Зови меня Психея // Call Me Psyche

. Драко Малфой больше не спал в своей постели. Ни разу с той ночи, когда он нашел змею, свернувшуюся клубком и шипящую под его простынями. — Успокойся, дорогой. Мы постараемся не пускать ее в твою комнату, но она вряд ли имела в виду что-то плохое… Змея — хладнокровное животное, а ты такой теплый, я думаю, она не смогла устоять, — сказала его мать, вынуждая себя рассмеяться. Но Драко видел ее широкие зрачки и испуганный взгляд, который она бросила на отца, когда отвернулась. Змея Темного лорда знала, что к чему, и дела обстояли гораздо, гора-а-здо хуже. К полудню в поместье прибыл профессор Снейп с подарком — делюминатором, — и с сомнительным обещанием, что тот может, если понадобится, доставить Драко в безопасное место. С тех пор Малфой спал только днем, в то же время, когда отдыхали Темный Лорд и его фамильяр. Кровать теперь вызывала у него отвращение, и, полулежа на диванчике, он чувствовал себя настолько расслабленным, насколько вообще было можно, учитывая что Пожиратели Смерти в большом количестве постоянно находились где-то рядом. Этим утром в доме все еще было тихо, и не наблюдалось никаких признаков хаоса, который воцарялся, когда шпионы и солдаты сновали туда-сюда. Спускаясь по лестнице и проходя мимо столовой, Драко вздрогнул. Эта комната теперь была местом, где… где он больше никогда не будет есть. Не после того, что там произошло… Но Малфой был голоден, поэтому проскользнул на кухню, где обнаружил, что эльфы волнуются. Последний павлин поместья исчез этой ночью, поэтому маленькие существа беспокоились о том, какой вид существ будет истреблен следующим. Снейп посоветовал Драко никому не сообщать, что у него есть делюминатор, и не привлекать к себе внимание, используя его в течение дня. Но если он не мог сбежать прямо сейчас, то, по крайней мере, хотел попытаться не обращать внимания на аттракцион ужасов, в которое превратилось поместье. И единственным способом добиться этого, было спрятаться в библиотеке. Его мать, возможно, думала о том же, и именно поэтому Малфой нашел ее дремлющей в зеленом кожаном кресле с раскрытой книгой на груди. Она вздрогнула от скрипа двери, выдыхая его имя. Теперь Нарцисса всегда была немного напугана. Проходя мимо, Драко наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, после чего поднялся по лестнице и потянулся к книге, в которую не заглядывал с детства. Это была книга о Древней Греции, достаточно старая, чтобы магглы тоже знали о ней, хотя они и говорили, что это «мифология», а всех ведьм и волшебников, упомянутых в ней, называли богами и богинями. — У тебя сегодня настроение почитать антиквариат, дорогой? — спросила мать. — Не так уж много я и читаю, — ответил он, спрыгивая с лестницы с книгой в руках. — Мне нужно найти одну иллюстрацию… Нарцисса присоединилась к сыну. Драко положил фолиант на темную столешницу из орехового дерева. — Этот том известен точностью своих изображений. Если бы не эта книга, никто бы не имел понятия, как на самом деле выглядел Гермес. Можешь себе представить? — Мать разразилась своим притворно беззаботным смехом. — Меня интересует не Гермес, — сообщил Малфой, переворачивая старые страницы с чуть большей силой, чем хотелось бы его матери. — Я ищу Психею, хочу увидеть ее лицо без маски. Нарцисса принялась переворачивать страницы, примерно зная в какой части книги искать. — Ты неправильно помнишь, — сказала она. — Лицо было скрыто у Купидона, а красота Психеи была хорошо всем известна. Видишь? Вот. Склонившись над страницей, Драко ничего не сказал матери о том, как поменял в своем воображении роли Купидона и Психеи. Иллюстрации в книге были очень подробными, и он так часто видел их в детстве, что каждая была ему знакома. Но Малфой никогда не рассматривал Психею так внимательно. Он забыл, что ее волосы были темными и струились по спине пышными локонами. Ее кожа была чистой и имела оттенок темнее, чем у Купидона, как будто она выросла на Средиземноморье, под солнцем, а он был принцем во дворце. Драко мог видеть разницу в тонах, когда обнаженная рука Купидона лениво лежала на талии Психеи, пока он обнимал ее сзади, и его лицо было почти скрыто, потому что они спали, задрапированные развевающимися белыми занавесками. Неудивительно, что Малфой не запомнил это изображение так же хорошо, как иллюстрации морских змеев и минотавров: в