль должен был признать, что его риск окупился. Логично, что чемодан был снабжен дополнительными чарами для защиты от входа и выхода крупных существ, но ему определенно нужно было поговорить с Ньютом о том, чтобы он не оставлял его все время открытым. Он слишком поздно уловил свои мысли и не смог побороть внезапную грусть, которая заглушила удовлетворение от того, что он выбрался из чемодана. Он не сможет поговорить с Ньютом о том, чтобы не оставлять чемодан открытым. Он вообще не сможет поговорить с Ньютом. Вместо того чтобы задумываться о мрачных перспективах своего будущего, Персиваль открыл дверь лапой и шагнул в гостиную. Громкий писк едва не заставил его вздрогнуть — уши теперь были гораздо чувствительнее, — но его внимание привлекла направленная на него палочка. Как наставник, он гордился скоростью реакции Тины. Но как человек, запертый в теле Вампуса, который просто хотел накормить друга, он был менее впечатлен. Тем не менее он старался выглядеть как можно менее угрожающе, помахивая хвостом и не шевелясь. — Успокойся, Тини, это всего лишь Престор, — позвала Куини из кухни. — Он, наверное, вылез из чемодана. Тина, все еще подозрительно глядя на него, медленно опустила палочку. Персиваль почувствовал напряжение в ее руке — она просто ждала, когда он сделает неверное движение, и тогда она снова направит на него свою палочку. Решив не дать околдовать себя своей подчиненной, Персиваль как можно понятнее показал свои движения и медленно направился в сторону кухни. — Привет, дорогой! — Куини улыбнулась ему и потрепала за уши. — Кто у нас хороший мальчик? Персиваль с удовольствием сказал бы, что вообще-то он не имеет ничего общего с собаками, и даже магловские кошки не оценили бы такого обращения, но смог только фыркнуть. Кроме того, ему не следовало отвлекаться от своей миссии. Он подтолкнул руку Куини, обтянутую блузкой, и указал лапой сначала на еду на столе, а потом на чемодан. Куини посмотрела на него с недоумением, и на мгновение он задумался, насколько сильно она обычно полагается на способность читать мысли людей в поисках подсказок. Персивалю не хватало возможности говорить, эффективно общаться. Даже для такого угрюмого человека, как он, общение было важно, и отсутствие его было хуже, чем потеря рук и даже магии. А магия была тем, чего ему очень не хватало. Он повернулся к Тине, повторил свои жесты и выжидающе посмотрел на нее. Она нахмурилась, затем спросила: — Хочешь, чтобы мы куда-то отнесли еду? Персиваль энергично кивнул, что, хотя и было однозначным, заставило ее настороженно отнестись к нему. Ньют отнесся к явному интеллекту своего Вампуса более спокойно, но Персивалю не стоило ожидать, что Ньют станет примером для всех остальных. По крайней мере, Тина наконец поняла, что он пытался донести до нее. — О! Это из-за питания Ньюта? Персиваль снова кивнул и для большей убедительности добавил недовольное фырканье. — Он пропустил несколько приемов пищи, — заметила Куини, а затем обратилась к Персивалю: — Не волнуйся, дорогой, мы принесем ему что-нибудь, как только еда будет готова. Куини Голдштейн — прекрасный человек. И хотя Ньют выглядел скорее ворчливым, чем благодарным, когда, проснувшись, обнаружил, что его существа сговорились с Тиной и Куини покормить его, Персиваль решил, что если Ньют не позаботится о себе сам, то им придется сделать это за него. Он остался достаточно надолго, чтобы увидеть, как Ньют откусил первый кусочек, а затем скользнул в глубины чемодана. Его разум захлестнула волна сдерживаемых эмоций, потому что Тина Голдштейн только что заложила последний кирпич в клетку, которая стала его новой реальностью. Тина, которую он курировал долгие годы, которая знала его лучше всех, кроме, пожалуй, Серафины (и то только из-за их совместных дней в Ильверморни). Она все еще оплакивала его — если она не узнала его, даже запертого в этом теле Вампуса, никто не узнает. Осознание этого нахлынуло на него, как морская волна. Все его попытки освободиться от власти Гриндевальда провалились. Гриндевальд был прав. Он проведет остаток жизни в облике кота-переростка, не имея возможности общаться, творить магию, выполнять свою работу, помогать. Он обречен на молчание. Возможно, его разум пока принадлежал ему, но что это означало на самом деле? Даже Персиваль Грейвс однажды устанет от борьбы. Ноги сами понесли его к месту обитания, которое создал для него Ньют. Среду обитания. Не его комната, не его кровать, а именно место обитания. В его горле поднялся вопль отчаяния, и он повернулся, пошатываясь, и пошел прочь. Он свернулся калачиком в самом дальнем углу леса единорогов, спрятав нос под лапами, чтобы не слышать звуков. Он оставался в таком положении, казалось, несколько дней; отчаяние обволакивало его, как второй слой шерсти, и он не желал двигаться даже ради еды или воды. Ньют наверняка беспокоился о нем, но даже эта мысль казалась далекой и смутной. Персиваль, поглощенный своими мыслями и туманным будущим, совершенно не обращал внимания на окружающее, поэтому не заметил мягкого топота копыт по мху. Затем сквозь его веки пробился мягкий, но ослепительно белый свет, и бархатистая морда потрепала его по голове. Он открыл глаза и увидел перед собой огромный, закрученный в спираль рог. Он мог бы отпрянуть назад, но умиротворение, исходившее от стоявшего перед