Les moments de la vie

– Тебе там что, мёдом намазано? – уже повышая голос, говорит Разумовский, вскидывая руки вверх, – Я не понимаю, почему нельзя остаться со мной? Олег тяжело вздыхает, чувствуя, как постепенно раздражение наполняет широкую грудь. Серёжа заводит подобный разговор каждый раз, как приходит время отъезда, и нервы начинают сдавать у них обоих. – Серый, это моя работа. У меня контракт. – Ты мог бы его не продлевать! Как и прошлый раз! – кричат ему в ответ, размахивая бледными и тонкими руками по-обычному экспрессивно, от чего Олег первый раз ловит себя на мысли, что ему это надоело. Однако, сделав ещё один вдох, он пытается успокоится, потому что хоть кто-то из них должен оставаться конструктивным. Только почему это всегда Олег? Почему, ему всё больше кажется, что он единственный, кто старается в этих отношениях? – Ну и чего ты молчишь, а? – его толкают в грудь, от чего тело машинально отшатывается назад, будто желая убежать. – Серёж... – О! Я понял! – выкрикивает, вдруг, Серёжа, обхватывая ладонями чуть осунувшееся лицо, – У тебя там кто-то есть, вот ты и рвешься, как угорелый..., – сбавляя голос, он смотрит с такой ненавистью, что у Олега что-то умирает внутри, – Ну и кто он!? Волков даже не знает, что ответить. Начнёшь возражать, значит часть правды в этом есть, а игра в молчанку только больше выведет Разумовского из себя. Поэтому он лишь хмурится, смотря в голубые глаза, – Серый, хватит. – Хватит? Хватит! – рыжие брови резко ползут наверх, а, стоящий на столике будильник, через пару секунд летит ему в голову. Только в последний момент Олег успевает увернуться, и прежняя ярость резко наполняет вздымающуюся грудь, растекаясь теплом по всем мышцам, – Ты охренел! – рычит он в ответ, угрожающе шагая вперёд, от чего Серёжа тушуется, но взгляд не отводит. – Это ты охренел, Волков! Удобно устроился: и тут и там есть, с кем трахаться! – обычно Серёжа не использовал подобную лексику, но это явно не то, что волновало Олега сейчас. Неужели он когда-то давал повод усомниться в своей верности? Хоть один? Решив, что если Серёжа скажет ещё хоть слово, у него точно сорвёт крышу, поэтому Олег лишь потерянно мотает головой и, взяв, большую спортивную сумку, молча идёт к входной двери. – Что, побежал к своему любовничку? Вот только знай, Волков, лучше меня ты никого не найдёшь! От этих слов он резко останавливается, понимая, что всё, это действительно была последняя капля, – Хочешь знать, почему мне так нравится в армии? – прервавшись на секунду от настойчивой мысли не договаривать ответ на этот вопрос, Олег разворачивается, и холодный, армейский взгляд падает на трясущегося в ярости Серёжу, который улыбается так заносчиво, что эта мысль вмиг исчезает, – Потому что там нет тебя, – сквозь зубы договаривает он, и звонкая пощёчина тут же прилетает по загорелой коже, от чего в голове всё снова проясняется. Зачем он это сказал? Олег с ужасом смотрит на покрасневшее от ярости лицо Серёжи, по которому медленно стекают солёные капли, оставляя за собой мокрый след. – Серёж, я не это имел в... – Пошёл вон! – кричит Разумовский, толкая его к выходу из квартиры, – Что б я тебя в жизни больше не видел! Рыжая прядь прилипает к мокрой щеке, и Олег машинально хочет её убрать, но ему снова прилетает, в этот раз, по руке. Олег чувствует, что ему больно... очень больно, но боль эта не физическая, что душит сильнее любого захвата. Ещё пара толчков, и железная дверь хлопает прямо перед носом, оставляя его одного в холодной полутьме подъезда. *** Он сидит в каком-то баре, закидывая в себя уже "сбился со счёту" какой шот текилы и, обхватив голову руками, закрывает глаза. – Чё такой грустный, хуй сосал не вкусный? А, Поварёшкин? – чья-то тяжёлая рука ложится ему на плечо, и Волков чувствует, как к горлу подступает ком. Плакать перед человеком, которого видишь то второй раз в жизни не хочется, поэтому Олег лишь дёргает плечом, – Вад, не до тебя щас, – он уже еле ворочает языком, но всё равно тянется за новым шотом в надежде, что боль утихнет хоть немного. – Слушай, я тебе, конечно, не мамаша, но искать решение на дне бутылки не самая хорошая идея. Тебя так из армейки попрут. – Вад, – Волков поворачивается, пытаясь сфокусировать взгляд на чужом лице, – Ты говорил, что тебе предлагали работу эти..., – он хмурится, пытаясь вспомнить русский язык, от чего у собеседника на лице расплывается ухмылка, – Эти...как их? – Частная военная компания. – Да. Можешь свести меня с их...ну, ты понял...? Светлые брови в удивлении плывут вверх, – Волков, ты белку что ли словил? Ты же у нас весь из себя правильный. А если в наёмники пойдёшь, по тебе и плакать никто не будет. – И поделом, – вздыхает Олег и запрокидывает ещё стопку, падая лбом на барную стойку. Наблюдая за всем этим действом, Вадим лишь присвистывает и закидывает чужую руку себе на плечо, приподнимая полусознательное тело, – Ладно, Поварёшкин, будешь должен мне с первой зарплаты.