***
Ленная жара наконец сменилась осенней прохладой. Колледж всё ещё периодически потряхивает от новостей: возвращение живого Итадори в разгар студенческого обмена с Киото знатно взбудоражил обстановку. Годжо как никогда гордился своей очередной выходкой: выдать пацана на ладони, вернуть под крылышко Колледжа, но — в присутствии множества глаз. До чего приятно осознавать, как сильно бесятся Старейшины, и что они совершенно бессильны в этой ситуации! К тому же, по слухам в Токио собственной персоной пожаловала госпожа Юки Цукумо… Не то чтобы Годжо был с ней дружен, но прибытие таких личностей всегда раздражает их славное руководство, а против такого он никогда не был. Весело наблюдать, как чужие столпы рушатся. Юки Цукумо играючи разбиралась с давлением, которое на неё оказывалось. И Годжо был бы рад поглядеть на очередной разбор полетов, где, конечно, снова победит эта женщина. В жизни Сатору осталось не так много удовольствий, чтобы он мог себе в чем-то отказать. Тем более, если это относится к стариканам из клана Камо и Зенин. День проходит на удивление спокойно, и после полудня Годжо, посвистывая, выходит из учебного корпуса. Чуть впереди на тренировку плетется Мегуми. Он странно оглядывается на Сатору и пожевывает нижнюю губу, как будто о чем-то размышляя. Годжо, конечно же, сразу это замечает — и подходит первый. Он ровняется с Фушигуро, весело спрашивая: — Как дела, малыш Мегуми? Мальчишка корчит кислую мину и отворачивает лицо. Сатору, чего уж скрывать, искренне любил этого пацана; но иногда к Мегуми пробиться было почти нереально. Впрочем, как много действительно невозможных вещей существует для Годжо Сатору? И тем более, если это Мегуми — ходячая невозмутимость, твердынь горы Фудзияма, стабильность, которую Сатору в жизни своей не видывал? — Нормально. — Да-а? И ты точно-точно не хочешь ничего сказать своему любимому учителю? — в привычной веселой манере зубоскалится. На мгновение на лице Фушигуро мелькает гримаса раздражения. Они оба знают, что Годжо так просто не отступится. Мегуми тяжело вздыхает, будто ему приходится возиться с маленьким ребенком. Сатору не в обиде (почти). — Ничего-то от тебя не скроешь, — куда мягче ворчит он, смотря себе под ноги. Сатору расплывается в улыбке. — Ну конечно. Я же тебя вот с такого возраста, — Годжо махает рукой в воздухе, указывая на примерный рост, — знаю, когда ты ещё пешком под стол ходил. — Ты утрируешь. — Совсем чуть-чуть, — Годжо позволяет озорству проскользнуть в голосе. Его голову наполняют воспоминания былых дней. Как Мегуми — одинокий, серьезный, никем не приласканный ребенок — шагнул в его жизнь. На губах Мегуми появляется слабая улыбка ностальгии. Затем он смотрит в сторону тренировочной площадки, куда чуть раньше ушли Кугисаки с Итадори. Улыбка гаснет, прячась за привычной хмуростью. — На самом деле, кое-что не дает мне покоя, — в тоне мальчишки слышится груз тревоги, и Годжо против воли напрягается, сбрасывая с себя шутливость. — И что же? — с участием спрашивает, останавливаясь. Мегуми поднимает на него серьезные, не по-детски грустные глаза. Годжо привык видеть этого мальчика сдержанным, и уязвимость — знак, что-то точно не так. — Итадори. Он так легко вернулся с того света, но так же легко может влипнуть в новую историю… Что будет с ним? С нами? Мы с Кугисаки попрощались с ним, а он вернулся, как ни в чем не бывало, — Фушигуро хмыкает, но совсем беззлобно, — болван. Есть ли вообще способ помочь ему с Двуликим? Есть ли шанс? Годжо пытается удержать лицо. Пытается сделать вид, что ему действительно