ним единорога, было настолько сильным, что он лишь слегка вздрогнул. Единорог тихонько фыркнул и снова подтолкнул его. Его дыхание было мягким, с чистым ароматом зелени и растущих растений. Персиваль подумал, что в его глубоких и умных глазах есть сострадание, но ему показалось, что он уже настолько потерял рассудок, что приписывает эмоции существам, которым до него нет никакого дела. Единорог фыркнул, как бы упрекая его, и, когда Персиваль больше ничего не предпринял, вздохнул. Изящные стройные ноги, сверкающие серебром, как и все остальное существо, подогнулись, и единорог уселся рядом с ним, став сияющим барьером против тьмы внутри и снаружи. Чувство умиротворения нарастало, пока даже бездонный колодец отчаяния не иссяк, и он погрузился в глубокий сон без кошмаров. Когда он снова проснулся, единорога уже не было — он не был уверен, что ему вообще все это приснилось, — но мысли были яснее. Горе все еще присутствовало, витало по окраинам его сознания, где уже поджидали инстинкты Вампуса, но тошнотворное ощущение безысходности прекратилось. Единорог напомнил ему, что, хотя его нынешняя ситуация далека от идеальной, все могло быть гораздо хуже. Его окружают существа, а иногда и люди, которые не желают ему зла, а иногда, кажется, даже искренне его любят. Боль — это отголосок воспоминаний о времени, проведенном с Гриндевальдом, а не постоянная реальность, а окружающее его пространство столь же прекрасно, сколь и спокойно. И, конечно же, есть Ньют. Человек, который приютил его без всякой выгоды для себя, кроме как еще один рот, который нужно кормить, который мыл его, когда Персиваль был слишком слаб, чтобы помыться самому, который позволял ему воровать свои бутерброды, когда Персиваль не хотел даже более вкусной еды, которую Ньют нашел для Вампуса, который читал ему вслух и прикасался к нему с нежностью. Возможно, Персиваль немного влюблен в него, но это не имеет особого значения. Противоречие в том, что без Гриндевальда они могли бы никогда не встретиться. Конечно, он предпочел бы встретиться с Ньютом в его человеческом обличье, но среди компромиссов, на которые он шел в своих противостояниях с Конгрессом, этот — далеко не самый худший. Персиваль хмыкнул от собственной глупости, а затем насторожился, услышав зловещее урчание в животе. Ньют был бы очень разочарован тем, что он не позаботился о себе лучше — особенно если учесть, сколько сил он потратил на то, чтобы выяснить, что Персиваль предпочитает вареное мясо и не страдает от него, если только не ест слишком много во время каждого приема пищи. С другой стороны, Персиваль все меньше стесняется принимать заботу, которая обычно следует за разочарованием Ньюта. Поморщившись от легкой боли, когда его мышцы впервые за несколько часов напряглись, Персиваль встряхнулся и направился к более населенным местам чемодана. — Вот ты где! — Ньют уже шел к нему со стороны мастерской с недоеденным сэндвичем в руке. — Ты действительно заставил меня поволноваться, Престор. Еще несколько часов, и я бы начал искать тебя по всему чемодану. Должно быть, Ньют что-то понял в его взгляде, потому что, не сбавляя шага, протянул руку и позволил Персивалю съесть сэндвич, а затем осторожно почесал его за ухом, в том самом месте, которое всегда заставляло его мурлыкать. Последовавший за этим прилив нежности уже не был неожиданностью. *** Куини вернулась в чемодан, тихонько насвистывая себе под нос, пока приводила в порядок мастерскую Ньюта. Персиваль был уверен, что Ньют этого не оценит, но останавливать ее не собирался, потому что даже представления Ньюта об организованном хаосе было достаточно, чтобы у него разболелась голова. Время от времени она заговаривала с Персивалем, который растянулся на своем обычном месте на кровати Ньюта. Он был уверен, что ей скучно. Куини умна, как хлыст, и работать на полставки, в основном раздавая чай и кофе сотрудникам МАКУСА, — пустая трата времени для нее. Персиваль слушал поток ее слов — от сегодняшней погоды до нового рецепта, который она нашла и который ей непременно нужно попробовать, — и думал, не нравится ли Куини тишина чемодана, когда она остается наедине со своими мыслями. Должно быть, постоянная невольная легилименция утомляет. — Ньют предложил привести сюда Якоба, — вдруг сказала Куини, застыв над горой набросков различных зверей, которые она пыталась привести в порядок. Персиваль слегка сдвинулся с места, чтобы уделить ей все свое внимание. Он никогда раньше не ценил склонность людей разговаривать со своими питомцами, пока сам не стал таким. — Он думает, что это поможет ему вспомнить. — Она слегка улыбнулась. — Нет места более волшебного, чем это. Персиваль изобразил кошачий эквивалент задумчивого выражения лица, которое обычно включало в себя дрожащие усы и коготь, почесывающий какой-то практически выдуманный зуд. Он все еще не знал, что именно случилось с Гриндевальдом, кроме того, что его разоблачили как самозванца Персиваля. Было ясно, что этот Якоб как-то замешан в этом деле и что он не маг. Как именно его втянули в это дело, оставалось неясным, но логично было предположить, что в конце концов он, скорее всего, был обезврежен — закон Раппопорта строго соблюдался. Персиваль это знал. Однако заклинания обладают абсолютной силой, и только высококвалифицированные заклинатели могут надеяться