Мои погасшие звезды

Саймон. Проталкиваюсь к выходу сквозь толпу пьяных малолеток, трясущихся на танцполе под очередной взрывающий мозг трек. Нюхают, колятся, курят в каждом долбанном углу этого гребанного клуба, а потом сношаются под кайфом на любом клочке свободного пространства так, словно проживают свой последний день на этой забытой богом земле. И чем я отличаюсь от них, блять? Руки сжимаются на ее теле, притягиваю поближе в странном желании защитить, почти не чувствую веса, такой она стала худой за эти полгода. Стискиваю челюсти так сильно, что слышу скрежет собственных зубов, когда мои пальцы проходятся по ее ребрам. Ненавижу ее? Сильнее всего на свете. Сильнее чем своего долбанного папашу, сильнее тех ублюдков, что держали меня в плену, сильнее Макарова, пустившего пулю в голову моего лучшего друга. Ненавижу и давлю то другое, что тлеет под огнем этой всепоглощающей ненависти. Что пульсирует где-то глубоко внутри, у самого сердца. Что сжигает душу каждый раз, когда смотрю в ее глаза цвета грозового неба. Устраиваю ее на сиденье автомобиля, прикрываю тонкой кофтой тело, пряча под тканью руки, исколотые до синяков. Сажусь за руль и поворачиваю ключи в замке зажигания, только после этого осознавая, что делаю, и откидываюсь на спинку, закрывая лицо ладонями. Я почти бутылку виски в себя влил, хорошо бы конечно въехать в какой-нибудь бетонный отбойник и закончить всю эту хрень, но не тогда, когда она рядом. Поэтому достаю телефон и пишу Гэррику, который приезжает на такси спустя сорок минут, и я успеваю мысленно разобрать и собрать МК46 раз сто наверное. — Блять, даже не начинай. — перелезаю на заднее сиденье, а Гэррик, скрипя зубами, устраивается за рулем, стартуя с места так, что шины визжат. А я закрываю глаза и погружаюсь в тишину, словно в обволакивающее спокойствием море. — Сука, я тебя урою когда-нибудь... — слышу шипение спереди и недовольно хмыкаю. — Что ж вы, блять, творите... Молчу, даже не собираясь отвечать. Вот что я ему скажу? То, что хочется? Чтобы шел нахуй и не доставал своими нравоучениями? Я ж не совсем ублюдок... Хотя наверное да, совсем. Криво усмехаюсь, ловя его взгляд в зеркале заднего вида. — Заткнись, Газ. Разбудишь ее. — мой голос хриплый, словно я полдня орал без остановки, и Гэррик морщится, косясь на Валентайн и встряхивая головой. — Просто прекратите, блять, эту хуйню, Сай. Или мне что, Прайсу доложить? Или что мне, блять, нахуй сделать? — выдавливает сквозь зубы, ударяя ладонями по рулю. — Не в свое дело не лезь... — отвечаю лениво, откидывая голову на спинку сиденья, и расслабляюсь. В голове тихо шумит от выпивки, и меня начинает затягивать куда-то в темноту. — Да пошел ты нахуй... — слышу разочарованный протяжный вздох Гэррика, и растягиваю губы в усмешке, больше похожей на оскал. Он наконец замолкает, и я погружаюсь в полудрему и благословенную тишину, прерываемую лишь рокотом мотора и еле слышным сопением Валентайн, свернувшейся в клубочек на сиденьи. Машина тормозит у ее дома наверное минут через тридцать. Вылезаю, игнорируя Кайла, и снова беру ее на руки. Мозги туманятся, алкоголь наконец-то накрывает меня по полной. Бреду в ее квартиру. Знаю, что донесу, в каком бы состоянии ни был. Даже истекая кровью, нашел бы в себе силы доставить ее в безопасность. Еле попадаю ключами в замок – неудобно с ней на руках. Хорошо хоть, что давно сделал дубликаты. Она не возражала, да