***
На следующий день Миньярд приходит снова, и яркий именной бейдж, приколотый к униформе парка, выглядит до одури нелепым в сравнении с его кислым лицом. Парень вновь просит вишневое. Нил уточняет, не галлюцинирует ли Эндрю, просто потому что ему нравится наблюдать за раздражением, сверкающим в чужих глазах. Миньярд уходит ни с чем, и лицо Нила до сих пор цело. После двух выходных ситуация повторяется. Как и на следующий день.***
В начале новой пары рабочих дней Нил в паршивом настроении, поэтому, когда Эндрю подходит к витрине, Нил уже ждет его с готовым рожком и надеждой, что парень уйдет как можно скорее, получив желаемое. — Ненавижу персиковое. — Какое есть, — Нил лениво кивает в сторону пустого контейнера с надписью «Вишня». — Бери за счет заведения и вали. Как ни странно, но Эндрю слушается. Чуть кривит губы на бледно-оранжевое подтаявшее нечто, но забирает подношение и уходит без слов. После проверки холодильного оборудования и закрытия витрины, когда солнце лениво катится к закату, а на главные ворота парка вешают массивные замки, Нил следует через задний выход для персонала и обнаруживает там Эндрю. Что, в общем-то, не удивительно. Пять дней — большой срок. Нил бы даже похлопал ему за выдержку, если б не так сильно устал к концу этой бесконечной смены. — Странно, что сегодня. Я, вроде как, угостил тебя. Бесплатно. Как будто бы эти оправдания могли спасти его от неминуемой стычки. Эндрю не отвечает — лишь разворачивается в сторону тротуара и неспешным шагом направляется дальше по улице. По маршруту Нила. Что ж. Даже если его утащат в подворотню и зарежут подальше от чужих глаз, Нил будет не против. Он действительно слишком устал — вчерашний вечер он провел за починкой трубопровода, а ночь выдалась бессонной из-за кошмаров. Люди сегодня слишком измотаны жарой, и все свое недовольство выливали на продавца мороженого. Поэтому, за неимением иных вариантов, за ручку с безразличием о своей судьбе и целостности жизни, он молча следует за Эндрю по единственному пути домой. Сентябрь, 7 До асфиксии: 56 дней — И все-таки я думаю, что тебе бы не помешало стать частью… Кевин — предсказуемый до невозможного. И невозможно раздражал этим фактом. В течение краткой дороги до кабинета, после встречи у ворот школы, Дэй успел завести свою ирландскую волынку о присоединении к команде дважды. И столько же раз проигнорировать угрозы на случай, если он не заткнется. Поэтому тот факт, что волынка вновь заиграла свою траурную мелодию о несбыточных надеждах Дэя на ланче, являлся закономерностью. Просто Нил и без того уже был слишком раздражен этим днем. Слишком громкий скрип мела о доску. Слишком монотонный бубнеж учителей. Слишком шумные и радостные студенты для первого учебного дня. Слишком надоедливая нитка, болтающаяся на рукаве толстовки. Всего было слишком. И недостаточно молчания от Эндрю. Нил лениво ковырял йогурт ложкой, пока Элисон тактично просила Кевина отъебаться со своей идеей-фикс. Друг не смог промолчать, начал закидывать аргументами об открывающихся перспективах для будущего, о статистике и возможностях, о… Нил слышал лишь «бла-бла-бла». Возможно, даже йогурт сегодня был хуже обычного. — Я просто думаю, что выпускной класс это самое важное время для… — Кевин. — Мм? — Затк-нись, — отчеканила Элисон, и ее локоны практически трепещали от нетерпения. Эти двое — извечная битва под боком Нила. Разлученные в детстве брат с сестрой, порожденные самим воплощением стервозности, направленной друг на друга. Вообще, их компания выглядела странной. Слишком интровертная звезда спорта Кевин, слишком красивая и богатая Элисон, и просто Нил — социальный отщепенец с уродливыми шрамами на лице и теле. Если присутствие Кевина было обосновано, то появление за их столом Элисон чуть больше полугода назад — нет. Но так это и произошло: Рейнольдс просто стащила стул с соседнего столика и присоединилась к ним за ланчем прошлой весной с таким видом, будто была создана для их задротского уголка изгоев. — Вы в курсе, что знание принципиально не может соответствовать объективной реальности, потому что единственный доступный индивиду настоящий мир представляет собой конструкцию, рожденную самим индивидом в процессе познания на основе своего сенсорного опыта? — спросила она вместо приветствия и разделила очищенный