***
Когда он принимал этот заказ, то первым делом подумал: «Ничего необычного». Сценарий был довольно распространенным в его практике: заказчик, стереотипный урод без принципов, получил от ворот поворот, когда попытался подцепить новую пассию. Не получилось. Попытка взять силой провалилась с треском, парень донес ментам. Дело, конечно, прикрыли, но это животное хотело большего — мести. Хуа Чэн тогда только глаза закатил, выслушивая очередную злодейскую речь, которую толкал его клиент, явно вдохновлявшийся современной масмедиа-культурой. Но суть уловил — цель должна страдать. А это было по его части. Как говорится, деньги не пахнут, и не ему рассуждать о высоком. План, в сущности, был простым: втереться в доверие, использовать, а потом разрушить до основания. О, он был в этом мастером. Хуа Чэн знает, что делать. Случайная встреча в кафе, кофе, пролитый на белоснежный свитер. Извинения, поймать за руку, представиться левым именем, уговорить на химчистку и ещё одно кофе. Обязательно с десертом. Обменяться номерами — и вот уже жертва клюнула на обработанный ядом крючок, подписывая свой контакт в чужом телефоне, ставший его смертным приговором: «Се Лянь». Он действовал плавно, не спеша, со вкусом вымеряя каждую деталь. Ласковые интонации, искреннее участие, игривый прищур глаз. И обязательно прозвище, только для них двоих. Поразительно, но каждая его жертва велась на эту уловку. — Ну что ты, Гэгэ, мне совсем не сложно! Давай встречу тебя после работы. Ночью опасно одному возвращаться, я защищу тебя, да и вместе веселее! Заказчик истерил в трубку, не понимая, «почему так медленно?!», на что Хуа Чэн цыкал и раздражённо выдыхал: — Всему свое время. И время наступило. Так быстро, что было даже слишком просто. Хуа Чэна тогда даже дёрнуло чувство вины, когда его жертва сама с интересом спросила, почему у его сигареты такой странный запах. Наивный, Се Лянь широко распахнув глаза слушал о том, как просто на самом деле достать травку в Шанхае. Долго отпирался поначалу, но с горем пополам поддался — первая тяжка резко дала по горлу, тот закашлялся, но, подгоняемый смешками Хуа Чэна, потянулся за второй — прямо так, с его руки, мазнув губами по подушечкам пальцев. Сердце Хуа Чэна сжалось, губы пересохли. Он тогда не понял, почему его бросает в дрожь. Он тогда подумал: «ну все, погнали». Се Лянь не замечал, как медленно менялся вкус косяков, которые из раза в раз предлагал ему Хуа Чэн. Соглашался сначала нехотя, потом стал втягиваться. Трава, с каждым разом всё больше разбавляемая синтетикой, медленно пускала в него корни. Он становился мнительным, раздражительным. Не понимал, что с ним происходит. Но продолжал затягиваться с удовольствием с его, Хуа Чэна, рук, соблазнительно обнимая губами фильтр и выдыхая сладковатый дым ему в рот. — Знаешь, Саньлан, только с тобой мне так спокойно. Весь день сегодня на иголках, но стоило тебя увидеть — и в груди словно цветы распускаются. Наверное, так ощущается весна. Понадобилось очень мало времени, чтобы он подсел. Ещё меньше — чтобы он захотел большего. Се Ляня потряхивало, когда он за полночь ввалился в квартиру Хуа Чэна, падая прямо в его руки. — Сань Лан, прошу, я не знаю, что со мной. Я хочу, очень хочу. Хуа Чэн тогда задохнулся от ужаса, задней мыслью понимая, что всё идёт по плану, а внутри что-то пошло трещинами. Его жертва повелась, все так, как должно быть, но почему тогда так тошно?.. Но он не был бы профессионалом, если бы не взял себя в руки. — Гэгэ, успокойся, я помогу тебе. Я обо всем позабочусь. Хуа Чэн не соврал. Он позаботился о нем. Он медленно вбивал гвозди в его гроб, заботясь о том, чтобы Се Лянь ни за что оттуда не выбрался. Он не понимал, что в том гробу было слишком много места для одного человека.***
