Вот я здесь
Но думать не могу я
И тело скованно моё
Вот я здесь смотрю на часы
И просто хочу уйти
Но тело скованно моё
В кабинете Героя номер Один друг напротив друга стояли двое человек. Энджи Тодороки и его дочь, Шото Тодороки. В комнате повисла гнетущая атмосфера; чувствовался жар из причуд; воздух раскалён настолько, что казалось, одного чирка спички хватило бы, чтобы сгорела половина района. — Я не могу пойти на это. Шото старалась изо всех сил скрыть ломающийся голос. Она ни за что не даст слабину перед своим отцом. В груди так и теплилась надежда, что вся ситуация, весь этот чёртов разговор – сплошной страшный сон. Сейчас Тодороки призовёт сознание и проснётся в своей постели с очередным симпатичным незнакомцем или незнакомкой рядом. Ну а что? Шото молода, и эксперименты приветствуются. — Нет, можешь! — крик Энджи Тодороки срезонировал о стены его кабинета. — И пойдёшь как миленькая! Ты выйдешь замуж за мужчину с сильной причудой, чтобы получить новую сверхмощную! И это не обсуждается более. — В его голосе была непреклонность. Он намерен пойти на всё, даже на низости, чтобы донести до младшей дочери всю серьёзность. "Выйти за мужчину". У Шото дёрнулся глаз. Где-то в глубине зародился истеричный смешок. Как тонко папаша подчеркнул, в очередной раз, своё необъятное разочарование, что Шото не того пола. Та же пластинка, та же песня. Как же надоело! Но старик не отчаялся и собирался переквалифицировать дочь в инкубатор. Не пропадать же его Шедевру по чём зря! Не для того он старался, губил чужие судьбы, чтобы всё пропало. Уж тем более он не собирался считаться с мнением Шото. Она с горечью и досадой осознавала, что он никогда не видел в дочери полноценную личность, не слышал её голоса. За двадцать пять лет Энджи ни разу не поинтересовался её делами в школе, победами в соревнованиях, успехами в учёбе, отношениями, мечтами и планами на будущее. Он даже банально никогда не спрашивал: “Как тебе живётся без мамы?”. — С какой стати?! — также перешла на крик Шото. — Ты ничего не путаешь? Так как Шото младшая в семье Тодороки, ей было прекрасно известно, что на ней меньше обязательств. А ответственности перед гнилой ячейкой общества Тодороки – и того меньше. Много ли спроса от члена семьи, чьего голоса никогда не желал слышать глава? Ведь есть старшие дети! Их двое! Она считала, что никто не заметит отсутствия младшей и поэтому жила в своё удовольствие. После окончания средней школы уехала на противоположный конец страны, чтобы учиться в другой лучшей Академии, отказавшись от рекомендаций и специально завалив вступительный экзамен в UA. Она сбежала подальше от отца и его загонов. Похоже загоны всё же догнали. — Шото, твоя причуда слишком уникальна, — всё настаивал Энджи. — Нельзя связываться с кем попало. Оу, папаша, ты даже не представляешь с кем твоя дочь уже связалась. Защищёно, одноразово, анонимно. Как она предпочитала: без чувств, без привязанности, без продолжения. Только контакт кожа к коже. Снятие напряжения, разрядка и никаких перспектив и пустого трёпа о чувствах. — Ты можешь повлиять на кого угодно и купить что угодно, но не меня. Я не твоя собственность! — Именно моя! — Он в упор смотрел на Шото и свою фразу произнес властным, не терпящим отказа тоном. — Я слишком много в тебя вложил, теперь пора отдавать долги. — Старик, ты головой об дверной косяк приложился? Ты что несёшь? Не собираюсь я выходить замуж по одному твоему зову. Шото начало трясти: с какой стати она станет гробить свою жизнь, когда в семье есть дети старше неё? Но ответ пришёл сам собой. Даби, то есть Тойя, погиб ещё в подростковом возрасте. Нацуо живёт прекрасной размеренной жизнью, ему откровенно всё равно на отца и он не боится с ним