апельсин на три части. — Радикальный конструктивизм, — со знанием дела подтвердил Кевин, принимая свои дольки. — Именно. Мистер Моралес поставил мне неуд за сочинение, потому что старый мудак не поддерживает труды Вацлавика относительно множественной реальности. И вот так это произошло. Они обсуждали восприятие реальности, пока апельсиновый сок стекал по пальцам, окрашивая ногти в желтый. Через десять минут Элисон упрекнула Нила за выбор его футболки, а Кевина за отросшие волосы. Через пятнадцать разразился первый спор, из которого Элисон вышла победительницей, а Кевин с обещанием сходить в салон в сопровождении девушки. Это было странно, но с каждым последующим совместным обедом становилось все более… комфортным. Дело в том, что Элисон была одной из Лисичек и завсегдатаем в компании команды по лякроссу. Ни в каких реальностях, если судить по сенсорному опыту познания Нила, они не могли даже познакомиться, не то что стать друзьями. Элисон была подружкой Сета Гордона — одного из придурков, которые считали, будто членство в спортивной команде давало им определенные привилегии для издевок над менее популярными ребятами. Он, Рико, Роланд и Миньярды никогда не упускали возможность потешить свое уязвленное самолюбие, почесав языки и кулаки об Нила. Дело в том, что Нил Джостен — тихий парень. Никаких экстраординарных талантов, никаких заоблачных успехов в академическом образовании, ничего особенного, не считая внешности. Когда имеешь такое лицо, как у него, когда имеешь такое прошлое, как у него, единственное, чего хочется, — быть невидимкой. Сливаться с толпой. Сидеть за задней партой на уроках, выбирать столик в самом углу в кафетерии на ланче. Привлекать как можно меньше внимания к своей персоне. Но именно у таких ребят и были надеты невидимые транспаранты на спине с надписью: «Унизь меня, если тебе скучно!». Конечно, Нил привык давать отпор. Гордость — не чуждое ему понятие, а время, проведенное в бегах с матерью, научило защищаться кулаками. Да, парни из команды были больше его и сильнее, но чем мог похвастаться Нил? Упрямством, подвешенным языком и отсутствием страха перед болью. В первый год Эбби приглашали к директору чаще, чем проводились общие школьные собрания. Драки с Сетом, оскорбления Рико, потасовки с Аароном и Эндрю — десятки моментов уязвленного самолюбия Нила в купе с кровоточащим лицом. Нередкими зрителями таких «встреч» становились как раз-таки чирлидерши, поскольку куда спортсмены, туда и группа поддержки. И стоило отдать Элисон должное, что нередко именно она выступала в роли рефери, когда дело набирало скверные обороты. Конечно, она заботилась исключительно о своем парне и о том, чтоб у него было меньше проблем из-за дисциплины и все такое, но порой Нил был благодарен ей за вмешательство. А затем что-то произошло в популярной компании, и Элисон стала частью их столика за обедом, стремительно прокрадываясь в список друзей. Школа была переполнена слухами. Еще бы. Такая яркая пара — спортсмен и чирлидерша — и канула в прошлое. Такая яркая девушка — дочь богатых родителей, первая красавица школы — и в компании аутсайдеров. Нил не вдавался в сплетни — он знал, настолько люди бывают жестоки и любопытны, когда дело касается других. Лишь однажды он просто спросил, как долго Элисон будет играть в их друга, на что девушка ответила: — Так долго, пока и вы меня не выкинете. Неплохо для бывшей звезды школы, имя которой знал каждый? Но с каждый днем она доказывала свою искреннюю заинтересованность в их компании. Какой бы хорошей актрисой она ни была, но звонкий смех и широкие улыбки невозможно было подделать — не с тем детектором лжи, который был встроен в Нила. Не сразу, но он поверил ей. В отличие от Кевина, Элисон обладала поразительной проницательностью, и ее умению считывать людей мог позавидовать каждый. От нее не скрывались малейшие признаки дискомфорта Нила в разговорах; она следила за оттенками его тона и настроения с пристальным вниманием и странным образом умела вернуть спокойствие даже в самый напряженный день. Только сейчас не помогали даже ее старания. Нил чувствовал взгляд подруги на себе, пока боролся с желанием выкинуть йогурт в ближайшее мусорное ведро. Пару раз их взгляды пересекались в немом диалоге: «Я знаю, что с тобой что-то не так», — говорил ее