Глава 2. Взмах крыльев бабочки
С рассветом Цукаса, не чувствуя своего тела, сидел на кухне и нервно поджигал сигарету. Он обещал себе не курить — сестра не должна получать ущерб здоровью из-за его глупой привычки. Но в тот момент нервно вдыхать отравляющий дым оказалось единственным, на что Цукаса был способен. Ему пришлось пропустить работу из-за страха оставить Саки одну. Мало ли, что ей взбредёт в голову? Парень и сам чувствовал себя странно: словно всё это страшный сон. Он пытался собраться с силами — Саки очень плохо, и она не должна видеть растерянного испуганного брата. Она должна видеть опору. Саки не двинулась за всю ночь, ничего не произнесла. Только тихо заплакала утром — и вновь замолчала. Ополоснув лицо холодной водой, парень посмотрел в зеркало, в попытках отдышаться. Вошёл в спальню и, стараясь звучать увереннее, сказал негромко: — Саки, поговори со мной, — накрытая одеялом по самый подбородок, сестра молчала, и только золотые волосы блестели, раскинутые на подушке. — Саки. Нам нужно пойти в полицию. Тот, кто сделал это с тобой… — голос неожиданно начал дрожать. Цукаса сглотнул. — Назови мне его имя. Девушка не отвечала, и Цукаса легонько прикоснулся к её макушке, бережно погладил рукой по голове. —…Не знаю, — жалобно произнесла девочка сорванным голосом. Цукаса даже задержал дыхание, чтобы услышать еле произносимые слова. — Они не… Не должны были быть там… «Они»? Их было несколько? Цукаса сжал зубы. — Это случилось на вечеринке? —…Да Голос Саки хрипел и казался совсем чужим. — Саки, — продолжал успокаивающе гладить сестру. Её плечи стали дрожать. — П-прости… — Саки… — Платье, — всхлипнула девочка. — Ты так старался купить… Они порвали его… — Саки, забудь про платье. Это ничего не значит, — убеждал Цукаса. — Ничего страшного, п-правда. Какая вообще разница? Главное — ты. — Не нужно было туда идти… Я виновата, — Цукасе показалось, что он больше не может дышать. Обойдя расстеленный диван, мальчик встал на колени перед Саки, чтобы видеть её лицо. Оно было опухшим от слёз и хранило следы синяков. — Ты ни в чём не виновата, — сосредоточенно говорил, глядя глаза-в-глаза. — Они ответят за то, что сделали. Это не твоя вина, а их. Расскажи мне, что произошло. Не бойся, — просил брат, очень бережно вытирая с лица напротив бегущие на подушку слёзы. Саки сидела к нему спиной, демонстрирующей следы побоев, и низко опустив голову. Свет пробивался сквозь плотные завешенные шторы тонкой полоской внизу. В этой мрачной атмосфере чувствовался ещё больший ужас происходящего. Проглотив ком в горле, Цукаса сел на кровать позади сестры, и стал вглядываться в синяки. Фиолетово-бордовые пятна ярко выделялись на бледной коже. Совершенно бесполезно, парень наносил дешёвую мазь, что должна была охладить и сделать боль меньше. — Саки… — Это мерзко… — шептала сестра. — Так мерзко, что они со мной сделали… — девушка чуть приподняла голову, но не обернулась к Цукасе. — Тебе противно от меня? — Что? — опешил Тенма. — О чём ты говоришь?! Саки, ты что?! — Они сказали мне… — не продолжив эту мысль, спустя минуту девушка произнесла: — Накамура. Цукаса внимательно слушал. Сорванный уставший голос раздавался медленным шёпотом в ободранных стенах. Прикасаться к синей от побоев коже было жутко: рука дрожала. Он не мог поверить, что это его младшая сестра сидит в таком виде. В то, что он ничем не способен помочь. — Это его фамилия… Он самый главный из них… Кто с ним пришёл, обращались к нему на «Господин Накамура». Они били меня все вместе, а потом… Он заставил других смотреть, как… — Цукаса застыл и почувствовал себя так, словно умирает. — Мне кажется, они снимали всё на видео. Я не уверена… Они просто вдруг пришли в дом. Может, знали того, кто устраивает вечеринку. Решили заглянуть… Они затащили меня в комнату. Хотели накачать чем-то. Разбавили таблетку в алкоголе, но я не стала пить. Это их разозлило… Я пыталась отбиться, но… И я кричала. Только никто не помог. Цукаса, — сестра неспеша обернулась, посмотрела на Цукасу так, что весь его мир трескался и грозился вот-вот рассыпаться на осколки. В розовых, всегда ярких блестящих