Искрился свет бесшумно хрустальной синевой

      Солнце неспешно опускалось за горизонт, заливая Сейрейтей золотистым светом, отбрасывая причудливые тени на здания и деревья, а заодно и озаряя небосвод. Он разливался по улицам, словно раскаленная лава, освещая все ровным светом и проникая в каждый уголок города. Лучи не тревожили уставшую от дневного пекла землю. Воздух был прохладен, ветер не приносил с собой запаха цветов, и лишь изредка до ушей доносился его шепот, что так же, как и солнце, шел на убыль. Все в этом мире имело свой цвет, свое звучание и свою тень.       Как и в Мире Живых, так и здесь, в Обществе Душ, день сменялся ночью медленно и неумолимо. В воздухе витало предчувствие чего-то необычного, хотя, в то же время, обычное течение жизни не изменилось: все шло своим чередом. Каждый находил себе занятие по душе: кто-то работал в своем кабинете, кто-то сидел в библиотеке и изучал старые, давно забытые книги, а кто-то просто спал без сновидений, погрузившись в свои мысли.       Но были и те, кто наблюдал. Шинигами, обычно стоящие на страже баланса душ, наблюдали за происходящим вокруг с какой-то особой серьезностью и даже долей беспокойства. Словно их волновало нечто большее, нежели все остальное.       Девушка сидела на ветке одного из самых высоких деревьев на территории восьмого отряда, в свете догорающего дня, опираясь спиной на толстый ствол, ее ноги вытянуты вперед, а тело расслаблено. Теплый ветерок слегка шевелил прямые темные волосы, которые, как водопад, стекали по ее плечам и спине до самого пояса. Лучи, что пробились сквозь листву, то и дело касались кожи, оставляя свой теплый отблеск. Казалось, что это прикосновения чьих-то ласковых пальцев.       Но как бы не был приятен ветер, его шум и шелест листвы, как бы не были приятны прикосновения вечернего солнца, — все это не могло перебить ощущение одиночества, что сжимало сердце девушки много лет. С ней больше не было рядом того, чей голос, чьи взгляды и чье присутствие могли бы прогнать это неприятное чувство, — того, кто смог бы заполнить пустоту и развеять тоску.       Шинигами держала в руках «Вестник Сейрейтея» — журнал, в котором печатались не только новости, но и статьи на разные темы, а также ее любимые романы. Она читала новеллу хайдзина Киры Изуру — «Я хочу извиниться перед тобой».       В ее глазах горели искры, то ли от волнения, то ли от восхищения мастерством поэта: каждая строка волновала душу. Каждая фраза была пропитана чувствами, и они то и дело выходили на первый план, не давая толком сосредоточиться на сюжете и заставляя смеяться, плакать, а иногда просто замереть с улыбкой. Кира Изуру словно хотел передать читателям все свои переживания, все эмоции, что он испытал, когда писал свою новеллу.       Миеко Симада была настолько погружена в чтение, что не слышала ни малейшего звука: ни пения птиц, ни стрекотания насекомых — тишина буквально окутывала этот мир, который должен быть наполнен жизнью. Перед глазами вырисовывался образ главного героя, и в душе рождалось ощущение, что она знала его лично.       «Он был таким… милым?» — спросила она себя, словно пробуя это слово на вкус, и оно, как будто, имело сладкий привкус. В это мгновение из-за ветра красная серьга в форме китайского узла, которую она обычно носит в левом ухе, отлично подчеркивающая красоту ее рубиновых глаз, снова всколыхнулась, словно танцуя в такт ее мыслям.       Закрыв журнал, Миеко посмотрела в сторону горизонта, где небо постепенно окрашивалось в невероятные цвета, которые смешиваясь с тенями и светом, превращали его в настоящее чудо. Оно пылало всеми возможными оттенками оранжевого. И лишь редкие облака на горизонте придавали пейзажу толику обыденности.       