ID работы: 14835492

Майор Гром: Друзья детства

Слэш
PG-13
В процессе
41
автор
Daniel Light бета
Размер:
планируется Миди, написано 39 страниц, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
41 Нравится 6 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 3. Истина в отражении

Настройки текста
Примечания:
      Чёрный джип на высокой скорости ехал по песчаной дороге. Гравий шуршал под колёсами, оседающая на капот пыль мгновенно прибивалась сильным ливнем. Светло-жёлтые фары освещали путь на несколько километров вперёд вопреки нарастающей тьме. Пустынная дорога смущала не так сильно, как находящийся по левую руку водитель Гелендвагена.       — Какого ты вообще тут делаешь? — Волков занял позицию допрашивающего, сидя на соседнем сиденье. Его грубоватые пальцы задумчиво крутили небольшой телефон, в другой руке бывший заключённый держал стальной кулон.       — Воу, вас там чё, палками по голове бьют за непослушание? Лютая же у тебя амнезия, — хохотнул молодой парень, резко крутанув руль влево. Машина подпрыгнула на кочке, Олег с трудом сохранил положение тела. Одинокий фонарь осветил бледное лицо с ярко выраженными скулами, русыми волосами и зелёными глазами. — Ты ж сам попросил меня встретить тебя сегодня вечером.       — Я?! — брюнет не сдержал удивления в голосе и кинул непонимающий взор на парня. — Чума, я писал тебе единственное письмо — с просьбой, чтобы ты узнал достоверную информацию о Серё… о Разумовском.       Военный не стремился раскрывать все карты даже перед близкими товарищами, потому как знал, что стоит один раз поделиться личной информацией, как она станет бомбой замедленного действия в руках некогда верного друга. Излишняя осторожность мешала Олегу заводить новые знакомства после Сергея и Чумы, но оно и к лучшему: манипулировать наёмником и оказывать давление теперь стало в разы тяжелее, если вообще было возможно.       Чума скосил глаза, полные сомнения, на бывшего напарника, временно оторвав внимательный взгляд от дороги, и, пошарив рукой в кармане промокших джинсов, выудил оттуда мобильный. С предельной лёгкостью водитель подкинул его, и Волков перехватил объект для связи в полёте. Одним движением пальца он снял блокировку и тут же увидел небольшое письмо, отправленное, действительно, сегодня днём с его электронной почты.       «Звонок грянет сегодня вечером. Без стукачей у ворот. Обеспечишь мне мазу — свинтишь от шестёрок . Волк».       — Это даже не мой говор, — вспыхнув, констатировал факт Волков и передал включённый телефон Чуме. Тяжело выдохнув, он добавил: — А если бы и был моим, то просить о чём-то подобном я бы не стал.       — Знаю тебя уже пять лет, поэтому так и подумал, — поддакнул водитель, включая «дворники». Капли дождя с силой били по лобовому стеклу. — Вообще не понял, о каких шестёрках шла речь… Но решил примчаться — вдруг какая-то реальная заварушка наметилась.       Олег откинулся на спинку сиденья и, скрестив руки на груди, хмуро уставился в зеркало заднего вида. Он благодарен Чуме хотя бы за то, что тот встретил его — не пришлось под ливнем идти и трястись от пронизывающего до костей холода, пусть изначально кто-то другой вмешался в его план. Теперь предстояло ещё и узнать, как с его почты отправили письмо, если признаков взлома не обнаружилось. Но вопросов пока было больше, чем ответов. Это касалось и…       — По поводу твоего освобождения, кстати, — словно прочитав мысли Олега, Чума нарушил наступившую ненадолго тишину. — Там всё тоже не так гладко и ясно…       Широкая ладонь сжала руль, педаль газа вжали в пол при виде лужи с грязью. Брюнет мрачно и испытующе посмотрел на товарища в ожидании объяснений.       — Короче, тебе дали полную амнистию. Но кто и как — без понятия.       — Тебе удалось хоть что-то узнать об этом? — серо-голубые глаза Волкова раздражённо сверкнули. Он ненавидел ощущать себя в кругу неизвестных фактов, фактически становясь главным героем без права на ошибку.       — Я попытался влезть в это дело. Как ты понимаешь, мертвецу это сделать, с одной стороны, проще простого, с другой, шифроваться тоже нужно уметь, — самодовольная улыбка отобразилась на тонких губах парня. — Но мне отказали в грубой форме. Кто отозвал иск, почему спустя несколько месяцев такого рецидивиста, как ты — уж извини за прямоту, — вместо пожизненного отпускают на свободу — ничего нет, вообще никаких ответов или даже предположений. Ни одной ниточки, ведущей к этому чёртовому клубку.       Волков сцепил зубы и хрустнул костяшками пальцев. Кто бы сомневался… Либо крышуют хорошо, либо бабла дали, кому надо. Выматывала не только неизвестность, изрядно выбешивало осознание того, что расплата за совершённое сегодня деяние перед кем-то ещё впереди. Значит, придётся исполнять долг во имя амнистии. Понятие чести жило в Олеге, сколько он себя помнил, разве что он иногда яростно противился ей и поступал по-свойски. Впрочем, может, этот случай тоже не станет исключением? В конце концов, ничто не мешало ему хоть сейчас улететь в Сирию и приступить к военным действиям. Ничто, кроме… кроме Разумовского.       — Спасибо, что встретил, — потерев пальцами переносицу, Олег уставшим взглядом окинул водителя. Со всеми этими невзгодами он действительно забыл о словах благодарности в адрес человека, с которым они пять лет бок о бок проработали в операциях разного масштаба и уровня.       Чума понимающе улыбнулся одними губами, не испытывая каких-либо негативных эмоций.       — Всё в порядке. Рад видеть тебя… Живым.       — И на свободе, — хмыкнул бывший заключённый.       Чума был всего на пару лет младше Волкова, но даже после десятка боёв и операций не растерял своей харизмы, продолжая шутить и играть с судьбой в «кошки-мышки». Он стал его близким товарищем, едва попав в армию, и, как ни странно, оба поступили на службу в Отряд мертвецов. На тот момент взаимоотношения Волкова и Разумовского терпели крах: возможности встречаться не было, а бумажные письма, изредка доставляемые, выражали недовольство, причиной которых в основном служило отношение к миру. Борец за права человека и вояка, уничтожающий врагов по приказу путём насилия, не могли сойтись в одном мнении. Ссоры становились частым предметом их кратких переписок, а затем Олегу поступило интересное предложение о возможности перехода на совершенно иной уровень — и по стилю жизни, и по деньгам. О том, что придётся инсценировать свою смерть, он узнал от командира и, не медля, решил рискнуть. Чума был под стать Олегу и поддержал его, не сказав ни слова о жестокости — в отличие от Серёжи, который к тому времени окончательно убедился в своей правоте и на основе собственных принципов начал создавать соцсеть «Вместе». Единственное, о чëм Олег по-настоящему жалел, так это о том, что ему не удалось раскрыть все карты перед Серëгой. Он прекрасно понимал, как отнесётся Разумовский к похоронке, пришедшей на имя его самого близкого человека в этом убогом мире, и порывался ему всё объяснить. Но контракт, заключённый ранее, не позволял ему разглашать столь секретную информацию даже близким людям. Так и сложилось, что вместе со смертью военного Олега Волкова умерли воспоминания о детском доме, их общем прошлом, а надежды на светлое совместное будущее не стали реальностью. Чума заменил Серёжу — постепенно, по-свойски его оберегая и создавая надёжное поле для рационального деления личными переживаниями. Напарничество пошло и Олегу на пользу: он впервые осознал, как это приятно, когда тебя принимают таким, какой ты есть. Даже если ты, мать твою, грëбанный наёмник, убивающий людей за шуршащие кучи денег.       