восстановить чьи-то стертые воспоминания, да и то это обычно получается по частям. Ньют знал это, но все равно думал, что, приведя сюда этого человека, что-то изменится? Персивалю чего-то не хватало, чего-то важного, и это его совсем не радовало. Если верить его расчетам, чемодан Ньюта пролежал почти месяц. Поначалу он был слишком занят исцелением и наслаждался своей новой свободой и отсутствием боли, чтобы сильно беспокоиться о случившемся. Однако вопросы подкрадывались к нему все чаще, а его мысли поглощала острая потребность выяснить обстоятельства, из-за чего он и стал директором службы магической безопасности. Если он не знал, что происходит, то не мог контролировать ситуацию, не мог помочь. Но в его нынешнем состоянии он все равно ничем не мог помочь, и это беспокоило его еще больше. Проклятье, они, должно быть, думают, что он мертв. Эта мысль угнетала. И все же… несмотря на вопросы, которые он теперь задавал себе, большую часть времени он не выглядел слишком обеспокоенным. Персиваль достаточно хорошо знал себя, чтобы понять, что ему следовало бы волноваться, как обычно, и что причиной такого состояния должно быть что-то другое. Он начал размышлять о том, что, возможно, дело в том, что коты, даже разумные магические, не слишком беспокоятся о таких понятиях, как «прошлое» и «будущее», и что именно это влияет на его подсознание. Он знал, что ему снится меньше кошмаров, чем следовало бы, и что он слишком легко оправился от психической травмы, полученной в плену, до нормального уровня функционирования. Не исключено, что инстинкты Вампуса, с которыми он боролся, как-то смягчили для него худшие последствия, хотя эта мысль заставила его содрогнуться от отвращения. Когда он снова сосредоточился, Куини уже перешла к бормотанию о какой-то книге из магловской литературы. Как только раздался крик, Персиваль вскочил на ноги и бросился к выходу из мастерской, а Куини — за ним. Источник шума был быстро обнаружен — это был Дугал, издававший такие разочарованные звуки, каких Персиваль от него никогда раньше не слышал. От этих звуков у него шерсть вставала дыбом. Из мастерской послышались шаги, и на мгновение он подумал, что это Ньют возвращается с какого-то поручения, которое поручила ему Тина. Но тут до него донесся запах. Это ощущение Персиваль старался блокировать больше всего. Он мог справиться с гораздо более острым слухом, даже с измененным зрением, но иметь очень чувствительный нос было неприятно, учитывая, какой процент запахов был, мягко говоря, отвратительным. Но запах Ньюта он узнал бы где угодно, и кто бы ни спускался по этой лестнице, это был не Ньют. Затем на лестнице послышались еще несколько шагов, принесших новые чужеродные запахи, и шерсть Персиваля встала дыбом, а мышцы напряглись, готовясь к рывку. Вероятность того, что это четверо доброжелательных незнакомцев, была очень мала, особенно учитывая отсутствие Ньюта. За все время, пока Персиваль находился в чемодане, сюда спускались только Ньют, Куини и Тина — Ньют защищал своих созданий с одержимостью и, похоже, вообще не доверял людям. На мгновение все замерло в воздухе. В чемодан вторглись чужаки. Он должен защитить Куини, не говоря уже о всех остальных обитателях. У него нет магии. Все, что у него есть, — это тело, навязанное ему, и инстинкты, которым он до сих пор отказывался подчиняться в своем разуме. Без них он просто неуклюжий человек в теле Вампуса. Но если он сдастся, если подчинится тем инстинктам, которые уже кричат на задворках его сознания: охраняй кровь от чужаков, то его ежедневная борьба за то, чтобы не стать еще большим дикарем, чем он есть, окажется напрасной. Нет никакой гарантии, что после этого он сможет прийти в себя. Более того, гораздо вероятнее, что он не сможет этого сделать, что он станет настоящим Вампусом и забудет все, что когда-то делало его человеком, как и говорил Гриндевальд. Что-то глубоко внутри него кричит при этой мысли, возмущаясь несправедливостью мира. Но если это означает спасение Куини и чемодана, он всегда готов пойти на такую жертву. Куини — способная ведьма, но она не обучена дуэли, а к ним приближаются четверо мужчин. Персиваль Грейвс глубоко вздохнул и впустил Вампуса. Все трудности, с которыми он столкнулся, пытаясь управлять своим новым телом, заставляя шесть ног работать слаженно, а хвост — не мешать, исчезли, сменившись плавным контролем, о котором он даже не подозревал. Мощные мышцы Вампуса напряглись по его воле — хотя воля быстро уступала место инстинктам, которые еще больше отточили его движения и ускорили реакцию. Все мысли о стратегии отступили, уступив место желанию действовать немедленно. Едва первый незнакомец сделал несколько шагов из мастерской, как мощные лапы швырнули его вперед, и волшебник упал с захлебывающимся криком и фонтаном крови из тех мест, где в него вонзились острые когти. Разъяренный Вампус не обращал внимания ни на палочки, ни на заклинания, даже не вздрогнул, когда красный луч света прошел так близко, что опалил его шерсть. Позади него с грохотом упал второй волшебник, сраженный Куини, и человек перед ним последовал его примеру, не выдержав всей тяжести Вампуса, который только что прыгнул на него. В чемодане раздался хруст, и мужчина обмяк. Когда он поднял голову, четвертый волшебник уже бежал обратно к мастерской, воняя потом