Последние лучи заката медленно уходили вдаль, предвещая скорое наступление ночи. Она смотрела на все это и не могла отвести взгляда. Думала о том, что в жизни не хватает таких моментов, которые наполняли бы ее радостью и счастьем, дарили бы чувство умиротворенности и заполняли сердце верой в лучшее будущее.       Миеко, наверное, так бы и сидела до самого утра, разглядывая небо, и встретила бы рассвет, если бы неугомонная подруга не прервала бы ее столь увлекательное занятие.       — Эй, Мико-чан, — вдруг послышался знакомый голос.       Насилу оторвав взгляд от горизонта и откинув от себя мысли, Миеко увидела красавицу с пышной копной черных вьющихся волос, схваченных сзади в хвост — только одна тонкая прядь аккуратно висела у лица — и улыбкой, настолько заразительной, что даже у человека с каменным сердцем начинали играть в душе нотки нежности и тепла.       Мари Хамада — одна, в сравнении с многочисленными девушками восьмого отряда, была ей так близка и, одновременно, совершенно противоположна по характеру. Ее Миеко с самого момента знакомства считала подарком судьбы, лучшей подругой. Она всегда поднимала настроение и умело поддерживала в трудную минуту.       Сейчас, как обычно, была веселой и жизнерадостной — стояла здесь, держа в руках цветок ириса — ее ириса — и улыбалась, будто говорила: «Я здесь. Ты не одна».       Симада ловко спустилась с ветки на землю и вмиг оказалась буквально в паре шагов от подруги. Фиолетовые глаза, немного смуглая кожа, милые ямочки на щеках придавали лицу Мари добродушное выражение. Но, в то же время, в глубине ее красивых глаз таилось нечто такое, что заставляло остальных сторониться ее. Мари высокая, стройная, без каких-либо заметных изъянов. Ее фигура не так худа, как у Миеко, но и не слишком пышна, поэтому даже девчонки-хулиганки, считая ее главной соперницей, все же не могли время от времени, в тайне от других, не назвать девушку изящной.       Нередко Мари стремительно пробегала мимо прохожих, чуть обернувшись и кинув назад приветствие, мало кто успевал изучить ее внешность и поведение как следует. Однако более внимательных ждал приятный сюрприз — тонкая нотка сладковатого, но отнюдь не приторного аромата сирени. Это был запах ее духов — нежный и стойкий, он мог проникнуть в самую глубину сознания, в самый темный уголок души, заставить трепетать самое черствое сердце, пробуждая в нем давно забытые чувства. Запах словно проникал сквозь землю, сквозь камень, сквозь дымку времени, чтобы заставить улыбнуться даже самого закоренелого скептика. Она умела производить впечатление на всех и каждого.       И если ее аромат был чем-то вроде визитной карточки, то ее поведение было само собой разумеющимся: она была всегда приветлива и дружелюбна.       Мари чуть приобняла за плечи Миеко и стала быстро от волнения ронять слова:       — Куда ты убежала? Тацуфуса весь покраснел от ярости из-за того, что ты ушла с тренировки.       — Я не убежала! — недоумевающе воскликнула Симада. — Я просто отошла ненадолго.       — Ага, — согласилась Хамада и озорливо потрепала ее по голове. — Я бы тоже отошла.       При последнем слове она нарисовала пальцами в воздухе кавычки и отдала цветок подруге, а потом добавила:       — Наслушаешься этого рева и визгов на тренировке — весь день голова болит. Я служу в Готее 13 не для того, чтобы состариться раньше срока!       Голос Мари перешел в притворное ворчание, а губы скривились в усмешке.       Миеко прижала цветок к себе, и в тот же миг перед глазами возник образ ее брата — это было как раз то, чего ей сейчас так сильно не хватало.       Его образ был окутан пеленой тумана, который никак не хотел рассеиваться. Ей казалось, что он исходит из ее сердца, хотя оно давно превратилось в камень. Девушка чувствовала, как этот туман обволакивает ее, не позволяя видеть даже тех, кто находился рядом; в нем тонули все воспоминания; даже его образ, и тот казался зыбким — понимала, что это лишь обман, созданный ее же разумом, все равно, не могла от него избавиться.       