прищур. «Я продолжаю строить из себя тупицу», — отвечал Нил широко распахнутыми и непонимающе моргал. На самом деле, он просто знал, что ничего не мог им рассказать. Поверили бы они ему или нет, было даже не самым важным, — Нил понимал, что они ничем не смогут ему помочь. Потому что единственный, кто мог, игнорировал существование Нила последнюю неделю. Нил старался — действительно старался! — не думать об этом. Три дня назад. Вчера. Сегодня. Старался сосредоточиться на занятиях, на голосе Элисон, на резком одеколоне Кевина, на всем остальном долбаном мире. Просто не получалось. Единственный вопрос, самый главный и решающий, все крутился и крутился в его голове. Он рассматривал его под разными углами, переворачивал и так и эдак, словно это помогло бы найти ответ, а не запутаться еще больше. «Что я, блядь, сделал не так?» Он не замечал студентов вокруг, слепо следовал после обеда на очередной урок за Кевином, чей стойкий парфюм щекотал в носу, и это был единственный фактор, связывающий его с реальностью. — Нил, береги… Но окончание фразы потонуло на фоне другого голоса — похожего, но все же не того, — когда Нил получил удар в плечо и чуть оступился от силы выпада. — Смотри, куда прешь, урод! Конечно же. Пока один Миньярд избегал Нила всевозможными способами, другой только и пытался найти повод доебаться. Нет сомнений, что тычок плечом был умышленным — у Нила все еще потягивало сустав, когда он поднял взгляд на парня напротив, и дыхание чуть перехватило, насколько это было близко к его желанию, но все равно оставалось не тем. Низкий рост, слишком яркие, зеленоватые вены, проступающие сквозь мертвенно-бледную кожу; маленькие, окаймленные темными кругами глаза, кишащие злорадством. Ходячий труп, нежели жалкое подобие человека. Аарон Миньярд был одной из противнейших заноз в заднице Нила, и главная радость в жизни худшего из близнецов заключалась в… — Так и не нашел денег на операцию? Жаль. Как ты вообще… — Аарон, не нужно… — Завались, Дэй. Тебя не спрашивали, вот и продолжай молчать, как умеешь, — выплюнул Миньярд, и яд в его словах был безжалостным. Так было заведено — у этих двоих была особая степень неприятия друг друга. Казалось, стоило Дэю только войти в комнату, как Аарон сразу же начинал источать лютую ненависть. Кевин же всегда смиренно выдерживал его нападки, и только суровое напряжение в плечах подсказывало, каких титанических трудов это ему стоило. По натуре своей Кевин был пацифистом, что удивительно, если учесть, какой вид спорта он выбрал. Но может, он «мстил» после, когда они выходили на поле для лякросса, становясь в противоборствующие позиции? Нил бы очень хотел на это надеяться, но факт оставался фактом — Кевин редко когда отвечал на словесные выпады в свою сторону и никогда не участвовал в драках. В отличие от того же Нила. — Аарон, я готов потратиться на годовой запас мыла и зубной пасты, лишь бы ты обработал свой грязный рот, из которого воняет сраной помойкой. Избавь нас от себя, и всем сразу станет легче дышать, — это был не лучший выпад Нила, но он шлифанул самодовольным подмигиванием и дерзкой улыбкой. Кажется, где-то застонал один Кевин, но поделом. Нил получил желаемое — крылья носа Миньярда раздувались все быстрее, линия челюсти приобрела жесткую остроту, и мелкие пальцы сжимались в устрашающие кулачки. А жаль. Нилу нравилась эта футболка. И хотя он знал уже три способа, как отчистить ткань от пятен крови в зависимости от того, сколько времени прошло с момента их появления, он все равно не любил заниматься чисткой. — Да ты… — Ну, или мы можем попросить об этом твоего брата, раз мертвая мамаша явно не успела научить тебя азам гигиены и социального взаимодействия, — как ни в чем ни бывало добавил Нил, поскольку с футболкой уже все равно успел мысленно попрощаться. Где-то вновь простонал один Кевин, а в следующее мгновение Миньярд решил не тратить запас своей энергии на слова. Нил приготовился к удару: он знал — давно выучил, — что придурок бил неправильно и всегда целился сначала в щеку, словно келоидный шрам служил ему личной мишенью. Нил успел поднять руку и отступить в сторону, но удара не последовало. Вместо этого на периферии мелькнула темная тень, прошмыгнувшая под боком Дэя. Вместо этого Аарона резко отбросило назад, и только чудом придурок остался на