детстве это было слишком романтично на его вкус. Но теперь, когда Драко посмотрел на нее, Психея открыла глаза и взглянула на него со страницы. Ее глаза были большими, темными, вероятно, карими, и художник прекрасно передал ее внутреннюю борьбу за то, чтобы не обернуться в свете восходящего солнца и не взглянуть на ангельское лицо спящего мужа. — То, как переданы эмоции на этой иллюстрации, это действительно нечто, не так ли? — произнесла Нарцисса. Малфой почти подпрыгнул, забыв, что она здесь. Он промычал в знак согласия и провел рукой по странице. Мать мягко усмехнулась. — Можешь поверить, что какое-то время ее называли самой красивой женщиной в мире? Но она, полагаю, не в твоем вкусе? Слишком уж естественная. Нет, красота ценнее всего, когда она является чем-то хрупким, утонченным, как, например, изящное совершенство нашей Пэнси. Или той понравившейся тебе девушки из французской школы. Драко моргнул, глядя в книгу и не думая ни о Пэнси, ни о Жизель из Шармбатона. Все его мысли были только о Психее и ее лице! Но на изображении была женщина, родившаяся тысячи лет назад, и не имевшая никакого отношения к одинокой и тощей магглорожденной ведьме, которая просидела с ним большую часть прошлой ночи, прячась где-то посреди британских болот. Психея даже не было настоящим именем этой девчонки, и они были совершенно не связаны. Так зачем он полез в эту книгу? Уж точно не из-за того, что время, проведенное с ней, было романтическим эпизодом. Конечно, тело Малфоя отреагировало на девичье тело, когда он устроился между ее коленями, а она извивалась, пытаясь освободиться. Но ни один из них не собирался как-то воспользовался этим. Хотя, опять-таки, Драко не собирался врать себе, что ему было неприятно снова испытывать это чувство возбуждения после долгих месяцев, проведенных в компании одних лишь жутких Пожирателей Смерти, почти все из которых были ровесниками его родителей. Нет, в реальной жизни Психея не была романтической героиней. Она была той, с кем он провел ночь, споря о том, что означает их существование в период надвигающейся войны. И Психея восприняла все это слишком близко к сердцу. — Разговоры о «грязи», конечно, не более чем риторические. Никто не верит, что с вашей кровью что-то не так. И ты должна понять, — пытался урезонить ее Малфой, — в основе этих конфликтов лежат не убеждения, а власть. А в основе власти нет ничего, кроме собственности и золота. Она усмехнулась. — Подавитесь своим золотом, но как я могу относиться к движению, которое отрицает мое права на существование? — Ну, просто посмотри на нас с тобой, — сказал он, махнув ей рукой. — На личном уровне, как только мы поняли, что ни один из нас не хочет на самом деле причинить другому вред, то прекрасно поладили. Психея оттолкнула его протянутую ладонь. — Но разве ты не хотел сделать мне больно? — Нет, конечно, нет. Я просто разоружил тебя и прижал к земле. Это же очевидно. С ее губ сорвался разочарованный стон. — Но не является ли само желание изгнать, таких как я, из волшебного мира формой причинения боли? Они слишком долго ходили туда-сюда, и, когда Драко наконец спросил, могут ли они просто оставить эту тему, она ткнула его в плечо и ответила: — Нет, не можем. — Психея прикусила губу, размышляя, а потом повернулась к нему лицом, и он мог бы поспорить, что ее глаза пристально смотрели на него сквозь ее темную, туманную вуаль. — Вспомни самый жестокий поступок, который ты когда-либо видел, совершенным во имя движения чистокровных, и представь, что ты сделал это сам, лично. Малфой точно знал, что это было. Именно то, что и произошло в столовой. Хладнокровное убийство, а потом еще кое что… еще больше ухудшившее ситуацию… Это случилось прямо перед ним, когда он сидел за столом со своими родителями, а рука матери до синяков сжимала его колено, чтобы он не закричал и не сбежал. Пока Драко погрузился в воспоминания, Психея продолжала наблюдать за его лицом. Ее голова склонилась, и, поскольку чернильно-темная ночь начала сменяться голубым рассветом, он смог увидеть нижнюю часть ее лица отчетливее, чем когда-либо. На ее носу были веснушки. — Подумай об этом поступке и представь, что ты делаешь это со мной, — повторила она. — Со мной, Малфой. И если ты не сможете вытащить палочку и повторить это прямо здесь и сейчас, то ты просто не можешь продолжать оставаться частью этого движения!

