The lamb's thirst

Проходят дни, а его прогулки в лес становятся все короче и короче. Она не может понять, почему. Теперь, когда он возвращается оттуда, ягненок сразу же направляется к ней. Рей не обращает на него внимания, пока Соло не скрывается из виду, а сам он делает вид, что не заметил перемены в настроении своего любимого ягненка. Ему не приходится долго оглядываться по сторонам каждый раз, когда не видит его рядом – если он не может его найти, это значит, что тот лежит у ее ног. Однажды вечером, когда небо уже темнеет, Соло подходит к ней и берет сонное животное на руки, спрашивая: — Ты дала ему воды? Как будто они делят опеку. Ее первый порыв – стиснуть зубы и сказать ему, что это не ее ответственность, но потом, по непонятной причине, она просто кивает. И ей чертовски не нравится то, что в своей голове она начала называть ягненка Кузнечиком. Рей до сих пор не может спать по ночам. Окоченевшее тело Зуи продолжает раскачиваться на конце веревки в темноте. Ее собственная комната слишком похожа на ту, в которой она нашла Зуи, и поэтому, пока она держит глаза открытыми и смотрит на потолок, все, что она видит, – это место, куда Зуи привязала веревку. Рей задается вопросом, как бы она это сделала, если бы однажды захотела покончить с собой. У нее есть V-k8, но это было бы слишком грязно, на ее вкус. Она может пойти в лес и забраться на дерево, чтобы спрыгнуть оттуда. Было бы здорово побывать там перед смертью. Зуи рассказала ей о еще одной хижине, построенной для отряда стражей еще в те времена, когда все нерегулярные формирования прятались в лесах. В то время стражи жили в одной большой комнате, а не в отдельных, как сегодня. Интересно, это помешало бы Зуи повеситься? Скорее всего, нет. После обеда она почти систематически засыпает – вернее, медленнее дышит с закрытыми глазами, на несколько минут теряя связь со временем и способность ориентироваться в пространстве. Это самое близкое ко сну из того, что она может получить. Однажды днем ​​у нее, как обычно, тяжелеет голова, и она слышит, как ноги ягненка пинают грязь почти на всем пути от хижины Соло, пока он бежит к ней. Рей приоткрывает один глаз и видит, что он стоит у ее ног и смотрит на нее. Без всякой причины, он беекнул на нее, да так громко, что она даже слегка подпрыгнула. Как будто он на нее злится. Какого хрена? Он стоит на задних лапах, вытянув шею вперед, опираясь на её колени, машет ножками, высунув язык – потому что, видимо, хочет оказаться у нее на коленях. Теперь это в порядке вещей. Не говоря ни слова, она берет его на руки и кладет к себе на колени, где он немного извивается, кряхтя. Она скрещивает ноги, чтобы ягненок не упал, и это неудобно. Она прижимает к себе животное. Но у ее рук есть уникальный способ передать своё раздражение: они начинают ласкать его сами по себе. Кузнечик довольно быстро устраивается и закрывает глаза, несмотря на жару. Она сама закрывает глаза и теряет сознание. Когда Рей открывает их снова, то слышит приближающиеся шаги; на самом деле уже слишком поздно, Соло уже увидел ее с ягненком на коленях, когда она проснулась, но она все равно вскакивает и, словно следуя инстинкту, сталкивает ягненка с коленей. Животное расстроенно пищит, когда приземляется. Он не ушибся, не упал слишком большой высоты, и тут же вскочил на ноги, беекая, раздосадованный и раздраженный. Но ей все равно стыдно, и она быстро поднимает глаза на Соло, напряженно ожидая его реакции. Он смотрит на нее искоса, приподняв одну бровь, явно пытаясь сдержать улыбку. Она мгновенно переключается со смущения на хмурость. А ему действительно все равно; он берет ягненка на руки, прижимает к груди и подходит к ней. — Извинись. Она застывает на месте, пытаясь понять, шутит он или нет, но обнаруживает, что это не имеет значения: — Нет. Ее голос довольно тихий по сравнению с его – она ​​не знает, почему напугана, но не собирается извиняться перед животным. Его тон искренен достаточно, чтобы обезоружить ее. — Почему нет? — Он не может меня понять, — возражает она, сдержанно фыркая от раздражения, что ей приходится констатировать очевидное. — А я могу. Загнанная в угол, она ёрзает на кресле и смотрит куда угодно, только не на него. Затем встает и уходит, прежде чем не сказала что-нибудь, о чем будет сожалеть. Или еще хуже: прежде чем извинится перед этим чертовым ягненком. Той ночью её изнеможение достигает нового уровня, но она по-прежнему ничего не может с этим поделать. Впервые ей в голову приходит мысль, что Соло, возможно, тоже не спит. Он не похож на человека с устойчивым циклом сна. А ведь еще нет и полуночи. Она встает с кровати и, прежде чем выйти, берет старую монету, которая хранится у нее с тринадцати лет и используется для нескольких бессмысленных игр. Она, конечно, не будет поднимать эту тему, но на всякий случай. Сейчас полнолуние, и благодаря тому, что земля такая белая, она видит почти так же хорошо, как днем. Она шлепает в сторону хижины Соло, босиком, в майке и хлопчатобумажных штанах, которые использует как пижаму. Издалека она видит, что из-под его входной двери льется свет. По пути она немного дрожит: если днем ​​жара невыносима, то ночью довольно холодно, так что для сна нужны одеяла. Чем ближе Рей подходит, тем медленнее ее шаги. У нее есть сомнения. Ей стыдно приходить и так открыто просить его о компании. Больше всего на свете она боится, что он пошлет ее на хуй. Она не справится с этим