глазах, не было ничего, кроме боли и разочарования, — мне кажется, он преступник. Его все, кто были на вечеринке, боялись. Поэтому мне не помогли. Они же слышали, как я кричала, они же могли вызвать полицию, но… — Саки сглотнула ком в горле. — У него татуировки… Какие-то иероглифы выше колен… — — Саки… — Брат… — Саки вновь опустила голову, длинные волосы заслонили лицо. — Пообещай мне, что не будешь связываться с ними… — Ты хочешь, чтобы я закрыл на случившееся глаза? — неверяще, шёпотом спрашивал парень. — Он точно бандит… — Перестань. Не бандит. Придурок, считающий, что может безнаказанно творить всё, что захочет. Он сядет, Саки. Надолго. Я сделаю всё, чтобы он был наказан. Глаза девочки намокли, слёзы стали падать на одеяло. Цукаса пододвинулся ближе, но не стал обнимать — любое прикосновение могло причинить боль. Саки легла на кровать, несильно потянула брата за рукав футболки, и тот лёг рядом. — Не уходи… Никуда не уходи. Прости меня за всё это. Мне так стыдно… — Хватит… — Цукаса накрыл её одеялом. Аккуратно поцеловал в макушку. — Скажи, тебе надо в больницу? Думаешь, есть переломы? Не бойся, скажи. Я вызову скорую, всё будет хорошо, — у Цукасы не было денег на оплату лечения. На процедуры, на простое пребывание в палате. А Саки знала, что брат будет готов даже пойти себя продавать, если она сейчас скажет «да, мне нужно в больницу». Поэтому она молчала. И в этом молчании было больше любви, чем кто-либо когда-либо мог дать этим детям. В отделении полиции уныло глядела со стен потресканная зеленая краска, и дежурный полицейский безучастно слушал радио. Он явно не был доволен тем, что любимую передачу прерывают крики подростка, агрессивно стучащего по стойке. — Я не понимаю, что мешает принять моё заявление?! — Молодой человек, — отвечал полицейский, — успокойтесь, для начала. — Я спокоен! — нервы Цукасы были натянуты, как струны. Слишком много случилось в последние сутки, а предшествующая тяжелая рабочая неделя добавляла раздраженности. — Повторяю ещё раз: заявление должен подавать потерпевший. — Она не может! Она даже ходить не может! — рыкнул Цукаса. Но ничего не могло пробить толщу безразличия в глазах мужчины. — Тогда подождём, пока сможет. — Вы издеваетесь? — И, вообще. Подростки напились на вечеринке, переспали. На утро девушка устраивает скандал… Обычная ситуация. Кто ж её просил туда идти? Тем более, она наверняка была в откровенном наряде. — Не была она! — Просто оставьте это, — отмахнулся полицейский. — Её изнасиловали, — сквозь зубы сказал Цукаса, сверкая разъярёнными глазами. — Избили. А вы даже не можете встать на её сторону. Вы же полиция! — Какие ты можешь предоставить доказательства? — Ч-что? Да вы мою сестру увидите и всё сами поймёте! Нужно снять следы побоев. Это самые лучшие доказательства, вы… Я знаю фамилию человека, который так с ней поступил. Его фамилия — Накамура, и… У него татуировки есть, — Цукаса похлопал себя по бедру, выше колена. В его янтарных глазах плескались злость и раздражение, не уступая места друг другу. Руки сжимались в кулаки от осознания безразличия человека напротив к его проблемам, — иероглифы, вот здесь. Ещё внешность… — Парень, — перебил полицейский. Тенма удивился тому, как переменился этот голос. Мужчина привстал, нависая над стойкой, и посмотрел тяжким взглядом на блондина, — лучше иди от сюда, пока тебя никто не услышал. — Что? Почему? Цукасе протянули заявление, написанное его же рукой пол часа назад. Он непонимающе смотрел то на бумажку, то на полицейского. — А это выброси. — Нет уж, — огрызнулся Цукаса. — Вы примите моё заявление. — Не порти себе жизнь. — Моей сестре уже испортили! — Пока что не испортили. Не нарывайся на проблемы. Ты понятия не имеешь, с кем хочешь судиться. Даже если я приму твои показания и составлю протокол — никто не сядет. В лучшем случае — ты умрёшь. В худшем… — он многозначительно промолчал. Ему сейчас угрожают? В полиции? В месте, куда он пришёл за защитой? Или просто предостерегают? Неважно, долг полиции — регулировать порядок в обществе. Они просто обязаны… Обязаны исправить то, что произошло с Саки. —… Вы… Вы… — Цукаса