и страхом. С шипением он последовал за ним по пятам и только тут заметил, как подол его плаща исчезает на лестнице. Даже если бы он захотел, он не смог бы сейчас остановить преследование, поэтому закрыл глаза, прыгнул и позволил заклинанию сделать свое дело. На его территорию вторглись. Все его инстинкты кричали ему, что нужно сделать так, чтобы преступник больше никогда не смог этого сделать. Он вырвался из чемодана, сосредоточив все свое внимание на убегающем злоумышленнике, и, не задумываясь, широко раскрыл пасть и зарычал. Всплеск силы был огромен, как будто он использовал заклинание патронуса или мощное защитное заклинание. Только когда стихли последние отголоски, он заметил собравшихся волшебников и ведьм. Его добыча лежала на земле, без сознания и едва дыша, окруженная кругом авроров. Лица у всех были зеленые, искаженные гримасами боли. Но его взгляд был прикован к Ньюту, единственному яркому пятну в серой мрачной комнате. Ньют, пахнущий безопасностью, улыбался так широко, что мог бы осветить весь мир. — Молодец, Престор, — сказал он; его голос был подобен теплому прикосновению, и если при словах Куини он бы ощетинился, то при словах Ньюта протеста не последовало. Практически машинально он подошел к Ньюту, чтобы тот почесал ему уши. — Молодец. — Святая Матерь Иисуса, — произнес кто-то, но его тут же одернули остальные трое. Персиваль не обращал на всех внимания. В его голове происходило что-то странное. С каждым ласковым прикосновением он успокаивался все больше и больше; его вздыбленная шерсть разглаживалась, а оскаленная пасть закрывалась. Но еще удивительнее было то, что инстинкты Вампуса, завладевшие его разумом, тоже отступали. Он ожидал, что, отдав свой разум коту, он потеряет свою сущность Персиваля Грейвса, за которую так отчаянно цеплялся. Однако его разум становился спокойнее, чем когда-либо, как будто передача контроля каким-то образом утихомирила инстинкты, которые он обычно подавлял. Отголоски территориального собственничества исчезали последними, а его разум все еще слегка вращался от силы мысленного «МОЕ», захлестнувшего его сознание. Инстинкты Вампуса явно уже решили, что чемодан и все его обитатели — его территория, его защита и его любовь. Теперь, когда он мог ясно мыслить, он с удивлением обнаружил, что человеческое мнение Персиваля Грейвса не сильно отличается от этого. Внутреннее пространство чемодана с его разнообразной средой обитания, множеством волшебных существ, одно чудеснее другого, и уютной мастерской теперь казалось ему чем-то вроде дома. С большей четкостью пришло осознание того, что его окружает. Он поднял голову и увидел, что на него смотрит четверть его отряда авроров. Некоторые из них все еще держали свои палочки направленными в его сторону, но Тина и несколько других уже опустили свои. Он надеялся, что из уважения к Ньюту, потому что, если в этого человека попадет заклинание, за это придется заплатить. — У вас в чемодане есть Вампус? — спросил наконец старший аврор Джонсон, слегка шокированный. — О, Престор обычно довольно безобиден, — быстро ответил Ньют, вероятно, пытаясь успокоить, но промахнувшись мимо. Даже Персиваль фыркнул от смеха, услышав эту очевидную ложь. — Вампусы становятся довольно территориальными, когда кто-то вторгается в их пространство, вот и все. Он даже выглядел так, будто верил в это. Персиваль знал, что Ньют действительно верит в это — он просто не мог понять, как такой умный человек может быть настолько слеп к опасностям, которые представляют собой магические существа. Куини прервала ужасную тишину, высунув голову из чемодана. — Ребята, — весело сказала она, — кто-нибудь хочет разобраться с этими мерзавцами? Один из них вот-вот истечет кровью. Ньют начал было пытаться затолкать Персиваля обратно в чемодан, но на мгновение он замешкался. Должен ли он попытаться достучаться до них? Это были люди, с которыми он работал годами, авроры, которых он обучал и курировал. Но потом он вспомнил, что это те же самые люди, которые не заметили, что его подменили, и действительно, что он мог сделать? Все равно он все еще чертов Вампус. Он позволил Ньюту загнать себя обратно в чемодан, пока тот продолжал шептать комплименты и слова ободрения. *** Ньют не знал, что и думать о переменах в Престоре. После попытки нападения на чемодан — а Ньют все еще гордо улыбался, вспоминая, как Престор расправился с теми волшебниками, — Вампус чувствовал себя лучше. Ньют внимательно наблюдал за ним, опасаясь, что после этого напоминания о человеческой жестокости он снова замкнется в себе, но Престора это, похоже, не беспокоило. В его движениях появилось нечто похожее на животный аналог пружинистого шага, и Ньют несколько раз видел, как он занимается с Адди, наблюдая, как она ходит, прыгает, ест, а потом повторяет ее движения. Казалось, что Престор жаждет жить и познать природу, чего лишило его содержание в неволе. Возможно, нападение было именно тем, что ему было нужно, — возможностью дать отпор тем, кто хотел причинить ему вред, и успешно защитить свою территорию. Из всего, что он читал, Ньют знал, что Вампусы придают большое значение охране территории. Они остаются на своей земле всю жизнь и, как утверждается, ужасно преданы выбранной ими паре и семье. После того как Престор трижды за последние дни приносил ему еду или