всё по плечу. Хоть и Мегуми и вырос, в его глазах теплится надежда, что он-то, Годжо Сатору, точно знает, как найти выход. Годжо тоже хочется в это верить. — Способ, определенно, есть. Как мне видится, нам придется скормить большинство пальцев Двуликого другому, хотя, конечно, это э-э… неэтично. Затем убить сосуд с пробудившимся Двуликим, тогда его влияние на Итадори снизится. Хотя, как видишь, наш Юдзи с этим вполне неплохо справляется и сам! Сатору щедр на улыбки. Тем более — для Мегуми. Но его опасения, как всегда, оправданы. Годжо, черт возьми, знает чего боится его юный ученик. На собственной шкуре прочувствовал, так сказать. И мальчику совсем об этом знать необязательно. Но да, Сатору понимает. Фушигуро несколько секунд молчит, обдумывая сказанное. — Звучит не очень-то утешительно. — Если будет идея получше, я всегда готов выслушать! — И Старейшины наверняка не согласятся на такой риск. — Не наши проблемы. — А что если что-то пойдет не так? Итадори потеряет контроль? — Ну, этот вопрос уже лично ко мне. Скручу мальца и убью Сукуну в другом теле, — легко отвечает. Мегуми хмурится, между бровей появляется суровая складка. Годжо не удерживается — треплет его по макушке, сплошному вороху непослушных волос. Мальчишка снова морщится. Сатору почти видит, как в его голове со скрипом крутятся шестерёнки. Сатору выдает ценнейший, по своему мнению, совет: — Не трепли себе нервы. Учись, дружи с Итадори и Кугисаки. Живи. А этим займусь я. Мегуми щурится, словно полуслепой котенок на солнце. Но руку не сбрасывает. — Надеется на тебя… звучит всё ещё неутешительно. Из Годжо вырывается смешливо-оскорбленное бульканье. — Ах, Мегуми, ты ранишь своего учителя в самое сердце! — Тебя невозможно ранить, не прикидывайся. Годжо хмыкает себе под нос. Приятно быть в чужих глазах неуязвимым. Они неспеша идут вдоль аллеи, где зеленеют последние в этом году цветы. Фушигуро как-то сам собой успокаивается, мысли его уже занимает предстоящая тренировка. Годжо нет-нет да посматривает на него, думая, что этим детям стоило бы думать об прокачке в Ассасинс Крид, симпатичных им мальчиках и девочках, а не о проблемах взрослых. Впрочем, таков шаманский мир — отнимающий молодость, здоровье и жизнь. Его же цель — сделать всё, чтобы эти дети как можно меньше замечали то, что у них забирают. На площадке они решают разделиться. Утахиме забирает одну смешанную группу, а он — другую. — Итак. От вас требуется опрокинуть противника на землю, — Годжо прикидывает на пальцах, — до трех побед. Если партнер не поднимается в течении пяти секунд, этот раунд за вами. Всё, детки, погнали! На тренировке Фушигуро собран и сконцентрирован, а вот Кугисаки пару раз пропахивает носом землю благодаря атакам молодого Камо, вопя что-то про свое прекрасное лицо. Итадори привыкает к изменениям в своем стиле боя — его партнером становится Аой Тодо, большой парень, на самом деле хитрый до ужаса и внимательный. Близняшки Зенин сцепились в очередной раз — и, кажется, Май не может победить Маки в ближнем бою. Глаза обеих метают молнии. Смешные дети. Будто хуже родной сестры врага нет. Годжо болтает с Утахиме, приглядывая за учениками. Та время от времени приходит к ним, проверяя, всё ли в порядке (как будто на Годжо это дело нельзя оставить!). В какой-то момент он решает прощупать почву, потому что происходящее на соревнованиях не дает ему покоя. — Твои ребята пытались прибить нашего Итадори, — лениво бросает Годжо. Краем глаза следит за реакцией Утахиме. Она фыркает: — Но не прибили же. — Сам факт, — Сатору поигрывает пальцами, — не