* * _ 🜍 🝁 🜶 _ * *

Когда за вершинами холмов начался пологий спуск в долину, Гарри остановился. Гермиона встала рядом с ним, глядя вниз на желтую зимнюю траву, расстилавщуюся на многие мили перед ними. Теперь на горизонте появились здания: коттеджи, сараи, магазины и небольшая церковь. Они снова вернулись в пределы цивилизации, и никогда нельзя было предугадать, к добру это приведет или к худу. — Полагаю, это означает, что мы в любом случае поужинаем сегодня вечером, — сказала Грейнджер. Поттер кивнул, разворачивая мантию-невидимку, которую они использовали для похода по магазинам. — Бутерброд с фасолью звучит как райское блюдо, да? Пошли. Когда они поели и поставили палатку на дальнем краю заброшенного овечьего загона, спрятанного в лощине, то договорились, что завтра будет день аппарации — волшебный прыжок в другую часть страны. — Мы ничего не нашли, но, по крайней мере, никто не нашел нас, когда мы бродили там под открытым небом, — пробурчал Гарри. Гермиона только хмыкнула. — Да, мы все еще живы и можем свободно передвигаться в поисках крестражей, так что, я думаю, это своего рода успех. Ей нужно было что-то сказать, чтобы подбодрить его. — И мы все еще можем выносить друг друга. Никаких скандалов, несмотря на влияние медальона? Это тоже успех. Поттер нахмурился. — Не произноси его имени, Гермиона, — заявил он, предвидя ее будущие слова. — Когда-нибудь я прощу его. Но не сегодня. — Даже на полный желудок? — пошутила Грейнджер. Уголок рта Гарри дернулся в улыбке. — Может быть, если бы это было что-нибудь получше, чем фасоль.