Но всё резко изменилось… После первого известия на телеканале о Чумном Докторе. Воспоминания о Разумовском разблокировались и, как это часто бывает, стали всё чаще занимать мысли Олега. Чума же отошёл на второй план, зато месть и желание спасти Серёжу выступили на первый. Если бы не эти пять дрянных пуль…       Джип, выехав с просёлочной дороги, со свистом свернул, выехав на автомагистраль. Под фонарями, освещающими каждые два метра дороги, капли дождя казались существенно меньше. Ветер всё так же завывал, в тёмном небе сверкнула молния, и земля содрогнулась от грома.       Олег погладил большим пальцем стальной кулон и с лёгкой тоской посмотрел на него, изучая крохотные детали и хорошо очерченные линии. Самый первый подарок Серёжи от чистого сердца. Кажется, тогда он сказал, что это «по любви»… Какая чушь, боже. Как же теперь мерзко слышать его голос в подсознании после инцидента с простреленным ухом. Сдвоенный кулон на чёрном шнурке, продетый через голову, ласково опустился на грудь Олега. Пусть хоть что-то останется. Как-никак память о тех временах, когда они были счастливы…       Военный взял в руки побитый телефон и, легко сдвинув пальцами заднюю панель, даже бровью не повëл, заметив крохотный, объёмный, мигающий шарик под картой памяти. Жучок, кто бы сомневался. Опустив окно, Волков подставил лицо каплям дождя, с силой забившим по его худым щекам, и, протянув ладонь с сжатым в ней мобильником, выпрямил пальцы. Телефон, соприкоснувшись с асфальтом, в мгновение потерял связь с внешним миром.       — Пасут? — мрачно осведомился парень, осторожно вжимая педаль газа в пол. Мокрая и скользкая дорога пока не очень способствовала скорейшему прибытию в аэропорт.       — Всё, что им нужно знать, я уже озвучил, — безэмоционально отреагировал на вопрос друга Олег. — Остальное касается только меня.       Волков запихнул полупорванные купюры и облезлый паспорт в карман толстовки и прислонился к приоткрытому стеклу лбом, сверля сосредоточенным взглядом пейзаж по правой стороне. Скорее бы вернуться к прежней жизни… Руки чесались от желания кого-то избить. В первую очередь — Хольта и Грома. До Разумовского, по его счастью, очередь не дошла.       — Мы сейчас в Сирию. Или хочешь задержаться? — голос Чумы вывел из размышлений. — Месть, всё такое…       — Надо в Питер, — охрипшим голос озвучил своё желание мужчина. Прокашлявшись, он добавил с бóльшим равнодушием, нежели раньше, временно игнорируя слова о возмездии:       — Хочу перед возвращением попрощаться с Разумовским.       Чума кивнул, смотря вперёд. «Последний враг, который будет уничтожен — это смерть» — девиз их Отряда. На первый взгляд — сплошная чушь. На второй — великая мудрость. Как, видя и чувствуя смерть, пережить потерю близкого человека? Даже Волков испытывал боль, хоть и отчаянно пытался это скрыть. Преданный пёс, что с него взять…       — Чë, тебя уже больше Призраком не величать, выходит? — с кислой усмешкой осведомился водитель и бросил игривый взор на напарника.       Олег без особого интереса выглянул в окно через щёлку. Дождь стал слабее, а место лишения свободы осталось далеко позади. Оставалось только пробраться на другой конец страны, посетить Южное кладбище и вернуться к военным операциям, которые помогут Волкову сгладить боль и выразить ненависть. Пожалуй, это был единственный вариант, чтобы прийти в себя.       — Посмотрим.