подталкивал к кровати, Ньют начал задумываться, не попадает ли он в категорию «семья» для Вампуса. С другой стороны, Престор, похоже, совсем не был привязан к своему месту обитания и почти не проводил там времени. Когда он не следовал за Ньютом как тень, Вампус обычно находился в вольере Адди, а если его там не было, то он рыскал вокруг гнезда Окками и Нюхлера, как будто охраняя их от какой-то опасности, видимой только ему. На самом деле Ньют несколько раз заставал его за игрой с Нюхлером Хьюго, когда Престор игриво подталкивал куда более маленькое существо, а Хьюго, к изумлению Ньюта, радостно извивался и теребил лапами шерсть Вампуса. Это было просто чудо, учитывая обычно сварливый характер Хьюго. Вампус, казалось, притягивал к себе других существ, как мед притягивает пчел, хотя никогда не делал первого шага. Адди почти усыновила его, Дугал иногда прижимался к его спине, а единорог Люсинда до сих пор не выгнала его со своего лесного участка, когда он проходил мимо. Только Пикет держался в стороне, по-прежнему глядя на Вампуса с большей настороженностью, чем все остальные. Впрочем, Пикет теперь постоянно пребывал в дурном настроении, пока Ньют пытался уговорить его хотя бы переночевать у своих сородичей Боутраклов. Но Престор по-прежнему проводил большую часть времени рядом с Ньютом. Вампус начал активно помогать ему во время кормления. Ньют все еще пытался понять причину такого поведения, но не отговаривал его, ведь Престор оказался действительно полезным. Ньют по-прежнему время от времени читал ему, сидя за своим столом, положив огромную черную голову на его руку и вглядываясь в слова, которые произносил Ньют. Он всегда испытывал удовлетворение, когда ему удавалось вызвать мурлыканье у Престора. Иногда этого было достаточно, но чаще он почесывал чувствительные места Вампуса, пока большой кот оставлял шерсть на листках Ньюта. Он не мог сказать, что это его беспокоит. Обниматься с Вампусом, возможно, и не входило в его ближайшие планы, но на самом деле им обоим было очень комфортно и спокойно. Кроме того, это позволяло ему внимательно изучить шерсть Престора под предлогом очередной царапины — то, что он хотел сделать с тех пор, как краем глаза уловил ее мерцание после инцидента с контрабандистами. Немного поэкспериментировав, Ньют обнаружил, что мех Престора на самом деле не совсем черный, как он думал раньше, — в нем есть едва заметные серебристые оттенки, которые слегка мерцают при попадании на них света. Вспомнив, каким тусклым и спутанным был мех Вампуса всего несколько недель назад, он не удивился, что до сих пор этого не замечал. Он действительно был очень красивым. О Вампусах еще многое неизвестно. Во время одного из таких сеансов, когда он заканчивал довольно скромный черновик раздела о Летифолдах через неделю после того, как контрабандисты попытались украсть чемодан, его прервала Тина, с грохотом спустившаяся по лестнице. — Пойдем, — сказала она хрупким голосом. — Мы идем обедать. Ньют чуть не застонал, даже Престор тихо зарычал от досады. Тина решила, что, хотя чемодан «красив, впечатляющ и все такое», он должен хоть иногда видеть настоящий дневной свет. В принципе, он даже был с ней согласен, но переполненный город не был его представлением о хорошем времяпрепровождении на свежем воздухе. В Нью-Йорке ему мало что нравилось, кроме нескольких заведений, где продавали приличный чай, и того факта, что он был магнитом для неприятностей. Но Тина выглядела усталой, так она выглядела уже несколько недель, и он не мог заставить себя отказать ей. Распутаться с Престором всегда было сложнее, чем ожидалось, учитывая его шесть ног и длинный хвост, но уже через пять минут они были на пути к маленькому волшебному кафе возле Центрального парка, спрятанному за фасадом лавки портного. Он заказал свой обычный чай «Эрл Грей» из летающего меню, а Тина попросила самый большой и самый черный кофе, черный как ночь. — Ты слишком много работаешь, — заметил он, снова взглянув на глубокие тени под ее глазами. Она фыркнула, совсем не по-женски. — Забавно слышать это от тебя. — Им принесли напитки, и Тина тут же выпила половину чашки одним махом. — Прошел месяц с тех пор, как Гриндевальд был побежден, а в департаменте все еще царит беспорядок. Временная директриса делает все возможное, но без Грейвса ее работа невозможна, а назначать кого-то другого, пока его нет, никто не хочет. Ньют помешал свой чай, слегка нахмурившись. Никогда не встречая настоящего Персиваля Грейвса, он не был так сильно озабочен его судьбой, как Тина, но он не мог не думать, что человек, вызывающий такую преданность, должен быть действительно выдающимся. Поэтому он постарался быть хорошим другом и позволил ей выговориться. — Было бы легче, если бы его смерть подтвердили, — тихо сказала она; ее глаза были полны печали. — Тогда, по крайней мере, мы могли бы как следует его оплакать. Он кивнул в знак согласия. С каждым днем вероятность того, что этот человек выжил, становилась все меньше и меньше. В действительности он, скорее всего, уже умер, но Ньют не думал, что Тине нужно это слышать. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза рукой. — А еще Куини. Вся эта история с Якобом делает ее несчастной, и она не позволяет мне помочь ей. Она не хочет ставить меня в положение, когда мне придется лгать ради нее. Говорит, что это было бы нечестно, будто я не знаю, что она сделает то же самое для меня, не задумываясь. — Тина посмотрела на него с каким-то печальным выражением на лице. — Прости, Ньют, что я все время нагружаю тебя всем этим. Это не совсем честно. — Ты позволила мне ночевать в твоей свободной комнате, — напомнил ей Ньют и проигнорировал ее спокойный взгляд «как будто ты когда-нибудь будешь спать в той кровати». — Кроме того, мне еще никто не доверял, кроме моего брата Тесея. Это приятно. Она устало улыбнулась. — Иногда мне так хочется надрать задницы всем тем идиотам, с которыми ты учился. Ньют пожал плечами и опустил взгляд на изящную чайную чашку: ему всегда было не по себе, когда упоминали о его прошлом. — Я думаю, нам стоит привести Якоба в чемодан, — сказал он, не стараясь особенно тонко менять тему. — Это может помочь, и уж точно не повредит. Тина вздохнула. — Куини боится, что он ничего не вспомнит, и тогда даже эта надежда исчезнет. — Мы всегда можем сделать это без ее ведома, — предложил Ньют. Он не хотел пугать Куини. Она всегда была добра к нему. — Сомневаюсь, что ей это понравится. Я поговорю с ней об этом. Он слегка поерзал на стуле, потом пробормотал: — Просто он ведь был и нашим другом. Тина уставилась в свою пустую чашку. — Да. Да, он был. *** С тех пор как произошел инцидент с грабителями, Персиваль чувствовал себя по-другому. Более живым. Да, он навсегда застрял в своей форме Вампуса, но он был полезен. Он защитил чемодан и использовал для этого свое другое обличье. Он позволил своим кошачьим инстинктам взять верх и не сошел с ума. И даже без незваных гостей, которых нужно было прогнать, он все равно мог сделать все возможное, чтобы помочь Ньюту. Теперь, вместо того чтобы просто ходить за ним по пятам, он старается активно помогать — таскает в зубах ведра и пакеты с едой, останавливает самых буйных существ от драк за еду и уговаривает Нюхлера выбраться из своего гнезда с драгоценностями, когда тот отказывается есть. Поначалу Ньют смотрел на него с подозрением, явно пытаясь понять, что на этот раз задумал его странный Вампус, но потом просто пожал плечами и согласился на помощь. Через несколько дней он почувствовал себя принятым другими существами в чемодане, когда к нему подошел слегка взволнованный Дугал и потащил его к гнезду молодых Окками. Там происходила какая-то ссора, сопровождавшаяся визгом и попытками удушения. Не желая совать нос в такое опасное место, он попытался просунуть передние лапы и таким образом распутать извивающиеся тела, но добился лишь того, что маленькие Окками обвились вокруг его ног. Из его груди вырвался глубокий рык раздражения, и внезапно пронзительное щебетание прекратилось. Пять пар золотых глаз уставились на Персиваля, словно ожидая чего-то другого. Нехотя он снова зарычал, а затем перешел на низкое мурлыканье, которое было легче поддерживать, когда Окками начал извиваться от удовольствия. Неужели? Окками нравится слушать мурлыканье Вампуса? Час спустя Персиваль уже был готов вздремнуть перед притихшим плетеным гнездом — эта работа няньки оказалась куда более утомительной, чем о ней говорил Ньют, — когда он услышал шаги, спускающиеся по лестнице, и мгновенно насторожился. Сначала он почувствовал успокаивающий, знакомый запах Ньюта, затем узнал более сладкие запахи Тины и Куини, а также стук каблуков Куини, но с ними был еще один человек. Судя по тяжелым шагам и мускусному запаху, это был человек, не обладающий слабым запахом озона, который сопровождает всех волшебников и ведьм. Значит, это был магл, и тогда оставался только пекарь, о котором все время говорила Куини. Якоб. По идее, это мог быть и кто-то другой, но Ньют избирательно относился к тому, кого пускал в свой драгоценный чемодан. Он заметил их, как только дверь мастерской открылась, впустив сначала Ньюта, затем Куини, которая выглядела так, будто пыталась сдерживать сильное волнение, затем незнакомца и, наконец, Тину, которая выглядела скорее настороженной, чем взволнованной. Мужчина был коренастым, с копной слегка вьющихся темных волос, усами, которые, по мнению Персиваля, можно было назвать только отвратительными, и живыми карими глазами. Он смотрел по сторонам с неприкрытым изумлением, застывшим на его круглом лице. — Ого, мистер Скамандер, это… — Я же просил тебя называть меня Ньютом, — мягко упрекнул Ньют, но Персиваль его уже не слушал. Скамандер. Ньют Скамандер. Это брат Тесея? Боже правый, как он мог упустить это? Ньют полностью соответствовал описаниям брата из писем Тесея — одержимый магическими существами, много путешествовал, не слишком интересовался человеческим обществом и был самым добрым человеком на земле, зеницей ока Тесея. Теперь, когда он присмотрелся, стало заметно физическое сходство: оба высокие, худые, жилистые, с одинаковым носом. Черт возьми, он уже месяц обнимается с младшим братом Тесея. По крайней мере, — мрачно подумал он, — если он навсегда застрянет в форме Вампуса, ему не придется сталкиваться с реакцией Тесея на этот маленький нюанс. — О, дорогой, — произнесла рядом с ним Куини, и на какое-то душераздирающее мгновение ему показалось, что она обращается к нему, что ей наконец-то удалось прочесть его мысли. — Мы твои друзья. Это не сон. Она смотрела на магла с таким волнением в глазах, что её губы слегка подрагивали