могли твои славные ребята сами придумать этот идиотский план. Утахиме возмущенно разворачивается к нему: — Это ты на что намекаешь?! — Посмотри на Норитоши. Я ведь тоже давно его знаю и — апх, не слепой. Он сражается с Нобарой так, чтобы Юдзи постоянно был в поле зрения. Кто-то из клана Камо явно обозначил моего ученика как свою цель. Иори некоторое время молчит. Годжо знает, что она, скорее всего, не хочет делиться с ним своими опасениями — пока что — но прошлых разговоров и санкций явно детям не хватило. Одно дело, объединение однокурсников из Киото против Итадори при выполнении соревновательного задания (которое можно было бы посчитать просто выбранной тактикой, ведь мальчик талантлив и мог представлять реальную угрозу), и совсем другое, сейчас, когда они просто мирно практикуются, изучая стили друг друга. И скрытая агрессия, направленная на Итадори — совсем не здоровая. Утахиме, в конце концов, находится с ответом: — Дети весьма самостоятельны. Разве мы сами не были такими? Вспомни себя… О, да. Годжо помнит. Червоточина за ребрами не дает забыть. — И всё же, присмотри за своими. Мне думается, что это не просто соревновательный дух. Иори хмыкает. — За своими смотри. Ваш Инумаки стащил с кухни моих пачку тофу. Они смотрят друг на друга. Годжо соображает, как это один из их самых правильных студентов умудрился попасть в такую ситуацию. — Наверняка, он хотел спросить, — с умным видом кивает Годжо, — но не смог. Они молчат несколько секунд, Сатору ожидает реакции на суровом лице Утахиме, но не выдерживает и смеется первым. Она отворачивается и прикладывает ладонь ко рту, но Годжо, конечно, успел заметить улыбку и на её лице. — Ты ужасен, — бормочет Иори. — Ты тоже засмеялась, — ласково поддразнивает её Годжо в ответ. Утахиме ещё некоторое время наблюдает за детьми («Боги, Сатору, ты не ведешь счет?!») и, в конце концов, уходит на другую площадку, где тренируются остальные. Ученики вошли в раж и даже перестали оглядываться на него, Годжо. Это хороший знак. Он уже подумывает свалить, чтобы найти себе замену, когда разворачивается и ощущает присутствие чужой проклятой энергии. Она оседает алым и черным в пространстве, давит своей мощью, аурой всех поглощенных проклятий. Ему кажется, что показалось, что этого не может быть ни в одном из миров… Дыхание сбивается. Сердце пропускает удар. Он поворачивает голову. В тени старого дерева стоит мужчина. И этот мужчина — Сугуру Гето.***
На мгновение Фушигуро замечает неладное, отвлекается и смотрит в сторону учителя. Годжо застыл, словно пришибленный, глядя на неизвестного мужика в черном. И Мегуми готов поклясться, что в глазах Сатору разверзается бездна, происходит крушение аксиом, схлопывание Вселенных. Затем ему в живот прилетает смачный удар катаны от Мивы и он падает.***
Спустя десять лет после их некрасивого прощания Сугуру одновременно значительно изменился и, кажется, остался в точности таким же. Он раздался в плечах, и дурацкая кожаная куртка (с каких пор Гето ходит в байкерских шмотках?) этого не скрывает. Его длинные волосы, почти до лопаток, собраны в высокий хвост, а в брови блестит пирсинг. В разрезе темных глаз появились следы ранних морщинок. Сатору не берется оценивать выражение его лица, потому что у самого внутри всё полыхает, плавится, бьется в неверии. Годжо вообще всерьез сомневается в собственной адекватности. Как и в способности объективно оценивать реальность. И всё же. Сугуру здесь. Живой. И, кажется, настоящий. — Привет, Сатору. Давно не виделись. Он давится воздухом, и понимает, что до этой