***

      Полтора месяца до основных событий…       Вокруг здания городской полиции толпилось непривычно много людей в форме. Топчась на одном месте, они что-то бурно обсуждали, и если одни выглядели разочарованными и печальными, то другие даже не пытались сдерживать счастливых улыбок. Игорь, опустив козырёк фуражки, практически незаметно пробрался к парадной лестнице, остановился и поправил табельное, скрытое на спине под краем потерявшей чёрный оттенок футболки. Несколько полицейских, яро вовлечëнных в свой же спор, прервали его, заприметив Грома. С присущим уважением отдав честь уже бывшему майору, они продолжить обсуждение темы столь же горячо. Игорь исподлобья взглянул на них. Было время, когда лекция с финальной фразой «Ты Достоевского читал?» стала его главной фишкой и постепенно собирала приличную группу слушателей. Теперь же уважение людей чередовалось с осторожностью: не хотелось находиться непосредственно близко с Громом после серии взрывов, напрямую с ним связанных, и жертв, так или иначе взаимодействующих с майором. Те, кто раньше протягивал руку для приветствия, даже находясь на приличном расстоянии, сейчас обходили Игоря стороной. Никому не хотелось стать новой жертвой, несмотря на заключение Призрака под стражу.       — Игорь!       Оклик заставил майора вскинуть голову и выдавить из себя улыбку при виде товарища и бывшего напарника.       Дмитрий Дубин с прижатой к боку папкой с материалами и телефоном в руке, проскочив несколько ступеней, приблизился к Грому, и они обменялись крепким братским рукопожатием.       — Когда ты позвонил, я подумал, что никакое дело не будет таким важным, как наша с тобой встреча, — ликующая радость так и сверкала в его карих глазах.       — Да… Мы с тобой не успели переговорить перед судом. Знаешь, я наслышан о твоих речах в полицейском участке. И даже о пулях в бронике, — горькая усмешка возникла на губах Грома. — Это… Ну… — Дима выжидающе смотрел на бывшего полицейского, зная, что тот хочет сказать, но не желая его перебивать. — Извини, что сразу не узнал о твоём самочувствии после всей этой заварушки. Ты реально молодец. Прости за мой эгоизм. У меня… У меня были проблемы.       Свой короткий монолог Гром сопроводил шумными вздохами, опустив затуманенные глаза. Было видно, как ему тяжело признавать вину, которая всё же лежала на его плечах. У них с бывшим напарником не возникло свободной минуты, чтобы обсудить момент отчаяния и возможной гибели, потому как внимание было сосредоточено на совершенно иных объектах, но после вчерашних галлюцинаций Грому неожиданно захотелось ощутить поддержку близкого человека, одного из очень немногих, кто по-прежнему хорошо к нему относился.       — У тебя и сейчас они есть, — твёрдым голосом заверил Дима, нервозно поправляя папку.       — В смысле?       — Послушай, я всё понимаю: ушёл из полиции, напряжённый суд, недоверие со стороны общества… — полицейский загибал пальцы, перечисляя всевозможные причины удручённого состояния друга. — Но, чёрт возьми, Игорь, жизнь на этом не заканчивается!       — Кто это сказал? — прорычал Гром, чувствуя закипающий гнев.       — Ты это показываешь без слов, — хмуро произнёс Дима и, приблизив своё лицо к чужому, громко с негодованием прошептал: — От тебя же шмон стоит за километр!       Гром рассеянно заморгал, обрабатывая информацию медленнее, чем обычно.       — Родной, то, что я делаю в свободное время, тебя не касается.       Дубин поправил очки и, поджав губы, с порицанием сказал:       — Не спорю. Но три недели на стакане — это чересчур даже для тебя. И я, честно, абсолютно не узнаю тебя. Что случилось?       