неверяще глядел на полицейского во все глаза. Тот увеличил громкость на радио, садясь на место. Заторможено делая шаг назад, блондин вглядывался в противное лицо полицейского, которое чётко запечатывалось в памяти. Таким же чётко, как вид Саки, стоящей в прихожей в крови, как её плач и жестокие следы ударов на теле. С каждым новым шагом по оживлённой улице, Цукаса всё больше тонул в собственных мыслях. Он не мог улыбаться, и не понимал, почему улыбаются другие, когда с Саки случилось такое горе. Он видел смеющихся девушек в милых сарафанах и думал о том, что Саки ещё долго не будет носить подобную одежду. Не будет выходить на улицу. Думал о полиции. Как бы они вели себя, будь Цукаса ребёнком богатой семьи. Таким же, как тот подонок Накамура. Кто он вообще? Что из себя возомнил? Сердце заходилось быстрее. Неужели человек сам по себе не достоин уважения и справедливости? Неужели для этого обязательно нужно платить? Сострадание других нужно покупать? С его сестрой так жестоко поступили, а никто даже не хочет замечать. В тишине квартиры собственное дыхание стало для Цукасы самым громким звуком. Он не мог пойти к Саки — что ей рассказать? Что полиция так же бесполезна, как он сам? Что всем на неё всё равно? Что никто не поможет? Что нужно просто… Забыть о случившемся? Она никогда не забудет. И Цукаса тоже. Вернувшись домой он ощутил резкую головную боль, накатившую от переработок и недосыпа. Частое явление, но каждый раз такое же неприятное, как первый. Абсолютно не в духе, Цукаса, быстро оказавшись на кухне, принялся выдвигать ящики один за другим. Он точно знал, что где-то есть обезбаливающие — сам покупал, когда терпеть стало невыносимым. Судорожно роясь в заполненных хламом полках, он не находил ничего, кроме уже опустевших пластинок и ненужных инструкций к лекарствам. Неужели не осталось даже одной единственной таблетки? Рассерженно потянув очередную полку на себя, он, взяв в охабку всё содержимое, выкинул на пол рядом с собой. Глухой стук о покрытие пола завладел вниманием подростка. Цукаса отвлёкся от несчастных кухонных ящиков, и увидел среди брошенного им вниз хлама незнакомый предмет. Протянул руку и поднял — странная рукоять из тёмного дерева. А. Цукаса легонько взмахнул кистью. Рукоять разделилась на две части, между которыми мелькнуло острое лезвие. Нож-бабочка. Наверное, оставлен прошлыми жильцами квартиры. Парень подушечками пальцев ощутил рельеф чьих-то выграированных внизу рукояти инициалов. Словил в отражении лезвия свой взгляд — золотые глаза смотрели с несвойственным отчаянием. Со злостью. Он засунул пустые упаковки лекарств в мусорку и сильно зажмурил глаза — боль никак не хотела ослабевать. Почти шатаясь, Цукаса дошел до спальни, но задержался на пороге. Что он сейчас скажет Саки? Что полиции плевать на неё? Что сама виновата? Что он, старший брат, не способен её защитить? Сжав руки в кулаки, Цукаса глубоко выдохнул. Эмоции внутри бушевали ураганом, пелена злости затмевала глаза. Цукаса и сам себя не узнавал, но мог думать только о том, что сейчас чувствует сестра. — Саки, — произнёс тихо, приоткрыв дверь, — мне нужно на работу. Извини. Я… — он хотел было как-то объяснить, почему должен уйти. Но не мог даже себе. Саки не двинулась. Будто не слушала. Ей было все равно. И Цукаса не смог подобрать нужных слов, только сказал. — Скоро вернусь… — и закрыл дверь. Это был один из тех выходных, когда люди собираются вместе и заказывают много вкусной еды на компанию. Это был один из тех выходных, когда Цукаса мог заработать больше, чем обычно. Заказы приходили безостановочно. Парень только успевал забирать готовую еду в ресторане и уже спешил на адрес. Но в голове было всё, что угодно, кроме работы. Саки, закончившиеся обезбаливающие, кровь, музыка из радио, стоявшего в отделении полиции, убогий вид квартиры, порванное платье сестры. Он на ходу подсчитывал сколько понадобится Саки на обследование в больнице, но сумма выходила раз за разом слишком большой, и Цукаса стал зачеркивать в воображаемом календаре дни, когда не будет есть и будет больше работать — тогда оплата больницы станет