Мари смотрела на нее, и ей казалось, что Миеко о чем-то умалчивает. И это немного пугало. Она хотела бы знать, о чем думает девушка. Но Симада, очевидно, не собиралась делиться с ней своими мыслями.       Как бы сильно Хамада ни пыталась понять ее — ничего не выходило. Это было слишком непостижимо.        С Миеко никогда не бывает спокойно: то она грустит по пустякам, то смеется от души. Порой не знает меры в своих эмоциях и может быть совсем несносной, а порой она умалчивает о чем-то, боясь потерять контроль над собой и над ситуацией.       Девушка не любит, когда кто-то пытается лезть в ее дела и задает неуместные вопросы. Ей не нравится излишнее внимание, но еще больше она не терпит, когда у нее что-либо не получается. В эти моменты Симада становится холодной и неприступной; не считает нужным кому-то что-то объяснять, поэтому частенько ее поступки остаются непонятными и необъяснимыми окружающим.       Иногда она сама боится себя, но чаще всего просто не хочет показывать, что происходит у нее в душе. Никто из сослуживцев восьмого отряда даже не догадывался, что внутри нее скрывается маленький ребенок со своими слабостями и переживаниями. Непредсказуемость и переменчивость ее характера часто заставляли окружающих задумываться: кто она на самом деле? Но как бы то ни было, Миеко все равно остается лучшей подругой для Мари.       Цветок, что Симада держала в руке, напоминал ей о брате; на языке цветов ирис символизирует мужество, честь и отвагу, — он был для нее именно таким. И в эту минуту она думала о том, что, если бы брат был с ней, он бы, наверняка, все еще гордился ее выращенными цветами.       Каждый цветок, что рос в ее маленьком саду, был прекрасен и чист, они были не хуже ее. А может быть, даже лучше. Она наслаждалась их совершенством, их изяществом и нежностью, глядя на то, как они распускаются, будто бы с каждой секундой становясь еще прекраснее.       Но брата уже давно не было рядом, и ей казалось, что те цветы, как она сама, без его внимания все больше увядают и сходят на «нет», а ирисы, наоборот, набирают свою силу, становятся все красивее и ярче, будто хотят заменить его в глазах Миеко. И тогда она могла бы отдать им всю любовь, всю жизнь, все, что у нее было. Она восхищалась ими.       Казалось, что именно эти цветы — как будто немое послание самой природы, то, что нельзя было выразить словами.       И они, к сожалению, действительно не могут передать все то, что переполняло ее душу и сердце.       Симада медленно вертела синий ирис в руках, любуясь его совершенством, и в ее глазах мелькнуло что-то живое, когда она ощутила прикосновение его бархатных лепестков к своим пальцам. Он был прекрасен и, в то же время, холоден, изящен и величав. Он был единственным украшением ее сада, единственным предметом ее гордости.       И он стал для нее олицетворением воспоминаний. ***       Ласковые лучи солнца пробивались в комнату сквозь окно. Миеко, просыпаясь, старалась сфокусировать зрение на какой-нибудь вещи. Постепенно окружение стало приобретать объем и краски — и вот уже можно было рассмотреть каждый листик, каждую трещину в стене, и даже разглядеть собственное отражение в оконном стекле.       Сбор групп, в одну из которых вписали Миеко Симада, должен был начаться через полчаса у западных ворот Сейрейтея. Она уже чудовищно опаздывает, чего делать было категорически запрещено. Если она не явится вовремя, то рискует нарваться на серьезные неприятности.       Что скажет лейтенант Исе? Как всегда прочтет смертельно скучную лекцию и пригрозит скучной работой с бумагами. Вся эта деятельность шинигами была изнурительной: ходить на задание, где неизвестно останешься ли ты жив, спасать невинные души, а потом бесконечно долго писать отчеты о проделанной работе и выслушивать жалобы от старших по званию.       