Гром вдел руки в карманы джинсов и, сняв фуражку, сжал её в руках. Кажется, он представлял себе их разговор немного иначе, а получается, что сейчас его отчитывает его же напарник с небольшим опытом работы в полиции. Какая-то поистине идиотская ситуация. Что случилось? Он потерял смысл жизни, притом сделал это по своему желанию. Из-за его безответственности и чёртового комплекса спасателя возникло множество проблем, пострадали невинные люди. Как тут не уйти в другую, более светлую реальность, где существовать комфортно?       Мягкая ладонь сжала плечо майора, заставляя его угрюмо посмотреть на Дубина.       — Я не собираюсь от тебя отказываться, даже не думай. И я не держу обид из-за того, что у тебя не получилось прибыть сразу в отделение — ты разбирался с Волковым и Разумовским. Это глупо и… да просто глупо. Но, Игорь, — Дима легонько потряс товарища за плечо, направляя всё его внимание на себя, — если так и дальше пойдёт, ты свою жизнь сольёшь в… — парень сделал паузу и вздохнул. — Ну, ты понял.       Гром засопел, желая поставить лейтенанта на место, но внутреннее осознание рационального зерна в его словах всё же взяло верх. Он и сам всё это понимал, разве что отказаться от привычки начинать утро с водки пока не получалось. Бывший полицейский попал в то самое болото, куда даже не думал влезать, но кто тогда знал, как сильно на него повлияет гибель Фёдора Ивановича, непреднамеренная подстава от Юли и угасание рыжеволосого хакера у него на руках? Множество болезненных ситуаций наложились одна на другую, втягивая организм в стрессовое состояние, и если раньше работа способствовала быстрому принятию неизбежных событий и частичному прощению себя, то сейчас ключевой фактор выпал из его жизни. Вариантов на замену пока в полупьяной голове не существовало.       Игорь робко моргнул. Пелена мгновенно исчезла, оставив место для распространения по всей радужке каре-жёлтого цвета.       — Прости, Дим. Я очень виноват перед тобой, — честно признался бывший полицейский и неожиданно для себя крепко прижал Дубина к себе. Тот, опешив, несколько секунд стоял в оцепенении, не решаясь предпринять каких-либо действий. — Я заставил тебя ждать в участке, когда ты едва не погиб от пуль, я не предусмотрел, как сильно моё пьянство может тебя расстроить. И я обидел тебя словами…       Дима испуганно захлопал глазами, не веря в то, что говорит его друг. Слишком откровенно, жалостливо и эмоционально. Это не он. Чёрт, это вообще не он!       — Всё в порядке, — осторожно похлопав Грома по спине, Дима попробовал выкарабкаться из цепких объятий, но грубые пальцы сдавили лейтенанта по бокам, не давая возможности даже вдохнуть полной грудью. — Ты не…       — Виноват, виноват, виноват! — с привычной резкостью, но абсолютно новыми нотками жёсткого самобичевания, совсем не как раньше. — Если бы не я, Фёдор Иванович был бы жив, и с Юлей бы не поругался, и с тобой бы ничего не случилось, и с… Чёрт, я так себя ненавижу.       Игорь резко замолчал, уткнувшись носом в братское плечо. Майора всего трясло, словно только что достали из ледяных вод Невы, щёки горели адским пламенем, ноги его едва держали. Он едва не проговорился о Сергее… Ещё бы несколько слов, и факты о его лжесмерти стали бы правдой для всех жителей Питера, а этого допустить никак было нельзя.       — Случилось то, что должно было случиться, — твёрдым голосом, без тени колебания, произнёс Дима, проигнорировав возможную паузу в чужом коротком монологе, и сжал пальцы на кожаной куртке товарища. — А пока живы близкие тебе люди, всё можно исправить. Согласен?       