ногах. Вместо того, чтобы присоединиться к близнецу, Эндрю схватил его за капюшон кофты, как нашкодившего котенка за шкирку, и оттащил назад. — Драка в первый учебный день не поможет тебе получить стипендию в колледже, — меланхолично проинформировал Эндрю, словно говорил с братом о погоде, все еще сдерживая его порывы крепкой хваткой на ткани. Нил на мгновение задержал дыхание из-за неожиданного появления Эндрю, предотвратившего драку. Из всей их компании Эндрю являлся наименьшим зачинщиком. Скорее, он был опорной силой, прикрывающей тылы, и то в основном, когда дело касалось Аарона. Сейчас уже Нил знал больше, чем раньше, — он знал об их сделке, о безграничном стремлении Эндрю защитить брата, чего бы ему это ни стоило. Нил знал, как Эндрю избавил близнеца от матери, а после — от зависимости; знал, что Эндрю играет в лякросс только из-за Аарона, чтоб у ошалелого идиота было какое-то отвлечение и мотивация на успешное будущее. Нил знал все это, и тем не менее, странным оставался тот факт, что сегодня Эндрю решил помочь брату, остановив драку в зачатке, а не ударом в печень обидчику Аарона. — Ты слышал, что он сказал?! — Аарон все еще пытался вырваться из хватки, кипя праведным гневом. — Это чмо… — Кейтлин будет разочарована, если ее маленький Ари опоздает на урок про пестики и тычинки, — нараспев осадил Эндрю с таким видом, будто у него болела голова от сказанного. Кевин чертыхнулся себе под нос — Нил уже практически забыл о присутствии друга за спиной. В глаза словно налили гребаный расплавленный металл, из-за чего взгляд не мог оторваться от Эндрю, будто он был единственным магнитом на многие километры вокруг. Он изменился за эту неделю, что они не виделись. Скованные напряжением плечи, резкие движения; суровый холодок в глазах, острый угол стиснутой челюсти, прямая спина. За последний месяц Нил привык видеть его иным — с теплыми отблесками во взгляде, с плавными линиями в мягких, нерасторопных движениях. Легкие доверительные улыбки и гортанный, немного трескучий смех сопровождали Нила все чаще в течение последних дней лета. Только прошла неделя тишины и одиночества, и осенью Миньярд вновь предстал в своем привычном образе «крутого парня». — Нил, нам пора, — тихий голос Кевина вывел Нила из оцепенения, пока он смотрел, как Миньярды удаляются по коридору — Аарон с яркой жестикуляцией и громкими ругательствами, а Эндрю с невозмутимой отстраненностью, будто слова брата его совершенно не интересовали. Кевин потянул за рукав в сторону кабинета, и Нил уже начал пятиться в сторону, когда заметил, как Эндрю обернулся в его сторону через плечо и отсалютовал двумя пальцами от виска так быстро, что вряд ли это кто-то мог заметить, кроме самого Нила. И Нил… Нил слабо улыбнулся впервые за весь этот долбаный день, пока осознание и предвкушение растапливало его внутренности.***
Заслышав шум автомобильного двигателя на подъездной дорожке, Нил просчитал в уме смены Ники в баре, хотя звук и не был похож на гудение старенького Фита Хэммика. Эбби была в больнице уже как два часа, да и ее машина лишь поскрипывала при торможении, но никак не издавала такие жалобы помирающего двигателя. Он отбросил домашнее задание по математике в сторону и подошел к открытому окну. Черное нечто, которое Нил определил бы лишь как машину из прошлого столетия, стояло на парковочном месте перед гаражом. Только единственному человеку в его окружении мог бы принадлежать такой автомобиль, и эта догадка подтвердилась, как только тяжелые шаги Эндрю послышались на лестнице. — Все-таки Ники выполнил свою часть сделки? — Нил кивнул в сторону машины, все еще наблюдая, как по наполированному капоту танцевали последние лучи заката. — Он умеет держать слово, — крепкие руки приземлились на поясницу Нила, пока знакомый, хрипловатый голос шелестел возле уха. — Ты поэтому пропал? — Нил постарался вложить в слова все свое безразличие, но это было трудно, пока запах сигаретного дыма окутывал его наравне с теплом рядом стоящего тела. — Что это? — Я не знал, что с тобой и где ты. Пальцы неспешно прогуливались по его позвонкам, и расслабление украдкой просачивалось во все вопросы и мысли Нила. — Я знаю, где живешь ты. Ты знаешь, где живу я… — Ага, так и вижу, как прихожу к тебе, и нарочно путаю с Аароном, — Нил резко развернулся к Эндрю всем