Не этого Симада хотела, когда поступала сюда на службу. Но жаловаться не было смысла, уходить с поста и снова окунуться в нищенские бараки, рядом с обычными душами, ей тоже не улыбалось. Уж лучше глупая смерть в ходе боя, чем ничтожное существование не понятно ради чего.       Надев форму и умывшись холодной водой, она старалась исправить то, что невозможно было исправить по определению. Темные мешки под глазами, спутанные и разбушевавшиеся волосы, и совершенно изнуренный и обреченный вид, все это не воодушевляло и совершенно не радовало ее.       Спустя несколько минут ей все же удалось привести свой внешний вид в порядок.       В последний момент Миеко взяла занпакто и выбежала из своей комнаты. До места собрания бежать примерно пятнадцать минут. Она переместилась мгновенной поступью на крышу, где ей представился, захватывающий дух, вид целого города.       Любоваться видами у девушки не было времени, поэтому она, не теряя ни секунды ускорилась и прыгала с одной крыши на другую, затем спустилась вниз и принялась бежать дальше, сокращая путь по давно известным ей улочкам.       Наконец, добравшись до места, где уже собрались трое шинигами, она смогла перевести дух и немного оглядеться.       — Ты опоздала, — неожиданно раздался строгий голос ее лейтенанта. Обернувшись, офицер увидела перед собой Нанао Исе, которая в своей обычной манере строгого начальника смерила ее хмурым взглядом. Миеко немедленно поклонилась, пытаясь скрыть свое смущение и замешательство от столь пристального внимания со стороны ее непосредственного начальства.       — Прошу меня простить. У меня не было возможности предупредить о своем опоздании, — попыталась оправдаться она.       Нанао в сию же секунду жестом приказала следовать за ней, по дороге обещая девушке, что если та вернется после задания живой и невредимой, то ее ждет еще больше бумажной работы, чем в прошлый раз.       Миеко безропотно шла следом за Нанао, стараясь не отставать от нее ни на шаг. Но это не особо получалось, так как во время ходьбы она вдруг почувствовала, как внезапная боль в правом плече, отдающая в руку и шею, стала постепенно усиливаться. Девушка пыталась игнорировать это, надеясь на то, что боль пройдет сама собой, но этого не происходило.       «Проклятие! Снова...» — думала про себя, когда она, положив руку на плечо, встала среди толпы.       Симада хмуро уставилась в землю, пока не раздался чей-то голос, обращенный к Исе. Оглядевшись, Миеко нашла его обладателя — он стоял чуть поодаль от нее. Несмотря на усталость, этот парень с изумительной улыбкой не упустил возможности поприветствовать Нанао. Она сразу отметила, как естественно у него это получилось, и невольно позавидовала — сама же Миеко не могла обращаться к лейтенанту просто по имени.       Как и всегда, Нанао не тратила времени даром и сразу перешла к делу.       — Я так понимаю, вы уже в курсе? — обратилась она ко всем, — капитан отдал приказ, отправить вас в 49 район для установления порядка.       Лейтенант продолжала вводить их в курс дела, тогда как Миеко сосредоточилась на своем плече, пытаясь хоть как-то разобраться с внезапной болью. Момент был очень некстати, поэтому Миеко наклонила голову вниз, благодаря чему ей удалось скрыть челкой появившуюся на лице гримасу.       Перелом, полученный девушкой в далеком прошлом, отравлял всю ее жизнь, и до сих пор вызывал неприятные ощущения, которые не прекращались даже после лечения. Миеко не рассказывала об этом никому. Ей еще повезло, так как приступы возникают лишь иногда и не было случаев, что это хоть как-то мешало выполнять обязанности, возложенные на нее.