хорошо и задается вопросом, стоит ли рисковать. Поэтому, подойдя к двери, она замирает в тот момент, когда собирается постучать. Кулак замирает в воздухе, а затем медленно опускается обратно. Изнутри не доносится ни звука. Должно быть, он спит. Или, по крайней мере, она хочет верить, что это веская причина струсить. Она поворачивается, но тут же останавливается как вкопанная, широко раскрыв глаза. Он стоит всего в нескольких футах от нее под лунным светом, уставившись на нее с непроницаемым лицом, с охапкой сухой одежды в руках, которую он вешал на бельевую веревку с правой стороны своей хижины. На нем белые трусы, закрывающие его до колен, и белая рубашка с длинными рукавами. Его ботинки развязаны. Как по-домашнему. За исключением того, что на самом деле это не так – ей просто кажется, что она мешает. Она пытается придумать что-нибудь быстрое, чтобы оправдать свое присутствие здесь, но он оказывается быстрее и делает шаг к ней. — …дверь, пожалуйста. Она сглатывает, послушно открывает дверь, и он входит. Она остается снаружи на несколько секунд. Затем следует за ним внутрь, когда видит, что он не захлопнул перед ней дверь. У стены встроено около сотни банок, доходящие ей до плеч. Это единственное, на что она сразу же обращает внимание. Это напоминает ей складское помещение станции. Ее взгляд падает на раковину в углу, возможно, вышедшей из строя, затем на односпальную кровать и кучу книг, сложенных рядом. Рядом на полу находится динамо-лампа. Справа от нее в углу стоит небольшой квадратный стол с двумя стульями. Под ним спит Кузнечик. Он складывает белье, не слишком аккуратно, но все же не торопясь, а она ждет, пока он спросит, что ей нужно. Но Соло не спрашивает, как будто это нормально, что она здесь, как будто она уже много раз приходила к нему посреди ночи. Наконец, она спрашивает самым тихим голосом: — Ты... ты собираешься ложиться спать? — Да, — отвечает он, как всегда спокойно, сосредоточившись на складывании вещей. Она старается не выдать своего разочарования. Его голос становится глубже: — Почему ты встала? Она не хочет говорить о Зуи. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Не с ним. В конце концов она бормочет; — Я не могу уснуть. Ему нечего на это ответить, и он продолжает невозмутимо складывать вещи, по-прежнему не глядя на нее. Закончив, он снимает ботинки, и она немного паникует, понимая, что он действительно собирается спать. Она делает последнюю попытку. К книгам у нее нет никакого интереса, но она старается изо всех сил, пытаясь спросить, что он читает или какая его любимая книга, надеясь, что это поможет начать разговор, который хотя бы немного скоротает время: — Что... что ты... что тебе... ...только для того, чтобы потерять дар речи, когда он подходит к ней и хватает ее за руку, чуть выше локтя. Хватка не тугая, не болезненная, но, тем не менее, крепкая. Она уверена, что он собирается молча открыть дверь и вышвырнуть ее на улицу, и сразу же умолкает, стыдливо опустив подбородок. Но он тянет ее за собой к кровати. Теперь она просто сбита с толку. Ее глаза расширяются, когда он отодвигает одеяло и заставляет ее залезть, не говоря ни слова, его собственные глаза сосредоточены на том, что он делает, не встречаясь с ее. — Подвинься, — приказывает он. Хоть и в некотором замешательстве, она спешит это сделать, ее плечо ударяется о стену, смущение лишает дара речи, когда он забирается вместе с ней. Он ложится рядом, пока она все еще стоит на коленях и смотрит на него, моргая. И снова он озабочен лишь тем, что делает, и не обращает внимания на выражение ее лица. Он с ворчанием тянется к динамо-лампе и выключает ее без какого либо объяснения. В комнате становится темно. Рей все еще сидит рядом с ним, когда чувствует, как его рука слепо нащупывает ее колено – но это не то, что он искал, потому что теперь он берет ее за руку и тянет, не слишком сильно, но достаточно твердо, чтобы заставить ей лечь рядом с ним. Рей по-прежнему ничего не говорит, ошеломленная, а он натягивает на нее одеяло, когда она ложится. Застыв, она лежит к нему спиной, пытаясь дать ему как можно больше места на этой маленькой кровати, лицом к стене и придвинувшись к ней как можно ближе. Рей чувствует, как рука Соло скользит по ее талии, прежде чем он снова притягивает ее к себе, немного грубо, в то время как сам меняет позу, пока ее спина плотно не прижимается к его груди, его рука твердо и крепко обнимает ее, а его бедра вплотную прижимаются к её бёдрам. Его дыхание теплое и спокойное в ее волосах. Исходящее от него тепло ошеломляет. На какой-то момент у неё прерывается дыхание. Тем временем его собственное дыхание успокаивается. Очевидно, что происходящее его нисколько не беспокоит; как будто для него ничего не изменилось. Соло хорошо удерживает ее на месте, но она все равно нервно теребит одеяло ногами. — Перестань двигаться. Слышать его голос так близко к своему уху – самая странная вещь. Тем более, учитывая, как эти слова резонируют в ней. Рей замирает. В каюте почти полная тишина, не считая его дыхания и слабого посапывания ягненка. Сердце бешено колотится в груди. Он обнимает её крепче, и она набирает в легкие побольше воздуха. Такое чувство, будто ее сердце пытается вырваться из грудной клетки, и они оба работают над тем, чтобы удержать его там, в безопасности. Из них получается хорошая команда, потому что через какое-то время она успокаивается. И проваливается в сон.