секунды не дышал. Их взгляды прикипают друг к другу. В омутах Сугуру по-прежнему тлеет мнимая покорность, адресованная одному лишь Сатору, и скрытая на дне зрачков острота, жестокая твердость, с которой Сугуру когда-то его покинул. Сатору разбивается. Снова. Годжо впервые за свою жизнь не может ни слова из себя выдавить. Внутри бескрайняя радость с потрясением сплавляется с обидой, застрявшей горечью в горле. Он бы хотел застыть в этом моменте, чтобы хотя бы понять, как к этому относится, но шанса ему, разумеется, никто не дает. Из-за плеча Гето выглядывает Цукумо. Она приветливо улыбается Сатору, словно старому другу. — Привет, Годжо. Нам нужна твоя помощь. Наконец Сатору замечает, что не так — у Сугуру на лбу бледнеет длинный шрам, будто его несчастную черепушку пытались вскрыть. Внутренности обдает кипятком при мысли, что Гето влез в большие неприятности. Но что пугает ещё больше — в его темных глазах появляется, вместо ответной радости — неуверенность, граничащая с виной, робкое удовлетворение и что-то ещё, что Сатору не берется разобрать. Конечно. Они пришли за помощью к Сатору Годжо. Они. К Годжо. К сильнейшему заклинателю поколения. За помощью. Отлично. Великолепный повод для встречи лучших друзей спустя столько лет. Да ещё и в такой любопытной компании. Мимо что-то проносится — точнее, кто-то — и влетает в объятия Юки Цукумо. — Учитель! — здоровяк Тодо обхватывает талию Юки и поднимает, кружа женщину под её смех, а затем с той же горячностью поворачивается к Сугуру. Словно они знакомы. И обида, конечно же, не обжигает Сатору. — Какие женщины тебе нравятся, Гето? — спрашивает серьезно, нависая. Да, Годжо помнил, что этот мальчик очень странно приветствует людей. Ему тоже когда-то задали это вопрос, и он со смешком ответил, что женщины с некоторых пор его вообще не привлекают. Тодо отреагировал… неоднозначно. Сугуру же в ответ знакомо — до мурашек, до кома за грудиной — усмехается, скашивая взгляд, протягивает руку: — Самые сильные. И Годжо понимает, что ни черта он не понимает.***
В кабинете Яги ситуация немного проясняется. Ну. Хоть немного. Гето несколько лет провел в компании Юки Цукумо, путешествуя по миру. Яга в момент объяснений пялится на мирно пьющего чай Сугуру так, словно увидел восставшего из мертвых. Да, Сатору его понимает. Ещё как. Хоть одна нормальная реакция на происходящую фантасмагорию. Годжо наконец убеждается, что это не он окончательно ебанулся, перепутал берега, а всё это действительность. Сатору взрослый. Взрослый, успешный мужчина. И это не он развалился в кресле с видом, будто вот-вот вскочит, заорет и перевернет пару столов, разобьет дебильные традиционные чашки к чертям. И это не у него трясется правая нога с частотой и нервностью душевнобольного. И самое обидное, что Годжо — проклятье! — ничего не может прочитать по непроницаемому лицу Гето. Его нагло игнорируют. Как и было на протяжении десяти лет. А он смотрит бесстыдно, прямо, к Сугуру развернувшись и ждет озвучивания причины, почему его, Годжо Сатору, оставили одного. Никто ему, конечно же, не отвечает. — И по какой причине вы одарили нас своим неожиданным присутствием? — Яга откидывается назад, буравя этих двоих нелюбезным взглядом. Годжо впервые за долгое время с ним согласен на все сто процентов. — Мы привезли кое-что интересное, — Сугуру щелкает пальцами, и в комнате показывается разумное проклятье в виде молодого парня с лицом, покрытым хирургическими швами. Проклятый дух явно удивлен, что снова стал материализованным, мгновение он щупает свое тело, а затем в нем