конфликтовать. А Фуюми слишком простодушна и заурядна, что Энджи порой про неё забывал. И поэтому осталась Шото. Его самое лучшее творение, его удавшийся эксперимент, его Мона Лиза. Только вот Шото не считала себя особенной, достойным Шедевром. Она вообще с трудом могла понять себя. Пребывая в смешанных чувствах, Шото устремила блестящий от гнева взгляд на отца и медленно произнесла: — Почему именно я? Она была готова взорваться. Уже прошли времена браков ради причуд, но папаше видимо сообщить забыли. Отец наотрез отказывался её слушать. По языкам яркого пламени и жара, что исходили от него было доходчиво понятно: его начинала бесить всё это представление, пора было заканчивать. — Ты выйдешь замуж, хочешь этого или нет… — А то что? — перебила его Шото. — Иначе лишишься трастового фонда, — без тени сомнений ответил Энджи. Словно он репетировал это перед зеркалом. Словно припрятал козырь в рукаве на случай буйства дочери. — Шантаж? Опустишься настолько низко? — Шото гневно сузила глаза. — Деньги остались мне от мамы… — Фонд принадлежит семье Тодороки, а Рей не имеет к нему никакого отношения. Фонд мой и мне решать, как распоряжаться деньгами. — Он обошёл стол и направился к Шото. Настигал медленно, накаляя обстановку до белого каления. Следующие слова он произнёс с явной усмешкой, смотря на неё сверху вниз: — Подумай, что мне известно о тебе. Что мне пришлось скрыть, уничтожить, кого пришлось подкупить, чтобы ты себя героем назвала. Шото вздрогнула всем телом и плотно сжала губы, пытаясь сдержать бушующие эмоции внутри. Её тело охватил жуткий озноб. Слова отца затронули больную точку в сердце Шото. Она не выдержала зрительного контакта, отвела взгляд. — У тебя определённо спеклись мозги. — Шото в отращении приподняла уголок губы. — Ты не разбираешь, кто перед тобой: друг или враг. Профессия героя открыла в тебе лишь худшие черты. Я никогда не стану такой как ты. Не превращусь в чудовище, что распоряжается людьми, словно скотом. Она так стиснула кулаки, что ногти глубоко впились в ладонь. Под толстовкой её правая рука покрылась тонким слоем инея, а левая – была готова вспыхнуть алым пламенем. Шото на пределе. И тело об этом кричало. Она пыталась укрыться от нестерпимой боли, разрывающей изнутри. Она ни за что не заплачет. Ни единая слезинка не упадёт из-за этого урода. Энджи Тодороки сложил руки на груди, отчего его грозная, наводящая ледяной ужас на преступников фигура, стала ещё ужасающее. Он продолжал стоять по-прежнему невозмутимо, сохраняя маску абсолютного безразличия на лице. Смотрел на дочь и молчал. Она всегда ненавидела молчание, оно никогда не сулило ничего хорошего. — Либо ты выходишь замуж, либо прощаешься со связями, которые тоже принадлежат мне, работы в агентстве и будущего. С твоим-то секретом вряд ли найдётся смельчак, что рискнёт тебя нанять. По крайней мере в этой стране. Как будто собственный отец вынес дочери смертный приговор. У Шото душа словно в ноги провалилась, забрав с собой слова и силы на ответную реакцию. Тодороки знала, что отец не станет разбрасываться столь громкими словами без особой на то причины. Если он настроен, то его ничего не остановит, даже младшая дочь, которая сопротивлялась из последних сил. Энджи приподнял подбородок и ядовито улыбнулся, но она этого не увидела, так как тупо смотрела в стену за ним. Теперь он властен над младшей дочерью. Ловушка захлопнулась и птичка попалась. — Рад, что ты прекратила свою бестолковую бабскую истерику. — Хмыкнул он, продолжал по-прежнему невозмутимо. — Успокойся, не собираюсь я сводить тебя со стариком. У меня уже есть для твоей причуды самый подходящий по моему мнению кандидат. — Это всё, что тебя интересует? Моя причуда? — её голос почти