по карману, верно? — Эй, ты чё? — выбил из раздумий мужской голос. — Я с кем говорю, ублюдок? Цукаса встрепенулся, вернулся в реальный мир. Он на пороге частного дома. Держит в руках пиццу. Кто-то стоит напротив. Медленно подняв золотые глаза, парень зацепился взглядом за дорогие кроссовки, загорелую кожу, татуировки над коленями, шорты, футболку и хмурое лицо молодого мужчины, но, не зацикливаясь, лишь слегка поклонился и передал заказ. — Наконец-то, блять. Какого хуя ты такой тупой, а? — тот забрал коробку из рук. В глазах Тенмы всё плыло от жары и головной боли. Сущность происходящего доносилась смутно, мысли крутились вокруг совсем других вещей. — На, — презрительно, мужчина кинул деньги Цукасе под ноги. Блодин безучастным взглядом провожал летящие на землю купюры. На ходу пересчитал. — Уважаемый господин, тут не хватает… — Заткнись, — перебил клиент. — Добавишь из своей зарплаты. На большее ты не наработал, выродок. За секунду до того, как перед Цукасой хлопнули дверью, он услышал, доносяшееся из глубины квартиры: — Господин Накамура, тот ублюдок вообще не достоин платы… И застыл, вперевшись взглядом в разбросанные под ногами деньги. Все звуки шумного города отошли на второй план. Только собственное дыхание и быстро бьющееся сердце напоминали Цукасе, что это не сон.***
Саки проснулась от поворота ключа в замочной скважине входной двери. Брат уже дома? Она хотела позвать его, чтобы попросить воды, но не нашла сил и просто закрыла глаза. Проваливаясь в сон, она слышала тихие шаги и, вновь, знакомый скрежет ключа. Странно. Цукаса куда-то опять ушёл? По ночной улице, освещаемой редкими фонарями, двигался силуэт, скрытый под безразмерными одеждами. Быстрые шаги привели его к адресу, куда он сегодня доставлял заказ. — Да кто там, блять, припёрся? — кричал хозяин дома, после звука трелли дверного звонка. Через несколько минут он всё же открыл. Полупьяный, с сигаретой во рту, мужчина стоял перед Цукасой в шортах и бейсболке, щурясь. — Ты ещё кто такой? Медовые глаза взглянули из-под капюшона, наполненные ненавистью. — Здравствуйте, господин, — Цукаса низко поклонился. — Я сегодня доставлял вам заказ. Наша компания очень извиняется за предоставленные неудобства и, чтобы показать своё раскаяние, отправила меня передать вам подарок, — звучало всё с напускным спокойствием, но нервные нотки всё же пробивались в голосе. — Чё? А. Так ты доставщик что-ли? Похуй мне на твою компанию и твои подарки, про- Мужчина не успел договорить. Быстро сделав шаг вперёд, Цукаса одной рукой схватил его за затылок, а второй со всей силой, решительно засадил лезвие ножа-бабочки в живот. Игнорируя чужой короткий хрип и распахнутые глаза, он почувствовал, как острый металл податливо режет тело, оказываясь глубже, и от этого Цукасу начало мутить. Кровь хлынула из раны. — Уб…людок… — ноги Господина Накамуры подкосились, пока Тенма прокручивал нож, засаженный по основание. — Я т-тебя… Я убью тебя… Блондин, наблюдая, как изо рта мужчины начала идти кровь, вытащил нож. Адреналин бил по каждой клетке тела. Окрававленное холодное оружие в руке пугало Цукасу не меньше, чем грохот, с которым упало тело мужчины. — Господин Накамура? — позвал мужской голос из глубины квартиры. Цукаса чувствовал себя параллизованным, но в конце концов сбежал в первый же переулок, растворяясь в темноте. Забежав в квартиру, парень опёрся спиной на дверь и судорожно дышал, сдерживая пелену слёз на глазах. Страх душил. Сначала он вымыл нож и положил на край раковины. Затем принялся отмывать дрожащие руки — пять минут, десять, а ощущение грязи на ладонях не сходило. На кухне Цукаса быстро сварил кашу и, наложив в тарелку, отнёс сестре. — Я не хочу… — Саки, — Цукаса сидел рядом с ней, держа на коленях тарелку и ложку каши в руке. — Ты уже сутки ничего не ела. Девочка упрямо молчала и не открывала глаза. — Саки, — заботливо обратился брат. — Поешь, пожалуйста. Хотя бы пять ложек и всё. Честно. Саки привстала, оперевшись спиной на подушки позади, и послушно открыла рот, чтобы съесть свои пять ложек. Если она и заметила пятна крови на кофте брата, то ничего не сказала.