телом, встречаясь с темными глазами взглядом. — Мне же так нравится засовывать свою голову в пасть льва. — Львенка. — Ты понял, о чем я. — Кстати, да. Твоя выходка сегодня подарила малышу истерику, — упоминание брата всегда добавляло в тон Эндрю усталость и злость. Он оперся задницей на подоконник и притянул Нила спиной к себе, запуская руки под ткань футболки. Грубые мозоли начали очерчивать старые шрамы на животе — хрупкое новое знакомство после расставания. — Мне должно быть стыдно? Жаль? В любом случае, не понимаю, как это испытывать к этому придурку. — Пятерка за старание, Джостен, но я больше не буду спасать твою задницу, — Эндрю чуть прикусил мочку его уха, словно в назидание. — Я этого, кажется, и не просил. — И хорошо. Потому что если ты попросишь, я не смогу тебе помочь. — Первый поцелуй пришелся на маленький шрам на шее Нила, прямо под линией роста волос — целенаправленный, но едва ощутимый. — Зачем ты мне это говоришь? — Чтобы ты фильтровал свою речь в будущем. — Еще один мазок губами по седьмому позвонку, с тупым очерком зубов и кончиком языка. — Ммм, а Аарона ты об этом попросил? — Нил. — Что? — Ты знаешь, что я обещал ему. — Ты же, блядь, не можешь быть серьезным. Ты же в курсе, что он сам, блядь, до меня доебывается? Он и эти твои дружки, — Нил почувствовал, как мышцы груди, служащие опорой, напряглись, а пальцы под футболкой остановились в своих хаотичных танцах. — Боже, да ты сам мне в прошлом году буквально чуть нос не сломал из-за него. — Я защищаю Аарона, когда ему грозит опасность. — А я же действительно само олицетворение этого слова, ага. Все мои шестьдесят килограммов. — Нил. — Эндрю. — Ты закончил жаловаться? — Я не жалуюсь, — ощетинился Нил. — В отличие от твоего близнеца, я не размазня, которая нуждается в защите. — Я и не говорил, что ты такой, — Эндрю мягко прошелся пальцем вдоль самого большого и ужасного шрама Нила на груди в доказательство своих слов. — Но ты подразумевал, что не хочешь вставать в выборе, кого защитить, когда появится такая ситуация. — Я ничего не хочу. — Ага. Именно поэтому ты здесь, — сухо отозвался Нил с придыханием, чуть выгнувшись в спине, когда его сосок сжали в уверенном захвате. — Вечером. Когда прекрасно знаешь, что сегодня у Эбби ночная. И когда знаешь, где на веранде спрятан запасной ключ. — Если ты закончил перечислять факты, я бы предпочел сделать тебе минет. — Мой член полностью в твоем распоряжении, как всегда. Но что дальше? — Ты снимешь шорты, — Эндрю оттянул резинку домашних шорт с громким хлопком, — я встану на колени, открою рот и… — Эндрю. Я серьезно. — Я тоже. — Ничего не изменилось? У нас? — О чем ты, Джостен? — Мы продолжаем? Это? — Это? — Секс без обязательств или как ты там это назвал? — Это то, что ты хочешь? Нил сглотнул и опустил глаза в пол. На мгновение он вспомнил, как аромат свежих простыней в комнате Эндрю той ночью смешивался с мускусным запахом тел. Перед глазами появился образ спящего парня, когда солнце запутывалось лучами в его светлых волосах. На языке растаяли фантомные шоколадные гранулы в блинчиках на завтрак. И смех проснувшегося Ники, который советовал ему специальную мазь от боли, звенел в ушах. Нет, это совершено не то, чего он хотел. Но это то, что ему было предложено, и что он однозначно мог получить. И упирающийся в его спину член Эндрю был тому подтверждением. — Как долго мне ждать минет? — вместо ответа спросил Нил. И только когда горячее дыхание запуталось в мелких волосках на паху, когда зубы скользили по внутренней стороне его бедер, вызывая мелкую дрожь предвкушения, Нил смог оставить гнетущее раздражение вне своего тела. Только когда знакомая шероховатость языка прошлась по всей длине его члена, а после губы сомкнулись вокруг головки в знакомом жаре, Нил смог забыться. Неделя молчания смазалась неясным пятном в воспоминаниях, пока кожа горела под мозолистыми пальцами, а с губ срывалось столь долго желанное «еще, больше, больше, да, Эндрю». Нетерпение обращалось в чистое желание, пока Эндрю был вновь здесь, в постели Нила, очищая его разум до звенящей тишины. И пока Нил мог его целовать, сплетая языки, пока мог зарываться пальцами в выгоревшие на солнце белесые волосы, остальное казалось неважным. Пока оргазм топил его ударной волной, Нил и не представлял, как он ошибался.