разгорается решимость. — Ты покойник! — Гето и бровью не ведет. Годжо аж стаскивает повязку от удивления, желая своими глазами поглядеть на идиота, который разбрасывается такими обещаниями в его присутствии. В одну секунду человекоподобный дух плодится сразу в четыре копии и пытается напасть. Разумеется, он не может ничего сделать — лишь наталкивается на невидимую преграду, поставленную Гето, и бестолково пытается её пробить. При этом барьер поглощает и звук — проклятие явно ругается, на чем свет стоит. — О, он и так умеет, — бормочет Яга, рассматривая духа на вытянутых руках, словно диковинного зверя. — Ты не до конца его подавил? — разворачиваясь к Сугуру, спрашивает Сатору. Впервые напрямую к нему обращаясь. И замирает. Гето беззастенчиво пялится на его открывшееся лицо. Затем Сугуру вздрагивает и отвечает на заданный вопрос своим низким голосом: — Ты прав, — отводит взгляд, — у него есть что-то вроде личности. Он зовет себя Махито. Он умудрился даже найти себе товарища. Вместе они напали на меня, — Гето указывает на свой лоб с тонким шрамом, Годжо чувствует, как на лице проскальзывает совершенно неуместная эмоция, которую он не хочет озвучивать даже перед самим собой. — Но всё в порядке, так что беспокоится не о чем. — Какой ты скромник, — протягивает Юки, с хитринкой поглядывая, собственно, на Гето. Сатору ощущает очень острую нужду поговорить и с Сугуру, и с ней. Эта женщина явно намекает на то, что знает большее, и будто только дразнит. Гето хмурится, словно прочитал его мысли, и переводит тему: — Самое любопытное — это его товарищ. Если я правильно понял, на меня покушались для того, чтобы напасть на тебя, Сатору. Во-первых, Сатору зол, что на его друга напали из-за него. Действительно зол. И сердится на Гето, что тот эту возможность создал. Ну а во-вторых: Са-то-ру. Боги, как же давно он не слышал эту фразу! Боги, как он мог так долго существовать с этой дырой за грудной клеткой? С пустотой? Тогда, под деревом, у него не было даже шанса среагировать, но сейчас, опять же, совсем не к месту и не ко времени, тепло разливается у него в груди. Они пересекаются прямыми взглядами. Выражение лица Сатору невольно смягчается. — И что же случилось с этим духом-неудачником? — он мужается. Правда, старается не растечься во всепрощении и почти постыдным счастье, на самом деле до конца не готовый во всё это сумасшествие под именем Сугуру Гето снова вляпаться. — Это не дух, а заклинатель, использующий технику связки душ. До последних событий практически бессмертный, благодаря краже тел других заклинателей. В голове Сатору пробежала пугающая догадка. Вот так, страшно, второй раз и навсегда — потерять Сугуру? — И они хотели… ? — Да, Годжо, они хотели, — встревает Цукумо и поднимается, потягиваясь, — к счастью, я была недалеко. Ладно. Я устала, другие дела обсудим завтра. Тем более, вам двоим явно стоит поговорить, — она обводит их двоих странным взглядом, — это ваши драмы, сами и разбирайтесь. Я пошла к Тодо. И она уходит. Женщина-загадка. Годжо, хочется, конечно, перехватить её где-нибудь вечером и детально расспросить, но это всё подождет. Яга тяжело вздыхает. Он не указ ни Юки Цукумо, ни Сугуру Гето. И все в комнате это прекрасно понимают. Атмосфера становится заметно напряженнее. Когда Сугуру ушел, без единого слова, в дрязгах споров и конфликтов, в разгар скандала, директор клялся, что этот парень принесет ворох проблем. Но напротив, о нем много лет ничего не слышали, он не выходил на связь ни с родственниками, ни с друзьями, и некоторые считали, что Сугуру Гето сгинул на