мне кажется, ей попросту было все равно на то, что происходит в ее жизни. Укладываю ее на постель. Руки дрожат, когда стаскиваю с нее обувь и платье. Укрываю одеялом хрупкое тело. Утыкаюсь лбом где-то в районе ее живота, стоя на коленях у кровати. — Прости, Валентайн... Не знаю, зачем говорю это. Все равно ведь не слышит. Повторять, когда проснется, не буду. Слишком ненавижу себя, чтобы думать, что заслужил прощение. Выхожу, пошатываясь, в ночную прохладу, смотрю в небо пару минут. Если ты и правда где-то там среди звезд, Джонни, прости меня тоже... Заваливаюсь на пассажирское сиденье и вырубаюсь мгновенно, пока Газ едет в сторону базы. Как же я устал, блять, от всего... Утро встречаю уже в своей кровати. Спасибо Гэррику, дотащил как всегда. Виски ломит, во рту словно кошки ссали. Морщусь, залезая под холодный душ, и пока ледяные капли омывают тело, чувствую, что понемногу отпускает. Снова могу хотя бы дышать. Когда вытираюсь, мелькает мысль закинуться парой порций бурбона, но отмахиваюсь от нее и глотаю аспирин. Туман в голове рассеивается. Получается спокойно собраться на брифинг перед миссией. Привычные действия, наработанные до автоматизма. Надеть униформу, поверх нее бронежилет. Перчатки, маска, шлем, рация. Проверяю оружие, можно выходить. Спокойствие тут же улетучивается, когда, зайдя в переговорную, вижу Валентайн. Встряхиваю головой. Какого, блять, хуя? Сжимаю кулаки, сдерживая желание разгромить здесь все нахрен. У нее отстранение еще на пол года, блять. Не понимаю, кто подписал разрешение о возвращении к работе в поле. И какой мудак выдал медицинское освидетельствование, если даже я вижу расширенные зрачки и дрожащие руки. Ярость алой дымкой застилает глаза. Воспользовалась тем, что Прайс на совместной миссии с ЦРУ, сука. Не слышу ничего из планирования, мозг попросту не воспринимает информацию. Поедаю ее глазами, и если бы взгляды могли убивать, она бы уже давно сдохла. Еле дожидаюсь окончания брифинга. Смотрю как выходит спокойно на улицу, серая униформа мешком висит на худом теле, волосы в косу заплела. В груди какое-то щемящее чувство. Не могу осознать его из-за гнева, что все мысли заставляет кипеть. Догоняю ее легко и хватаю за руку чуть повыше локтя. Не сдерживаю силы, заставляя ее вскрикнуть и зашипеть от боли. Не обращаю внимания, слишком зол сейчас. Тащу в сторону, она еле успевает перебирать ногами за моим широким шагом. За углом здания прижимаю к стене, удерживая двумя руками и припечатывая о кирпичную кладку спиной. Молчу. Смотрит на меня, рвано дыша. Серые глаза кажутся омутами в обрамлении длинных ресниц. Чувствую, как трясется ее тело. — Что ты хочешь, Райли? — даже голос срывается, хоть и вздергивает подбородок, пытаясь казаться уверенной. Вдыхаю глубоко, выдыхаю, чтобы унять зарождающееся рычание в груди. — Ты никуда не летишь. Ты отстранена до конца года. — Нихуя, — отвечает резко, лицо лучится самодовольством. — Риверс подписал разрешение. — Его должен был подписать Прайс! — рявкаю, взрываясь бешенством. Смотрит по прежнему дерзким взглядом. Понимает, что не сделаю ничего. По крайней мере не за час до вылета. Злость выжигает последние остатки разума. Сам не успеваю осознать, а пальцы уже сжимаются на ее шее зелезной хваткой. Хрипит, вцепляясь ногтями в мое запястье. Извивается отчаянно, а я сдавливаю сильнее, обжигая дыханием ее кожу, когда шепчу, наклонившись: — Сдохнуть