от множества невысказанных слов. Всплеск адреналина улетучился, оставив лишь тихое биение предательского сердца. Персиваль думал, что потерял всякую надежду в тот день в лесу единорогов, наконец-то по-настоящему смирившись с изменившимися обстоятельствами, но надежда оказалась упрямой вещью. От размышлений его отвлекло несомненное ощущение интереса, наполнившее воздух. Он резко поднял голову. Якоб смотрел прямо на Куини с восторженным выражением в глазах, а он продолжал… С опасным рыком, зародившимся в его груди, Персиваль встал перед Куини, оскалившись. Это Куини присматривала за этим человеком. Как он посмел? Разговор прервался. Все смотрели на Персиваля. — Хм, — промолвил Ньют после некоторого молчания. Он выглядел немного смущенным, но, как с самодовольством отметил Персиваль, вовсе не виноватым. — Престор немного опекает нас всех. Возможно, он чувствует твой… э-э… интерес. Глаза магла расширились от ужаса, и он пискнул: — Он собирается меня съесть? Персиваль разрывался между надменным наслаждением произведенным эффектом и фырканьем от самой мысли. Как будто он будет есть людей. — Нет, конечно же, нет! — возмущенно воскликнул Ньют. Он нахмурился. — Никто в данном случае не собирается тебя есть и даже не хочет. Очень немногие магические существа вообще интересуются человеческой плотью… — Как насчет того, чтобы показать тебе другие места обитания, — быстро прервала его Тина, прежде чем Ньют успел разойтись. Вероятно, это было мудрое решение, если они хотели, чтобы магл хоть что-то запомнил, а не утонул в новом и для него по большей части бесполезном потоке информации. Ньют, чья любовь к разъяснению существ уступала только его любви к демонстрации этих существ, позволил увести себя без особого сопротивления, уже указывая на интересные вещи, перемежая свои слова фразами вроде «я уже показывал тебе это в первый раз» и «вот здесь ты чуть не споткнулся о бедного Дугала». Куини на мгновение задержалась и посмотрела на Персиваля с таким серьезным выражением лица, на какое только была способна. — Мне льстит, что ты чувствуешь необходимость защищать мою честь, дорогой, но, во-первых, я сама могу о себе позаботиться, а во-вторых, мне очень нравится Якоб. Он хороший парень. Не пугай его слишком сильно, хорошо? Она не сводила с него взгляда, пока он угрюмо и неохотно не кивнул, и с довольным вздохом погладила его по голове. — Вот это уже другое дело. Давай догоним остальных. Тем не менее он по-прежнему держался возле нее как репей. Он мог уважать ее желания, несмотря на то что многие инстинкты кричали, что этот Якоб никак не может быть хорош для Куини и должен быть немедленно устранен, но это не означало, что ему это должно нравиться. Они присоединились к Ньюту, Тине и Якобу в загоне для Графорнов, где Ньют получал своё обычное слюнявое приветствие из щупальца пасти Графорна. Магл огляделся вокруг с ошеломлённым выражением лица. — Я помню вспышки… чего-то, но это не имеет особого смысла, — признался Якоб. — Какое-то темное облако, разрывающее на части машины? Как я вообще очутился во всем этом? Персиваль насторожился. Это было что-то новенькое. Ньют с тихим звуком отцепился от взрослого Графорна. — Мы… ну, мы встретились в банке. Ты пытался получить кредит для своей пекарни, а я пытался удержать своего Нюхлера. Честно говоря, довольно безуспешно. Но настоящие неприятности начались, когда мы случайно перепутали чемоданы и ты принес все это, — он широким жестом взмахнул рукой, — к себе домой. После нескольких мелких происшествий, — при этих словах Тина громко фыркнула, — ты помог мне найти некоторых из моих сбежавших существ. На этом бы все и закончилось, если бы не Обскур. Лицо Ньюта помрачнело, и Персиваль едва смог сдержать тревогу. — Его звали Криденс. Ему пришлось скрывать свою магию, подавлять ее, и вместо того, чтобы научиться контролировать свои способности, он развил то, что мы называем Обскуром. То черное облако, которое ты видел, — это он сам, когда темная сила вырвалась на свободу. Я не знаю, как ему удалось скрыться от МАКУСА, но к моменту нашей встречи он уже начал терять контроль. Ему нужна была помощь, но темный волшебник Гриндевальд хотел использовать его, чтобы раскрыть магический мир для маглов. И ему бы это удалось, если бы Фрэнк не помог нам стереть память всему городу. Именно так ты потерял свои воспоминания, Якоб. — Что с ним стало, с Криденсом? — тихо спрашивает магл, выглядя так же потрясенно, как и Персиваль. Лицо Ньюта скривилось. — Авроры убили его по приказу президента. Персиваль застыл на месте, мысли беспорядочно метались. То, что только что рассказал Ньют, — лишь малая часть всей истории, но даже это внушает ужас. Существа Ньюта, бродящие по его городу, уже достаточно плохо, хотя сейчас он, вероятно, даже не может никого отчитать. А безопасность, которую он, похоже, преуменьшил, еще хуже, хотя, кажется, ее удалось как-то ограничить, хотя Персиваль понятия не имеет, кто такой этот Фрэнк и как ему удалось стереть память целому магловскому городу. Но что заставляет его разум застыть в содрогании, так это мысль об Обскуре. Криденс. Который, очевидно, был убит по приказу Пиквери. Которого Гриндевальд пытался использовать, возможно, принимая облик Персиваля. Мальчик, который уже был в достаточно плохой форме, чтобы превратиться в Обскура, которого