* * _ 🜍 🝁 🜶 _ * *

В полночь Гермиона вышла из палатки, принюхиваясь к слабому следу овечьего навоза в воздухе. «Что подумает об этом Малфой?» Она ухмыльнулась. Найдет ли он их здесь, или делюминатор будет продолжать выбрасывать его на болото, где бы они с Гарри ни находились? Были ли его перемещения как-то связаны с ними или это был всего лишь случай? Грейнджер сказала себе, что не ждет его, но на всякий случай наколдовала вуаль. Она сидела на стоге сена, наблюдая за местом, где стояла палатка, скрытая и защищенная ее чарами. В ее памяти снова прокрутился разговор с Малфоем прошлой ночью. Конечно, Драко хотел рационализировать войну, интеллектуализировать ее и отвлечься от ужаса личных потерь людей. Но он не мог достичь в этом успеха, потому что война по самой своей сути была не чем иным, как водоворотом личных потерь, и Гермиона, похоже, невольно указала ему на ту потерю, которую понес сам Малфой. Что это могло бы быть? Его невиновность в том, что касалось политики чистокровных? Она усмехнулась. Она знала Драко бОльшую часть его жизни и никогда не считала, что он — невинный агнец. Но что это могло бы означать для человека, воспитанного таким образом, как Малфой? Как бы все изменилось, если бы, скажем, родителями Драко были Артур и Молли Уизли? И каким бы стал Рон, с его вспыльчивым характером и обидчивостью, если бы его выростили Малфои? Грейнджер задалась вопросом, насколько выбор обоих мальчиков был обусловлен верностью семьям, которые они любили? И вторым, к чему она постоянно возвращалась, было лицо Драко в лучах рассвета, когда она попросила его представить, словно он причиняет ей боль, подобно тому, как Пожиратели Смерти причиняли боль другим людям. При этом он выглядел встревоженным и отчаянно пытавшимся перестать видеть перед глазами ту сцену, которая разыгрывалась в его воспоминаниях… А теперь Малфой снова был здесь, направляясь к ней через загон для овец. «Делюминатор послал его сюда!» Не говоря ни слова, он подошел к ней и бросил на колени Гермионы шуршащий пакет. Она даже не пошевелилась, чтобы прикоснуться к нему. — Что это? — Кое-что, способное добавить тебе веса, — сказал Драко, — так что, если ты когда-нибудь снова нападешь на меня, то на мне не будет синяков от твоих костлявых коленок и локтей. Несмотря на фасоль, все еще присутствующую в ее желудке, Грейнджер жадно сглотнула, надеясь, что он не заметил этого. — Ты принес еду? — Да, свежеиспеченные печенья. Подумал, что стоит принести тебе немного, прежде чем все наши эльфы в ужасе покинут поместье. Она чувствовала манящий запах — ванили, лимона и… «Боги, это что — шоколад?» — Гермиона снова проглотила слюну. — Ты наивен, если думаешь, что я стану есть что-то, побывавшее в Малфой-Мэноре. Откуда мне знать, что это не отрава, специально созданная для магглорожденных девиц, которые слишком много спорят? Малфой застонал. — Отрава? Как ты можешь… — Но он внезапно прекратил спорить и попытался убедить ее по-другому: погрузив руку в пакет, который недовольно зашуршал и сморщился из-за его вторжения. — Слушай, вся еда безопасна. Я съем одно. — Запах ванили усилился, когда он положил печенье в рот. — Видишь? Ни яда, ни зелий. Просто очень вкусное печенье. Грейнджер нахмурилась под вуалью. — Ты сам это приготовил? Драко усмехнулся. — Нет, конечно нет. Но я заказал выпечку специально для тебя. И не для того, чтобы убить тебя. А теперь ешь. — В ответ у нее заурчало в животе, а Малфой согнулся пополам и засмеялся так тихо, как только мог. — Сдавайся, Психея. Тебе не терпится попробовать хотя бы одно. — Откуда я знаю, что то, которое ты съел, не было единственным безопасным? — Гермиона настаивала. — Ты знаешь, что я не глупая, так что, наверняка, ожидал, что я потребую, чтобы ты съел что-то на моих глазах. — Ладно, тогда я съем еще одно. Вообще-то, я могу съесть их все, если ты настаиваешь. — Подожди, — она схватила его за запястье, когда он снова потянулся к пакету. — Возьмите одно, но не съедай полностью. Откуси и отдай мне вторую половину. — Умно, — сказал он, улыбнувшись, и зубами отломил часть печенья. Драко прожевал, шумно сглотнул, чтобы убедить ее, что он проглотил, а затем пальцами затолкал ей в рот остаток. Грейнджер встрепенулась, собираясь возразить, но сладость поразила ее чувства. Печенье оказалось шоколадным, ароматным и тающим во