хочешь, да? У самой смелости не хватает вены перерезать, так хочешь под пули полезть? Только ты, наркоманка невменяемая, всю команду подставляешь. Из-за тебя все будут в опасности. Так лучше я сам тебя сейчас прикончу. Замираю, услышав шипящий смех. — Давай, — расслабляется, обмякая. — Сделай это. Отпускаю ее горло, отталкиваю от себя, и она сползает вниз по стене, надсадно кашляя. Смотрю сверху вниз, тяжело дыша. В ушах начинает звенеть. — Доктор как допуск подписал? — выплевываю, когда возвращается возможность говорить. — Я ему отсосала. — поднимает на меня блядские глаза. Смеется издевательски, и меня накрывает. Разворачиваюсь резко. Поворот, еще один. Вдоль казарм, потом направо. Иду на автомате. Кто-то здоровается, не отвечаю. Вижу, как переглядываются недоуменно солдаты. Толкаю дверь, выкрашенную зеленой краской. В медпункте темно и пахнет лекарствами и бинтами. В кабинете Брауна горит лишь настольная лампа. Стеллажи с ампулами и таблетками тонут в полумраке. Сержант поднимает ко мне голову от документов, которые заполняет, когда распахиваю дверь так, что она шарахает об стену. — Лейтенант, — приподнимается над столом, опираясь на него руками, округляет глаза недоуменно. — Что-то... Не успевает договорить, впечатываю кулак в его лицо. Вытаскиваю из-за стола, бью еще. Слышу влажное чавканье, когда с хрустом ломается нос. Браун орет что-то, пытается отбиваться. Усмехаюсь, придавливая его к полу. Удар, еще и еще, пока не перестает трепыхаться, а все вокруг не окрашивается алыми брызгами. Не знаю, чем бы это закончилось, но меня хватают за плечи. Скручивают, оттаскивая от неподвижного тела. — Ты ебнулся окончательно?!!! — Газ орет, толкая меня из кабинета, пока Роуч проверяет у сержанта пульс и облегченно кивает. — Живой. — Ну все, блять, ты достал. Вернемся с миссии, я пишу рапорт Прайсу. — Гэррик продолжает, пока Сандерсон вызывает санитаров. — Похуй. — разворачиваюсь и иду к выходу. — За дело получил. — Я срать хотел, за дело или нет! — Кайл отталкивает меня с дороги, обгоняя и идя к взлетно-посадочной полосе. — Психиатрическое освидетельствование вдвоем пройдете. Ты и Валентайн. Меня все это реально заебало, Райли. Шагаю за ним, усмехаясь горько. Знал бы он, как все это заебало меня. Грузимся в вертолеты. Роуч заскакивает последним, видимо разгребал проблемы в медблоке. Зыркает на меня, качая головой. Не реагирую, залезая следом и усаживаясь возле Айви. Откидываюсь спиной на железную обшивку и закрываю глаза. Мерный гул лопастей заглушает тихие разговоры команды. — Саймон, с доктором я не... Вздыхаю. Не смотрю на нее. Главное не смотреть, тогда хоть как-то могу бороться с эмоциями. — Все в порядке, Валентайн. — Газ сказал, что разведка выяснила местоположение базы Макарова. Эта миссия... Понимаю теперь, почему выдавила из Риверса разрешение. И почему навязалась на операцию. — Хочешь мести? Наказать его? — перебиваю, считая биение сердца, пока молчит, обдумывая свой ответ. — Не хочу. — говорит тихо, так что еле улавливаю ее слова за окружающим шумом. — Просто хочу, чтобы все закончилось... — Его там может и не быть. Это предварительные разведданные. Просто, пожалуйста, Валентайн, не отходи от меня. Не лезь на рожон. Не делай глупостей. Ты не в форме. Ты не стабильна. Не жалко себя, парней пожалей. Молчит так долго, что думаю, уже и не ответит. И выдыхаю, только когда слышу рядом едва различимое: — Хорошо...