предало магическое сообщество в целом, и к которому Гриндевальд прикоснулся своими грязными руками. Персиваль не знает, что именно Гриндевальд сделал с Криденсом, но это же Гриндевальд, так что он сомневается, что это было что-то хорошее, и даже мысль о том, что кто-то с его лицом издевался над уязвимым, травмированным мальчиком, вызвала у него желание разорвать что-нибудь — предпочтительно Гриндевальда — с яростью, а затем содрать с него кожу до кровавой пульпы. Остаток пребывания Якоба прошел как в тумане, и в конце концов Персиваль уснул, чувствуя себя усталым, измученным и глубоко потрясенным. Это была не последняя встреча Персиваля с Якобом. Через два дня он вернулся, такой же шумный и неуклюжий, как и раньше, но на этот раз магл искал именно его. Этого Персиваль не ожидал — нужно иметь мужество, чтобы встретиться лицом к лицу с таким большим существом, которое раньше не проявляло особого дружелюбия. К тому же это говорит о его доверии к Ньюту, что, безусловно, на пользу ему. Каждый должен доверять Ньюту. На этот раз Персиваль уединился в своей обители и хотел побыть в тишине, продолжая размышлять о том, что произошло с Гриндевальдом. Его первая реакция на нарушение тишины — раздражение, но Якоб выглядел настолько робким и искренним, что Персиваль не смог позволить себе оскалиться. Кроме того, магл держал в руках какое-то пирожное, которое пахло просто божественно, а хорошую еду ему сейчас достать еще сложнее, чем когда он был человеком. Он поднял голову, изучающе глядя на Якоба, и стал ждать. Он понимал, что так выглядит не так угрожающе, как стоя на шести лапах практически вровень с головой магла, но все равно должен быть немного пугающим. В конце концов, этот человек хочет ухаживать за Куини. Ему лучше привыкнуть к такому вниманию. — Итак, Ньют сказал, что я должен поговорить с тобой, — заикаясь, начал Якоб, не спуская с Персиваля пристального взгляда. Ньют, видимо, на всякий случай присматривает где-то у границы обители, хотя, похоже, решил, что Персиваль вряд ли разорвет бедного магла на части. — Он сказал, что ты меня поймешь. Персиваль кивнул ему в ответ, отчасти потому, что действительно понял, а отчасти потому, что хотел посмотреть, что этот человек будет делать. Якоб мгновение смотрел на него, потом решительно покачал головой, и по его добродушному лицу расплылась улыбка. — Вот это настоящая магия. Он был поражен, изумлен, и в его глазах вспыхнул огонек, который теперь засиял еще ярче. Персиваль почти пожалел его — расти без магии, жить вне магического сообщества… похоже, это скучная жизнь. Улыбнувшись, Якоб поставил пирожное, которое нес с собой, на землю. — Ньют сказал, что магические существа гораздо выносливее обычных животных и что ты можешь есть практически все. Я пекарь, но не очень умею готовить что-то особенное. Хм… остальные сказали, что это хорошее сочетание? Персиваль с любопытством посмотрел на пирожное и чуть не рассмеялся. На него смотрел Вампус: шесть ног и хвост, золотисто-глазурные, сверкающие сахарные глаза. Удивительно точное сходство, не говоря уже о привлекательном запахе. Персиваль подтолкнул пирожное когтем, затем взглянул на Якоба, который все еще улыбался и поощрительно мычал. Не раздумывая, Персиваль откусил две лапки и часть брюшка и принялся жевать. Вкус раскрылся на его языке — нежное маслянистое тесто и персиковая начинка. Персики были любимым фруктом Персиваля, хотя Якоб никак не мог этого знать. Пожалуй, это было лучшее пирожное, которое он когда-либо ел, и остатки быстро исчезли в его рту. Персиваль облизнул усы, ловя последний намек на вкус, а затем снова посмотрел на Якоба. Все это было откровенным подкупом, но эффективным. Этот человек действительно умел готовить и, похоже, разделял интерес Куини к кулинарии. К его удивлению, Якоб сел прямо перед ним, в метре от него, и, хотя он был немного пухлым, не выглядел слишком запуганным. — Знаешь, я понимаю, что Куини — замечательная девушка. Самая лучшая, на самом деле, и слишком хороша для такого, как я, — серьезно сказал ему Якоб. — Но я не могу не любить ее. Я любил ее даже тогда, когда забыл обо всем, кроме существ, и если она решила, что я того стою, я не такой дурак, чтобы возражать ей. Персиваль наклонил голову, чувствуя, как его хвост лениво покачивается по земле. В сущности, Якоб рассудил так: это решение Куини, и если она так решила, то не в его власти вмешиваться. К тому же нелегко видеть в том, кто так хорошо готовит, угрозу. Он медленно кивнул, и по позвоночнику пробежала волна удовлетворения, когда лицо Якоба расцвело искренней улыбкой, какой Персиваль еще не видел. Чтобы не дать ему слишком обрадоваться своему успеху, Персиваль прищурил глаза и поднял лапу, сначала показывая на свои глаза, а затем ткнув ею в сторону Якоба в жесте, который должен был быть понятен всем. — Ты будешь следить за мной, хорошо, — сказал Якоб. Мужчина не выглядел особенно обеспокоенным. — Если я причиню ей вред, ты сможешь избавиться от меня, верно? Персиваль фыркнул. Он начинал понимать, как этот магл вписывается в то разнообразие человеческих бедствий, которое он теперь считал своим собственным. — Он вообще не ест ничего человеческого! — раздался голос Ньюта из-за ближайшего куста. Когда Якоб захихикал, Персиваль не стал скрывать улыбки, показав зубы в кошачьем оскале.