сошёл на шепот. — Тебе плевать на меня. Тебе главное репутация. — Да, вчера, сегодня и завтра меня будет интересовать лишь твоя причуда. Пора запомнить. Тодороки вымотана эмоционально. Она задыхалась в поганом, ненавистном кабинете отца. Хотелось сбежать. Энджи склонился и достал из ящика кипу бумаг, что громко упали на поверхность стола. — Это случится сегодня, даже сейчас. Подставишь пару подписей, наденешь кольцо и исполнишь свой долг. И давай без соплей и истерик. Ты мне уже достаточно нервы вымотала. В дверь позади Шото громко и уверенно постучали. Энджи крикнул, чтобы тот заходил, а Шото даже двинуться с места не могла не то, чтобы головы повернуть. Мыслями она отгородилась от настоящего. Тяжёлая дубовая дверь отворилась, и в кабинет вошёл некто, цокая каблуками по паркету. — Ты как раз вовремя, — сказал отец изменившимся тоном кому-то за спиной Шото. Было слышно будто он улыбался. Шото очнулась от размышлений, встрепенулась и повернула голову к вошедшему. На её лице мелькнуло искреннее удивление. По правую сторону оказался мужчина, которого она не раз видела в новостях и по телевизору, чьё бешенство наблюдала десять лет назад. Мужчина был хорош собой. Его светлые волосы коротко острижены, выделяя острые черты лица. Скулы такие, что порежешь палец; большие алые глаза, безупречная кожа, лёгкая небритость. Богровая рубашка, рукава которой закатаны до локтевого сгиба, подчёркивала его атлетичное тело. Из-под рубашки выглядывали татуировки на руках. Это был Кацуки Бакуго. Он вошёл и, не удостоив вниманием Шото, с подобием улыбки протянул руку Энджи для рукопожатия. — Всё готово, — начал Тодороки, взяв в руки ту самую кипу бумаг и пролистнул несколько раз. — Контракт проверен юристами и заверен нотариально. У тебя есть ещё какие-либо требования, пока не подписали? — Нет, — ответил Бакуго. — Меня только интересует, когда я приступаю к новой должности героя твоего агентства и ускорю свой подъём к вершине? — Как только она подпишет, — старший Тодороки небрежно махнул рукой в сторону Шото, и Бакуго наконец посмотрел на неё. — А ты ещё горячее, чем на фотках полицейский репортажей, — обратился Кацуки к девушке, на его губах заиграла похабная улыбка. — Твоё бы лицо на обложки журналов, даже несмотря на ублюдский шрам. — Последние слова он произнёс с нескрываемой насмешкой в голосе. — Распишись здесь и здесь, — Энджи прилёк к себе внимание и ткнул пальцем в места на бумаге, где нужно было поставить подпись. Младшая Тодороки обречённо подошла к столу, взяла ручку, что успел положить отец. Рука её задрожала, что канцелярский предмет выпал, укатился и упал на пол. Шото стыдливо наклонилась и сама подняла предмет. Хотя остальные даже не шелохнулись. Только отец гневно цокнул. Во второй раз рука тряслась не меньше, но ей всё же удалось совладать с собой и поставить нужное количество подписей в нужных местах. Она понимала, что выбора у неё нет, если и дальше хотела помогать людям. Времени на геройство осталось не много, так лучше смириться. “Спаси тех, до кого можешь дотянуться”, — эта цитата Всемогущего придавала ей сил. Но одними словами кумира уверенности в себе не придать. Шото отложила ручку, и следующее мгновение Кацуки прижал её к себе и поцеловал. Грязно, мерзко, нагло вторгся ей в рот горячим противным языком. Одной рукой он сильно впился ей в бедро, а другой – стянул волосы на затылке, не позволяя девушке прекратить. Шото силилась оттолкнуть парня от себя, но тот явно превосходил её в силе. На её отталкивания он только ближе прижимал. — Теперь точно контракт подписан успешно, — слова Бакуго как последний гвоздь в гроб Шото. Отпрянув от неё, Кацуки вернулся к столу, а Шото попятилась назад, положив руку на живот. Она