Гром утвердительно шмыгнул носом, словно нашкодивший пятиклассник, и, подняв голову, собрался отстраниться от лейтенанта, как вдруг взгляд его встретился с отражением в новом стекле, которое в здание полиции несли двое рабочих. Бережно придерживая перчатками край стекла, они, смотря под ноги, направлялись к лестнице. Игоря будто ударило током, когда в отражении он увидел стоявшего за своей спиной человека худощавого телосложения с растрепавшимися рыжими волосами. Медленно подняв на Игоря свои, наполненные горькой болью жёлтые глаза, незнакомец, так похожий на Разумовского, протянул покрытую царапинами ладонь к плечу Дубина, едва шевеля губами. А глаза Грома отдавали той же желтизной, что и у…       — Не смей! — заорал, как не в себе, майор, инстинктивно доставая пистолет, оборачиваясь к дороге и закрывая своим телом Диму. Глаза его заблестели в обыденном гневе, рука в бешенстве сжимала рукоятку; в отчаянии вертя головой, Гром искал увиденного в отражении человека, целясь в него, но натыкался на отчуждённые и ужаснувшиеся лица полицейских. Несколько отдалённых голосов рявкнули, что сейчас не время для распития алкоголя. Те, кто стояли непосредственно рядом, поспешили удалиться, с жалостью в открытую рассматривая сошедшего, по их мнению, с ума Грома. Рабочие со стеклом, скептически переглянувшись, зашагали быстрее, намеренно желая убраться прочь.       — Игорь?.. — с тревогой выдохнул Дима и, резко появившись перед другом, заглянул в его потерянные глаза. — Что с тобой?       Мужчина убрал пистолет вновь за спину, чувствуя приближающуюся панику, вырвал из руки обескураженного Дубина мобильный, открыл камеру и, приблизив её к своему лицу, оттянул мизинцем нижнее веко сначала левого, затем правого глаза. Размеренная голубизна в сочетании со сталью теплилась на дне его радужки.       Сердце бешено забилось; майор, опустив подрагивающую руку, неуверенно посмотрел на застывшего и взволнованного Дубина, явно ждущего ответа на поставленный вопрос, затем нащупал ладонью спрятанное под футболкой табельное оружие, достал его и с трепетом вложил в руку Димы телефон и пистолет. Парень перехватил их, на мгновение опустив глаза, и открыл рот, чтобы выразить непонимание, но Гром в несколько размашистых шагов скрылся из его поля зрения, надеясь затеряться в толпе.       — Игорь!       На окрик никто не ответил. Дима постоял ещё несколько минут, тщетно выискивая обеспокоенным взглядом друга, но, поняв, что эта затея успехом не увенчается, повернулся и принялся подниматься по лестнице.       Дубин не вполне понял, что сейчас произошло. И пока он не знал, что смутило его сильнее: излишняя эмоциональность Грома на чужих людях или наведение дула пистолета на невидимого врага. В голове яростно забилась мысль о помощи близкому другу с учётом его алкогольной зависимости, нарастающей с каждым днём, и галлюцинаций, которые Дима и его коллеги могли наблюдать сегодня перед центральным зданием городской полиции. Но Игорь вряд ли на это согласится… Да и не признает, что у него есть проблема. Его ментальное здоровье сейчас оставляло желать лучшего. Нужно что-то решать. Может, у Юли попросить помощи и совета?       Парень, придерживая локтем пытающиеся вылететь листы бумаги из папки, с любопытством изучал пистолет, отданный ему Громом — по-видимому, его табельное оружие, странным образом не попавшее к Марии Андреевне при отставке Игоря, — как вдруг чей-то твёрдый лоб с силой, помноженной на скорость, соприкоснулся с его лбом, отдавшись болью в голове обоих людей.       — Ай! — взвизгнула девушка и усиленно начала тереть кожу. Карие глаза раздражённо заблестели сквозь стёкла очков. — Смотреть под ноги не учили?       Дима резко остановился и тихо выдохнул: суетливые движения незнакомки в полицейской форме заставили его с любопытством всмотреться в заспанное, покрытое прелестными веснушками лицо.