рту. Когда она попробовала его, ее жалобы превратились во что-то, до смущения похожее на стон. — Хорошая девочка, — засмеялся Малфой, когда ее челюсть начала двигаться. Глаза Гермионы закрылись, как будто это могло помочь ей насладиться вкусом. Удовлетворенно хихикая, он полез в пакет, лежащий у нее на коленях, за еще одним. Насыщенная сладость каждого печенья, которое Драко разламывал для нее пополам, была ошеломляющей. И все происходило так быстро: от ее коленей ко рту Малфоя, к его пальцам, к ее рту и, наконец, к ее бедному, измученному желудку. Все это время у нее над ухом звучал его голос, который подбадривал и хвалил ее. — Ну, разве они не прелесть? Я знал, что тебе понравится! Вот, ты еще не пробовала малиновые. Открывай рот! В перерывах между укусами Грейнджер теряла дар речи, сосредоточившись на медленном, обдуманном пережевывании. Удовольствие от того, что она ела что-то такое изысканное и вкусное, вместо бесконечных консерв, было похожим на легкий транс. Пока Гермиона была поглощена этим занятием, Драко придвинулся к ней вплотную. Он остановился, чтобы слизнуть сахарную пудру с тыльной стороны своей ладони, и во время этой паузы она открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как его рука приближается к ее лицу. — Прекрати! — потребовала Грейнджер так громко и внезапно, что Малфой отпрянул. Он резко моргнул. — Что? У тебя остался сахар на подбородке. Вот здесь. Она провела рукавом по лицу так сильно, что осталась слабая красная полоса. — Все в порядке, уже достаточно. Ты доказал, что печенье не отравлено. — Верно. Точно так, как я тебе и говорил. — Драко смахнул крошки с их ног. — Да, и поэтому, если ты не против, я лучше отложу остальные на потом. — Гермиона глубоко вздохнула, откашлялась и попыталась стряхнуть с себя восторженной пищевое наслаждение , чтобы снова вести себя нормально. — У меня заболит желудок, если я проглочу все сразу. Его лицо немного вытянулось, как будто он был разочарован тем, что не сможет разделить с ней остальное, но Малфой не стал спорить со здравым смыслом. — Хорошо, — сказал он, поправляя плащ на своих коленях. Она сложила пакет так, чтобы оставшееся печенье не заветрилось. Это было для Гарри, чтобы он мог съесть его утром. Грейнджер решила, что скажет ему, что превратила их из хлебных корок, оставшихся после ужина, и надеялась, что он ей поверит. Но она не могла упомянуть Гарри. К тому же, то, что только что произошло между ней, Малфоем и печеньем оказалось настолько… чувственным, что был риск зациклиться на этом. Драко до сих пор молчал, продолжая теребить плащ. Гермиона решила, что для того, чтобы отвлечься, им нужно начать все сначала: снова поссориться или что-нибудь в этом роде и… именно тогда из темноты выскочила кошка и забралась на их стог сена, протискиваясь в узкое пространство между ними. Грейнджер громко выдохнула от облегчения. Но существо повернулось к ней задранным хвостом и уткнулось головой в руку Малфоя. — Похоже, у тебя наконец-то появился друг. Драко почесал животное между ушами. — Да, моя мама говорит, что я неотразим для всяких существ. — К ее удивлению, он сказал это с легкой дрожью в голосе. Гермиона воздержалась от подкола, касающегося его истории с Клювокрылом. Вместо этого она наблюдала, как кошка — или кот? — забралась на бедра Малфоя, громко мурлыча и сворачиваясь калачиком. — Повезло тебе. Я бы с радостью обняла его, но этот кот, похоже, предпочитает тебя. Малфою надоело играть в недотрогу с дружелюбным животным Он взял его на руки и зарылся лицом в пушистую шерсть. — Само собой, он не доверяет тебе, если не видит твоего лица. Знаешь, я всегда хотел иметь кошку, но она бы не ужилась с птицами, которых разводили мои родители. Раньше. Грейнджер услышала нотки печали в его голосе. — Что случилось с птицами? Драко глубоко вздохнул, усаживая кота обратно к себе на колени. — В нашем доме живет огромная, злобная, прожорливая змея. Так что ты можешь себе представить, что случилось с прекрасными, но медлительными и глупыми птицами. Стараясь не испытывать особой жалости к нему — или к птицам, — она продолжила. — У меня, к слову, есть кот, и он наполовину книзл. Малфой осмотрел скотный двор. — И где он? Спрятан где-то здесь, как и остальной твой невидимый лагерь? Гермиона глубоко вздохнула. — Нет. На самом деле, я оставила его с семьей