быстро задышала. С каждым вздохом стены кабинета сужались. В ушах слышался лишь бешеный стук сердца. Возможно, ей что-то говорили, но она не слышала. Накатывала волна паники. Она пятилась назад, пока не уткнулась спиной в дверь. Дрожащими пальцами старалась как можно быстрее нащупать дверную ручку, не отрывая глаз от мужчин. Те были слишком заняты контрактом и самими собой, чтобы заметить её состояние. Тодороки пулей вылетела из кабинета. В лифте ей стало совсем худо. Живот скрутило, было ощущение, что вот-вот вырвет. Не дождавшись пока дверь лифта полностью откроется, она выбежала из кабины прямиком на улицу. Её лицо обдало вечерней прохладой, но она этого не почувствовала. Внутри каждая клетка словно вскипала от злобы, обиды и несправедливости. К горлу подступила рвота. Согнувшись над мусорным баком её вырвало в несколько спазмов. Во рту осел противный кислый привкус. Шото сплюнула и остервенело стерла смесь слюней и рвоты с лица. А ещё – мерзкий поцелуй Бакуго. Она поймала на себе множество озадаченных взглядов прохожих и сорвалась с места, подавшись в бега. Она бежала мимо магазинов одежды, кофеен, булочных. Мимо цветочный лавок и станций метро. Бежала на красный свет светофора и мимо огромного числа людей. У неё не было цели, куда бежать, поскольку её квартиры больше нет, все вещи перевезены в новое обиталище. Домом язык не поворачивался назвать. Разгоряченную кожу мелкими каплями тронул дождь, но Шото это не остановило. Не остановили ни боль в боку, что усиливалась с каждым шагом, ни подкашиваются ноги, ни судороги в руках. Она бежала, что было сил, ускоряла шаг, только чтобы хоть на мгновение забыться. Неужели Рей тоже пришлось пройти через подобное? Чувствовала ли она себя товаром на рынке, когда другой распорядился её судьбой, её телом? Сопротивлялась ли она? Хотели ли уйти от Энджи, прихватив детей? Хотела ли она вообще рожать, или это желание ей тоже навязали? О чём же она мечтала, какой женщиной хотела стать? Шото никогда этого не узнает. Одежда промокла насквозь и отяжеляла бег. Двухцветные волосы растрепались и прилипли к лицу и шее. Назойливо лезли в рот и нос. Шото едва не споткнулась о собственные ноги и не упала. Одежда от пота и дождя прилипла к телу, стопы казались стёрты в кровь. Со стороны она похожа лишь на девушку, которая куда-то спешила, но внутри неё бушевал ураган. Ведь джинсы, кроссовки и коричневый худи – мало походили на спортивную одежду. Как и впрочем на свадебный наряд. Тодороки никогда не мечтала о свадьбе. Никогда не хотела выйти замуж. Но она бы соврала, если сказала бы, что если любимый человек встанет на одно колено и предложит бы руку и сердце, она ни за что ему не откажет. День её свадьбы – день мечты для каждой девочки, даже для самой циничной, холодной. День счастья для той, кого полюбили и с кем решили провести всю жизнь. Но Энджи Тодороки превратил его в кошмар наяву. Всё в кабинете было не по-настоящему. Всё было сухо, административно и пропитано формальностями. Ничего человеческого. Этот день не должен был стать счастливым. В заднем кармане завибрировал телефон. Шото остановилась и свалилась на мокрую от дождя скамейку, больно ударившись об неё бедром. Лёгкие больно стягивало, воздуха не хватало как бы она не дышала, перед глазами всё плыло, голова кружилась, ноги налились свинцом. Казалось, что она в секунде от того, чтобы потерять сознание. Она достала телефон. На экран тут же накапало дождём. Высветилось сообщение от отца. В нём не было вопроса “Где ты?” или “Куда посмела смыться?”, в сообщение был адрес и код из шести цифр. Адрес их нового обиталища и код-ключ от замка. Телефон завибрировал ещё раз. Было написано, что её немногочисленные вещи перевезены в квартиру.