Се Лянь понял, что произошло, когда стало слишком поздно. Он очнулся спустя месяц, разрыдавшись на плече Хуа Чэна после очередной дозы. Когда понял, что чувство эйфории не наступало слишком долго, а препарат лишь притупил затяжную выматывающую ломку. Он рыдал, вжимаясь в своего Сань Лана, шептал несвязный бред, а Хуа Чэн гладил его негнущимися пальцами по спутавшимся волосам и рушился изнутри, понимая, что скоро все закончится. Осталось совсем чуть-чуть. Именно тогда он услышал от Се Ляня, разум которого был истощен химией и многочасовой истерикой, те слова, что выбили из—под его ног землю. Его самое жуткое откровение. — Знаешь, Саньлан. Я ведь тогда, в кафе, согласился познакомиться с тобой, потому что ты мне кое-кого очень сильно напомнил. — И кого же я тебе напомнил, Гэгэ? — Когда мне было семнадцать, я спас мальчика. На торговый центр тогда напали террористы, его родителей расстреляли у меня на глазах, а я его своим телом накрыл, после чего держал рядом с собой, пока не пришли силовики. Ты так похож на него. Даже шрам на глазу точь в точь тот, что он получил в тот страшный день. Се Лянь тогда заснул, теряя последние силы, а Хуа Чэн застыл изваянием каменным, лишившись всех чувств. Ему хотелось верить, что это лишь страшный сон. Перед глазами вновь был тот злополучный день, когда он, счастливый восьмилетний именинник, потерял родителей в торговом центре под шальными пулями террористов. Тот день, после которого он стал беспризорным нищим из бедного квартала, попавшим в не лучшую компанию. Тот день, лишивший его светлого будущего и уведший тропу его жизни в сторону залитой кровью дороги криминала. И тот человек, ради которого он поклялся выжить. Он смутно помнил, что происходило ночью. Как собирался, как доставал из сейфа холодное оружие. Как добирался до квартиры в элитном комплексе, как вскрывал дверной замок, как в тишине спящей квартиры вскрывал чужую мясистую глотку. Как отмывал руки от крови, убирал нож в зип-пакет, как зачищал следы своего присутствия, не до конца уверенный, что ничего после себя не оставил. Хотя, если честно, тогда уже было наплевать. Если честно, он сам виноват, что так получилось. Он сам виноват, что не проверил досье жертвы. Что взялся за этот сомнительный заказ. Что ступил на этот залитый кровью путь. Что спутался с той шайкой в квартале красных фонарей. Что сбежал тогда от полицейских, когда Се Лянь на миг отвернулся, рассказывая оперативникам, что произошло в торговом зале. В принципе, он виноват в том, что выжил в тот чертов день. Утопающий в зыбучей безысходности, он заставлял свой мозг думать, что делать с произошедшим. Он думал, как вытаскивать Се Ляня из той ловушки, в которую сам его загнал. На госучреждения смысла надеяться нет, а подпольщики с радостью сдадут его властям. Нужны будут новые документы. Вывезти его из страны. Найти рехаб за границей. Будет сложно, но с его связями звучит вполне реально. Он бездумно улыбался, глядя в зеркальную дверь лифта. Ничего, они справятся. Се Лянь сильный мальчик. Он вытащит его. Се Лянь поймет его. Они будут счастливы. Се Лянь будет жить. Провернулся с грохотом замок, скрипнула нервно дверь. Чуткий слух Хуа Чэна уловил глухой звук текущей воды, доносящийся из глубины квартиры. Хуа Чэн шагнул в прихожую, и поток его хаотичных мыслей порализовало влажным шлепком подошвы об пол. Ботинок стремительно намокал. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что произошло. Не стоило оставлять сейф в спальне открытым.***
Хуа Чэн утер высыхающие на щеках слезы, тяжело переводя дыхание. Блевать было больше нечем. На негнущихся ногах он подошёл к ванной, заполненной доверху. Всплеск переливающейся за борта воды был оглушающе звонким в мертвой тишине ванной комнаты. Неловко, словно в пьяном угаре, Хуа Чэн погружался в прохладную, бледно-розовую воду, ложась спиной на уже не вздымающуюсь бледную грудь. Левая рука скользнула вниз, вытаскивая из ещё не окоченевшей ладони хорошо заточенный нож, пока правая дергано щелкала колёсиком зажигалки, поджигая слегка влажный косяк. Да, Хуа Чэн знает, что делать.