чужбине. Его разыскивали шаманы, посланцы трех кланов, но результатов, конечно, не было. И верхушка мира шаманов, разумеется, рассчитывала, что так оно и есть. Что мятежный мальчишка сдох, не сумев стать винтиком системы. — Значит, так, — Яга складывает подбородок на сцепленные руки, — Гето, для начала убери этого духа, на нервы действует. Сугуру послушно ведет пальцами по воздуху — и Махито растворяется, словно видение. В кабинете остается тяжелое послевкусие его проклятой силы. — Спасибо. А теперь, давайте поговорим- — Мы и так будем делать вид, что ничего не произошло? — со злым весельем спрашивает Сатору. Лицо Гето остается таким же непроницаемо каменным, и Сатору злит, что он не может понять, что за этим выражением кроется. И Яга, и Гето молчат. Замечательно. Великолепно. — Наш многоуважаемый директор Яга считал, что ты вернешься к нам в качестве преступника, мастера проклятий. Секо была уверена, что ты бросил шаманство и пошел по стопам Нанами. А лично я думал, что ты уже мертв, дружище, — Сатору улыбается ему сладко-сладко, мягко-мягко, — если тебе вообще интересно. Так зачем ты вернулся, Сугуру? Ты ведь так и не ответил. Гето несколько томительных секунд молча смотрит на него, и Годжо мысленно готовится к удару. К долгим бессмысленным объяснениям, к молчанию, к оправданиям, но не к фразе: — Я посчитал, что теперь это возможно. На одно очень короткое, но явное мгновение Сатору хочется ударить его.***
Они расстаются ни с чем. Сугуру с тщательностью хирурга запихивает в себя свои короткие признания, мягкость, дружелюбие — в общем, всё что Сатору хотел бы от него получить. И сбегает. Точнее, уходит в наспех выделенную комнату, но по ценному мнению самого Сатору сбегает. В спальню, в своё молчание, в свою броню. Его, честно говоря, тошнит от всего этого. Они взрослые люди, и эта беготня лишь больше раздражала его. Но с другой стороны, возможно, Сугуру требовалось время и пространство для принятия решения. Впрочем, как Сугуру могло не хватить десяти гребаных лет для подготовки к гребанному разговору?! Годжо ведь старался утопить, спрятать, забыть то, что у него отнял шаманский мир. И что теперь? Как вытащить из себя этот клубок разочарования, тоски и сожалений? Отчаяния, въевшегося на подкорку? Сделать вид, что все эти годы он не переживал, не думал о Сугуро Гето и теперь всё в порядке? Их Колледж переполнен своими учениками, студентами из Киото, их учителями — и выносить на всеобщее обозрения «свои драмы», как выразилась Юки, Годжо не хочется. Он мастерски отшучивается от дурацких расспросов на протяжении всего дня. И даже пропускает комментарий Кугисаки мимо ушей: «Какой мрачный тип приехал. Дружок Нанами-сана?». И конечно, делает вид, что не видит, как Фушигуро умудряется ткнуть её локтем пониже ребер. Впрочем, если Сатору предпочел умолчать о причине своего внезапного исчезновения с тренировки, то Утахиме, конечно, не узнать Гето не могла. В проеме окна одного из коридоров он увидел, как Иори тащит вяло сопротивляющегося Гето в сторону медблока. К Секо. И Годжо не в обиде. Конечно нет. (Еще как). Но не ему, столько лет ожидавшему, жаловаться. Ещё немного времени он может выделить. И потраченные нервы — не самое худшее. Вечером этого страшного, удивительного, прекрасного дня Годжо нагло зажимают в углу. Но не тот, от кого он этого мог бы ожидать. Хоть Сатору и в качестве исключения решил переночевать сегодня в Колледже. Как бы создавая возможность… но запрещая себе возлагать хоть какие-то надежды. Годжо лишь услышал, как в его общажной комнате захлопнулась