***

      Полтора месяца до основных событий…       Игорь промчался мимо стойки регистрации, оттолкнув шагнувшего к нему охранника больницы к стене. Ветер подхватил стопку бумаг со стола, и листы в момент разлетелись, покрыв плиточный пол; мягкий шелест заглушил выкрики девушки. Перепрыгивая сразу через несколько ступенек, мужчина буквально влетел на третий этаж.       Доктор Верняков, суетливо поглядывая на часы, с хмурым выражением лица стоял возле двери, за которой находился Сергей Разумовский. С взъерошенными волосами и безумными глазами, Гром оказался рядом с врачом в считанные секунды.       — Мне сообщили, что он очнулся, — пребывая в нервном напряжении, выдохнул бывший полицейский.       Глава хирургического отделения поднял отчего-то насмешливый взгляд на него, но промолчал.       — Откройте дверь, — жёстким тоном попросил Игорь, находясь на пике своего нестабильного эмоционального состояния.       — Вы по предварительной записи? — продолжил издеваться Матвей Ларионович с такой строгостью и сухостью в голосе, что майора неосознанно начало трясти от злости. — Нет? Тогда я не могу Вас пропустить.       — Тебя что, на пенсию не соглашаются отправить? Или ты меня не помнишь?! — сплюнув, язвительно рыкнул Игорь, приближая искажённое агрессией лицо к чужому с щетиной. — Живо. Открой. Эту. Чёртову. Дверь!       Посетители и врачи полупустого третьего этажа мгновенно обратили внимание на назревающий спор. Верняков оставался непроницаемым, смотря в упор на майора. Серо-голубые глаза Игоря недобро блеснули; прежде, чем кто-либо успел приблизиться к двоим людям, Гром схватил врача за ворот белого халата и резким движением сорвал прикреплённый к груди заламинированный бейджик. Сильный удар кулаком пришёлся по переносице Вернякова, отчего тот, схватившись за свой нос, непроизвольно отшатнулся. Мужчина, сжав ладони, кинул запальчивый взгляд на поверженного, чувствуя сметающую на своём пути ненависть. Затем Игорь прислонил украденный предмет с данными доктора к считывателю на стене и, дождавшись утвердительного пиканья, рванул дверь на себя.       В этот раз коридор показался майору гораздо короче, чем тогда — возможно, потому что сейчас он бежал, подхватываемый мыслями, словно крыльями, о выходе Сергея из комы. Архипова попыталась сообщить Грому об этом два часа назад, но невидимый в отражении, занявший его сознание, и полностью разряженный телефон не дали возможность своевременно озвучить столь замечательную новость. Катастрофически повезло, что про мобильный Игорь всё же вспомнил, а после прослушивания аудиосообщения от бывшей начальницы майор поспешил в больницу. В нём смешались все чувства — от страха и жалости до гнева и негодования.       Вдали показались прозрачные стены палаты. Гром, сильно замедлив шаг, провёл вспотевшей ладонью по лицу, снял фуражку и осторожно подошёл к стеклу, держась на таком расстоянии, чтобы видеть происходящее внутри, но оставаться в тени от чужих глаз.       Узкоплечий мужчина, вжавшись в угол кровати, испуганно, но внимательно наблюдал за Марией Андреевной, чью фигуру нельзя было спутать с кем-то другим. Рыжие волосы, небрежно собранные в хвостик, и выбившиеся из него пряди скрывали испещрённое царапинами и шрамами лицо Сергея. Белая свободная одежда, обыденная для больницы, смотрелась бедно и убого на растерянном и озадаченном, словно загнанном в угол, человеке с закреплёнными медицинскими проводами, окутывающими его тело. Голубые глаза робко сверлили Архипову, но по морщинкам над тёмными бровями можно было убедиться в выполнении им роли преданного слушателя. Теперь в этом с виду боязливом мальчишке нельзя было узнать экс-владельца известной соцсети «Вместе» и даже того злодея с репликами о бескорыстной любви к деньгам и пистолетом в руках.       Игорь поёжился, почувствовав, как табун мурашек ловко пробежал по его спине, даря странное, но приятное ощущение незабываемого. Коснувшись пальцами приоткрытого от замешательства рта, майор невольно улыбнулся, искренне и широко.       Это Сергей, настоящий Сергей Разумовский. Тот, кто несколько месяцев назад едва не погиб у него на руках. Тот, кто боролся с диссоциативным расстройством личности и, вероятно, победил его. Тот, кто сейчас лежит в палате с порезами на лице, кое-где заклеенными пластырями, и плотно перебинтованной в несколько прочных слоёв раной в центре груди.       Это был, без сомнения, его Серёжа. Живой…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.