моего… того мальчика… э-э, человека, который… — Твоего бывшего, — подсказал Драко. — Ты оставила своего кота-полукровку с семьей бывшего. Кот, напоминает тебе о нем? Одинаковый цвет волос, манера причесываться или что-то в этом роде? Она легонько ударила его по руке. — Замолчи. — Я прав, — ухмыльнулся он. — Только не называй его моим бывшим. Мы никогда так не были вместе. Я имею в виду, мы всегда были вместе, но в основном просто как очень хорошие друзья. Малфой издал рвотный звук. — Да, ладно? Вся эта тревога, это блуждание в темноте и слезы в одиночестве в вересковой пустоши из-за парня, с которым ты даже не спала? — Ну, технически я спала с ним. В буквальном смысле. И мы держались за руки, — сказала Грейнджер, покраснев и поняв, как странно это звучит. Драко так сильно зашелся в хохоте, что ему пришлось снова уткнуться лицом в кота. — Ты когда-нибудь целовала этого дурака? — Да, целовала, — ответила она настороженно. — С открытым ртом? — Малфой настаивал. Гермиона промолчала, опустив голову. — В губы хотя бы? — В лицо… но не в губы. Драко снова рассмеялся. — Погоди, просто для справки: ты сейчас говоришь мне, что с этим котом, которого я только что встретил, я зашел так же далеко, как и ты с парнем, которого называешь любовью всей своей жизни? — О, все-таки заткнись! Но он продолжал веселиться. — Слушай, Психея, мы с тобой буквально несколько минут назад продвинулись гораздо дальше, пока я кормил тебя печеньем. По крайней мере, у тебя был открыт рот. — Говорю же, прекрати! — Она ударила его по руке настолько сильно, что кот обиделся и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Малфой погладил пушистого по голове, чтобы заставить его успокоиться. — Так почему же между вами все закончилось поцелуем в щеку? Что случилось? Почему он не схватил тебя и не поцеловал в ответ? Грейнджер вдруг по-настоящему разозлилась. — Потому что он был занят! Ему пришлось улететь и выиграть матч по квиддичу, несмотря на поистине ужасное поведение со стороны особенно мерзкого болельщика другой команды. Малфой потерял дар речи от перемены в ее тоне, отодвинулся от нее, все еще держа кота на руках, и разинул рот, как будто собирался что-то вспомнить, — непроизвольно восстановить в памяти связь между ее слова и собой, — чего Гермиона никак не могла ему позволить. Она бросилась вперед, отвлекая его. — Не то чтобы я никогда ни с кем не целовалась. Он снова приподнял брови. — В самом деле? С британцем? — Вообще-то, нет. — Грейнджер чувствовала, что пора было перестать говорить о себе, пока она не выдала что-нибудь еще. — А как насчет тебя? Полагаю, у тебя довольно большой опыт? Драко вздрогнул, когда кот поднял голову и зашипел. — Ты ранишь меня, Психея. И это после того, как я сообщил тебе, что меня воспитали джентльменом. Гермиона фыркнула и сама успокоила встревоженное животное. Малфой глубоко вздохнул, готовый признаться. — Ну, мне нравится целоваться на вечеринках или еще где-нибудь. Это приятно. Но я ни с кем не встречался всерьез. Не было смысла строить собственные планы, потому что мои родители думали, что мое будущее под их полным контролем. Чистокровные браки по договоренности и все в этом духе. Но то, как все обстоит сейчас… Она знала, о чем он умалчивает. Никто не знал, есть ли вообще какое-то будущее у ребят их возраста. — Помнишь, есть какое-то старое маггловское стихотворение? То, которое начинается со слов «Срывайте розы поскорей..»? — Оно называется «Девственницам, упускающим время», — подсказала Грейнджер. Брови Драко приподнялись от удивления: — Серьезно? Гермиона искренне рассмеялась. — Ага. Он покачал головой, тихо выругавшись в адрес кота, которого держал на руках. — Вот она, маггловская культура. Что ж, иногда они-таки бывают правы.

_/_/_/

Опять-таки переводчик дает себе вольность вставить упомянутый стих, чтобы вам не пришлось его разыскивать.

Роберт Геррик

Девственницам, упускающим время (1648)

Срывайте розы поскорей,

Подвластно все старенью,

Цветы, что ныне всех милей,

Назавтра станут тенью.

Вот солнце движется в зенит,

Небесная лампада,

И чем скорей оно бежит,

Тем ближе миг заката.

Прекрасны юности года,

Что кровь зажгли отменно,

Но время худшее всегда

Приходит на замену.

Отбросьте скромность, и наряд

Наденьте подвенечный;

Пройдет весна и сей обряд

Вам ждать, быть может, вечно.

.