дверь. Он обернулся, придерживая мокрое полотенце на шее. На пороге, прислонившись к двери, стоял Фушигуро, тревожно сверкая в темноте своими темно-синими глазами. Малыш Мегуми, конечно, всё заметил. Маленький проныра. Годжо воскликнул шутливо: — Мегуми, бесстыдник! А если бы я был раздетым?! Фушигуро закатил глаза. — Я с тобой на пляж ходил. В трусах тебя видел. И да, мне шестнадцать. — Это были плавки! — Не суть. Не увиливай. Что это за мужик сегодня приехал? На тебе весь день лица нет. И свалил ты с тренировки так филигранно, что мы все всё заметили. Ты как будто труп увидел. Сатору, конечно, нервно смеется и плюхается на кровать, хлопая по месту рядом с собой. Фушигуро передергивает плечами, а потом подбирается ближе, наклоняется и заглядывает ему в лицо. — Садись, глазастый ты наш. — Мне кажется, или ты реально себя сегодня странно ведешь? — Хм. Разве я не всегда такой? — Страннее обычного, — совсем неуважительно хмыкает мальчишка. Годжо приподнимает светлые брови. Мегуми наконец осторожно присаживается рядом с ним. — Так что? Сатору устает увиливать и небрежно отвечает, стягивая отяжелевшее полотенце: — Его зовут Сугуру. Сугуру Гето. Годжо краем сознания удивляется, как это имя звучит на его языке. Столько лет он даже вслух его не произносил, а теперь, кажется, наконец получил на это право. Фушигуро, прилежный ученик, пару секунд соображает. — Это который третий из особого ранга? — Ага. — И… он вроде с тобой учился. — Ага. — А на самом деле? Годжо и не знает, что ответить. Он откидывается назад, на вытянутые руки. Взгляд застывает где-то на пыльном потолке. Сатору думает, что выпаливать мальчику о том, что его отец когда-то чуть не пришиб их обоих, всё-таки не стоит. И всю правду выливать на несчастного подростка тоже не стоит. Он лишь роняет истину, всегда непреложную и неоспоримую, просящуюся сойти с языка лаконичным: — Друг. Лучший и единственный, который был. Он, конечно, не уточняет, про Секо и Нанами. Но то совсем другое — он любил их трепетно и взаимно, но всё же держался на некотором расстоянии. Как и они, собственно. Таким людям не страшно подставить спину, но раскрыть чересчур уязвимую нутрянку, разделить всё и вся, понимать друг друга с полуслова, стать похожими до смешного, до страшного — этого нет, увольте. Они некоторое время молчат. Влажная футболка прилипла к телу; Сатору тянется к кондиционеру и врубает его на полную. За приоткрытым окном слышатся отголоски разговора кого-то из студентов. Фушигуро застыл, видимо, обдумывая то немногое, что услышал из разговоров взрослых. Годжо, скашивая на него острый взгляд, говорит: — Зачем ты пришел ко мне, Мегуми? Мальчик отмирает; отворачивает лицо так, чтобы Сатору не видел его выражения. — Просто, — пожимает плечами. Годжо гасит улыбку. Мальчик продолжает: — Мда. Итадори, который появился из ниоткуда на фоне этого вашего Гето не выглядит таким уж придурком. Сатору, посмеиваясь, отвечает: — У них обоих были на то причины. — Я видел, как Кугисаки рыдала. Не думаю, что для этого должны быть веские причины. Годжо мажет языком сухие губы. Он чувствует в этом отражение того, во что для него превратились годы разлуки. И всё же, дети не должны чувствовать на себе это. — Ты же знаешь, что это я велел Юдзи не высовываться? Что он не виноват? — Я в курсе. — И что так было нужно? — Я всё понимаю. Но Мегуми, конечно, от этого не легче. Он всё ещё не показывает лица. Годжо лишь кладет руку ему на плечо, и сталкивает их головы. Мальчишка подрагивает. Не смотря на работающий на всю кондиционер. Годжо понимает. Да.